В родном углу - Николай Лейкин 19 стр.


- Все трещитъ по швамъ, все разваливается и требуетъ капитальнаго ремонта, - говорилъ онъ:- а мы только подмазываемъ, да побѣливаемъ за неимѣніемъ денегъ. Въ медицинской помощи, въ школахъ надо теперь шириться, а мы нынче еле-еле натянули двѣ новыя школы. А что значитъ двѣ школы на весь уѣздъ, если намъ ихъ надо пятьдесятъ двѣ, чтобы какъ слѣдуетъ поставить начальное образованіе въ уѣздѣ. Я вотъ сегодня осмотрѣлъ амбулаторію здѣшнюю, и мнѣ прямо совѣстно передъ Нектаріемъ Романычемъ. А всему причиной недоимки. Вы не повѣрите, какъ трудно ихъ получать! У насъ есть вовсе неразорившіеся, даже со средствами помѣщики, а недоимка за ними накопилась за пять-шесть лѣтъ. Есть такіе раритеты, гдѣ пеня, причитающаяся съ нихъ, трижды превысила годовой окладъ. Не платятъ, да и что вы хотите!

- Надо черезъ полицію получать… Прямо ребромъ ставить вопросъ, Сергѣй Владимірычъ, - замѣтилъ докторъ.

- Ахъ, пробовали! Напишешь бумагу въ станъ, поѣдутъ, выпьютъ, закусятъ и уѣдутъ ни съ чѣмъ.

Родимцевъ махнулъ рукой.

Сухумовъ слушалъ и, наконецъ, сказалъ:

- А въ самомъ дѣлѣ… Вѣдь вотъ я не знаю… Не въ недоимкѣ-ли и я у васъ состою?

- И даже в ъбольшой, - отвѣчалъ Родимцевъ. - Я недавно пересматривалъ списки.

- Странно… Отчего-же мой управляющій не платилъ? - удивился Сухумовъ и покраснѣлъ.

- А кто-жъ его знаетъ! Онъ ученикъ вашей покойницы бабушки, а та посылала иногда въ казначейство, когда ей вздумается, грошевую уплату, а полицію съ окладными листами и совсѣмъ къ себѣ на дворъ не пускала. Простите, но старушка была съ характерцемъ.

- Не зналъ я, не зналъ этого… - бормоталъ Сухумовъ, еще болѣе краснѣя. - Постараюсь на дняхъ вамъ все внести, что съ меня слѣдуетъ. Я поговорю съ управляющимъ и прикажу ему.

- Вотъ намъ и есть на поправку амбулаторіи! - радостно воскликнулъ докторъ.

Подали кофе. Родимцевъ заторопился уѣзжать и велѣлъ подавать лошадей.

- А когда-же ваша свадьба, Леонидъ Платонычъ? - спросилъ онъ Сухумова. - Въ этомъ мясоѣдѣ вѣнчаться будете или отложите до послѣ Пасхи на Красную Горку?

- На дняхъ, на дняхъ. И чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, - отвѣчалъ Сухумовъ. - Вѣдь свадьба будетъ какая? Обвѣнчаемся при законныхъ свидѣтеляхъ и въ Петербургъ поѣдемъ.

Родимцева проводили.

- Ну, какъ онъ вамъ понравился? - спросилъ докторъ Сухумова. - Неправда-ли, пріятный человѣкъ?

- Да, совсѣмъ прекрасный человѣкъ, - отвѣчалъ Сухумовъ. - Но знаете, докторъ, я вообще трудно схожусь съ людьми. Но если ужъ сойдусь - меня выстрѣлами не отгонишь.

Онъ взялъ руку Раисы и крѣпко пожалъ ее.

- На бывшей нашей земской женатъ… На женщинѣ-врачѣ, Любови Михайловнѣ Штернъ женатъ, которая состояла у насъ земскимъ врачемъ, - продолжалъ докторъ, - хорошая спеціалистка по глазнымъ болѣзнямъ. Когда-то была у насъ въ земствѣ и много пользы принесла. Вѣдь здѣсь есть деревни, гдѣ грудные ребята чуть не поголовно бленорреей глазъ страдаютъ. Да и вообще съ глазными болѣзнями приходится бороться. Грязь, невѣжество, вонючія тряпки… Ахъ!

Докторъ сморщился и. махнулъ рукой.

- А ужъ теперь не лѣчитъ? - задалъ вопросъ Сухумовъ.

