На новом листе бумаги она отметила те же формальности но в уменьшенном количестве. Письмо было начато вновь с намерением быть обстоятельным. Но после повторения первых слов она опять застряла и наконец разрешилась: ваш друг щеголь ведет образ жизни и проявляет вкусы и привычки такие, что я сочла возможным известить Вас. Это было более допустимым. Но как она об этом напишет. Почему у нее было такое наивное представление, что словами можно все выразить. Как она напишет. "Я хочу вас предостеречь против дружбы щеголя с лицедеем". Но это слишком обще и для этого незачем писать срочные письма, заезжая на дом, когда она видит швею каждый день. Сказать лично - это идея. Попросить свидания и рассказать. С облегченным сердцем разорвала она начатый лист бумаги. И стала думать, что сказать швее при встрече и когда с нею встретится. Но новые сомнения нахлынули на нее.
Решится ли она говорить со швеей об этом с глазу на глаз. Не окончится ли это фразами неопределенными, сюсюками, ни к чему не приводящими. Не сорвется ли она перед швеей. Умница не была больше уверена в своих силах. Не лучше ли письмо, где можно высказать все что необходимо. Она отказывается от проекта личной встречи и всетаки напишет письмо. И умница опять берется за перо и открывает блокнот.
Но как же быть, как же быть. Неужели она задумала предприятие, которое ей не по силам. Почему она кинулась в этот водоворот, из которого никак не могла выйти.
Одна вещь была ясна. Что несколько времени тому назад, неизвестно почему, они попали в положение, которое можно назвать завязкой, можно было назвать началом развязки, взрывом, результатом накопления сил, которые теперь вышли из берегов и гнали ее и всех друзей к гибели. Она знала, что разстрига испытал прояснение на одну минуту, что как только он выйдет отсюда, он будет захвачен вихрем опять и этот натиск, эта реакция будет кидать и его и ее до тех пор, пока от них ничего не останется.
Когда она видела купчиху, та еще не была захлебнута этим вздором. Но теперь, что с ней. Где ее муж и кожух. А жена кожуха. В лесу ли она. Встретила ли она там купчиху. Не рассказали ли они друг другу о том, что делалось с ней, с умницей. Она то вспоминала химические формулы, то было готова молиться. Все кончено. Теперь она будет писать свое завещание. Кто знает сколько минут продлится ее одиночество, пока она не узнает, что все сметено, что ничего не осталось, что ее жизнь, запутанная во всех этих флиртах с друзьями и подругами, взлетела на воздух.
Она думала о взрывчатых веществах, которых она столько открыла в течение своей жизни. Как иррациональны по первому взгляду бывают причины, заставляющие их взрываться. Так и теперь обстоятельства бежали не оттуда откуда она думала и надеялась их воспринять.
Но завещание не писалось. После фразы нашла возможным известить Вас ничего не выходило. Она взяла перо и набросала ряд формул, определяющих различные реакции. Она считала долго, что жизнь складывается по формулам. Но теперь оказывалось что нет. Рассуждая, она написала.
Щеголь вам изменяет. У него дружба с моим мужем, которую я считаю подозрительной. Но он изменяет и моему мужу, но с кем я не знаю. Примите меры. Как я принимаю меры. Накажите щеголя. Умоляю Вас.
Дальше шло легче.
Он заслуживает самого жестокого наказания с вашей стороны. Если бы я была на вашем месте, я его бы наказала жестоко, но и со своей стороны я его накажу жестоко, так как жестокое наказание единственное чего он достоин. Если же Вы его жестоко не накажете, то наказаны будете сами жестоко, так как жестокий, он не задумает Вам заплатить жестоким наказанием за невнимание к обстоятельствам, требующим с вашей стороны самого жестокого отношения. Будьте жесто́кой жесто́кая жестоко́ умоляю Вас.
