Паулина на собак
Выливает керосин.
Керосин
Противный,
Жгучий,
Очень едкий
И вонючий!Воют жалобно собаки,
Чешут спины
И бока.
Топчут розы,
Топчут маки,
Тоичут грядки табака.Громко взвизгнула соседка
И, печально вскрикнув "У-у-у!",
Как надломленная ветка,
Повалилась на траву.Каспар Шлик, куря табак,
Увидал своих собак,
И воскликнул Каспар Шлих:
"Я избавился от них!
Я их выбросил давно,
И теперь мне все равно!"
Глава пятая
Снова в будке Плюх и Плих.
Всякий скажет вам про них:
"Вот друзья, так уж друзья!
Лучше выдумать нельзя!"Но известно, что собаки
Не умеют жить без драки.Вот в саду, под старым дубом,
Разодрались Плих и Плюх.И помчались друг за другом
Прямо к дому во весь дух.В это время мама Фиттих
На плите пекла блины.
До обеда покормить их
Просят маму шалуны.Вдруг из двери мимо них
Мчатся с лаем Плюх и Плих.Драться в кухне мало места:
Табурет, горшок и тесто
И кастрюля с молоком
Полетели кувырком.Пауль кнутиком взмахнул,
Плюха кнутиком стегнул.
Петер крикнул:
"Ты чего
Обижаешь моего?
Чем собака виновата?"
И кнутом ударил брата.
Пауль тоже рассердился,
Быстро к брату подскочил,
В волоса его вцепился
И на землю повалил.Тут примчался папа Фиттих
С длинной палкою в руках.
"Ну теперь я буду бить их!"
Закричал он впопыхах."Да, - промолвил Каспар Шлих,-
Я давно побил бы их.
Я побил бы их давно!
Мне-то, впрочем, все равно!"Папа Фиттих на ходу
Вдруг схватил сковороду
И на Шлиха блин горячий
Нахлобучил на ходу."Ну, - воскликнул Каспар Шлих,-
Пострадал и я от них.
Даже трубка и табак
Пострадали от собак!"
Глава шестая
Очень, очень, очень, очень
Папа Фиттих озабочен…
"Что мне делать? - говорит.-
Голова моя горит.
Петер - дерзкий мальчуган,
Пауль - страшный грубиян,
Я пошлю мальчишек в школу,
Пусть их учит Бокельман!"Бокельман учил мальчишек
Палкой по столу стучал,Бокельман ругал мальчишек
И как лев на них рычал.Если кто не знал урока,
Не умел спрягать глагол,-Бокельман того жестоко
Тонкой розгою порол.Впрочем, это очень мало
Иль совсем не помогало,
Потому что от битья
Умным сделаться нельзя.
Кончив школу кое-как,
Стали оба мальчугана
Обучать своих собак
Всем наукам Бокельмана.
Били, били, били, били,
Били палками собак,
А собаки громко выли,
Но не слушались никак."Нет, - подумали друзья,-
Так собак учить нельзя!
Палкой делу не помочь!
Мы бросаем палки прочь".И собаки в самом деле
Поумнели в две недели.
Глава седьмая и последняя
Англичанин мистер Хопп
Смотрит в длинный телескоп.
Видит горы и леса,
Облака и небеса.Но не видит ничего,
Что под носом у него.
Вдруг о камень он споткнулся,
Прямо в речку окунулся.Шел с прогулки папа Фиттих,
Слышит крики: "Караул!"
"Эй, - сказал он, - посмотрите,
Кто-то в речке утонул".Плих и Плюх помчались сразу,
Громко лая и визжа.
Видят - кто-то долговязый
Лезет на берег дрожа."Где мой шлем и телескоп?"
Восклицает мистер Хопп.И тотчас же Плих и Плюх
По команде в воду бух!
Не прошло и двух минут,
Оба к берегу плывут."Вот мой шлем и телескоп!"
Громко крикнул мистер Хопп.
И прибавил: "Это ловко!
Вот что значит дрессировка!