- Куда!.. Народила кучу ребятъ. Впору своими заниматься. Поможетъ, не откажетъ, если какая-нибудь баба съ ребенкомъ придетъ, но чтобъ профессіонально - нѣтъ. Да и боится, чтобы своимъ дѣтямъ какой-нибудь болѣзни не занести.

Сухумовъ теперь совсѣмъ оживился и спросилъ себѣ кофе, отъ котораго раньше отказался.

- Ну, что-жъ, разсказывайте, разсказывайте скорѣе! Когда свадьба? - обратилась весело къ нему и Раисѣ жена доктора, подавая чашку съ кофе.

- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Думаю на будущей недѣлѣ обвѣнчаться при законныхъ свидѣтеляхъ, - далъ отвѣтъ Сухумовъ. - Никакого бѣлаго платья у невѣсты нѣтъ для вѣнца, ну, да я думаю, можно и безъ него обойтйсь.

- Сдѣлаемъ мы, сдѣлаемъ бѣлое платье изъ кашемиру! Въ три-четыре дня сдѣлаемъ! - воскликнула Раиса. - Я сама… жена учителя Иванова поможетъ. Кромѣ того, у насъ на деревнѣ дѣвушка-портниха найдется… Училась когда-то въ городѣ. Не сможемъ шелковое, съ какими-нибудь вычурами сшить, а простое-то сможемъ.

- Раиса, но вѣдь это, другъ мой, предразсудокъ. Можно въ какомъ-нибудь вѣнчаться, - замѣтилъ Сухумовъ.

- Нѣтъ, нѣтъ… Тетенька въ ужасъ придетъ, если въ черномъ вѣнчаться, а у меня ничего другого нѣтъ. А что въ селѣ-то, что въ приходѣ будутъ говорить! Вы не безпокойтесь. Завтра мы поѣдемъ въ уѣздъ, купимъ кашемиру, ботинки, вуаль, цвѣты - и черезъ три-четыре дня все будетъ готово честь-честью.

- Не смѣю спорить… Не хочу тебя обижать… проговорилъ Сухумовъ, пожимая плечами. - Но Бога ради старайтесь скорѣе.

- Да если что очень экстренное, то намъ пришлите. Моя баба поковыряетъ иголкой, - сказалъ докторъ. - Ей отъ ребятъ отлучиться невозможно, а дома она на что хотите искусница.

- Нѣтъ, нѣтъ, докторъ. Ничего не надо. Все въ Петербургѣ сдѣлаютъ. Я ужъ такъ рѣшилъ. Обвѣнчаемся и прямо на поѣздъ и въ Петербургъ.

- Какъ въ Петербургъ?! - удивленно воскликнулъ докторъ. - Да что вы, другъ мой! Вѣдь это убійственно подѣйствуетъ на ваше здоровье.

- На какое здоровье, если я совсѣмъ здоровъ! - закричалъ въ свою очередь Сухумовъ, вскочилъ со стула и заходилъ по комнатѣ.

- Ну, положимъ, что еще далеко не совсѣмъ. Вѣдь я въ крещенскій сочельникъ васъ осматривалъ. И сердце… и нервы… печеночка тоже повылѣзла изъ-подъ ребра… селезенка была набухши слегка… И я даже выслушалъ у васъ перебойчики въ сердцѣ.

- Позвольте! А какъ-же вы при встрѣчѣ со мной назвали меня даже молодцомъ! - сердился Сухумовъ.

- Вѣрно, правильно! Вы совсѣмъ молодецъ сравнительно съ тѣмъ положеніемъ здоровья, съ которымъ вы пріѣхали, но вполнѣ здоровымъ васъ назвать никакъ нельзя. Я принимаю въ соображеніе даже ваше душевное состояніе въ сочельникъ, ваше волненіе передъ тѣмъ рѣшительнымъ шагомъ, который вы сбирались сдѣлать… Помните… Но…

- Ну, пошли! Поѣхали! Теперь ужъ васъ и не удержишь! - сердито говорилъ Сухумовъ.

- Не горячитесь. Вамъ вредно… Выслушайте вы меня внимательно. Вѣдь уже и самые сборы къ женитьбѣ, вѣнчаніе будутъ происходить въ волненіи… Это такъ естественно… Безъ этого обойтись нельзя… Такъ и успокойте себя потомъ здѣсь въ деревнѣ… А вы хотите сразу въ Петербургъ ѣхать. Не даю благословенія.

Сухумовъ схватился за грудь.