Дура положила перо, считая, что она написала именно то, что должна была написать. Но надо было перечесть. А перечесть она не решалась, считая, что испугается слишком сильных выражений и захочет их поправить. Пусть остается так как есть. Это смелое движение души далось ей слишком большим трудом, чтобы она могла надеяться на то, что оно придет к ней снова. Как трудно было делать, работать, думать в этих сумерках и в этом тумане. Умница упала в кресло - изнемогла.
Но теперь ее тянуло к бумаге, как успокоению. Она начала писать снова.
Это мое завещание. Я предвижу, что в конце всей моей жизни растраченной на работу и науку мне суждено погибнуть от незнания простейших основ жизни, любви. От незнания того, что есть и представления соответствующего качествам. Так вот теперь, когда мне исполнилось тридцать пять лет, жизнь моя свелась на нет и обратилась ни во что из-за обстоятельств, оказавшихся сильнее меня, так как я о них ничего не знала. Разстригу прошу быть моим душеприказчиком.
Она собиралась умирать. Это было несомненно. Это так просто отравиться цианом. Ничто ее больше не интересовало. Ей нечего было ждать.
Она писала опять.
Швея, отомстите щеголю и за меня. Моя жизнь стала невыносимой, так как он был невыносим и его невыносимость сделала невыносимым мое существование. Невыносимо, когда все невыносимо и нельзя перенести невыносимых этих людей. Так и вот вот и я погибаю и гибну и ухожу на нем и вот и за него.
Большими буквами она написала через весь лист щеголю. И продолжала писать слово щеголь выводя и занимаясь чистописанием этого слова.
Она так увлеклась писанием этого слова, что лист летел за листом на пол, покрытый словом щеголь. И чем дольше она писала, тем скорее становилось ее письмо и тем разнообразнее выписывала она это слово. Тут были слова большие, маленькие. Потом одни из букв слова стали увеличиваться, другие уменьшаться, делая контрасты и противореча друг другу. О это был целый мир, совершенно изумительный, перо сломалось, она нашла другое, бумага кончилась, она достала иную. И все писала слово щеголь.
Она испытывала удовольствие, которого она не испытывала. Листы летели вокруг, падали один за другим. Она не понимала, что с ней происходит. Ей казалось сперва, что она умирает. Вздор. Ей не хотелось этого вовсе. По привычке она анализировала свое состояние, которое так непоходило на все, что она знала в жизни. Все переливалось через край. Она писала и писала. Морщины на ее лице разглаживались и уничтожались. И на ее лице вот уже расширившемся, расплывшемся, раздобревшем играла улыбка восхищения и блаженства. Робкая мысль ответила на ее вожделения. Она начинала понимать это состояние бесцельности. Бесцельно это писание многочисленных листов, покрытых одним словом. Блаженство исчезло, восхищение испарилось. Все труды, все напряжение ее пропали даром. Это сознание одолело ее. Зачем она столько старалась, о чем хлопотала. Горечь охватила ее. Она смотрела на ворох листов, насыпанных на столе и на полу, откуда на нее смотрело это слово. Чего стоило теперь ее завещание, ее откровения, ее призывы к мщению.
Умница заплакала. Закрыв глаза, упала на стол, она рыдала, всхлипывала, горевала, грустила. С грустным сожалением смотрела она на разбросанные повсюду листы. Как тянуло ее к этому. Утерев слезы, она достала новой бумаги, освободила стол от бумаг на нем, набросанных, приободрилась, и стала снова писать слово щеголь, щеголь, варьируя его на этот раз в падежах и числах.
[на песке где купаемся]
12.47
[В море на Elan]
Дверь открылась и за спиной увлеченной умницы стояла швея. Что вы делаете спросила она сухо, посмотрев на набросанные повсюду бумаги.
Перед этим она только что побывала в комнатах мужа. Так только стоило ей приехать, как ей сказали, что муж ее оделся и только что уехал. Что пока он был здесь, приехала умница, которая осталась наверху.
