Шведское лесное дело осложняется исключительной раздробленностью лесов, межевой чересполосицей. Примерно половина лесов Швеции принадлежит помещикам и фермерам, причем эти мелкие лесовладельцы занимаются одновременно земледелием, лесной промышленностью и лесным хозяйством. Участки леса у них не велики - редко более двадцати пяти гектаров, на которых очень трудно наладить правильное и экономичное лесное хозяйствование. Изза этой причины десятки тысяч фермеров состоят в кооперативных объединениях по совместной эксплуатации и восстановлению леса.
Четвертью лесов страны распоряжаются акционарные лесопромышленные компании, завладевшие этой собственностью еще в прошлом веке - в период массового разорения шведского крестьянства. В последние годы компании значительно расширили свои владения.
Почти двадцатью процентами лесов владеет государство, а остальные относятся к категории так называемых общественных, и я подивился царящей в них пестроте и раздробленности. В эту группу входят леса оленьих пастбищ, национальных парков, леса, находящиеся во владений церковных епархий и приходов, уездных и сельскохозяйственных общин, институтов, больниц, ленных советов, органов судоходства, управлений водопадов, военного ведомства. Выделяются также леса защитные и трудновосстановимые приполярные, леса наследственные, срочной аренды и так далее и тому подобное. При такой юридической и хозяйственной мозаике осложнено решение многих вопросов лесной политики - в частности, очень трудно рассмотреть перспективы в общегосударственном масштабе. Недаром в Швеции, в отличие от ряда других "лесных" стран, отсутствуют научные или государственные наметки развития лесного дела на двухтысячный год,
Леса планеты переживают ныне кризисный, переломный период. Положение в этой главной экологической системе земли таково, что расчеты на ближайшие десятилетия и даже более отдаленные государственные планы в отношении лесов становятся необходимыми. Появляется нужда в значительном углублении таких планов, в учете обстоятельств, которым совсем недавно не придавалось никакого значения. Вот. скажем, некоторые из этих обстоятельств. Мы можем заниматься осушением лесных болот и повышать за счет него продуктивность древостоев, но как это осушение повлияет на гидрологический режим и, следовательно, на экономику и экологию обширных районов? Мы с помощью искусственных удобрений будем быстрее выращивать леса и травить химикатами вредителей деревьев, но как это повлияет на экологическую лесную систему? Что станет с лесной почвой, этой ничем не заменимой природной основой лесоводства и лесоэксплуатации? Ведь на примере сельского хозяйства мы убеждаемся, что химические удобрения вовсе не улучшают и тем более не создают почвы, они лишь питают растения. Шведские лесоводы хорошо понимают значение почвы для жизни леса, и недаром в первых двух параграфах основного лесного закона дается определение "лесной площади", то есть земли, почвы, на которой растет лес. недаром включают ее в общее понятие "лесной капитал".
Так что же станет с этим лесным капиталом, ежели будут односторонне применены достижения научно-технического прогресса?
Есть в шведских лесах и другие сложности, имеющие социальные корни. Несмотря на строгие природоохранные законы, на череду штрафов и уголовных наказаний за лесоистребление. несмотря на солидные научные основы шведского лесоустройства и лесопользования, на стройную систему управления лесами, высокую квалификацию лесных кадров, на то, что в случае трудного лесного конфликта можно апеллировать даже к королю, немало фактов, свидетельствующих о том, как неправильно, хищнически, в ущерб обществу ведется лесное дело. Особенно много нарушений допускают лесопромышленные компании.
Меж северным побережьем озера Венерн и норвежской границей лежит большой шведский лен Вермланд, когда-то сплошь покрытый лесами. Сейчас здесь огромные площади захламленных лесосек. В погоне за сверхприбылью мощная частная компания "Уддехольм", например, начала в последние годы вести сплошные концентрированные рубки, оголяя даже водоразделы. В одной из шведских газет я увидел снимок - с покатых холмов Вермланда подчистую скошен лесной урожай, гниют порубочные остатки, размываются дождевыми потоками низины и- ни деревца, ни кустика, почти лунный пейзаж. Первый результат такой хищнической рубки - обеднение края. В низинах вырубки заболачиваются, на крутых склонах возникает эрозия почв, а реки, текущие в Венерн, иссякают, мутнеют, теряют стабильный сток и энергетические запасы. Население, лишаясь извечной своей трудовой среды - леса, беднеет, бросает все и переезжает на юг /страны. Компания, сплошь скосив лесной урожай, может подсчитывать прибыли, но как подсчитать убытки, нанесенные природной среде, народу, общественной морали? "Кто остановит эту лесную компанию?" риторически спрашивает газета.
