– Я не буду больше с тобою спорить, – говорила графу старая княгиня, сидя с ним на диване в одной из отдаленных комнат графского дома, – скажу тебе по правде, что нам эта женитьба очень по сердцу, но скажу и то, что девка тебя терпеть не может – мы отдаем ее за тебя неволею; знай это – да и в самом деле, правду сказать, ты уже не молод, батюшка.
Пламенный старик целовал руки у княгини.
– Будь спокойна, матушка; не смотри, что я стар: твоя красавица привыкнет ко мне и полюбит; наружность обманчива; верь, ни одному молодяку так не любить княжну, как я. Брильянтами ее засыплю, и тебя, и всю семью твою.
– Да уж я, батюшка, по твоей милости, и так не знаю, куда от них деваться.
По мраморным ступеням сходил жених в богатой, блестящей одежде. У подъезда стоял золоченый рыдван с графским гербом, запряженный цугом черно-пегих лошадей; кругом теснились гайдуки и скороходы, великолепно одетые.
– Куда ты? – говорили они, толкая женщину в чухонском платье, – не до тебя теперь! Видишь, теперь боярин едет жениться.
Граф, услышав шум, остановился на лестнице; говорят даже, что он побледнел, но это невероятно, потому что лицо его было крепко натерто румянами.
– Пустите, пустите ее! – сказал он слабым голосом, – пустите ее! Вы знаете, что всем ко мне свободный доступ.
Чухонку впустили; граф возвратился в приемную и по обыкновению, облокотившись на мраморный столик, старался принять на себя вид спокойный и важный.
– Ну, что тебе надобно, моя милая? – сказал он вошедшей чухонке, – говори скорее, потому что ты видишь, мне некогда.
– А что же, Якко, – отвечала ему Эльса, – скоро ли поедем домой на Иматру? Ведь не век здесь жить…
– Послушай, моя милая, – сказал граф важным голосом, – ты понимаешь, что мне теперь нет возможности с тобою ехать на Иматру, да и не следует. Что же до тебя касается, то я советую тебе ехать туда за добрa ума; иначе я вынужден буду… ты понимаешь… Замечу тебе, красавица, что ты уже слишком смела; вот тебе денег на дорогу, будь спокойна, – и впредь тебя не оставлю…
С сими словами граф подал ей кошелек, наполненный золотом.
Эльса захохотала; еще, еще… ее голос все громче и громче… это уже не хохот, а треск, а гром… стены колышутся, разваливаются, падают… Якко видит себя в прежней своей комнате; пред ним таинственная печь, из устья тянется пламя, обвивается вкруг него; он хочет бежать… нет спасения! Стены дышат огнем, потолок разрушается, еще минута… и не стало ни алхимика, ни его печи, ни Эльсы!
– Жаль! – говорили миряне, проходя на другой день мимо пепелища, – дом-то красильщика сгорел; только что было начал разживаться, да и сам, говорят, не выскочил, сердечный.
– Куда, слышь ты! Он масло варил, а масло-то и вспыхнуло, пролилося; он туда-сюда, хотел затушить, но масло не свой брат, так все и охватило.
– Жаль! Добрый малый был; приятно было с ним вести дело.
– Только у него иногда ум за разум заходил.
– И то правда. Да не пора ли закусить, соседушко?..
Этим оканчивался рассказ дяди.
– Скажите же, дядюшка, – заметил я, – что тут общего между этим рассказом и нашими приключениями в доме купца, вашего знакомого?
– Кажется, очень ясно, – отвечал дядя, улыбаясь, – пепелище было куплено покойным князем; на нем он выстроил дом, который теперь достался купцу.
– Ну, что же?
– Все не понимаешь! На том самом месте, где была лаборатория алхимика, находится чудная зала, в которой мы были.
– Так вы предполагаете, дядюшка, что эти крики…
– Я ничего не предполагаю… а понимаю очень ясно, чего и тебе желаю.
– Но послушайте, дядюшка, неужели в самом деле вы верите, что Саламандра сожгла вашего финляндца?
– Иные, пожалуй, говорят, что г. Якко просто делал фальшивую монету, а потом, чтоб все прикрыть, сжег дом и убежал вместе с своею помощницею чухонкою: так в Москве полагали многие; другие говорили, что он был сумасшедший; третьи, что он притворялся сумасшедшим… Из всех этих мнений можешь выбирать любое…
Признаюсь, я до сих пор убежден, что все это выдумка, что дяде хотелось пошутить надо мною, и все эти крики, тени не иное что, как фантасмагория. Надеюсь, что всякий благоразумный читатель в этом согласится со мною.
Примечания
Первая часть дилогии, повесть "Южный берег Финляндии в начале XVIII столетия", была впервые напечатана в альманахе "Утренняя заря на 1841 год". СПб., 1841, с. 15–128. Повесть "Саламандра", получившая позднее название "Эльса" и ставшая второй частью дилогии, впервые напечатана в журнале "Отечественные записки", 1841, т. XIV, отд. III., с. 1–38. Замысел ее относится к 1838 году. Во второй части "Сочинений" 1844 года обе повести были объединены под общим заглавием "Саламандра". Печатается по тексту Собрания сочинений 1844 года с учетом позднейшей авторской правки.
