Они подъезжают к отдельному маленькому домику в парке, отведенному княжне Долгорукой. Навстречу им из сумрака поперечной аллеи выходит высокий, тощий как скелет старик с косой на плече, в мундире отставного солдата. Лошадь Царя храпя бросается в сторону. "Кто это?" – тревожно вглядываясь, спрашивает Царь. "Садовник Иванов 3-й, ваше величество!" – рапортует старик. – "Сколько ж тебе лет, дед?" – "Девяносто три года, ваше величество!" Царь поручает ему отвести лошадей и вслед за Катей входит в домик.
Наконец – вдвоем, одни! "Если б можно было бросить все, забыть обо всем и вместе с тобой…" – начинает Царь и вдруг останавливается, прислушивается, болезненно морщась: под полом скребутся мыши.
Он испуганно хватает за руку Катю: "Опять мыши… как тогда, во дворце!.. Ты слышишь?"
Внутренность бедно обставленной комнаты в железнодорожной будке. Ночь. Пусто. Горит лампочка. Под полом слышен какой-то тихий шорох, глухое постукивание. Затем далекий свисток поезда. Осторожно приподнимается половица, вылезает Степанов – теперь "железнодорожный сторож Сухоцкий". Он вытаскивает подаваемые снизу Анной мешки с землей. Затем спускается к ней в подполье и, освещая себе фонарем пути, вползает за нею в прорытый ими подземный ход. Слышен глухой грохот проносящегося над их головами поезда, на шею Анны сыплется земля. Анна смахивает ее.
Катя во сне старается смахнуть мешающий ей солнечный луч. Царь, уже вставший и одетый, любуется ею, плотнее задергивает штору, выходит наружу. Там, за густой изгородью деревьев, слышен взволнованный спор нескольких голосов. Голос Орлова: "Он не приказал беспокоить…" Царь: "Орлов! Что там такое?" Орлов вручает Царю депешу. Царь вскрывает и читает ее – уже войдя в комнату Кати. Катя проснулась, она видит, как дрожит депеша в руке Царя и как на его лице поочередно сменяются выражения ужаса, радости, мучительного стыда. "Что случилось?" – пугается Катя. Молча передав ей депешу, Царь выходит из домика. Перед дверью домика теперь уже двое: Орлов и Шувалов. Шувалов, взволнованный, подходит к Царю: "Ваше величество, осмелюсь доложить, что по моим сведениям…"
Катя, одна, читает депешу, извещающую о кончине Царицы.
Царь отвечает Шувалову: "Что ж, от судьбы не уйдешь. Ехать я все равно должен. Вы примите все меры предосторожности. Как обычно – два поезда, первый пойдет свитский". Когда Шувалов уходит, Царь приказывает Орлову: "Мы выезжаем в полночь. К десяти доставишь сюда священника, но так, чтобы ни одна душа не знала, – слышишь?"
Маленькая крымская станция. В телеграфной рябой телеграфист выстукивает депешу.
Из телеграфного аппарата рука тянет ленту телеграммы: принимает депешу телеграфист подмосковной станции. Возле него вертится мальчик – Ваня Степанов. Взглянув на ленту, телеграфист приказывает мальчику: "Беги скорее к брату, скажи, чтоб глядел в оба: завтра ночью Царь проедет на двух поездах…" – "Как-на двух поездах?" – удивляется мальчик. – "Так. Потом приду, расскажу. Беги!" Ваня бежит вдоль железнодорожного полотна к будке сторожа, вихрем влетает в нее и весело кричит Степанову: "Царь едет! На двух поездах!" Степанов вскакивает, бледный: "Когда?" Ваня: "Завтра ночью".
Освещенные луной кипарисы, за ними – кресты кладбища. Возле ограды кладбища-дом. Орлов и два жандарма дворцовой охраны стучат в дверь дома, дверь им открывает священник в накинутом на плечи подряснике. Он в испуге пятится, увидев жандармов. Орлов и жандармы входят внутрь. Священник растерянно бормочет, что он не виноват – за что его хотят… Орлов прерывает его приказом – скорее одеваться и ехать. "Куда?" – спрашивает священник. Орлов: "А это вы увидите. Да поживей, батюшка, поживей!"
