6. НАШЕ МОРЕ
Все присматриваюсь к Стокгольму, уже не пытаясь привыкнуть к его шуму и пестроте.
Незнакомую эту пестроту создают на здешних улицах крохотные магазинчики - каждый со своей витринкой и рекламкой, а также почти неправдоподобное обилие дорожных знаков и указателей. Если, скажем, у нас висит над перекрестком вертикальная указующая стрелка, то твердо знаешь, что можно ехать только прямо. А тут, кроме такой стрелки, обязательно красуются по бокам знаки, запрещающие повороты направо и налево, да еще на въездах в проулки - известные всем водителям "кирпичи". В центре города на одной маленькой круглой площади диаметром не более двадцати метров я насчитал восемнадцать дорожных указателей - настенных, висящих, на столбиках, тумбах и кронштейнах. Зачем засорять глаза этим многослойным дублированием? Неужто стокгольмские автомобилисты столь непонятливы? Когда я спросил об этом у таксиста, он рассмеялся:
- Да нет! Дело, говорят, совсем в другом.
Когда мы переходили на правостороннее движение, то заменили все знаки. А фирма, выполнявшая заказ города, будто бы перестаралась - наделала их слишком много. И вот, чтобы добро не пропадало… Мы, шведы, бережливый народ!
Шутка есть шутка, но вообще Стокгольм можно полюбить за одних белок. Совсем ручные, они, пронзительно поцокивая, бегают повсюду, доверчиво спускаются с деревьев тебе на плечи, берут из рук печенье и конфеты, предпочитая, конечно, орехи любого вида.
Если б белки жили во всех городах!..
Хорош Стокгольм, когда смотришь на него с высокой точки, этак метров с трехсот над уровнем моря. Подробности, пестрота исчезают - только зелень и камень, вода и камень, дома и камень. Мне хотелось увезти отсюда это общее впечатление. Билет домой лежал в кармане пиджака, я временами нежно притрагивался к тому месту, где он покоился, - мыслями я был уже дома и совсем не думал, не гадал, что мне еще доведется попасть в сердцевину каменной плиты, на которой стоит Стокгольм, опуститься на сорок метров ниже уровня моря и это приведет меня к Балтике. Дело было так.
Перед последним приемом я попросил его организаторов устроить меня рядом с кем-нибудь из работников коммунального хозяйства Стокгольма. Ну, чтоб не терять даром времени в общих разговорах. Хотел порасспросить напоследок о зеленом строительстве Стокгольма, о шуме и дорожных знаках, о птицах и белках…
- Московская вода вкусней? - спросил сосед, с улыбкой наблюдая за мной.
- Нет. эта тоже ничего. Из Меларена?
- Да.
- Хорошая, - окончательно решил я.
- Совсем недавно была хуже,
- Почему?
И снова, уже в который раз за эту мою поездку, завязался разговор о воде и связанных с нею проблемах,
Вообще-то вода, истинное чудо земной природы, заслуживает, быть может, великой поэмы - так интересна она сама по себе, так велика ее роль в нашей жизни, так драматична и сложна судьба этого драгоценного жидкого минерала. Некоторые на первый взгляд простые физико-химические свойства воды настолько нам привычны, что мы не задумываемся об их истинном значении. Взять, например, ее четырехррадусную тепловую константу.
При этой температуре вода обнаруживает поразительное свойство становится почему-то наиболее тяжелой и плотной. И когда осенью остывает какой-либо водоем, то холодная вода опускается с поверхности вниз. на ее место поднимается более теплая-и так далее, пока вся водная среда не перемешается и не примет четырехградусную температуру. Но вот холодает все больше, поверхностный слой воды остывает еще на один-два градуса. И тут-то с водой происходит странная метаморфоза: подчиняясь тончайшим молекулярным законам, она разжижается и легчает. Этот холодный легкий слой, как бы плавая на поверхности водоема, создает своего рода тепловую подушку и не позволяет охлаждаться нижележащей толще.
Образующийся при нуле градусов лед еще легче и потому не тонет. Поистине сказочное свойство! Кусок легкого олова, тяжелого свинца или, скажем, аморфного воска тонет в собственном расплаве, а лед чудесным образом держится на поверхности воды. Не будь этого, наши водоемы промерзали бы до дна. Все живое там погибло бы, да и сама Земля не вырвалась бы из ледяного плена.
Отметим также огромную теплоемкость воды, выделяющую ее из ряда всех остальных веществ. Нагревание равного количества свинца на то же число градусов требует в тридцать раз меньше калорий, железа - в девять, льда в два раза. Катастрофические замерзания и таяния обрушивались бы каждый год на Землю, если бы у воды, льда и снега не было такой особой теплоемкости. Это свойство, а также высокая теплота парообразования выравнивают климат планеты. Забирая на экваторе огромное количество солнечного тепла, водяные пары разносят его по Земле и, конденсируясь, отдают умеренным и приполярным широтам.