- Не могу я… Не могу, докторъ… Я долженъ хоть на двѣ, на три недѣли съѣздить! Я вернусь потомъ… - восклицалъ Сухумовъ.

- Боже! Даже на три недѣли!

- А какъ-же иначе? Раньше двухъ-трехъ недѣль приданаго не могутъ сдѣлать. Вѣдь у моей невѣсты ничего нѣтъ. Все надо сдѣлать, все!

Богъ съ нимъ и съ приданымъ, если вы тамъ въ Петербургѣ опять совсѣмъ отреплетесь! Снова сюда чиниться вернетесь въ тихую пристань? Нѣтъ, ужъ вторая-то починка куда труднѣе придется. А главное, сейчасъ-то ѣхать опасно. Но Сухумовъ былъ непреклоненъ.

XLV

Посидѣвъ у доктора еще съ полчаса, Сухумовъ сталъ сбираться домой. Докторъ опять началъ уговаривать его не ѣздить въ Петербургъ.

- Повремените хоть мѣсяцъ, другой… Дайте себѣ вконецъ окрѣпнуть здѣсь. Доведите себя до степени нормально-здороваго человѣка, - говорилъ онъ, чтобы сколько-нибудь задержать его въ деревнѣ. - Вѣдь я у васъ слышалъ перебой въ сердцѣ.

Но Сухумовъ оставался непреклоненъ и отвѣчалъ:

- Да я, докторъ, чувствую себя совсѣмъ хорошо, а вполнѣ здороваго, идеально здороваго человѣка, а думаю, и не бываетъ.

- Ну, какъ не бывать! А здѣсь мы говоримъ о здоровьѣ все-таки относительномъ. Успокойтесь послѣ вѣнчанья мѣсяца полтора - ну, я и не буду васъ удерживать. Вѣдь и женитьба передряга. Я, кажется, говорилъ вамъ объ этомъ.

- Нѣтъ, нѣтъ, я ужъ рѣшилъ полторы-двѣ недѣли послѣ вѣнца совершенно оторвать Раису отъ ея родственниковъ и побыть съ ней наединѣ! - воскликнулъ Сухумовъ, передъ которымъ сейчасъ же вырисовались скучнѣйшій вѣчно плачущійся на рты и тестя отецъ Рафаилъ, пришедшій въ дѣтство его тесть, матушка-попадья въ грязномъ передникѣ и безцеремонные, выпрашивающіе гостинцевъ, поповскіе ребятишки - всѣ сильно надоѣвшіе ему при частомъ посѣщеніи имъ Раисы. - Я рѣшилъ… - твердо сказалъ онъ. - Да и Раисѣ обѣщалъ свезти ее въ Петербургъ. Мы теперь еще застанемъ оперу, побываемъ въ другихъ театрахъ…

Сухумовъ ласково кивнулъ на невѣсту.

- Ахъ, вотъ что! Раненько, Раиса Петровна, отъ жениха жертвъ требовать. У него перебои.

Докторъ покачалъ головой. Раиса вспыхнула и отвѣчала:

- Я не знала, что это съ ихъ стороны жертвы… Да я и не просила… Они сами…

- Какія тутъ жертвы! Никакихъ жертвъ! Я и самъ хочу на нѣкоторое время вырваться вмѣстѣ съ ней на волю! - снова воскликнулъ Сухумовъ. - Намъ нужно быть въ Петербургѣ, нужно сдѣлать закупки, заказы… Да мало-ли что нужно! Вообразите, что у Раисы нѣтъ ничего дамскаго по части костюмовъ.

- А бабушкино-то добро у васъ въ сундукахъ на что? - сказала докторша, улыбаясь. - Порыться хорошенько, такъ я думаю, такихъ можно дамскихъ вещей надѣлать, что прелесть. А портниху я вамъ пришлю для передѣлокъ… Такую портниху, что прелесть. Вотъ Раисенькѣ на первыхъ порахъ и будетъ достаточно.

Сухумовъ былъ непреклоненъ.

- Полноте! Гдѣ тутъ возиться! Когда тутъ возиться съ разной ветошью, если черезъ четыре-пять дней мы рѣшили вѣнчаться, - сказалъ онъ и даже разсердился.

- Я не понимаю, зачѣмъ вамъ такъ торопиться свадьбой? - прибавилъ докторъ. - Простите вы меня, что я ввязываюсь, но не понимаю.