В поисках ее швея пошла к мужу и была поражена найти в его комнате невероятный беспорядок, галстуки, рубахи, костюмы, шляпы, простыни, разбросанные по полу в куче. Шкафы были раскрыты. Ящики перевернуты. Что бы это значило.
Она прошла к себе и увидела умницу, сидящую в ее салоне. На множестве валяющихся вокруг листов было написано одно и то же слово - щеголь. Ее комната напомнила ей комнату мужа. Что это такое. Все они сошли с ума что ли. И причем тут щеголь. Щеголь ей говорил сегодня, что он должен встретиться с умницей. Не отнеслась ли она равнодушно к этому, считая что в этом нет ничего особенного, и теперь что оказывалось. И с другой стороны эта встреча с разстригой, что это значит. В такой час, когда ее можно было меньше всего ждать. И ждала ли она удара с этой стороны. Перед ней сидела воровка, похитившая у нее любовника и мужа.
Что вы молчите, что это такое, что такое эти все листы, что значит, переспросила швея, садясь.
Умница подняла свое лицо заплаканное, но с таким выражением восхищения, что швее стало жутко. Умница молчала.
Швея подняла листы и прочла щеголь, щеголь, щеголь. Еще несколько, то же самое, листы ее заинтересовали. Она стала нагибаться, поднимая один за другим и кладя их на стол. Потом она перестала их читать и прямо клала на стол, твердя их содержание. Потом она стала ползать по полу, собирая листы и складывая их вместе. Через минуту все было собрано и сложено и все очарование пропало. Щеголь исчез. Две соперницы были друг против друга.
Что же вы делаете. Почему вы приехали сюда к моему мужу. И почему вы все время именно о щеголе. Что это значит.
Восхищенное выражение лица не покидало умницу. Она улыбнулась широко и спокойно, увлеченная своей идеей далекой и которую она могла только на минуту уловить и с которой она не хотела расстаться, за которую цеплялась, в которой ей открылся смысл, которого она никогда не знала и который должен был быть тотчас засыпан жизненным пеплом, так что от него не оставалось никакого воспоминания.
Швея не понимала этого выражения. Она чувствовала какое то особенное отношение к умнице вообще, она не могла не преклоняться перед этой женщиной слава и положение которой ей импонировали. Но в глубине она пожалуй испытывала некоторое презрение к ней, за то, что ее деятельность держала ее вдалеке от тех благ которые швея единственно ценила и которыми умница по ее мнению не пользовалась. Что она никогда не позволила бы себе ничего в отношении ее, что было бы не тактично Или что граничило с насилием. Но как могла она реагировать на сцену, которую застала. В другое время она решила бы, что умница просто сошла с ума. Такого времяпрепровождения от этой женщины она никак не ожидала, но с некоторого времени все было настолько необычным, настолько вышло за границы общепринятые, что швея чувствовала, как освободилась она вовсе от заурядных своих чувств и далекие вещи стали для нее явными, близкими и безопасными.
Резким движением она взяла собранные листы и обратилась к умнице: вы разрешите выбросить все это в корзину.
Умница пожала плечами.
Я думаю, что вы сами будете скоро стыдиться этого странного занятия. Поэтому я выброшу все ваши темы, а потом мы с вами обсудим этот факт.
Умница молчала.
Швея свернула ворох листов и бросила его. Потом она нашла себе подходящее кресло и уселась против беспомощной умницы. Вы влюблены очевидно в щеголя. Это очень хорошо, хотя быть может мне это неприятно. И для того, чтобы вы могли говорить в открытую, я хочу, чтобы вы прежде всего ответили мне на этот вопрос. Скажите мне просто, так ли это, ведь вам совершенно незачем это отрицать.
Умница молчала.