Такие же освещенные луною кипарисы перед домиком Долгорукой. Садовник Иванов 3-й и Царь. Царь спрашивает строго солдата: "Молчать умеешь?" – "Так точно, ваше величество!" Царь: "Так вот, я тебя скоро позову, но об том, что услышишь и увидишь, – молчи до самой смерти". Садовник: "Ну, молчать недолго: смерть-то уж близка…" Царь – подозрительно: "Ты – про что?" Садовник: "Как – про что? Девяносто три года мне, ваше величество!"
Царь входит к Долгорукой и сообщает ей о своем решении: теперь же, до отъезда в Петербург, они должны обвенчаться… Эта свадьба – на другой день после смерти Царицы – кажется Кате недопустимым кощунством, это пугает ее, она умоляет Царя отложить венчание. Царь настаивает и наконец объясняет Кате, почему он так торопится с этим: Шувалов предупредил его, что его жизни снова грозит опасность – по приезде в Петербург, а может быть, даже в пути, и Царь не хочет, чтобы его – Катин – ребенок остался безымянным, "незаконным".
Появляется Орлов со священником. Священник, узнав Царя, пугается еще больше, хочет упасть на колени. Царь удерживает его и приказывает начать обряд. Священник дрожащими руками набрасывает на себя облачение. Сзади взволнованного Царя становится садовник: этот старик совершенно спокоен, его ничем не удивишь. Сзади Кати – Орлов. Налетая на огонь свечей, кружится бабочка. И в этой странной обстановке, среди упакованных чемоданов, начинается венчание Царя и княжны Долгорукой… "Только вы, батюшка, поскорее…" – шепчет Орлов священнику перед началом…
"Скорее… Скорее!" – торопит Степанов Анну. На столе перед ней – колба, куски динамита. Она запаивает на спиртовке стеклянную трубочку. "Где контакты?" – спрашивает Степанов, ощупывая все на столе, лихорадочно жует. "Где контакты?" – уже почти кричит он. Анна пододвигает к нему ящичек с зажимами для проводов и двумя кнопками на крышке. Присоединив к ним провода, Степанов спускается с фонарем в подполье, чтобы проверить там проводку.
День. Та же комната в железнодорожной будке, но уже все убрано. Положив голову на стол, спит Анна. Тикают стенные часы. Степанов надевает куртку железнодорожного сторожа и выходит. Он идет по рельсам, осматривая путь. Вдоль рельс проходит солдат охраны с винтовкой, вдали виден другой, третий. Возле одного из солдат с любопытством вертится Ваня. Степанов сердито отсылает его домой: тут ему не место…
["Сторож" знает, что царский поезд – идет вторым.
В пути, ночью, на маленькой станции Царь переходит из своего поезда в свитский – в купе своей молодой жены.]
Та же комната в будке, но уже поздний вечер. Анна, в лихорадке ожидания, смотрит на стенные часы. Степанов беспокойно ходит взад и вперед. Ваня просит у него позволения пойти посмотреть, как поедет Царь "на двух поездах".
Искры летят в темноте из трубы мчащегося паровоза.
Купе Долгорукой. Задернутая шторой лампочка в потолке, полумрак. Слышен голос Кати: "Нет-нет… Мне одной страшно… Еще только одну станцию вместе, а потом…"
В будке Степанова слышен далекий свисток паровоза. Анна бросается к открытому окну, Степанов – к контактам. Анна – обернувшись к Степанову – отрывистым шепотом: "Подожди – это свитский… Я тогда скажу…" За окном перед ней вырастают огненные глаза паровоза, с грохотом проносится свитский поезд. Короткая пауза тишины. Вдруг, вспомнив что-то, Степанов подбегает к занавеске, отдернул ее, в ужасе говорит Анне: "Ваня… Он наверное там…" – и бросается к двери. Анна не слышит его: она целиком поглощена тем, что видит за окном: там вдали уже показались огни второго поезда. Свисток паровоза… Степанов, вцепившийся в ручку двери, с усилием отрывается от нее, кидается к контактам. Грохот поезда. Анна оборачивается: "Вот… Теперь!" Степанов нажимает кнопки…
За окном – отдаленная вспышка пламени, грохот взрыва, секунда мертвой тишины. Степанов стремительно выбегает наружу.