Вода также прекрасный растворитель. Кроме того, у нее необыкновенно сильное поверхностное натяжение, благотворная самоочиститель ная способность, а свое свойство капиллярности она даже как бы противопоставляет закону всемирного тяготения. Отними у воды хоть одно из этих или других, не упомянутых здесь важных свойств, и всякая жизнь на Земле прекратится - не будут зеленеть луга, расти леса, исчезнут животные, птицы, насекомые, умрет почва, погибнет сам человек, почти на три четверти состоящий из воды. Вот что она такое - вода-то!
Невозможно переоценить значение воды для промышленных, энергетических, бытовых нужд человека. И я не буду приводить данных, характеризующих все эти быстро возрастающие потребности, подытожу в общей форме результаты Многих исследований по всему земному шару. Запасы воды на нашей планете неисчерпаемы - одно из самых замечательных свойств ее заключается " в том, что она неистребима, вечна и практически не уменьшается в своем количестве, чего бы мы с нею ни вытворяли.
Проблема ныне заключается в том, что почти повсеместно наблюдается нехватка чистой пресной воды. Промышленность и сельскохозяйственное производство нуждаются в незагрязненной и мягкой воде, хорошая вода нужна для питья. И нехватку ее человек ощущает прежде всего.
Немало уже на свете городов, районов и целых государств, даже в умеренном поясе испытывающих ныне затруднения с питьевой водой. Потребность населения ФРГ, например, удовлетворяется из подземных источников, загрязненных пока в меньшей степени, чем наземные водоемы. Однако в этой стране, как пишут сами немцы, нет полных и точных данных о водных подземных запасах, и питьевая вода во все возрастающем количестве будет забираться из рек и озер, куда с атмосферными осадками, паводками и сливными отходами попадает все больше вредных веществ. Во многих странах ключевую воду продают уже в пакетах и бутылках. В Нью-Йорке литровый пакет, по последним данным стоит шестьдесят центов.
Шведы располагают большими резервами хорошей воды, особенно на севере. Там же, где за последние десятилетия бурно развивалась промышленность, интенсивное сельское хозяйство и увеличивалось население, водоемы начали заметно загрязняться, стало не хватать чистой пресной воды южной трети страны, где проживает около восьмидесяти процентов населения Швеции. Недавно муниципалитеты Мальмё, Лунда, Хельсингборга и других городов крайнего юго-западного района пришли к соглашению о необходимости выделения больших капитальных средств для доставки питьевой воды издалека. Намечено пробить из чистого пока озера Больмен магистральный туннель длиною восемьдесят километров и на триста километров раскинуть по району ветви основных водоводов.
Главный источник потребительской воды страны - пресное озеро Меларен, подступившее к Стокгольму. За последние сто лет. население вокруг этого озера увеличилось в двадцать раз, и из всех озер Швеции оно испытывает наибольшую нагрузку солями, вредными промышленными стоками, жидкими бытовыми отходами. В озеро поступает за год около восьмисот тонн фосфора в соединениях и десять тысяч тонн азота. А водой Меларена пользуются для бытовых нужд почти полтора миллиона человек.
- Всего несколько лет назад, - говорит мой собеседник, - вода была хуже, потому что многие районы города сливали бытовые и производственные отходы в Меларен. Недавно в строй вступила Чаппала.
- Что это такое?
- Прекрасная вещь! Новинка.
- Нельзя ли взглянуть? У меня, правда, всего полдня до самолета…
- Не советую, - поморщился сосед.
- Отчего?
Собеседник замялся. Узнав, однако, что это вовсе не секретный объект, я твердо решил побывать на Чаппале - новой очистительной системе, только что сооруженной под. Стокгольмом. Когда-то я слышал об оригинальной установке в Ослофьорде. изобретенной норвежским ученым Фойном. Она очищает бытовые стоки посредством разбавления их соленой морской водой и пропускания - через эту токопроводящую смесь сильных электрических разрядов.
Отходящим хлором обеззараживают выпускную воду, а твердые вещества отделяются и вывозятся на удобрения. Я думал увидеть нечто подобное в Чаппале. Особенно увлекательно было бы посмотреть, как работает электричество, облагораживающее воду. Выяснилось, однако, что Чаппала смешивает бытовые и промышленные стоки, морская вода к ним не добавляется. очищающие электрические разряды не применяются, в технологической схеме использован западногерманский и американский опыт. Что ж, посмотрим.
