Лапинская. - Слушай, да ты, дeйствительно, какъ мeлъ. (Всматривается.) Вотъ что: брось ты со своимъ султаномъ возиться. Чортъ знаетъ, нeтъ, это меня возмущаетъ.
Арiадна. - Глупо. Онъ, во-первыхъ, не султанъ.
Лапинская. - Ну, далай-лама, эмиръ бухарскiй…
Арiадна. - Пристаютъ съ чепухой. И главное, у самой какiя-то таинственныя переписки, нынче восторги, завтра слезы…
Лапинская (хлопая платочкомъ по столу). - Эхъ, ты-ы, жизнь наша дeвичья.
Арiадна. - Да еще, между дeломъ, съ Сергeемъ финтишь. (Деретъ ее за ухо.) Щенокъ дрянной!
Лапинская (вертится и выкручивается). - Насчетъ Сергeя Петровича я совсeмъ даже ничего… Ни въ одномъ глазу. Въ немъ и ходы никакого нeтъ.
Арiадна. - Смотри у меня!
Входитъ Игумновъ. Въ рукe у него двe розы.
Игумновъ. - Я говорилъ, что Арiадна очухается. Она живучая! (Беретъ со стола ножницы, аккуратно срeзаетъ стебли розъ.) Ты двужильная, Арiадна?
Арiадна. - Трехжильная.
Игумновъ (Лапинской). - Сiи розы дерзаетъ поднести скромный земледeлецъ.
Лапинская присeдаетъ, дeлаетъ реверансъ и насмeшливую гримасу. Беретъ розы, нюхаетъ.
Лапинская. - Одну дарю Арiаднe. Которая больше. Можно?
Игумновъ. - Ваша воля.
Арiадна. - Спасибо, Лапа. (Лапинская прикалываетъ ей розу.) Къ обeду прифранчусь.
Входитъ Генералъ, за нимъ Саламатинъ.
Генералъ. - И очень радъ видeть вновь… въ состоянiи здравомъ…
Арiадна (преувеличенно-горячо и быстро). - Да! Что жъ это киснуть вeчно… (Открываетъ окно). Благодать, свeтъ. А мы въ обморокахъ валяемся.
Генералъ. - Напрасно-съ.
Саламатинъ. - Я еще давеча говорилъ.
Генералъ. - Между прочимъ, я давно собираюсь васъ позвать, милая хозяюшка, и вашихъ друзей (обращается къ Лапинской и Игумнову; Игумновъ, улыбаясь, что-то говоритъ ей) ко мнe, запросто. En petit comitè. Можно устроить пикникъ, катанье на лодкe. Faute de mieux, поeздку на автомобилe.
Саламатинъ. - Машина новая. Сорокъ силъ.
Лапинская. - Здорово!
Игумновъ. - Бездeльники! Ну, это бездeльники. Кому покосъ, а кому автомобиль.
Лапинская. - И косите, складывайте, пожалуйста, свои копны, стога…
Игумновъ. (отпрядывая). - Виноватъ-съ, виноватъ.
Генералъ. - Покосъ - покосомъ, а развлеченiя - своимъ порядкомъ. У культурнаго человeка развлеченiя чередуются съ трудомъ. Это придаетъ жизни, какъ бы сказать, le goût de bon vin.
Арiадна (со слезами въ голосe). - "О, юность свeтлая моя!" Генералъ, у васъ вино найдется? У васъ-то, да у настоящаго, порядочнаго генерала, чтобы шампанскаго не было?
Генералъ. - Внe спора. Внe спора.
Арiадна. - Чeмъ не жизнь? Прieду, обязательно прieду… Напьюсь.
Горничная (въ дверяхъ). - Барыня, кушать подано.
Арiадна. - А пока что, у меня позавтракаемъ. Пожалуйста. Гдe Иванъ Иванычъ?
Игумновъ. - Удралъ, разумeется!
Арiадна. Кончено. Развеселая жизнь! Генералъ, вашу руку.
Всe идутъ въ столовую.
