Коля шелъ смѣло. Онъ зналъ, что его выслушаютъ, что ему повѣрятъ и отнесутся къ нему съ полнымъ сочувствіемъ, благодаря дочери хозяина, шестнадцатилѣтней Люси. Съ нею Коля былъ уже два года, какъ знакомъ. Сказать по правдѣ - Коля былъ влюбленъ въ нее, первою, дѣтскою любовью. Онъ въ зтомъ ни за что не признался-бы. Надулъ бы пухлыя губы, покраснѣлъ бы до корней волосъ и сказалъ-бы: - "бабскія нѣжности!".
Два года тому назадъ, когда тринадцатилѣтній Коля стоялъ у дверей конторы Дарсонвиля, готовый по приказу хозяина бѣжать, - тогда велосипеда ему еще не полагалось, - на почту, въ банкъ, или къ какому нибудь кліенту хозяина, когда онъ только еще знакомился съ Парижемъ, въ контору вошла дѣвочка въ темныхъ кудряхъ и голубой блеклой шляпкѣ колпачкомъ. Она пришла переводить какое-то письмо на англійскій языкъ. Она сѣла за столъ въ двухъ шагахъ отъ Коли и вдругъ задумалась и, какъ это часто дѣлаютъ дѣти, вслухъ искала нужныя ей англійскія слова. И вдругъ услышала у двери кто то ей ихъ подсказалъ: - Royalty… agreement….
Дѣвочка подняла большіе зеленовато-голубые, цвѣта морской волны прекрасные глаза и серьезно посмотрѣла на сказавшаго.
Противъ нее, заложивъ руки за спину, стоялъ хозяйскій "пикколо". Сѣрые глаза напряженно прищурены и смѣло смотрятъ въ ея прекрасные глаза.
- Вы что же, - строго спросила дѣвочка, - знаете англійскій языкъ?
- Oui, mademoiselle, - послѣдовалъ быстрый отвѣтъ. Дѣвочка еще строже спросила.
- Вы хорошо знаете, - упирая на слово: "хорошо" - англійскій языкъ?
И опять быстрое, увѣренное:
- Oui, mademoiselle.
Дѣвочка закусила нижнюю губу.
- Вы… англичанинъ? - сказала она.
- Я - Русскій… мадемуазелль!..
Послѣдовало очень долгое молчаніе. Наконецъ, дѣвочка сказала:
- Мы будемъ вмѣстѣ заниматься по воскресеньямъ… Вы будете мнѣ давать уроки. Мнѣ не дается произношеніе.
"Пикколо" принялъ совершенно независимый видъ и сказалъ:
- Это, какъ прикажетъ патронъ, мадемуазель!
- Патронъ прикажетъ, - самоувѣренно сказала дѣвочка.
И, дѣйствительно, - патронъ переговорилъ съ Колей и "приказалъ".
Дѣвочка была дочь хозяина - Люси. Отецъ, мать, старшій братъ Шарль души не чаяли въ Люси. Ея слово - законъ, ея желаніе - приказъ, ея капризъ - всѣ должны исполнять.
Сначала Коля и Люси читали вмѣстѣ по англійски. Учили склоненія и спряженія. Двѣ юныя головы склонялись надъ грамматикой. Маленькія пухлыя губы выпучивались, стараясь уловить тайну англійскаго произношенія, съ первыхъ лѣтъ жизни усвоенную Колей, еще "дома", въ Россіи. Потомъ пошли разсказы о Россіи. Коля не зналъ Россіи. Гдѣ же ему знать ее, когда онъ покинулъ ее едва семи лѣтъ!? Она рисовалась ему по разсказамъ мамочки и Селиверста Селиверстовича. Она была для него громадная: - всѣ полюсы входили въ нее, всѣ климаты въ нее вмѣщались, и въ ней было все: - отъ клюквы въ Архангельской губерніи, до чая въ Чаквѣ, отъ маленькихъ ершей въ Невѣ, до громадныхъ осетровъ на Волгѣ, отъ Сѣверныхъ оленей и собакъ-лаекъ - до верблюдовъ и тигровъ, въ ней были самоцвѣтные камни на Уралѣ и золото на Ленѣ. Она была дивно прекрасная и непремѣнно православная и царская. Въней былъ звонъ колоколовъ и удивительное пѣніе. Она была домомъ Пресвятыя Богородицы и сама Божія Матерь ходила по ней, утѣшая въ скорбяхъ, помогая въ несчастіи. Она была удивительная и совсѣмъ таки непонятная Люси. Она теперь была страшно несчастная, но будетъ - "ужасно какая счастливая"…
Люси слушала Колю и очень мало его понимала. Царь и свобода - не умѣщались вмѣстѣ въ ея головкѣ.