- Бросьте, докторъ! Это надо все какъ можно скорѣй кончить и успокоиться. Ну, до свиданья…

Сухумовъ и Раиса пошли одѣваться. Докторъ и докторша вышли за ними въ прихожую.

- Но Бога ради не сердитесь на меня, что я стараюсь препятствовать вашему отъѣзду въ Петербургъ, - проговорилъ докторъ. - Это я по долгу врача.

- И на меня не сердитесь, что я являюсь передъ вами ослушникомъ. Не сердитесь, докторъ… Вы добрый… - болѣе мягкимъ тономъ произнесъ Сухумовъ, протянулъ доктору руку и пожалъ ее. - А знаете, кто на меня сердится, что я задумалъ жениться? - весело спросилъ онъ. - Не догадаетесь… Мой человѣкъ - мой камердинеръ Поліевктъ… И настолько сердится, что даже не разговариваетъ со мной, неохотно отвѣчаетъ на вопросы. И знаете, почему?

- Аристократическія замашки? - спросилъ докторъ.

- Вотъ, вотъ… Именно… - кивнулъ Сухумовъ. - У покойнаго дяди моего, сенатора, служилъ… и насосался сословной гордости… О, онъ у меня бѣдовый старикъ! А отъ Раисы Петровны отвертывается. Даже неохотно ей шубу подаетъ… Право… Но если такъ будетъ продолжаться, придется съ нимъ разстаться, хоть я и привыкъ къ нему.

- Обойдется, - махнулъ рукой докторъ.

- Есть и еще одинъ человѣкъ, который на васъ сердится, что вы на мнѣ женитесь, - сказала Раиса и покраснѣла.

- Кто такой? - спросилъ Сухумовъ.

- Мой дѣдушка отецъ Григорій… Но тотъ сердится по другимъ причинамъ. Онъ ворчитъ на то, что вы у него на нашу свадьбу благословенія не спросили… Да… И говоритъ… смѣшно сказать… Говоритъ, что вы должны ему за меня какой-то выкупъ дать.

Всѣ засмѣялись.

- Что-же, это въ обычаѣ?.. - задалъ вопросъ Сухумовъ. - Здѣсь такіе обычаи среди духовенства?

- Какое! Просто отъ дѣтства… отъ слабоумія. Развѣ вы не видите, что у него romolicio cerebri, - сказалъ докторъ, показавъ на голову. - Разжиженіе…

- Онъ говоритъ, что приходъ все-таки его, хоть и уступленъ имъ отцу Рафаилу… А я питаюсь на средства прихода, - прибавила Раиса и тоже разсмѣялась. - Но вы не обращайте на него вниманія.

- Если нужно что-нибудь дать, я дамъ, - сказалъ Сухумовъ.

- Ничего ему не надо… - опять сказала Раиса. - Мало-ли онъ что проситъ! Онъ еще на рясу себѣ проситъ. Кромѣ того говоритъ, что онъ долженъ меня вѣнчать, а не отецъ Рафаялъ, а самъ и въ церковь придти не можетъ. Вѣдь одна нога у него въ параличѣ и онъ еле ею двигаетъ. Вотъ уже два года, какъ мы его только въ Пасху въ церковь-то кое-какъ водимъ.

Въ прихожей разговаривали довольно долго и наконецъ Сухумовъ и Раиса уѣхали.

Оставшись вдвоемъ съ женой, докторъ покачалъ головой и сказалъ про Сухумова:

- И жениться-то ему слѣдовало-бы подождать до будущаго мясоѣда, а онъ еще въ Петербургъ ѣдетъ. Чудакъ! Вредно это на него подѣйствуетъ.

- Ну, Богъ милостивъ, - снисходительно отвѣчала докторша. - Ты все съ своей медицинской точки, а вѣдь надо подумать и иначе… Что-жъ ему женихомъ-то маяться? Вѣдь это тоже человѣка извести можетъ.

- Ну, какъ тебѣ сказать… Все-таки изъ двухъ золъ наименьшее… Женихомъ или мужемъ быть? Миловался-бы да миловался на свою Раисеньку, а тѣмъ временемъ крѣпнулъ-бы… Вѣдь онъ вообще очень расшатанъ былъ. Конечно, я ему не говорю… Въ подобныхъ случаяхъ лучше этого не объявлять, чтобы не было тревоги у паціента… а у него, особенно послѣ его предложенія, сердце совсѣмъ не въ должномъ порядкѣ… У него порокъ.

- Такъ лѣчи! Что-жъ ты его не лѣчишь?