Я таких собак люблю,
Я сейчас же их куплю.
За собачек сто рублей
Получите поскорей!""О! - воскликнул папа Фиттих,-
Разрешите получить их!""До свиданья! До свиданья!
До свиданья, Плюх и Плих!"
Говорили Пауль и Петер,
Обнимая крепко их."Вот на этом самом месте
Мы спасли когда-то вас,
Целый год мы жили вместе,
Но расстанемся сейчас".Каспар Шлих, куря табак,
Увидал своих собак.
"Ну и ну! - воскликнул он,-
Сон ли это иль не сон?
В самом деле, как же так?
Сто рублей за двух собак!
Мог бы стать я богачом,
А остался ни при чем".Каспар Шлих ногою топнул,
Чубуком о землю хлопнул.
Каспар Шлих рукой махнул -
Бух!
И в речке утонул.Трубка старая дымится,
Дыма облачко клубится.
Трубка гаснет наконец.
Вот и повести
конец.
1936
В. Буш. Как Володя быстро под гору летел
На салазочках Володя
Быстро под гору летел.На охотника Володя
Полным ходом налетел.Вот охотник
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели -
На собачку налетели.Вот собачка,
И охотник,
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели -
На лисичку налетели.Вот лисичка,
И собачка,
И охотник,
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели -
И на зайца налетели.Вот и заяц,
И лисичка,
И собачка,
И охотник,
И Володя
На салазочках сидят,
Быстро под гору летят.
Быстро под гору летели -
На медведя налетели!И Володя с той поры
Не катается с горы.
1936
Л. Квитко. Танкист
Сын сказал: "Послушай, мама,
Я танкистом стать хочу.
Я тогда фашистов, мама,
В пух и прах расколочу".- Да, сынок, - сказала мать, -
Ты танкистом должен стать. -
Сын сказал: "Конечно, мама,
Я танкистом должен стать.Я ведь знаю, что фашисты
Лезут к нам со всех боков -
Дай им то, подай им это…
Вот бы дать им тумаков".- Да, дружок, - сказала мать, -
Тумаков им надо дать. -
Сын ответил: "Верно, мама,
Тумаков им надо дать.Надо взрослым стать, конечно,
Чтобы пули слать врагу.
Надо детям ждать, конечно,
Только ждать я не могу".- Да, мой друг, - сказала мать, -
Надо, надо подождать. -
Сын ответил: "Верно, мама,
Только очень трудно ждать".Если вдруг мне скажет маршал:
"Кем ты, мальчик, хочешь стать?"
Я скажу: "Товарищ маршал,
Я такнистом должен сать".- Да, родной, - сказала мать, -
Ты танкистом должен стать. -
Сын ответил: "Верно, мама,
Непременно должен стать.Как мы двинем на фашистов
Наши танки через ров…
Знаешь, мама, бить фашистов
Я всегда, всегда готов".Мать сказала: - Бить врагоы
Будь, сынок, всегда готов. -
Сын сказал: "Конечно, мама,
Я всегда, всегда готов"
1938
Проза
1928
Озорная пробка
В 124-м детском доме, ровно в 8 часов вечера, зазвонил колокол.
Ужинать! Ужинать! Ужинать! Ужинать!
Девчонки и мальчишки бежали вниз по лестнице в столовую. С криком и топотом и хохотом каждый занимал своё место.
Сегодня на кухне дежурят Арбузов и Рубакин, а также учитель Павел Карлович или Палкарлыч.
Когда все расселись, Палкарлыч сказал:
- Сегодня на ужин вам будет суп с клёцками.
Арбузов и Рубакин внесли котел, поставили его на табурет и подняли крышку. Палкарлыч подошёл к котлу и начал выкрикивать имена.
- Иван Мухин! Нина Верёвкина! Федул Карапузов!
Выкликаемые подходили. Арбузов наливал им в тарелку суп, а Рубакин давал булку. Получивший то и другое шёл на своё место.