На дальней окраине города стоит в густой зелени огромная труба с колпаком- огромная не в высоту, а в толщину, и ее из города не видно. Возле трубы небольшое кирпичное помещение производственно-административное управление очистной станции. На схеме города, которая висят в кабинете руководителя этого хозяйства Ларса Халя. видно, как сбегаются сюда водосборные коллекторы, проложенные под городом. Станция обслуживает население северной части Стокгольма и прилегающих к ней пригородов, а также промышленность этого района.
Хозяйство станции расположено глубоко в скальном основании города. Мы медленно спускаемся в большом, грузовом лифте. Становится все прохладней, влажней и запашистей, однако терпеть можно. И вот мы у выходного отверстия главного туннеля. К нему примыкают боковые туннели, коллекторы, а здесь, в конце его, очистное производство. Этот туннель сечением в десять квадратных метров на выходе - плод замечательного мастерства стокгольмских скальных проходчиков, основа всей системы и главная ее ценность. Мы увидели и автоматизированное управление всем процессом очистки отходов, и залы над бассейнами, сравнимые по размерам с самыми большими станциями метро, и электрические шламоподъемники. Все хозяйство Чаппалы обошлось в семьдесят пять миллионов крон. А стоимость туннеля - сто миллионов. Строители его везде выдержали проектный уклон, вышли точно на заданную отметку, миллионы кубометров камня были подняты на поверхность, раздроблены на щебенку для дорог и бетонных заводов. Тянется туннель в крепчайшей скальной породе на шестьдесят километров и рассчитан на далекую перспективу - в случае нужды он сможет обслуживать жилой район с населением в миллион человек.
Сливаясь самотеком и проходя подъемные насосные станции, бытовые и промышленные отходы на своем долгом пути к очистным сооружениям хорошо перемешиваются. По выходе из туннеля смесь проходит очистительные решетки, где отделяется бумага, пластмасса, тряпье. Затем вода проходит через три песчаные ловушки и шесть осадочных бассейнов - наверх всплывают масла, а шлам оседает. Максимальная глубина бассейна одиннадцать метров, ширина двенадцать. Далее идет активная шламовая лестница, на которой в воду вдувается воздух и вводятся микроорганизмы. Отсюда вода возвращается к началу цикла, и в ней уничтожаются фосфаты. На одном из этапов очистки смесь выделяет метан, который сжижается и отапливает производственные помещения Чаппалы. Перед выпуском вода хлорируется. Производственные помещения и переходные туннели, вырубленные в камне, так велики, что обслуживающий персонал ездит по ним на велосипедах. По стенам тянутся белоснежные трубы и провода в надежной изоляции. Тут даже красиво - горят мощные лампы дневного света, сияют перила из нержавейки, стены покрыты бетонным раствором в распыл, имеют приятный матовый цвет. Повсюду сплошная каменная твердь, лишь кое-где проступают грунтовые воды - красные потеки от соединений железа, белые от извести.
Контрольный пункт. Пульты, электронновычислительные машины, лампочки на табло.
Какие-то аппараты чертят какие-то кривые. Господин Халь объясняет, что автоматы контролируют заполнение резервуаров, содержание примесей на каждом производственном этапе, характеристики шлама.
- Шлама много отходит?
- Тридцать тысяч кубометров в год, - ответил Ларе Халь. - Мы обезвоживаем его и в контейнеры. Посмотрим?
- Посмотрим.
Вязкая маслянисто-черная масса стекает с барабанов. В ней много еще микробов и неуничтожимых активных элементов, сопутствующих отходам современной развитой индустрии.
Куда деваются эти ежегодные двадцать железнодорожных эшелонов шлама?
- Вывозим на поля. Пятнадцать крон кубометр. Рассыпаем вокруг города. Микроорганизмы погибают в почве, запах за два-три дня исчезает. Это замечательное удобрение. На нашем шламе хорошо растут овощи.
- Но все-таки это концентрированные соединения, остатки тяжелых металлов…
- Дело новое, не проверенное, - соглашается господин Халь. - Пока землевладельцы берут шлам, но мы в точности не знаем последствий…
Да, к сожалению, не знаем. Станция отменная, самая современная, но я, так же как, наверное, господин Халь, если увижу две лежащие рядом морковки, конечно, предпочту из них ту, что выращена подальше от города и этих замечательных шламовых удобрений. Только вот различить их невозможно. Критерием при таком выборе на Западе становится цена.
Западногерманские хозяйки покупают овощи, снятые с полей орошения, с тридцатипроцентной скидкой. Нам же вряд ли потребуется делать выбор - в Советском Союзе на полях орошения, куда сливаются сточные воды, очищенные от механических примесей, выращиваются только кормовые культуры.