В темноте – мелькание фонарей, лиц, бегущих ног, сверкающих штыков, крики. Свалившиеся с полотна, развороченного взрывом, вагоны и паровоз царского поезда. Из паровозного котла со свистом выходит облако пара, застилая экран…
Ярко освещенный коридор в свитском вагоне. Полуодетые дамы, офицеры, придворные, окружившие Царя, возле него – Орлов. Неясный, взволнованный говор. Из своего купе выходит Долгорукая. Царь подходит к ней и, склонившись, молча целует ей руку. Все затихли. Мимолетные, многозначительные взгляды…
У рельс под фонарем – Степанов на коленях перед лежащим Ваней. Он окликает мальчика. Ваня открыл глаза. Через силу улыбаясь, мальчик взял руку брата, крепко вцепился в нее. К Степанову подбегает телеграфист и шепчет ему: "Царь жив! Уходи!" Степанов, не отвечая, не двигаясь, свободной рукой вынимает из кармана какой-то конверт, передает его телеграфисту, тот быстро уходит.
Остановившись возле одного из уцелевших вагонов царского поезда, телеграфист быстро прикалывает конверт на видном месте и исчезает в темноте.
Степанов – в прежней позе над Ваней, продолжающим держать его руку. Ваня услышал приближающиеся шаги, голоса, звон шпор, делает движение головой, не открывая глаз, крепче сжимает его руку – Степанов остается. Подбежавший жандармский офицер наклоняется, вглядывается: "Ты кто? Здешний сторож?" Степанов молчит. Офицер оборачивается назад – к солдатам: "Возьмите его!"
Растерянный, запыхавшийся, потерявший всю важность Шувалов быстро входит в коридор свитского вагона, подает Царю конверт. Царь вынул письмо, читает. Лицо его остается непроницаемо-спокойным, он знает, что все на него смотрят, только чуть заметен тик под глазом. В письме – предупреждение от имени Тайного общества, что приговор все равно будет приведен в исполнение – не позже чем через месяц. "Что это?" – тревожно спрашивает княжна Долгорукая. "Ничего, ничего…" – Царь поспешно прячет листок и поворачивается к Шувалову: "Едем!" – "Ваше величество!" – умоляюще начинает Шувалов. Царь резко обрывает его: "Я должен!" – и, пропустив вперед Долгорукую, входит за ней в купе.
Поезд медленно двигается.
<1933–1934>
Вешние воды
(Экспозе сценария по роману Тургенева)
В жаркий летний вечер молодой русский турист Санин бродит по живописному Германнскому городку. Увидел вывеску: "Итальянская кондитерская" – зашел, чтобы выпить чего-нибудь. Кондитерская пуста. На зов Санина никто не является, он уже собирается уйти – как вдруг распахивается дверь и из соседней комнаты выбегает очаровательная молодая итальянка, хватает изумленного Санина за руку и тащит в соседнюю комнату, умоляя его: "Спасите! Помогите!"