- Кузьма Паровозов! - кричал Палкарлыч. - Михаил Топунов! Зинаида Гребешкова! Громкоговоритель!
Громкоговорителем звали Серёжку Чикина за то, что он всегда говорил во весь дух, а тихо разговаривать не мог.
Когда Серёжка-Громкоговоритель подошёл к котлу, - вдруг стало темно.
- Электричество потухло! - закричали на разные голоса.
- Ай, ай, ай, ты смотри, что ты делаешь! - громче всех кричал Громкоговоритель.
- Громкоговоритель в супе купается, - кричал Кузьма Паровозов.
- Смотри не подавись клёцками, - кричал Пётр Сапогов.
- Тише, сидите на местах! - кричал Палкарлыч.
- Отдай мне мою булку! - кричала Зинаида Гребешкова.
Но тут стало опять светло.
- Электричество загорелось! - закричал Кузьма Паровозов.
- И без тебя вижу, - отвечала ему Зинаида Гребешкова.
- А я весь в супе! - кричал Громкоговоритель.
Когда немного поуспокоились, Палкарлыч опять начал выкрикивать:
- Пётр Сапогов! Мария Гусева! Николай Пнёв!
На другой день, вечером, когда Палкарлыч показывал детям новое гимнастическое упражнение, вдруг стало опять темно.
Федул Карапузов, Нина Верёвкина и Николай Пнёв, повторяя движения Палкарлыча, поскользнулись в темноте и упали на пол.
Пётр Сапогов, воспользовавшись темнотой, ударил Громкоговорителя кулаком в спину.
Кругом кричали:
- Опять потухло! Опять потухло! Принесите лампу! Сейчас загорится!
И действительно, электричество опять загорелось.
- Это ты меня ударил? - спросил Громкоговоритель.
- И не думал, - отвечал Сапогов.
- Тут что-то неладно, - сказал Палкарлыч. - Ты, Мухин, и ты, Громкоговоритель, сбегайте в соседний дом и узнайте: если там электричество не тухло, как у нас, то надо будет позвать монтёра.
Мухин и Громкоговоритель убежали и, скоро вернувшись, сказали, что, кроме как в детском доме, электричество не тухло.
На третий день, с самого утра, по всему детскому дому ходил монтёр с длинной двойной лестницей-стремянкой. Он в каждой комнате ставил стремянку, влезал на неё, шарил рукой по потолку, по стенам, зажигал и тушил разные лампочки, потом зачем-то бежал в прихожую, где над вешалкой висел счётчик и мраморная дощечка с пробками. Следом за монтёром ходили несколько мальчишек и с любопытством смотрели, что он делает. Наконец монтёр, собираясь уходить, сказал, что пробки были не в порядке и от лёгкой встряски электричество могло тухнуть. Но теперь всё хорошо, и по пробкам можно бить хоть топором.
- Прямо так и бить? - спросил Пётр Сапогов.
- Нет, это я пошутил, - сказал монтёр, - но во всяком случае теперь электричество не погаснет.
Монтёр ушёл. Пётр Сапогов постоял на месте, потом пошел в прихожую и долго глядел на счётчик и пробки.
- Что ты тут делаешь? - спросил его Громкоговоритель.
- А тебе какое дело, - сказал Петька Сапогов и пошёл на кухню.
Пробило 2 часа, потом 3, потом 4, потом 5, потом 6, потом 7, потом 8.
- Ну, - говорил Палкарлыч, - сегодня мы не будем сидеть в темноте. У нас были пробки не в порядке.
- А что такое пробки? - спросила Мария Гусева.
- Пробки, это их так называют за их форму. Они…
Но тут электричество погасло, и стало темно.
- Потухло! - кричал Кузьма Паровозов.
- Погасло! - кричала Нина Верёвкина.
- Сейчас загорится! - кричал Громкоговоритель, отыскивая впотьмах
Петьку Сапогова, чтобы, как бы невзначай, дать ему подзатыльник. Но Петька не находился. Минуты через полторы электричество опять загорелось.
Громкоговоритель посмотрел кругом. Петьки нет как нет.