- О, мадемуазелль, - говорилъ ей Коля, - при царѣ было очень свободно. Вы не можете себѣ представить, какъ всѣ были свободны.
Разсказы Коли о Россіи, его восторженность при этомъ плѣняли Люси.
- У этого мальчика совсѣмъ другая душа, чѣмъ у нашихъ, - говорила она матери. - Я никогда не думала, что Русскіе такіе. Какъ вѣритъ онъ въ Бога! Какъ любитъ Родину! Но почему, почему же Родина его отвергла, и онъ долженъ жить въ изгнаніи и заниматься тяжелымъ трудомъ?
Съ уроковъ англійскаго перешли на уроки танцевъ. Братъ Шарль не любилъ танцовать. И Колю попросили проходить съ Люси всѣ новые танцы: Хэбби-Іэбби, ЛеЮкенелэ, Нью-Блю, Американскій блэкъ-боттомъ, Кинкажу, Дирши-дигъ, Шипсъ андъ Шопсъ, Чарли-фоксъ - вся эта американская дребедень, отъ которой вѣяло негрскими прыжками и танцами индѣйцевъ и которую только целомудренная прелесть гибкихъ Люси и Коли могли сдѣлать красивыми, они изучали подъ руководствомъ особой учительницы.
Такъ маленькій "пикколо" экспортной и импортной конторы сталъ другомъ дома и готовился стать секретаремъ самого господина Дарсонвиля.
Съ кѣмъ же было Колѣ и искать капиталистовъ для экспедиціи въ Абиссинію, какъ не со своимъ патрономъ?
Мантыкъ былъ правъ. Въ то время, какъ онъ разговаривалъ съ Александромъ Ивановичемъ, Коля мчался въ метро, направляясь къ плясъ де ля Бастій. Онъ втиснулся въ переполненный вагонъ второго класса и сдавленный на лѣстницѣ людьми со всѣхъ сторонъ, торопился на "семи-директъ" въ три часа. Конечно, опоздалъ. Коля не задумался вскочить въ отходившій "омнибусъ" и поѣхалъ потихоньку, съ томительными остановками. Такъ дотянулся онъ до Буасси. До ГроБуа, гдѣ была дача Дарсонвилей, оставалось еще цѣлыхъ три километра.
"Ахъ, жаль" - думалъ Коля, - "велосипеда не захватилъ". И почти бѣжалъ по Парижскому шоссе. Платаны и липы роняли послѣдніе листья и желтобурымъ ковромъ была покрыта дорожка вдоль шоссе, Подъ каштанами лежали треснувшія колючія шишки и блестящій малиново-желтый орѣхъ ихъ скользилъ подъ ногами.
Коля зналъ, что въ эти осеннія воскресенья, когда еще ярко свѣтило солнце и было тепло, онъ навѣрно застанетъ всю семью Дарсонвилей на дачѣ.
Едва свернулъ на узенькую шоссированную дорожку, едва увидалъ увядающія гирлянды доцвѣтающихъ розъ-помпонъ, свѣшивающіяся съ желѣзной арки воротъ, какъ услыхалъ шелестъ листьевъ и голоса въ саду дачи Дарсонвилей "Ля Фейе"…
Вся семья была на работѣ по уборкѣ маленькаго сада.
"Патронъ" въ жилетѣ и голубой рубашкѣ, за нимъ Шарль въ старомъ теннисномъ костюмѣ граблями сгребали большія кучи листьевъ. Люси, сидя на корточкахъ, спичками поджигала готовую кучу. Ѣдкій, терпкій дымъ стлался по землѣ. Мама Дарсонвиль на балконѣ дачи готовила кофе, и запахъ кофе смѣшивался съ запахомъ дыма.
Надъ ними въ оголявшихся вѣтвяхъ весело и дружно чирикали птицы. Онѣ точно подбодряли людей на работу.