Впрочем, будете ли молчать или нет - это ничего не изменит. Заниматься таким ремеслом и писать сотни раз имя мужчины невозможно, если вы им не увлечены. Меня занимает вопрос: до чего нужно быть увлеченной, чтобы такое ремесло стало возможным. Я считаю вашу страсть и пристрастье несомненными. Я не знаю, когда началось это. Но в конце концов, это неважно. Но я говорю это не к тому, чтобы ломиться в дверь, когда нет даже стены. Я имею в виду два факта - что вы не могли выбрать более подходящего места для ваших занятий, как мой дом и что вы здесь назначили свидание моему мужу. А так как, это в третьих, вы не могли не знать о моей дружбе со щеголем, то ясно, что вы ведете двойную игру против меня - и с моим мужем и со щеголем. И если бы я сюда не приехала и притом совершенно случайно, раздумав ехать в лес то ваша игра могла бы удасться. Теперь же она удалась наполовину. И так мне удалось накрыть вас во время второй половины, я требую от вас ответа.
Умница продолжала молчать. Но когда она смотрела, как швея кидала в корзину ее листки - блаженное выражение лица опять исчезло у нее. Оно стало горьким, невыразимо горьким, кислым, тяжелым. Слезы опять наворачивались на ее глазах.
Чего надо было от нее швее. Зачем она докучала ей со своими невозможными вопросами и приставаниями. Как была она нечутка, груба и глупа и недопустима. Должна же она была понять, что привело ее сюда совсем другое стремление. И к чему эта жестокость, зачем она собрала и выбросила листы бумаги. И как может она подозревать в чем то разстригу.
Ей хотелось молить, умолять, чтобы ее оставили в покое. Ей были докучны эти расспросы, вульгарные речения. Но при всем желании она не хотела защищаться и она молчала.
Между тем швея становилась грубее и настойчивее: я хочу знать почему вы молчите и что Ваше молчание означает: мы не уйдем отсюда пока Вы не ответите мне на вопросы, которые я задаю и скажите в чем дело. Я хочу знать всю правду и не заставлять меня делать выводы самой. Я хочу слышать все от вас. Да говорите же, почему вы ничего не говорите?
Мне не о чем говорить с вами, мой друг, потому что предположения ваши чудовищны и неправдоподобны. Все совсем не там и не так и не таково, как вы думаете. Вы ошибаетесь и заблуждаетесь. Вы не понимаете человеческих движений, ни человеческих ошибок. Там где то в мире, который вам единственно понятен и который единственно понятен был мне до последнего времени, вы существуете ничего не предполагая, что за границами его. А между тем за одними границами есть другие границы и среди тех и других открываются пределы, которые падают на меня как светоч. Они освещают нас и говорят и горят и городят вокруг нас мир безвольный, но оттого и счастливый, потому что воля есть источник страданий и вот вы никогда не поймете, что свет есть просвет в свет, а не в темноту и каламбур есть просвет в ничто, за которым лежит все лежат желания достижения горения; сгорать, уничтожаться и не с кем никогда и ничто, утверждение само себя и самого себя и есть то, где видна нездешняя воля.
Я превосходно знаю откуда вы взяли эти рассуждения, отвечала швея. Это рассуждения моего мужа. Он я вижу, он сумел повлиять на вас достаточно серьезно.
Но умница была окончательно разбита. Она наклонилась, достала из корзины листки, на которых было написано имя и добавила. Здесь написаны не только имена, но и то почему я приехала к Вам. Это вовсе не на свидание с вашим мужем. И здесь имя щеголя написано не потому, что я его люблю, напротив к нему я питаю самые тяжелые чувства.
Объяснитесь, деловито спросила швея.
Это очень долго и очень сложно, ответила умница. Но я попытаюсь последний раз осветить этот вопрос и до чего нибудь договоримся, ибо мой конфликт с вами есть конфликт двух миров, двух культур, двух пониманий. Один из нас должен погибнуть и погибнет. И погибнет от причин, которые не зависят от нас и придут помимо нас. Поэтому наша беседа есть наше завещание. Я убеждена, что события, которые надвигаются на нас настолько серьезны, что меня огорчает, что вы в такой решительный момент пытаетесь свести все к вопросам флирта между мной и вашим мужем или щеголем. И я призываю вас к серьезности в этот момент.