Если б шведские журналисты пошли дальше, попробовали бы выяснить, чем было вызвано сплошное уничтожение леса, оскудение природы и людей, то на свет божий наверняка явились бы разнообразные объяснения, например: иначе компания потеряла бы конкурентоспособность на международном рынке, рубить выборочно дорого, большие средства вложеныв технический прогресс, облесить местность не представилось возможным, так как не стало дешевых и свободных рабочих рук, а лесорубыто смотрите как хорошо заработали, и вообще какие могут быть претензии к компании, которая обеспечивает работой столько-то тысяч человек?
Что же касается дальнейшего, то все пойдет проверенным, торным путем. И без того общее понятие "компания" через некоторое время растворится в еще более общих разговорах о защите окружающей среды, забудется под бременем новых забот и наслоениями газетных сенсаций. За обезлесенную местность не с кого будет взыскать, а ущерб национальному благоденствию сложными экономическими путями распределится на все общество, главным образом, на его низы, - станет одним из факторов неизбежного удорожания жизни…
Новый изощренный способ эксплуатации народа? Да нет, далеко не новый. Обезлесение земли умные и образованные люди уже издавна прозорливо и определенно связывают с вопросами социальными, политическими. Еще в конце прошлого века Фридрих Энгельс, анализируя причины голода, постигшего Россию в 18 91- году, писал первому русскому переводчику "Капитала" Н. Даниельсону: "Что касается обезлесения, то оно не в меньшей степени, чем разорение крестьянства, является одним из условий существования буржуазного общества… Обезлесение, на мой взгляд по своей сути в такой же мере социальный фактор, как и "социальный результат. Но вместе с тем оно очень часто используется заинтересованными сторонами для того, чтобы свалить вину за экономические неудачи на причину, за которую как будто никто не может нести ответственности".
5. ЕСЛИ ЛУЧ ПРАВДЫ…
Человек и природа… Многоплановая, с бескрайними горизонтами тема, и в своих заметках о Швеции я касаюсь некоторых ее аспектов потому, что нам интересен опыт других стран и народов в этой области, поучительны подробности взаимоотношений любого общества с окружающей средой.
В глубь времен уходят традиции доброго отношения шведов к природе. Интересно так называемое "право всех".- любой человек может в любое время пользоваться любой природной средой, если он не вредит ей. Миллионам шведов общение с природой приносит радость, отдохновение, создает благодатный контраст со средой рабочего места. Вот высказывания трех кирунских рабочих, взятые мной из публикации, которую я цитировал ранее.
Первый рабочий. "Самая ценная вещь в моей коллекции - это сосновая шишка. Специалисты говорят, что она лежала в земле 75 тысяч лет. Я нашел ее на глубине двадцати метров.
Она черная, местами серая, на вид совсем невзрачная. Но я смотрю на нее каждый день.
Когда держишь в руке такую шишку, невольно останавливаешься и задумываешься".
Второй рабочий. "Прежде, когда я был молодым, я становился как чумной, когда открывалась охота на лося. Увидишь лося. ну как его ни убить? 4 убьешь, так потом всю зиму чувствуешь себя настоящим мужчиной.
Но как-то я лося ранил, а не убил. Подошел, он смотрит на меня, прямо в глаза… И я подумал, что человек жесток, раз он убивает невинное животное. А лоси такие красивые! И я решил: больше я не охочусь. У меня на участке живет много птиц и белок".
Третий рабочий. "Когда у меня есть время, я ловлю рыбу. Это самое лучшее из всего, что я знаю. Трудно описать, что человек видит и чувствует во время рыбной ловли. С этим не сравнишь никакую церковь и никакие книги.
На озере становишься новым человеком. И тогда хочется жить".
Но в Швеции, как и всюду, становится тесней и многолюдней, а самые "дикие" места - близкими и доступными. Жаркие дискуссии в прессе, активные выступления общественности заставили регламентировать правилами когда-то повсеместно вольную рыбалку и охоту; пользование берегами, лесами, принять законы об охране природы (1963 год) и окружающей среды (1969 год), создать государственные органы по контролю за выполнением этих законов.
С начала шестидесятых годов проблемы охраны среды приобрели в стране особую значимость. Как рассказал мне господин Уве Хённингер, заместитель генерального- директора Управления по охране окружающей среды, все началось взрывом, сразу и подошло с неожиданной стороны. Несмотря на внешнее благополучие с заповедниками, национальными парками, резерватами, с охраной редких животных, птиц и растений, шведы вдруг обнаружили, что в стране совершенно исчезли фазаны: совсем недавно во множестве заполнявшие кустарники и перелески. На хищных птиц грешить было нельзя, потому что число орлов, сов, ястребов тоже катастрофически уменьшилось. И вот в организмах пернатых хищников была обнаружена ртуть. Взялись за крестьян, которые обрабатывали зерно и уничтожали сорняки ядовитыми протравами. Ежегодно с фунгицидами в природную среду попадало около пяти тонн ртути. Ртуть была обнаружена не только в трупах зерноядных и хищных птиц, но и у мышей, крыс, рыб.