Желтогрудыя синички въ черныхъ кокетливыхъ шапочкахъ прыгали по вѣткамъ, нагибали головки, однимъ глазкомъ заглядывая на дорожки, не увидятъ-ли тамъ чего нибудь вкуснаго. Черный дроздъ на желтыхъ лапахъ, желтымъ клювомъ обчищалъ стебелекъ. Палево-розовыя, съ коричнево-сѣрою спинкою красношейки цѣлой стайкой о чемъ то весело спорили.
Изъ-за желѣзной проволоки по осеннему хрипло крича лъ пѣтухъ…
И гдѣ то за лѣсомъ почти непрерывно шумѣли автомобили, шуршали шинами по камнямъ, и, перебивая ихъ плавный шумъ, стрѣляла и фыркала бѣшено несущаяся мотоциклетка.
Этотъ гулъ большой Парижской дороги въ яркій солнечный праздникъ не прерывалъ, a оттѣнялъ мирную тишину дачнаго садика подъ большими платанами и липами, подъ лапчатой зеленью опадающаго грецкаго орѣха.
- А-а! Мосье Николя!.. За работу! - весело. крикнулъ Дарсонвиль.
- А-а! Мосье Николя! - звонко, въ тонъ отцу закричала Люси и побѣжала доставать грабли.
Не здороваясь за руку (по французски), - Люси привѣтствовала Колю дружеской улыбкой.
- Сучья, - говорила она, - отдѣльно… Пригодится зимою камины топить. Листья - въ кучи на лужайку… И за дѣло.
Желтое пламя весело гудѣло въ разжигаемой кучѣ листьевъ, когда къ ней подвезъ новую тачку Коля. Люси, торжествуя, стояла подлѣ огня.
- Какъ горитъ-то! - воскликнула она. Зелено-голубые глаза устремились на Колю. Они внимательно и быстро посмотрѣли въ его озабоченные глаза и точно прочли въ нихъ что то важное.
- У васъ что-то есть на душѣ, - сказала Люси. - Вы чѣмъ-то озабочены. Пойдемте, разскажите мнѣ.
Они пошли по дорожкѣ, шедшей мимо курятника, вглубь сада.
Коля, торопясь и волнуясь, разсказывалъ Люси всю исторію дяди Пети, его патента на орденъ и таинственной надписи на патентѣ, которую онъ только что разгадалъ при помощи писателя Александра Ивановича.
- Я увѣренъ, мадемуазель, что тамъ… кладъ… Тамъ богатство… Вы понимаете?.. И мама., и Галина, и Селиверстъ Селиверстовичъ - всѣ они, наконецъ, отдохнутъ… А можетъ быть, тамъ такъ много, что можно будетъ и… Россіи помочь.
Точно синее море колыхнулось въ глазахъ Люси. Стали они на солнцѣ прозрачными и глубокими. Въ нихъ играла морская волна.
- Папа! - звонко, на весь садъ крикнула она, - идите скорѣе сюда! Важное дѣло есть.
XII
ДАРСОНВИЛЬ, ЛАДОГИНЪ И КО
Теперь все разсказано и все ясно. Уже вечеръ. Въ маленькой дачной гостиной Дарсонвилей весело трещатъ въ каминѣ сучья и пахнетъ ихъ смолистымъ дымкомъ. На столѣ, накрытомъ скатертью, разложены: - орденскій патентъ дяди Пети, вычерченная Колею крестословица, большой французскій атласъ и тутъ же стоятъ чашки съ кофе. На диванѣ, у стѣны, въ полумракѣ, обнявшись, сидятъ Люси съ матерью. Ихъ почти не видно. Ярко освѣщенъ патронъ, Мосье Жоржъ. У него въ зубахъ попыхиваетъ сигара. Подлѣ него - Коля. Онъ то нагибается къ картѣ, то выпрямляется, выпячиваясь, и отвѣчаетъ на вопросы мосье Жоржа. Шарль неслышно шагаетъ, мягко ступая въ теннисныхъ башмакахъ по паркету.
Мосье Жоржъ сопитъ носомъ, выпячиваетъ нижнюю губу, то отставитъ руку съ сигарой ото рта, то сильно затянется. Онъ оцѣниваетъ докладъ своего бывшаго "пикколо", онъ что то соображаетъ, вспоминаетъ. Онъ пока не произнесъ ни одного слова. Только: - "гмъ"… "да"… "можетъ быть"… "да, такъ"…
Его большой черепъ точно ящикъ, и въ немъ большая книга его экспортной и импортной конторы. И Колѣ кажется, что мосье Жоржъ, листаетъ эту книгу и что-то въ ней ищетъ.