- Вотъ спокойствіемъ-то и стараюсь лѣчитъ, это моя система, а онъ не слушается моихъ предписаній. А что до лѣкарства, то оно тутъ неумѣстно. Онъ пичкался лѣкарствами больше двухъ лѣтъ… Въ немъ цѣлая аптека сидитъ, онъ привыкъ къ лѣкарствамъ… Да его порокъ сердца и не лѣчится лѣкарствами, закончилъ - докторъ и спросилъ:- Поняла?

Дня черезъ два докторъ Кладбищенскій былъ у Сухумова и засталъ у него все поповское семейство, кромѣ старика: тестя, разумѣется. По комнатамъ прыгали даже ребятишки, грызя леденцы. Гости только что отпили чай и разбирались въ бѣльѣ и платьяхъ покойницы бабушки Сухумова Клеопатры Андреевны. Изъ сундуковъ и комодовъ были вытащены шерстяныя и шелковыя юбки старухи, лифы, кофточки и разложены на стульяхъ. На столѣ лежало бѣлье. Тутъ-же была я жена учителя Иванова. Была крестьянская дѣвушка портниха съ бѣльмомъ на глазу. Отецъ Рафаилъ перетряхивалъ гороховаго цвѣта шелковую юбку и смотрѣлъ матерію на свѣтъ. Сухумовъ тотчасъ же бросился къ доктору и радостно сказалъ ему:

- Ну-съ, черезъ три дня, въ понедѣльникъ, вѣнчаемся. Вѣнчаемся и сейчасъ-же уѣзжаемъ на двѣ недѣли. Не больше, какъ на двѣ недѣли… Даю вамъ слово… Какія вещи нельзя будетъ приготовить въ двѣ недѣли - тѣ только закажемъ. Съ Раисы снимутъ мѣрку, сошьютъ, а потомъ пришлютъ ихъ сюда по почтѣ. Милости прошу въ понедѣльникъ въ два часа дня быть въ церкви и расписаться свидѣтелемъ.

Сухумовъ схватилъ доктора за обѣ руки, крѣпко пожалъ ихъ и поклонился ему.

- Не слушаетесь-таки? Ѣдете? - покачалъ головой докторъ. - А я пріѣхалъ еще разъ попробовать уговорить васъ не уѣзжать изъ Сухумовки - ну, хоть до Пасхи.

- Нѣтъ, нѣтъ, докторъ. Невозможно это. У Раисы ничего нѣтъ, не въ чемъ выйти, не въ чемъ показаться. Перешивать наскоро что-нибудь изъ бабушкинаго добра? Но посмотрите, все это какая дрянь и ветошь.

Сухумовъ указалъ на юбки и кофточки.

Отецъ Рафаилъ, все еще державшій юбку въ рукахъ, покосился на него и съ улыбкой произнесъ:

- А если вы и эту вещь считаете за дрянь, Леонидъ Платонычъ, то позвольте мнѣ взять ее на рясу.

- Съ удовольствіемъ! - воскликнулъ Сухумовъ. - Берите.

- Спасибо. Юбка эта стараго фасона, широчайшая и мнѣ изъ нея съ надставками отличная ряса выйдетъ. Даже въ парадъ буду носить.

Отецъ Рафаилъ сталъ свертывать юбку и отложилъ ее отдѣльно на кресло.

Попадья Настасья Сергѣевна тоже разсматривала какую-то широчайшую сѣрую шерстяную юбку и шепталась съ Раисой. Черезъ минуту попадья сказала Сухумову:

- Если ужъ вы все это считаете за никуда негодное, то не позволите-ли вы и эту юбку взять моему папенькѣ-старичку на рясу?

- Все, все берите, - отвѣчалъ Сухумовъ, махнувъ рукой. - Я нарочно велѣлъ вынуть всѣ эти тряпки, чтобы передать вамъ.

- Тетенька, что вы! Развѣ можно такъ выпрашивать! Нехорошо… - дернула ее за рукавъ Раиса.

- Да если говорятъ, что ненужное… А старикъ у насъ, ты сама знаешь, совсѣмъ обносился.

- Раиса Петровна… Бога ради… Все это вамъ, въ ваше распоряженіе… Что хотите - оставьте себѣ, а остальное раздѣлите между вашими родственниками, - сказалъ Сухумовъ. - Дайте что-нибудь выбрать для себя и Глафирѣ Гавриловнѣ, если ей что-нибудь понравится, - кивнулъ онъ на жену учителя.