- Вы редкий гость в нашей преисподней, - сказал господин Халь, когда мы поднялись наверх.
- Не заметил никакой преисподней, - возразил я. - У вас интересно и ново.
- Но, так сказать, аромат…
- Однако вы-то тут работаете, - сказал я.
- Спасибо.
После такого обмена комплиментами мы пожали друг другу руки, и я полюбопытствовал на прощание:
- А куда девается вся эта сливная вода после вашей сепарации?
- В море. Причем в ней может жить рыба, а в Балтике не везде. Пропадает наше море.
- Балтика не только ваша, - возразил я, - но и наша.
- Вот я и говорю - наше море.
И господин Халь еще раз протянул мне руку. Почему Балтика пропадает?
Балтика… Слово это относится к ряду серьезных, весомых, не поминаемых всуе слов.
О том, что такие слова существуют, я заметил еще мальчишкой, в войну, когда пришел в паровозное депо учеником слесаря. По гудку черные котельщики садились у теплых батарей, молча жевали картошку или немногословно вспоминали прошлое. Будто сейчас вижу и слышу, как один старый рабочий, отрешенно глядя в темноту цеха, уходил весь в себя и торжественно произносил: "Сормово!" И все почему-то задумывались вместе с ним.
Балтика! Многовековой ратный труд моего народа, великая северная столица на берегу залива, торговля со всем светом, отечественное кораблестроение, громкие свершения русских мореходов, Петр Первый и Михаил Ломоносов, Пушкин и Ленин, славные питерцы и кронштадтцы, революция. Отечественная война, блокада…
Зная Балтийское море по книгам да кинофильмам, я лишь недавно познакомился с ним лично. Увидел его проливы и шхеры, зеленосерый прибой, белесые горизонты, поплавал по Финскому заливу, пролетел над Ботническим.
Это на карте он такой широкий, Ботнический-то, а когда летишь над ним, под тобой совсем будто бы рядом шведские и финские берега с дробной россыпью островов и червячками фиордов. Но вообще Балтийское море довольно внушительно - его береговая линия составляет половину длины земного меридиана, двадцать тысяч километров! Правда, мелковато! оно - средняя его глубина всего шестьдесят метров, да и водички в нем маловато - двадцать две тысячи кубокилометров, меньше, чем в любимом моем Байкале. В отличие от славного сибирского моря, Балтика соединена проливами с мировым океаном, но геологическая и гидрологическая природа ее тоже очень любопытна.
Раньше я думал, что все моря на свете имеют одинаковый уровень, и с удивлением узнал, что Балтика исключение, на полтора десятка сантиметров она выше уровня Атлантического океана - из-за обилия притока речной воды и малой пропускной способности сливного пролива. Мне всегда представлялось, что печально знаменитые петербургско-ленинградские наводнения происходили из-за балтийских ветров, нагоняющих воду в Финский залив и невское устье. Оказывается, это не так. Наводнения вызываются чрезвычайным понижением атмосферного давления над Балтикой, своего рода выпучиванием ее вод и их последующим грозным растеканием, для защиты от которого мы скоро начнем строить в заливе гигантскую плотину. С интересом я узнал о том, что в конце ледникового периода шведские озера Венерн и Меларен, наша Ладога и Онега составляли одно море, что и сейчас берега Балтики быстро поднимаются во многих местах, в частности, в самом дальнем углу Ботнического залива, у шведского города Лулео, в котором растут сибирские кедры, и что морская вода там почти пресная…
Однако больше всего меня заинтересовали и взволновали сегодняшние будни Балтики. Ее судьба, которая, как выяснилось при более близком знакомстве с морем, оказалась непростой, трудной, можно сказать - мучительной.
И слово Балтика рождает теперь у меня новые, совсем другие ассоциации. Мне показалось, что я заболел Балтикой, как когда-то неизлечимо заболел Байкалом…
Балтика поистине наша - это общее и неделимое достояние всех народов Северной Европы. С этим полузакрытым морем неразрывно связана тысячелетняя гражданская и военная история, экономика и образ жизни датчан, латышей, литовцев, немцев, поляков, русских, финнов, шведов, эстонцев. И вот уже не первый год представители семи государств - Советского Союза, ГДР, Польши, Швеции. Дании, ФРГ и Финляндии - встревоженно собираются то в Стокгольме, то в Киле, то в Хельсинки или другом городе побережья, чтобы обдумать положение, в каком оказалось ныне это море, обсудить конкретные и непременно совместные меры, ибо состояние Балтики катастрофически ухудшается, хотя и на сегодняшний день оно таково, что неизвестно, можно ли устранить уже нанесенный морю вред.