Ничего не понимающий Санин следует за нею. В комнате на диване лежит юноша со свесившейся беспомощно рукой, с закрытыми глазами. Из прерывистых фраз итальянки выясняется, что это ее брат Эмиль – у него больное сердце, он несколько минут назад сидел и разговаривал – и вдруг упал – он, кажется, умер! Растерянный, со стаканом воды стоит возле бездыханного Эмиля маленький нелепо одетый старичок… По совету Санина начинает растирать Эмиля руками – и юноша приходит в себя: с ним был только обморок…
Так начинается знакомство Санина с этой итальянской семьей, состоящей из Эмиля, его сестры – красавицы Джеммы, их матери – владелицы кондитерской, и их преданного друга, трогательного и смешного старика Панталеоне – бывшего оперного певца. Санина не хотят отпускать без угощения, его с любопытством расспрашивают о далекой России, его заставляют спеть несколько русских песен. Увлекшийся Санин слишком поздно вспоминает о том, что у него в кармане билет на уходящий сегодня вечером дилижанс: он уже опоздал…
Наутро у Санина в гостинице – неожиданный посетитель: вылощенный, накрахмаленный молодой немец, который оказывается коммерсантом, женихом Джеммы. Он явился, чтобы поблагодарить Санина за вчерашнее и пригласить его принять участие в прогулке в Соден. Во время прогулки жених Джеммы развлекает невесту и остальных чтением анекдотов из сборника "Петарда – или ты должен и будешь смеяться". Санин с удовольствием замечает, что Джемме с женихом, по-видимому, скучно. За обедом на открытом воздухе, возле одного из соденских трактирчиков – разыгрывается скандал: из-за соседнего столика поднимается со стаканом вина немец-офицер, подходит к столику Джеммы и ее спутников, провозглашает дерзкий тост за здоровье красавицы-итальянки и берет лежащую перед ней розу. Оскорбленная, побледневшая Джемма явно ждет, что ее жених ответит на выходку офицера, но благоразумный немец ограничивается тем, что предлагает руку невесте, чтобы немедленно уйти отсюда. Возмущенный всем происшедшим, Санин догоняет офицера, делает ему резкое замечание, выхватывает у него розу Джеммы и бросает ему свою визитную карточку.
На другой день к Санину является с вызовом на дуэль лейтенант, приятель барона Дэнгофа, оскорбленного Саниным. Знакомых у Санина здесь никого нет – и он приглашает быть своим секундантом Панталеоне. Панталеоне в восторге от мужества молодого русского друга и от своей собственной роли в предстоящих трагических событиях. В нелепом старом фраке, в нитяных перчатках, он предстает перед удивленным лейтенантом – секундантом Дэнгофа и, как будто разыгрывая роль в опере, ведет с ним переговоры об условиях дуэли.
Вечер перед дуэлью Санин проводит в доме Джеммы, которая о дуэли не знает, но она чем-то озабочена, молчалива, она избегает Санина, она уходит в свою комнату. Санин остается с ее матерью, он выбегает вместо Джеммы на звонки посетителей кондитерской и отпускает им пирожные… Когда поздно вечером огорченный, так и не дождавшийся Джеммы, Санин возвращается к себе, окно в комнате Джеммы открывается, Джемма тихо зовет Санина, вынимает из-за корсажа розу, ту самую, которую Санин отобрал у Дэнгофа, и отдает эту розу Санину. Она хочет что-то сказать ему, но их объяснение прерывает внезапный порыв ветра, сорвавший шляпу с головы Санина и захлопнувший ставни окна…
Утром в лесу происходит дуэль. Санин дает промах, Дэнгоф намеренно стреляет в воздух, между противниками происходит примирение, и Санин возвращается к себе, в гостиницу. Там, к своему удивлению, он замечает ожидающую его мать Джеммы – расстроенную, плачущую. Она пришла, чтобы просить Санина поговорить с Джеммой: Джемма хочет отказать жениху, никакие уговоры матери не действуют, одна надежда – на Санина, с мнением которого Джемма, по-видимому, очень считается. По своей мягкости и безволию Санин соглашается переговорить с Джеммой. Он застает Джемму в саду при их доме перебирающей вишни для варенья. Оказывается, Панталеоне проболтался о дуэли, Джемма все знает, она взволнована, она восхищена рыцарством Санина – и тем труднее ему выполнить деликатное поручение матери Джеммы. Джемма, по-видимому, ждала от него совсем других слов – и, когда он начинает говорить о том, что с ее стороны неблагоразумно разрывать с женихом, она оскорблена, она холодно заявляет, что готова послушаться благоразумного совета Санина, и уходит. Санин – в отчаянии от того, что он сам, своими руками погубил свое счастье: ему сейчас становится ясно, что Джемма любит его и что сам он не может без нее жить. Через Эмиля он передает ей письмо – признание в любви и получает от нее странный ответ: она просит его не приходить завтра, ей нужно быть одной.