ДѢЙСТВIЕ ВТОРОЕ
Старинная бесeдка съ колоннами, у пруда, на возвышенiи; холмъ довольно крутъ; въ немъ, ниже бесeдки, нeкогда былъ гротъ; теперь входное отверстiе запирается рeшеткой; слeва родникъ съ каменнымъ водоемомъ; изъ античной маски бeжитъ вода. Золотистый, очень погожiй вечеръ. Надъ прудомъ стрекозы. Иногда проносится низко надъ водой голубая птичка. Въ бесeдкe Игумновъ, красный, разстегнувъ воротъ рубашки, и Полежаевъ
Полежаевъ. - Недавно я всталъ утромъ въ ужасно горькомъ состоянiи. Прямо пошелъ мимо пруда, и думалъ, какъ нерeдко за послeднее время, что погибаю. Вотъ. На пруду камыши есть. Когда я съ ними поравнялся, вдругъ они зашелестeли. Будто нeкоторый слабый, нeжный духъ сказалъ мнe нeчто. Я остановился. Въ горлe слезы. Вдругъ показалось, что не все еще пропало.
Игумновъ. - Ну, конечно, поэзiю развелъ. Нервы ослабeли, и все.
Полежаевъ. - Да, ужъ не очень сильны.
Игумновъ. - А, чор-ртъ. Трудно въ этихъ дeлахъ. Никуда не спрячешься.
Полежаевъ. ‑ Я и не прячусь. Все же голубая бездна надъ нами, благоуханiе покоса, сiянiе солнца передъ вечеромъ даютъ какъ бы мгновенное отдохновенiе… Интервалъ въ тоскe.
Игумновъ. - Ф-ф-у-у! (качаетъ головой).
Полежаевъ. - А иной разъ въ такую минуту взглянешь на крестьянъ, мужиковъ, среди которыхъ мы живемъ, и даже позавидуешь, какъ ясно все, какъ просто. Твердый, прямой путь.
Игумновъ. - Э-э, братецъ ты мой, хитрая штука.
Полежаевъ. - Но когда почва подъ ногами колеблется… все принимаетъ туманно-обманчивый обликъ…
Игумновъ (смeется). - Ты рeжешь свои яблони и думаешь, что нашелъ истину?
Полежаевъ. - Ахъ, ну, гдe же истину? Какiя слова! Но чeмъ-то жить надо…
Игумновъ. - Свой путь! Мнe бы, въ сущности, на покосъ надо, а вотъ сижу тутъ… и чего-то жду.
Полежаевъ. - Ты-то, кажется, крeпко… на ногахъ стоишь.
Игумновъ. - Крeпко… крeпко. Можетъ быть. Былъ я пeвчимъ, мечталъ въ театръ поступить. Собралъ бы пожитки въ кулечекъ, палку въ руки, да въ Москву, по шпаламъ. Однако, это не вышло. А случилось, что вонъ тамъ, за твоимъ паркомъ, пригнeздилась и моя усадебка. Что называется – ближайшій сосeдъ. Ты думаешь, хозяйничать очень весело? (Пауза). Ну, то ушло, какъ юность, глупость. Но одно осталось… (Смeется, какъ бы конфузливо). Въ мужицкой душe осталось желанiе… какой-то красоты, прелести… пожалуй, чего и нeтъ въ жизни.
Изъ парка выбeгаетъ Лапинская.
Лапинская. - Ужасно смeшной дяденька тутъ сейчасъ былъ. Дарья Михайловна косарямъ водки подноситъ, ну, какъ онъ усы обтиралъ, и такiе серьезные-серьезные глаза, закинулъ голову, водка буль-буль, крякнулъ и огурчикомъ заeлъ. Пресмeшной.
Полежаевъ. - Можетъ быть… мнe взглянуть на покосъ?
Лапинская. - Только тебя и недоставало. Да что это, право, здeсь всe работать собираются? Прямо рабочая артель. И мы съ Дарьей Михайловной варенье варили… вонъ тамъ у ней такая печурка устроена на воздухe…
Игумновъ (точно проснулся). - Варенье варили?
Лапинская (взглядываетъ чуть съ усмeшкой). - Да, мой ангелъ. Крыжовенное. Ваше любимое. Дабы зимой доставить вамъ скромное деревенское развлеченiе.
Полежаевъ. - Ты Арiадны не видала?