Однако основным виновником беды была промышленность. При выделке бумаги, воронении, хромировании, оцинковании металлов, при других производственных процессах бесконтрольно выпускались вредные для живых организмов соединения, в том числе ртутные.
Для Швеции это представляло особую опасность. В стране не было государственных законов, регламентирующих промышленную застройку, не существовало предельных норм концентрации вредных веществ в индустриальных отходах. Только бумажные фабрики и заводы хлорнощелочной целлюлозы выпускали, главным образом в воду, пятьдесят тонн ртути в год. По всей стране были также обнаружены и зафиксированы точки и районы вредных концентраций кадмия, свинца, ДДТ, который первым из бытовых химикатов стал запретным в стране. Потребовались срочные и решительные меры, исключающие опасность. Тем более что в мировой прессе появились достоверные сообщения о многочисленных жертвах ртутного отравления в Японии.
- Нет, - говорит мне господин Хённингер. - В Швеции эта трагедия была предотвращена. Умер, правда, один человек, в организме которого врачиобнаружили необыкновенно высокую концентрацию ртути. Это был бедный препаратор. Сделав чучело птицы, он съедал тушку…
Сейчас ртутная опасность вроде бы миновала, но фазанов в Швеции пока еще не развелось. И не везде разрешен коммерческий отлов рыбы, и уцелевшие хищные птицы никак не могут оздороветь. На всю страну осталось меньше пятидесяти пар орланов*белохвостов, большая часть их в последние годы не гнездится, не дает потомства или снижает плодовитость. В 1969 году, скажем, в десяти гнездах было выращено всего одиннадцать орлят,
На каждом шагу в Швеции сталкиваешься с проблемами окружающей среды, неизвестными у нас, в социалистическом обществе. Случайно я увидел новую газету "Мильё-фрамтид" которая специально занимается проблемами окружающей среды. Она мне показалась интересной, хорошо бы познакомиться с ее редактором.
Еду в Упсалу, небольшой город в семидесяти километрах от Стокгольма, сыгравший большую роль в истории шведской культуры и науки. Здесь расположен знаменитый Упсальский университет, который недавно отметил свое пятисотлетие. Тут Жил и трудился великий Карл Линней.
Бьёрн Гильберг - редактор "Мильё-фрамтид", молодой генетик и философ, работает в одной из научных лабораторий Высшей сельскохозяйственной школы при университете. Живет на окраине Упсалы. Живет скромно; мебель чуть ли не самодельная, а хозяйка квартиры Марианна смущенно извиняется, что они с мужем одеты по-домашнему. Три маленькие дочки, две свои и одна приемная, трехлетняя кореянка Леночка.
Ежемесячная шестнадцатиполосная "Милъёфрамтид", созданная при общественной поддержке, достигла тиража в сорок тысяч экземпляров, что для Шреции немало. Редакционное правление функционирует в Гётеборге. Главные проблемы - использование шведских почв. лесов, вод, энергетических ресурсов, состояние воздушного бассейна, флоры, фауны, вопросы среды рабочего места. Бьёрн Гильберг считает, что улучшение во взаимоотношениях общества с окружающей средой наступит только тогда, когда общественность будет правильно информирована о наиболее важных вопросах этой проблемы и когда весь народ станет участвовать в их разрешении.
И есть одна, особая тема, волнующая главного редактора. Он ее поднял в Швеции, пробудил к ней интерес в Норвегии, ФРГ, Дании и других странах. Речь идет о так называемой "пищевой косметике". Любая хозяйка, покупая, скажем, клубнику, выбирает самую спелую и аппетитную с виду. И вот торговцы стали подкрашивать этот скоропортящийся импортный продукт чем-то вроде жидкого крема, делающего клубнику очень привлекательной.
Когда об этом стало известно, то люди прежде всего возмутились: почему нас обманывают?
И следом возникли другие вопросы: кто это разрешает, контролируете ли состав и дозы красителей, не вредят ли они здоровью потребителя и, в частности, как косметические добавки влияют на формирующийся детский организм?