В ожидании, пока пройдет этот томительный завтрашний день, Санин бродит по городу и встречает своего школьного товарища – флегматичного толстяка Полозова; выясняется, что Полозов уже женат, его жена – дочь богатого водочного заводчика и живет сейчас в Висбадене. У Санина – деньги на исходе, и он, полушутя, предлагает Полозову купить маленькое санинское именье в Тульской губернии. Полозов приглашает Санина приехать в Висбаден и поговорить об этом с его женой:
– Она женщина деловая, серьезная, она ведет все дела…
На следующий день – Санин у Джеммы. Вчера она отказала своему жениху, она свободна – и теперь становится невестой Санина. Мать Джеммы сначала не хочет дать согласие на брак дочери с Саниным: у него нет ни положения, ни денег, и вдобавок он увезет Джемму в свою ужасную русскую деревню. Санин заявляет, что ради Джеммы готов остаться здесь, что, может быть, завтра же ему удастся продать свое русское поместье – и тогда у него будут деньги. Мать наконец соглашается. Счастливый Санин нежно прощается с Джеммой: на один день он уедет в Висбаден, кончит там дела, затем вернется – и они обвенчаются…
В Висбадене жена Полозова Мария Николаевна просит Санина остаться здесь на два-три дня, чтобы она могла обдумать вопрос о покупке именья. Санин рвется скорей назад, к Джемме, но он вынужден остаться, ему приходится сопровождать покупательницу в парк, в театр. "Деловая женщина" оказывается совсем не такою, какою она представлялась Санину по описанию мужа: в ее неправильном лице, в каждом ее движении есть какая-то бесовская прелесть, власть которой уже на второй день знакомства Санин начинает ощущать на себе. Толстяку Полозову нужно только хорошо поесть и поспать; его жена пользуется полной свободой, вокруг нее поклонники, и среди них Санин встречает своего недавнего противника Дэнгофа. Но Мария Николаевна явно оказывает Санину предпочтение. Вечером он садится писать письмо Джемме – и не находит слов. К счастью, ему остается провести здесь только еще один день: послезавтра он снова будет уже с Джеммой…
Ответ о покупке именья Мария Николаевна обещала дать во время их совместной прогулки в горы верхом. Прогулка эта начинается с того, что Мария Николаевна оставляет в первом попавшемся трактире провожающего их грума – и они едут дальше вдвоем. Амазонка все ускоряет ход своей лошади, перескакивает через канавы, это превращается в бешеную скачку. Санин, еле поспевая, мчится за ней, он пьянеет от этого полета, от оборачивающегося к нему женского лица с полураскрытым ртом, с жадно, хищно расширенными ноздрями. В лесу путников застает начинающаяся гроза.
– Домой! – командует Мария Николаевна, и снова начинается скачка по каким-то незнакомым местам.
Санин чувствует, что они едут не домой, но, околдованный своей спутницей, полный сейчас одним желанием, он готов ехать за ней хоть на край света. Мария Николаевна останавливает лошадь около заброшенной пустой хижины лесника. Санин входит туда за ней.
– Я вся мокрая, – со смехом говорит Мария Николаевна, – скорей расстегните мне эти пуговицы сзади…
Вечером, уже в своей комнате – Санин стоит перед ней покорный, обезволенный.
– Куда же ты едешь, – спрашивает она, – к невесте… или со мною, в Париж?
– Я еду туда, где будешь ты… – с отчаянием и с восторгом отвечает Санин.
Мария Николаевна дарит ему причудливое железное кольцо.
Наутро мы видим Санина уже в дорожной коляске Полозовых, едущей в Париж. На удобных задних местах – сидят Мария Николаевна и Полозов, на откидных передних скамеечках – Санин и Дэнгоф. Санин чистит грушу и подает ее Полозову. Он замечает на пальце у Дэнгофа такое же железное кольцо, какое вчера он получил от Марии Николаевны. Санин вспыхивает, но достаточно одного взгляда Марии Николаевны – и он, угодливо улыбаясь, начинает любезный разговор с Дэнгофом. Полозов, проглотив грушу, покачиваясь, мирно дремлет…
<1933–1934>