Лапинская. - Ну, твоя Ар-рiядна… Я ужъ и не знаю, гдe она теперь. Съ полчаса назадъ заeзжалъ этотъ генеральскiй юноша… на автомобилe. И тотчасъ они сцeпились. Ils étaient sur le point de поругаться. Арiадна непремeнно хотeла сама править. А онъ говоритъ: это вздоръ, вы не умeете. Ну, и она ему вдесятеро. Такъ что дeло пошло на ладъ.
Полежаевъ. - Да ужъ она выдумаетъ. (Уходитъ).
Лапинская. - Му-удритъ Арiадна. Послeднiй разъ у генерала бутылку шампанскаго вылакала. Назадъ eдемъ, она говоритъ: "Хочешь, сейчасъ подъ машину выброшусь?"
Игумновъ (какъ бы выходя изъ задумчивости). - Вы сказали: ангелъ мой. Какъ…
Лапинская. - Это я нарочно. Въ шутку, Сергeй Петровичъ.
Игумновъ. - За идiота меня считаете… Разумeется, понимаю. И все же…
Лапинская. - Ахъ, ничего не за идiота. Просто я все острю, острю. И что это, правда, со мной такое?
Игумновъ. - Вамъ захотeлось посмeяться. Больше ничего.
Лапинская (какъ бы про себя). - Да, на самомъ дeлe, чего это я все острю?
Игумновъ (улыбаясь). - Все равно. Разскажите, какъ варенье варили.
Лапинская. - Это глупо. Варили и варили. Ничего интереснаго.
Игумновъ. - Полоумiе! Нeтъ, позвольте, почему же по утрамъ, когда я прохожу подъ окномъ, гдe вы спите, то снимаю шляпу, и кланяюсь, съ идiотическимъ видомъ? И въ душe у меня звонъ въ колокола?
Лапинская (свиститъ, какъ мальчишка, сквозь зубы). - "Честь имeю васъ поздравить со днемъ вашихъ именинъ".
Игумновъ. - Начинаетъ разводить.
Лапинская. - Хорошо, другъ мой, я васъ понимаю. Я сама такая же шальная, когда влюблена.
Игумновъ. - Вы и сейчасъ влюблены. Въ кого? Въ кого вы влюблены?
Лапинская. - Oh-la-la!
Игумновъ. - Свистите, острите, издeвайтесь сколько угодно, запускайте французскiя слова, все равно, вы такъ же очаровательны и знаете это, и, какъ настоящей женщинe, вамъ нравится, что около васъ человeкъ пропадаетъ.
Лапинская. - И вовсе не очень нравится.
Игумновъ (рeзко). - Отъ кого письма получаете? Почему все время…
Лапинская (спокойно). - Отъ друга.
Игумновъ. - Да, ну…
Лапинская. - И какъ допрашиваетъ строго! Прямо помeщикъ съ темпераментомъ.
Игумновъ (глухо). - Глупо, до предeла. Разумeется, какъ болванъ себя веду. (Помолчавъ). Въ Москвe вы будете разсказывать прiятельницамъ, какъ лeтомъ въ васъ влюбился мужланъ и приревновалъ… ха… скажите, пожалуйста, какой чудакъ! Комическая фигура…
Лапинская. - Ничего не буду разсказывать. Совершенно не буду.
Игумновъ. - Во всякомъ случаe, должны. Да и правда, смeшно. Жилъ-былъ человeкъ. Попробовалъ то, другое, женился на скромной дeвушкe, поповнe…
Лапинская. - Только не впадайте въ сантиментальное восхваленiе жены…
Игумновъ. - Получилъ крошечное имeньице, и погрузился въ молочное хозяйство, въ жмыхи, сeялки, клевера.
Лапинская. - И преуспeлъ.
Игумновъ. - Преуспeлъ.
Лапинская. - Нивы его стали тучны, овцы златорунны. Житницы…
Игумновъ. - Все перебиваете.
Лапинская. - И вотъ предстала предъ нимъ дeва изъ земли Ханаанской, собою худа и плясовица, и многимъ прельщенiемъ надeлена. Онъ же захотe преспать съ нею. Однимъ словомъ… ну, дальше я не умeю. Только ничего не вышло. Лишь себe напортилъ.
Игумновъ. - Вотъ именно. А она укатила, все такая же счастливая, веселая.