Вы говорите слишком туманно, умница, чтобы я могла понять вас. Но я вижу, что вы слишком взволнованы и расстроены. О, конечно, один из нас должен погибнуть. О, конечно, это должно кончиться и не может больше продолжаться. Я думаю что мы действительно переживаем серьезные события, когда все должно придти к развязке. И если я даже и настроена очень против вас, то я не могу отказать вам в последнем слове.
Это отлично с вашей стороны и я должна вам исповедаться. Я так и хотела сделать и для этого приехала сюда. Но когда я села писать вам то, что я хотела написать, я никак не могла начать. Так я пыталась несколько раз оформить мои мысли. Но ничего написать я не могла. Наконец я нашла какое-то выражение и написала вам. Но дальше я писала пока не дошла до слова щеголь. Я настроена против него и моя мысль остановилась на нем, но когда я стала писать, у меня это слово стало повторяться, потому что я думала о нем и только о нем хотела писать. Но это не значит, что я ищу его дружбы. Я приехала к вам только потому, что вы дружны с ним.
О, я знаю великолепно.
Я только что видела вашего мужа. Я говорила с ним долго. Я знаю что говорилось обо мне. И я знаю, что против меня ведется игра вами и вашим мужем, серьезная и дельная. Я не знаю, кто орудие в чьих руках. Минуту назад я предполагала, что вы орудие в руках вашего мужа, что у него виды на щеголя и что он пользуется вами разжигая в вас чувства, на которые у вас нет никаких серьезных оснований.
- Вы приехали сюда после свидания с моим мужем, отлично. Но я приехала сюда после свидания со щеголем и нам совершенно незачем пенять друг на друга. Умница оживилась, она смеялась. Скажите пожалуйста, вы меня в чем то упрекаете. Мы просто обменялись вот и все.
Умница смеялась долго и задорно. Ее тело вздрагивало от настоящего удовольствия.
Я-то хотела говорить с вами о смысле культурных противоречий, которые приводят к конфликту, из-за которого культуры гибнут. Какой вздор. Мы оказывается с вами звери в лесу, борющиеся из-за самцов. Ловко.
Она продолжала смеяться. Швея смотрела на нее с недоумением и злобой. Но по мере того как умница смеялась, ее веселье ее заражало. Откуда у этой женщины такой прилив радости.
Несмотря на ее 35 лет, нельзя было дать их. Ее старили ее очки. Но теперь она сняла их и ее немного утомленное годами работы и мыслями, но здоровое хорошее тело вздрагивало и кружило швею. Боже мой, что это такое. Ее руки ударяли по коленям как у самой вульгарной девки.
О вы меня совершенно излечили вашим признанием. Признательна вам. Смысл вашей обиды - почему я краду у вас любовника, тогда как вы крадете у меня мужа. Боже, как это смешно и далеко от действительности. Боже, как это типично для нас с вами.
Из под всех слов наносных, невозможных, из под всей славы извращенности, утружденности женщина вырывалась и цвела. Вдруг умница вскочила, подбежала к швее и стала трясти ее за руки. Швея не удержалась и расхохоталась. Боже, стоило из-за чего огорчаться. Что она развела какую-то сцену, такую, что можно сломать швею, заблудившись в этих противоречиях. Что такую же историю устраивала умница. О, они настоящие подруги, знают цену всем этим мужчинам. Они смеялись, вскочили и прыгали по комнате.
Ты понимаешь, я была возмущена твоим щеголем. Он крутит, ведет какую-то игру, хочет меня поймать. Я приехала и писала тебе донос на него. Ха ха ха. Но все было так противоестественно, что ничего кроме глупостей я не могла написать и потом все стало так нелепо, что я не зная, что писать о нем - писала щеголь, щеголь. Ха ха ха.