Саламандра – дух стихии огня.
В первоначальных авторских заметках действие повести происходило в Западной Европе. Сохранился следующий план произведения: "Саламандра: лаборатория алхимика; прошло 230 дней, он поручает молодому адепту смотреть в огонь и наблюдать, чтобы он всегда был одного цвета; засыпает; в средине калильного шара лицо улыбается юноше, уверяет его, что старец ничего не сделает, – полюби меня, и я тебе открою тайну делать золото с условием, если откроешь, я погибну и тебя погублю. Люди могут открыть наши тайны двумя способами: трудом, но долго, но любовью в одно мгновение. Юноша соглашается – (XVI век), богатеет он в Риме – богатство его привлекает внимание инквизиции, – его допрашивают – он не сказывает, огонь его не палит, его желает видеть Лев X и приказывает оставить, как сумасшедшего. Он скрывается в Германию – новые преследования – во Францию. Там он влюбляется в одну из любовниц Франциска, она назначает ему свидание – в эту минуту он открывает ей, но Саламандра удушает их обоих – с тех пор над домом носятся вопли и стоны" (Сакулин, II, 75). Впоследствии действие "Саламандры" было перенесено в Россию. Мусина-Пушкина Эмилия Карловна (1810–1846) – светская дама, знаменитая красавица, была знакома с Пушкиным, Лермонтовым и другими писателями.
Грот Яков Карлович (1812–1893) – русский филолог, переводчик "Саги о Фритьофе" шведского поэта Э. Тегнера (1782–1846) и карело-финского эпоса "Калевала".
Повесть "Южный берег Финляндии…" предназначалась автором для издававшегося Гротом в Хельсинки юбилейного альманаха. Но по требованию шефа жандармов Бенкендорфа писатель отдал повесть В. А. Владиславлеву, издателю "Утренней зари". Гроту была послана повесть "Необойденный дом". Одоевский с интересом наблюдал за деятельностью Грота и шутливо писал ему: "В "Южном береге Финляндии"
Вы увидите, как я вокруг Вас пощечился, – пишите больше – еще вас обокрадем"
(Я. К. Грот, Переписка с П. А. Плетневым, т. I. СПб., 1896, с. 676).
Лёнрот Элиас (1802–1884) – финский фольклорист, собиратель и издатель песен "Калевалы".
Вольф Фридрих Август (1759–1824) – немецкий филолог. Считал, что "Илиада" и "Одиссея" являют собой собрание отдельных песен, написанных в разное время несколькими поэтами, и в их числе Гомером.
Иматра – порог на реке Вуокса.
Волоковое окно – маленькое, задвигающееся ставнем-волоком оконце, куда вытягивался (выволакивался) дым из курной избы.
…калевы с пахиолами… – Имеются в виду враждовавшие легендарные племена, населявшие мрачную страну зла Похъела и светлую счастливую землю Калевалы.
Вереи – веревочные дверные петли.
В "Финской легенде" рассказывается в сказочно-аллегорической форме о Северной войне между Швецией и Россией и об основании Петербурга. В легенде мастерски использованы образы и традиции финского фольклора, что было отмечено Белинским, писавшим: "Можно ли лучше воспользоваться преданиями племени, чтоб написать поэму, которая в тысячу раз выше всевозможных "Петриад" и в которой образ Петра является столь верным и истинным действительности, в своей мифической колоссальности?.." (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. IV, с. 454).
Сампо – волшебная мельница, о которой рассказывается в "Калевале"; символ вечного счастья и изобилия. Позднее Одоевский намеревался написать повесть о русском участнике европейских революционных событий 1848 г. В плане этой повести говорится о финляндском Сампо как о "прообразе социализма" (ОРГЛБ, ф. 539, оп. I, пер. N 20, л. 46),
Юмала – в финской мифологии бог грома.
Пергола – дьявол.
…сестра царева… – царевна Софья Алексеевна (1657–1704), жаждавшая власти и противившаяся реформам Петра I.
Выборг – крепость, взятая в 1710 г. русскими войсками под командованием Ф. М. Апраксина.
Фузильеры – пехотинцы, вооруженные кремневыми ружьями – фузеями.
Куракин Борис Иванович (1676–1727) – русский дипломат. По поручению Петра I присматривал за учившейся в Европе русской молодежью.
…Нейштадский трактат… – Ништадтский мирный договор, заключенный в 1721 г. между Россией и Швецией.
Фижмы – юбка на китовом усе.
Полуроброн – старинное бальное платье с широкой юбкой на каркасе в виде обруча.
Просвирня – женщина, выпекавшая для церковных обрядов особый хлеб – просфоры.
Цельзиус (Цельс) Авл Корнелий (I в. до н. э. – I в. н. э.) – древнеримский медик.
Соллогуб Владимир Александрович (1813–1882) – русский писатель, приятель Одоевского.
Понтанус (Понтано) Джованни (1426–1503) – итальянский поэт и ученый, писавший по-латыни. О нем с иронией отзывался Рабле в своем романе "Гаргантюа и Пантагрюэль".