Лапинская. - Ошибка! Она уeхала, и все попрежнему не знала… одного не знала…
Игумновъ (кротко). - Кого бы еще въ себя влюбить.
Лапинская (смотритъ на него внимательно и какъ бы съ грустью.) - Она не знала, любитъ ее другъ, или не любитъ?
Игумновъ. - Конечно, любитъ.
Лапинская (совсeмъ тихо.) - А она сомнeвалась. И все острила, все дурила…
Игумновъ. - Она была… прелестная.
Входитъ Дарья Михайловна.
Дарья Михайловна (раскраснeлась отъ варки варенья, голова повязана платочкомъ, сверхъ платья передникъ. Въ рукахъ держитъ блюдечко). - А вы-таки сбeжали, Татьяна Андреевна. Не дождались вишенъ, да и крыжовникъ безъ васъ дошелъ. Боялись, что пожелтeетъ. А видите, какъ прелесть. Смотри, Сережа, прямо зеленый, точно сейчасъ съ вeтки. (Протягиваетъ блюдце съ горячимъ еще вареньемъ.)
Игумновъ. - Зам-мeчательно!
Лапинская (беретъ ложечку). - Я люблю сладости. Можно?
Дарья Михайловна. - Пожалуйста.
Лапинская быстро и ловко смахиваетъ въ ротъ все варенье.
Игумновъ (смeется). - Только мы его и видeли. Ничего не оставила?
Лапинская. - Что жъ на него смотрeть.
Игумновъ. - Цо-ппъ! И пустое блюдечко.
Дарья Михайловна. - Какъ ты странно говоришь. Будто упрекаешь Татьяну Андреевну. Я затeмъ и принесла, чтобы пробовали.
Игумновъ. - Да, странно. Конечно, странно. (Смотритъ въ сторону.)
Дарья Михайловна (садится). - Тутъ такое мeсто красивое, посидeла бы, да некогда. Мужики говорятъ, нынче молодого сада не выкосить. Трава буйна. И понятно, просятъ еще водки. (Игумновъ молчитъ.) Да, забыла тебe сказать: заeзжали изъ лавки, отъ Сапожкова, въ среду теленка рeжутъ, предлагаютъ телятины. Что жъ, по-твоему, взять?
Игумновъ (не сразу). - Какъ знаешь.
Дарья Михайловна. - Теленокъ хорошiй, поеный. Это ужъ я знаю. А у Аносова опять Богъ знаетъ что дадутъ. Какъ ты посовeтуешь? (Игумновъ молчитъ.) Сережа, ты слышишь?
Игумновъ. - Слышу.
Лапинская. - Ну что жъ, вамъ русскимъ языкомъ говорятъ, брать у Сапожкова или нeтъ?
Игумновъ (рeзко встаетъ). - Да ну ихъ къ чорту, всeхъ вашихъ Сапожковыхъ, Телятниковыхъ, Собачниковыхъ.
Дарья Михайловна. - Чего же ты…
Игумновъ. - Мнe это надоeло. Понятно? Смертельно надоeло. Покупайте телятину, баранину, свинину, я пальцемъ не пошевельну. (Уходитъ.)
Дарья Михайловна. - Разсердился! Что такое? (Смущенно.) Правда, какой нервный сталъ. Изъ-за пустяка вспыхиваетъ…
Лапинская. - Эти великiе визири всe такiе.
Дарья Михайловна. - Какiе визири?
Лапинская. - Ну, мужья. Воли много забрали.
Дарья Михайловна. - У Сережи, правда, характеръ горячiй, но всегда онъ былъ добръ со мной. А послeднее время… Такъ непрiятно. Ему будто все скучно, апатiя какая-то. Говоритъ, мы здeсь страшно опустились.
Лапинская. - Всe они жалкiя слова говорятъ.
Дарья Михайловна. - Конечно, здeсь не столица… И многаго ему нехватаетъ. Онъ очень музыку любитъ… Теперь его интересуетъ новые танцы, вотъ, какъ вы танцуете.
Лапинская. - Наши танцы всe ф-ф, мыльный пузырь.
Дарья Михайловна. - Я его даже понимаю. Да что подeлать? Мы не можемъ жить въ городe.