Шведы пьют много кофе. И вот появились широко разрекламированные заменители кофейных сливок. Гильберг проверил в лаборатории эти сливки и на глазах у тысяч телезрителей, выстирал ими рубашку. Продажа заменителя сразу же упала на шестьдесят процентов в Швеции, на тридцать - в Дании и Норвегии. Это было началом. На прилавках шведских магазинов в прозрачных целлофановых пакетах всегда лежит очень свежее, чрезвычайно красивое на вид мясо. По нашим меркам оно дороговато, но дело не в этом. Гильберг обратил внимание общественности на то, что в мясо добавляются вещества, которые хорошо сохраняют внешний вид продукта, но быстро разрушают в нем красные кровяные тельца. Завязалась острая полемика, в которую были вовлечены Институт общественного здоровья и Коммерческий совет Швеции. Гильбергу возражали: добавки не только сохраняют внешний вид мяса, но и консервируют его. Гильберг по-прежнему настаивал на своей точке зрения, выступил по норвежскому телевидению. Там было принято решение постепенно отказаться от химических добавок в мясо. В Швеции же предложен метод, снижающий их дозу в мясе, а недавно все материалы по этому вопросу были переданы во Всемирную организацию здравоохранения, которая подробно; рассмотрит проблему.
Большой резонанс был вызван "делом о детском картофеле". В школы и детские сады начали поставлять чищеный картофель, а чтобы полуфабрикат не чернел, не терял вида при транспортировке, его стали обрабатывать бисульфатами. Гильберг предупредил о канцерогенной опасности, связанной с потреблением в пищу этих химикатов. Дети перестали есть картофель. Предприятия, оказавшиеся на грани разорения, снизили дозу бисульфатов с восьмисот миллиграммов на килограмм продукта до четырехсот для начала, а потом до двухсот миллиграммов, взялись обрабатывать продукт аскорбинкой, что давно им рекомендовалось, но обходилось дороже…
- Погоня за прибылью, за наживой, - говорит мне Бьёрн Гильберг, - вот источник пищевого загрязнения. Сотни не проверенных строгой наукой добавок потребляем мы с пищей, сами становясь подопытной средой. И постоянно появляются новые - то в вишневом напитке, то в колбасе, то в очередном пищевом заменителе. И это тоже насилие над природой!
Необходимо запрещать любые добавки, если влияние их неизвестно или, тем более, если обнаруживается их вред на подопытных животных… А об "оптическом эффекте" у вас что-нибудь известно?
- Нет, не слыхал, - говорю я, поражаясь неистощимой энергии и въедливости этого молодого - ему еще нет тридцати - человека, сидящего передо мной.
- Понимаете, в мире сейчас развита громадная индустрия отбеливающих веществ. Нет нет, не стиральные порошки, а отбеливатели.
Я установил, что они не моют, а лишь отбеливают, маскируя грязь. В Швецию ввозится в год на десять миллионов крон отбеливателей, и применяются они всюду, вплоть до прачечных, стирающих детские пеленки. Следы этих веществ были найдены в районах текстильной промышленности и даже на рыбных промыслах.
Я опубликовал свое исследование, в котором доказывал, что отбеливатели вызывают у людей аллергические явления и могут даже нарушить генетический аппарат наследственности.
Фирмы всполошились, опасаясь за судьбу своих миллионов, прислали ко мне представителей из ФРГ и США, предложили сотрудничество, приглашали к себе, чтоб за их счет пожить в самом дорогом отеле и подискутировать. Они тут узнали, - Бьёрн обвел веселыми глазами комнату, смущенно взъерошил белесые волосы, - что я средний швед и живу, значит, средне. Никуда я не поехал. Спросил: "Вы можете предложить эти вещества пищевой промышленности, чтоб, например, сделать рис или сахар белее белого?" - "Нет", - отвечают. Я показываю им их же материалы. "Видите ли, - смутились они, - мы имели в виду нецивилизованные страны". Я попросил их удалиться…
- Трудновато одному? - спросил я.
- Из жалоб ничего позитивного не извлечешь, хотя, правду сказать, я огорчился, когда узнал, что меня лишили в университете пособия на научные исследования.
Огорчился… Это было сказано слишком мягко. Бьёрну Гильбергу довелось выдержать настоящую битву, столкнуться с непониманием, злобной клеветой, сознательной компрометацией его научной и общественной деятельности.
Руководство Высшей сельскохозяйственной школы заявило, что "если Гильберг думает продолжать свои пугающие истории, то он будет чувствовать себя лучше в каком-нибудь другом месте". Затем был объявлен отказ в финансировании научной темы, которую Бьёрн считал очень важной и многообещающей - он намеревался продолжить свою работу с одним из видов азотопривлекающих бактерий, чтобы повысить урожайность бобовых и их сопротивляемость засухе. С недоумением и возмущением Бьёря узнал, что тема не утверждена, - слишком, дескать она локальна, потому что касается белковой проблемы только развивающихся стран.