- Завтра позовём другого монтёра, - говорил Палкарлыч. - Этот ничего не понимает.
"Куда бы мог пропасть Петька? - думал Громкоговоритель. На кухне он, кажись, сегодня не дежурит. Ну, ладно, мы с ним ещё посражаемся".
На четвёртый день позвали другого монтера. Новый монтёр осмотрел провода, пробки и счётчик, слазил на чердак и сказал, что теперь-то уж всё в исправности.
Вечером, около 8 часов, электричество потухло опять.
На пятый день электричество потухло, когда все сидели в клубе и рисовали стенгазету. Зинаида Гребешкова рассыпала коробочку с кнопками. Михаил Топунов кинулся помогать ей собирать кнопки, но тут-то электричество и погасло, и Михаил Топунов с разбега налетел на столик с моделью деревенской избы-читальни. Изба-читальня упала и разбилась. Принесли свечу, чтобы посмотреть, что произошло, но электричество загорелось.
На шестой день в стенгазете 124-го детского дома появилась картинка; на ней были нарисованы человечки, стоящие с растопыренными руками, и падающий столик с маленьким домиком. Под картинкой была подпись:
Электричество потухло
Раз, два, три, четыре, пять.
Только свечку принесли -
Загорелося опять.
Но несмотря на это, вечером электричество всё-таки потухло.
На седьмой день в 124-й детский дом приезжали какие-то люди.
Палкарлыч водил их по дому и рассказывал о капризном электричестве.
Приезжие люди записали что-то в записные книжки и уехали.
Вечером электричество потухло.
Ну что тут поделаешь!
На восьмой день, вечером, Сергей Чикин, по прозванию Громкоговоритель, нёс линейки и бумагу в рисовальную комнату, которая помещалась внизу около прихожей. Вдруг Громкоговоритель остановился. В прихожей, через раскрытую дверь, он увидел Петра Сапогова. Пётр Сапогов, на ципочках, то и дело оглядываясь по сторонам, крался к вешалке, над которой висел счётчик и мраморная дощечка с пробками. Дойдя до вешалки, он ещё раз оглянулся и, схватившись руками за вешалочные крючки, а ногами упираясь о стойку, быстро влез наверх и повернул одну пробку. Всё потухло. Во втором этаже послышался визг и крик.
Минуту спустя электричество опять зажглось, и Пётр Сапогов спрыгнул с вешалки.
- Стой! - крикнул Громкоговоритель, бросая линейки и хватая за плечо Петьку Сапогова.
- Пусти, - сказал Петька Сапогов.
- Нет, не пущу. Это ты зачем тушишь электричество?
- Не знаю, - захныкал Петька Сапогов.
- Нет, врёшь! Знаешь! - кричал Громкоговоритель. - Из-за тебя меня супом облили. Шпана ты этакая.
- Честное слово, тогда не я тушил электричество, - завертелся Петька Сапогов. - Тогда оно само тухло. А вот когда монтёр сказал, что по пробкам хоть топором бей - ничего, я вечером и попробовал одну пробку ударить. Рукой, слегка. А потом взял её да повернул. Электричество и погасло. С тех пор я каждый день тушу. Интересно. Никто починить не может.
- Ну и дурак! - сказал Громкоговоритель. - Смотри у меня; если ещё раз потушишь электричество, я всем расскажу. Мы устроим товарищеский суд, и тебе не поздоровится. А пока, чтоб ты помнил, получай! - И он ударил Петьку Сапогова в правую лопатку.
Петька Сапогов пробежал два шага и шлёпнулся, а Громкоговоритель поднял бумагу и линейки, отнёс их в рисовальную комнату и как ни в чём не бывало пошёл наверх.
На следующий, девятый, день Громкоговоритель подошёл к Палкарлычу.
- Товарищ учитель, - сказал он, - разрешите мне починить электричество.
- А ты разве умеешь? - спросил Палкарлыч.
- Умею.
- Ну, валяй, попробуй, авось никому не удавалось, а тебе удастся.