Входятъ Машинъ и Полежаевъ.
Машинъ. - Прямо, знаете, Леонидъ Александровичъ… надо бы сказать… посовeтовать. (Кланяется Лапинской, Дарьe Михайловнe.)
Полежаевъ. - Иванъ Иванычъ недоволенъ…
Машинъ (дамамъ). - У меня въ жнеe шестеренька поизмоталась… думаю, у сосeда не нашлось бы. Только, на московское шоссе выeзжаю, изъ-за поворота… да… автомобиль. Вороненькiй мой въ сторону, дрожки совсeмъ было набокъ… я-то удержался, все же. Помиловалъ Богъ.
Дарья Михайловна. - Чей же это автомобиль?
Машинъ. - Генераловъ, какъ есть… генераловъ. И такъ, знаете ли, мчался… просто пыль… тучей. Точно бы мнe показалось - Арiадна Николаевна за управляющаго. Молодой же человeкъ этотъ, господинъ Саламатинъ, сзади, на сидeньe.
Лапинская. - Арiадна покажетъ…
Дарья Михайловна. - Мнe сегодня говоритъ: хочу, говоритъ, попробовать, какъ это сто верстъ въ часъ eздятъ.
Машинъ (Полежаеву). - Да… ну, а насчетъ шестереньки какъ же? У васъ-то, запасная найдется? Машина та же… Адрiансъ-платтъ.
Полежаевъ. - Вeроятно… Конечно. Я думаю, найдется. Хотя, говоря откровенно, и самъ не вполнe знаю, что у насъ есть, чего нeтъ.
Лапинская. - Иванъ Иванычъ, а что вы думаете о любви?
Машинъ (недоумeнно смотритъ не нее). - Я говорю: шестереньки нeтъ ли…
Лапинская. - А я васъ спрашиваю, каковъ вашъ взглядъ на любовь.
Машинъ (Полежаеву). - И номеръ помню: сто семьдесятъ, а.
Лапинская (сбeгаетъ къ водоему). - Прямо, со мной и разговаривать не желаетъ.
Машинъ. - Вы все барышня… а… тово. Я не знаю, какъ отвeчать. (Улыбается.)
Лапинская. - А вотъ я васъ прохвачу за это. (Брызгаетъ водой.) Шестеренька. Разъ! Еще.
Машинъ (смeется добродушно). - Такъ вeдь и выкупаешься, право.
Быстро, въ волненiи, входятъ Арiадна и Саламатинъ.
Саламатинъ. - Нельзя, вы понимаете, нельзя браться за руль, если не умeешь. И пускать машину полнымъ ходомъ.
Арiадна. - Тогда зачeмъ было со мной eхать?
Саламатинъ. - И минуты не думалъ, что вы такъ…
Арiадна. - Хотите сказать, что я сумасшедшая?
Саламатинъ. - Такое слово…
Полежаевъ. - Да позвольте, въ чемъ дeло?
Дарья Михайловна. - Арiадночка, вся бeлая…
Саламатинъ (раздраженно). - А то, что благодаря Арiаднe Николаевнe, мы чуть шею себe не свернули.
Машинъ. - Ужъ очень быстро eздите… господа. Развe же можно?
Саламатинъ. - А вы поговорите съ ней, я васъ очень прошу, убeдите Арiадну Николаевну, что кромe ея причудъ и фантазiй еще кое-что имeется.
Арiадна (Саламатину). - Просто васъ надо было прогнать.
Саламатинъ. - Меня прогнать не такъ-то просто.
Полежаевъ (сидитъ рядомъ съ Арiадной, очень встревоженно). - Да какъ… это все?
Арiадна. - Мы возвращались… совсeмъ и не быстро…
Саламатинъ. - У ней и прiемъ не тотъ, руки не сильны. Машина виляетъ. Чортъ знаетъ что!
Арiадна. - Да вы… вы сами, убирайтесь вы! (Вся дрожитъ отъ гнeва.) Я васъ и не просила со мной eхать. Машина генералова.
Дарья Михайловна. - Что-жъ, наскочили на кого?
Арiадна. - Просто домой возвращались, и на шоссе, на поворотe, я не разсчитала, не успeла. Автомобиль въ канаву… но мы цeлы… только ушиблись.