Со всѣхъ сторонъ послышались благодарности.

Докторъ взялъ Сухумова за руку, подвелъ его къ свѣту окна, посмотрѣлъ въ лицо, отодвинулъ вѣко у глаза Сухумова и, слушая его пульсъ, сказалъ:

- Знаете что, Леонидъ Платонычъ? Ужъ вы и сегодня не молодцомъ, какъ я васъ называлъ раньше. Еще разъ васъ усердно прошу: вѣнчаться - вѣнчайтесь, когда хотите, но поѣздку отложите до Пасхи. Этимъ вы себя сохраните.

- Нѣтъ, докторъ! Это невозможно! Никакъ невозможно! - рѣшительно отвѣчалъ Сухумовъ и даже отбѣжалъ отъ него, вырвавъ изъ его руки свою руку.

- Дайте мнѣ еще разъ ваше сердце выслушать! крикнулъ ему докторъ, но Сухумовъ, улыбнувшись, молча махнулъ ему рукой.

XLVI

Вѣнчаніе Сухумова съ Раисой состоялось въ понедѣльникъ, такъ какъ только наканунѣ къ вечеру могли сшить общими силами бѣлое подвѣнечное платье для Раисы. Попадья Настасья Сергѣевна была противъ понедѣльника, называя его тяжелымъ днемъ, и упрашивала Сухумова перенести свадьбу на среду, но Сухумовъ настоялъ на своемъ. Гороховаго цвѣта шелковая юбка, подаренная отцу Рафаилу на рясу, пригодилась и попадьѣ. Эта юбка была надѣта на ней во время вѣнчанья. Хоть и очень неважно было сшито подвѣнечное платье Раисы, но оно было съ длиннымъ шлейфомъ, и при широчайшей вуали и апельсинныхъ цвѣтахъ, купленныхъ въ уѣздномъ городѣ, Раиса была очень эффектна въ немъ. Нѣжная блондинка, съ добрыми успокаивающими сѣрыми глазами, она походила на ангела, спустившагося съ неба, какъ сказалъ докторъ Кладбищенскій. Находившійся все время съ приподнятыми нервами, съ усиленнымъ сердцебіеніемъ, восторженный Сухумовъ не отводилъ отъ нея глазъ и любовался ею. Онъ даже на вопросы отвѣчалъ невпопадъ.

Вѣнчаніе настолько было парадное, насколько можно было сдѣлать его параднымъ въ небогатой сельской церкви. Дьяконъ Лапшинъ, бывшій при церкви на причетническомъ окладѣ, служилъ за дьякона, въ дьяконскомъ облаченіи, что онъ очень рѣдко дѣлалъ, считая себя въ приходѣ обиженнымъ отъ отца Рафаила. На клиросѣ пѣлъ хоръ школьниковъ подъ управленіемъ учителя Иванова, но вѣнчаніе было безъ концертовъ жениху и невѣстѣ, такъ какъ учитель не былъ въ состояніи разучить ихъ съ учениками. Даже прокименъ, "положилъ еси на главахъ ихъ вѣнцы" былъ пропѣтъ "на гласъ", а не нотный, такъ какъ и его нотнаго нельзя было, пропѣть, хотя учитель и вдалбливалъ его ученикамъ.

На паперти толпилось много крестьянъ, но въ церковь ихъ не впускали. Урядникъ все время находился въ притворѣ и осаживалъ каждаго смѣльчака, который старался пробраться въ церковь. Въ церкви были, кромѣ свидѣтелей, только попадья и дьяконица съ дѣтьми, жена доктора Кладбищенскаго, жена учителя Иванова, учительница Хоботова да еще семья лавочника Неумытова, такъ какъ его пришлось пригласить расписаться въ книгѣ свидѣтелемъ. Остальные три свидѣтеля были: докторъ Кладбищенскій, учитель Ивановъ и смоленскій мѣщанинъ Поліевктъ Игнатьевъ - камердинеръ Сухумова. Это обстоятельство немного примирило камердинера съ бариномъ, и онъ, поздравляя новобрачныхъ, смотрѣлъ на нихъ не такъ хмуро и даже милостиво улыбнулся.

Управляющій Сухумова Сидоръ Софроновичъ обидѣлся, что пригласили не его въ свидѣтели, а камердинера, и вслѣдствіе этого не былъ въ церкви. Не пустилъ онъ туда и жену свою, которой очень хотѣлось посмотрѣть на вѣнчаніе.

Назад Дальше