Громкоговоритель побежал в прихожую, влез на вешалку, поковырял для вида около счётчика, постукал мраморную дощечку и слез обратно.
И что за чудо? С того дня в 124-м детском доме электричество горит себе и не тухнет.
1928
Перо Золотого Орла
Было решено, что как только кончится немецкий урок, все индейцы должны будут собраться в тёмном коридоре за шкапами с физическими приборами. Из коридора нельзя было видеть, что делается за шкапами, и потому индейцы всегда собирались там для обсуждения своих тайных дел. Это место называлось "Ущельем Бобра".
Бледнолицые не имели такого тайного убежища и собирались, где попало, когда в зале, а когда в классе на задних скамейках. <Но зато у Гришки Тулонова, который был бледнолицым, была настоящая подзорная труба>. В эту трубу можно было смотреть и хорошо видеть всё, что творится на большом расстоянии. Индейцы предлагали бледнолицым обменять "Ущелье" на подзорную трубу, но Гришка Тулонов отказался. Тогда индейцы объявили войну бледнолицым, чтобы отнять у них подзорную трубу силой. Как раз после немецкого урока индейцы должны были собраться в Ущелье Бобра для военных обсуждений.
Урок подходил уже к концу и напряжение в классе всё росло и росло.
Бледнолицые могли первые занять "Ущелье Бобра"; ввиду военного положения это допускалось.
На второй парте сидел вождь каманчей Галлапун, Звериный Прыжок, или, как его звали в школе, Семен Карпенко, готовый каждую минуту вскочить на ноги. Рядом с Галлапуном сидел тоже индеец, великий вождь араукасов Чин-гак-хук. Он делал вид, что списывает с доски немецкие глаголы, а сам писал индейские слова, чтобы употреблять их во время войны. Чин-гак-хук писал:
Ау - война
Кос - племя
Унем - большое
Инам - маленькое
Амик - бобр
Дэш-кво-нэ-ши - стрекоза
Аратоки - вождь
Тамарака - тоже вождь
Пильгедрау - воинственный клич индейцев
Оах - здравствуйте
Уч - да
Мо - орёл
Капек - перо
Кульмегуинка - бледнолицый
Куру - чёрный
- Сколько минут осталось до звонка? - спросил своего соседа Галлапун.
- Восемь с половиной, - отвечал Чин-гак- хук, едва двигая губами и внимательно глядя на доску.
- Ну, значит, сегодня спрашивать не будет, - сказал Галлапун.
"Надо сказать Никитину, чтобы он минуты за две до звонка попросил бы у учителя разрешения выйти из класса и спрятался бы в Ущелье Бобра", - подумал про себя Галлапун и сейчас же написал на кусочке бумажки распоряжение и послал его Никитину по телеграфу.
"Телеграфом" назывались две катушки, прибитые под партами, одна под партой Галлапуна, а другая под партой Никитина. На катушках была натянута нитка с привязанной к ней спичечной коробочкой. Если потянуть за нитку, то коробочка поползёт от одной катушки к другой.
Галлапун положил в коробочку своё распоряжение и потянул за нитку. Коробочка уплыла под парту и подъехала к Никитину. Никитин достал из неё распоряжение Галлапуна и прочёл: "Галлапун, Звериный Прыжок, вождь каманчей, просит Курумиллу за две минуты до конца немецкого плена бежать <в> "Ущелье Бобра" и охранять его от бледнолицых".
Внизу послания была нарисована трубка мира, тайный знак каманчей.
Курумилла, или как его звали бледнолицые учителя - Никитин, прочёл распоряжение Галлапуна и послал ответ: "Курумилла, Чёрное Золото, исполнит просьбу Галлапуна, Звериного Прыжка".
Галлапун прочёл ответ Никитина и успокоился. Теперь Никитин сделает всё, что требуется от индейского воина, и бледнолицым не удастся занять Ущелья.
- Ну, теперь "Ущелье" наше, - шепнул Чин-гак-хуку Галлапун.