Саламатинъ (окружающимъ). - Нeтъ, вы понимаете, я, какъ спортсменъ, я долженъ протестовать противъ подобнаго отношенiя къ дeлу.
Лапинская. - Охъ, эти мнe спортсмены.
Дарья Михайловна. - Ну, ну, Арiадночка, ты мнe потомъ спокойнeе разскажешь. А то дeла мои… (Уходитъ.)
Арiадна. - Алексeй Николаевичъ, вы со мной дерзки.
Саламатинъ. - Не знаю, кто дерзокъ…
Арiадна. - А я знаю. И не хочу съ вами разговаривать.
Саламатинъ. - Ахъ, пожалуйста… (Быстро уходитъ.)
Арiадна. - Мальчишка! Туда же!
Лапинская. - Называется, Арiадна распалилась.
Арiадна (вдругъ устало). - Ахъ, оставь, Лапа. Право, ну что это такое…
Машинъ. - Да… ничего. Вотъ и шумъ вышелъ. (Арiаднe.) Хорошо еще, ножку себe не зашибли. А то недeльки бы двe похромали… какъ лошадка закованная. (Полежаеву.) Такъ какъ же насчетъ шестереньки? Стало быть, къ вашему приказчику?
Полежаевъ. - Конечно, конечно.
Машинъ. - Такъ-съ. А засимъ, мое почтенiе. (Подаетъ Арiаднe руку.) Всякихъ благъ. (Отходя, какъ бы про себя.) Я и номерокъ помню… сто семьдесятъ, а…
Арiадна (вполголоса). - Блаженни чистiи сердцемъ. (Минуту сидитъ молча, какъ бы въ глубокомъ утомленiи. Полежаевъ встаетъ, дeлаетъ къ ней шагъ.) Ай, не наступи! Наступишь.
Полежаевъ. - На кого… на что?
Арiадна. - Вонъ Божья коровка ползетъ, по хворостинкe. (Показываетъ пальцемъ.) Дай сюда. (Полежаевъ подаетъ ей прутикъ). Ты бы и раздавилъ. А это, можетъ, у нихъ все равно, что Иванъ Иванычъ. Тоже, можетъ, по прутику ползетъ и про какую-нибудь шестереньку думаетъ. Но не нашу, а какъ у нихъ тамъ полагается.
Полежаевъ (наклоняется, цeлуетъ ея руку). - Все такая же, Арiадна.
Арiадна. - Нeтъ, не такая. Я теперь не такая. Когда мы путешествовали… ну, раньше, ты мнe разъ читалъ, какъ святой Францискъ всeхъ птицъ любилъ, звeрей. И разъ даже пожалeлъ волка, изъ Губбiо. Я вотъ теперь - этотъ самый волкъ. Одичалый. Очень одичалое существо. (Пауза). Божья коровка, божья коровка, гдe мой милый живетъ? Смотри… полетeла. (Съ горечью). Къ нашему дому. Такъ что выходитъ, этотъ милый - ты. (Бросаетъ прутикъ).
Полежаевъ (серьезно). - Да, я.
Арiадна. - Такъ было. Но не теперь.
Полежаевъ. - Ты нарочно… ты… изъ автомобиля… нарочно?
Арiадна молчитъ. Въ пруду гаснетъ розовая заря. Надъ паркомъ, блeдно-фіолетовая, обозначилась огромная луна. Арiадна оперлась подбородкомъ на перила, смотритъ въ прудъ.
Арiадна. - Меня куда-то уноситъ. Я лечу… И все дальше, отъ тебя дальше. (Встаетъ и опускается къ водоему). Мнe самой страшно. Что же мнe дeлать? Пусто очень, холодно. Точно вонъ въ тeхъ небесныхъ пространствахъ я мчусь…
Полежаевъ. - Ты улетаешь? Но тогда, знай…
Арiадна. - Я видeла нынче образъ смерти. Какъ близко! Какъ желанно!
Полежаевъ. - Арiадна, остановись!
Быстро входитъ Игумновъ.
Арiадна. - А, вотъ кто. Поди сюда. (Игумновъ приближается). Далекó идешь?
Игумновъ. - Далéко.
Арiадна. - Ближе стань.