Кунсткамера – хранилище исторических и художественных коллекций и редкостей в Петербурге, учрежденное Петром I в 1714 г.
…даровитостью… – По-видимому, надо читать "тароватостью", т. е. щедростью.
…старобоярский дом… – Эти мысли Одоевского перекликаются с "Путешествием из Москвы в Петербург" Пушкина, где, в частности, говорится: "Под вызолоченным гербом торчит вывеска портного… Купечество богатеет и начинает селиться в палатах, покидаемых дворянством" (Пушкин. Полн. собр. соч., т. XI, с, 246–247).
Жозефина (1763–1814) – первая жена Наполеона Бонапарта.
"Брюсов календарь" – Впервые вышел в 1709 г. и содержал различные астрологические предсказания. Автором календаря считали "чернокнижника" Я. В. Брюса, между тем составил книгу библиотекарь Василий Киприянов.
Сухарева башня – готическое трехъярусное здание а Москве, построенное Петром I в 1692 г.
В образе старого графа воплотились некоторые черты Я. В. Брюса (1670–1735), ученого и полководца, сподвижника Петра, слывшего н народе колдуном и чернокнижником. В помещении Сухаревой башни; находились кабинет и обсерватория Брюса. Как соредактор "Отечественных записок", Одоевский был знаком с незавершенным историческим романом И. И. Лажечникова о Брюсе "Колдун на Сухаревой башне", печатавшимся в этом журнале в 1840 г.
Жупел – кипящая сера в аду. В переносном смысле – нечто пугающее, непонятное.
Фламмель Никола (1330–1418) – французский юрист и алхимик.
Гебер – автор, написайных по-латыни алхимических трактатов, живший в XIII в.
Примечания
1
В сей повести читатели найдут опыт рассказа, основанного большею частию на финских поверьях. Гроту, переводчику тегнеровой "Саги о Фритиофе", с такою пользою посвятившему труды свои Финляндии, мы обязаны нежданным и в высшей степени любопытным открытием драгоценных подробностей о характере и преданиях финнов, столь разительно отличающихся от преданий всех других народов (см. "Современник" 1839–1840). О финнах нельзя судить, не проникнувши внутрь их страны и не познакомясь с их семейным бытом. Врожденная страсть к чудесному соединяется в них с сильным поэтическим элементом и с полудикою привязанностью к своей земле. Вообще финны добры, терпеливы, покорны властям, привязаны к своим обязанностям, но недоверчивы и столько хитры, что, увидев незнакомца, до случая умеют притворяться, будто его не понимают; однажды раздраженные, они не знают пределов своей мстительности. Они живут не в селениях, но уединенно в хижинах, разбросанных между гранитных скал; редко сообщаются не только с другими людьми, но и между собою; оттого известия о всем происходящем в мире до них доходят в виде искаженных слухов; в каждой хижине этот слух дополняется каким-либо чудесным рассказом (ибо финны большие рассказчики), и так мало-помалу происшествие, вчера случившееся, у них обращается в баснословное предание: явление любопытное, объясняющее до некоторой степени, каким образом образовались древние мифы. Вообще финнов можно назвать народом древности, перенесенным в нашу эпоху. Ленрот, отличный финский поэт, бродя по всем краям своей отчизны, собрал народные песни, никем до того не записанные; пересматривая их, он заметил между ними некоторую связь; при дальнейшем исследовании Ленрот открыл, что эти народные песни суть части целой стройной поэмы, и тем доставил новое доказательство для последователей Вольфовых мнений о происхождении "Илиады". Предания о происшествиях времен Петра и Карла XII еще живы в памяти финнов, но превратились в баснословное предание. Жизнь, близкая к природе, научила их знать свойства трав и кореньев; им известны даже таинства животного магнетизма; все это играет у них роль колдовства: послушайте рассказы о нем русских крестьян, поселившихся в Финляндии. Из письма финского крестьянина к императору Александру (Грот – в "Современнике") можно видеть, как охотно финны любят рассуждать обо всем, о чем только узнают, и с какой точки зрения смотрят они на предметы. Вообще быт, предания, поверья сего народа в высшей степени заслуживают внимания и суть неоцененное сокровище для литературных произведений. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
2
Так финны в старину называли русских. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
3
Старинное название шведов в Финляндии. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
4
Род финского Аполлона. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
5
Мудрецы, маги. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
6
Не понимаю – обыкновенная фраза хитрого финна. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
7
Лепешки из муки, употребляемые только зажиточными поселянами. "Он круглый год ест чистый хлеб" есть у финнов выражение величайшего богатства. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
8
Диететические методы голландского врача Бонтекопа обыкновенно состояли: в постоянном курении табака, питии чая или кофия и в употреблении опиума при малейшем нездоровьи. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
9
Эта и последующие финские народные песни взяты, с некоторыми пропусками, из Гротова перевода (см. "Современник", 1840). (Примеч. В. Ф. Одоевского.)
10
Заблуждались, заблуждаются и будут заблуждаться, потому что философы не установили, что есть собственно движущая сила. Иоанн Понтанус в "Алхимическом театре" (лат.).
11
Алхимическая печь. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)