Наконецъ, мосье Жоржъ поднялъ голову и долгимъ взглядомъ посмотрѣлъ на Колю. Онъ затянулся сигарой и окутался голубоватымъ дымомъ.
- Да не томите же, папа! - нетерпѣливо воскликнула Люси.
- Въ Абиссиніи теперь не мало Русскихъ, - медленно, съ промежутками, цѣдитъ слова мосье Жоржъ. - Тамъ есть очень достойные люди… Съ чинами… и положеніемъ… Я знаю… Мы переписывались… На нѣмецкой хлопковой плантаціи на рѣкѣ Авашѣ - казачій генералъ Свѣшниковъ…
Мосье Жоржъ затягивается снова и долго молчитъ.
- У станціиМоджо - полковникъБартеневъ на кофе., ротмистръ Ферморъ въ самой Аддисъ-Абебѣ… Почему бы не поручить имъ? - Мосье Жоржъ въ упоръ смотритъ на Колю.
Коля молчитъ.
Изъ темноты звенитъ голосокъ Люси.
- Какъ вы не понимаете, папа, что такое дѣло надо дѣлать самому мосье Николя.
- Вы и правда хотите сами? - спрашиваетъ мосье Жоржъ.
У Коли спираетъ дыханіе отъ волненія. Онъ чувствуетъ, что сейчасъ рѣшается его судьба. Онъ хочетъ сказать: - "да, самъ, вмѣстѣ со своимъ другомъ Мантыкомъ". - Онъ мучительно краснѣетъ и говоритъ:
- Да… самъ… Непремѣнно самъ. Молчитъ про Мантыка.
"Подлецъ!.. подлецъ!.. - стучитъ бъ головѣ молоточками. "Какъ же ты забылъ своего друга! Вѣдь ты же знаешь, что для него охота, что для него Африка!.. Ты пропадешь безъ него!" - Но языкъ не можетъ выговорить имени друга.
Услужливая, подл;ая мысль подсказываетъ: - "одного то тебя еще кое какъ устроятъ, а двоихъ"? И молчитъ про Мантыка. И стучитъ, стучитъ, стучитъ въ вискахъ кровь, бьетъ молоточками, говоритъ Колѣ, что нельзя такъ дѣлать, а языкъ говоритъ, повторяетъ:
- Да… мнѣ нужно самому… одном у… Только я о д и н ъ могу разобрать все то, что найдется тамъ въ указанномъ дядею Петею мѣстѣ, только мнѣ одному повѣрятъ.
Коля смотритъ на мосье Жоржа. И опять ему кажется, что мосье Жоржъ ворочаетъ въ своей головѣ тяжелыя большія конторскія книги. Смотритъ алфавиты, листаетъ длинные листы съ зелеными, голубыми и красными линейками. Ищетъ кого то, кого уже знаетъ, кого уже придумала
Новый клубъ дыма; рука протянулась къ маленькой чашечкѣ съ кофе. Тамъ на днѣ еще остался кусочекъ ноздреватаго, коричневаго сахара. Мосье Жоржъ шумно цѣдитъ сквозь зубы остатки кофе.
- Тереза, - говоритъ онъ, - тамъ не осталось еще кофе?
Мадамъ Дарсонвиль встрепенулась.
- Я заварю еще, - вскакивая съ дивана, говоритъ Люси.
- Не надо!
Мосье Жоржъ ставитъ чашку на столъ сзади атласа.
"О не томи еще!" - думаетъ Коля. Его бьетъ внутренняя дрожь. "Нѣтъ… откажетъ. Ничего не выйдетъ".
Онъ смотритъ на листокъ стараго пергамента. Какимъ незначительнымъ, какимъ ненужнымъ онъ ему кажется. "Развѣ можно вѣрить такому документу? Какой же это документа!? А кто поручится, что это составлялъ въ Абиссинии дядя Петя? Вѣдь все это они могли придумать и нацарапать здѣсь, въ Парижѣ. И никакой такой Минабеллы нигдѣ нѣтъ. Все это вздоръ. Развѣ повѣритъ такому вздору дѣловой человѣкъ. Истратитъ деньги?"
Колѣ кажется, что прошло много времени. Цѣлые часы, пока думаетъ мосье Жоржъ. Жуткая мысль холодной змѣйкой ползетъ къ его сердцу и начинаетъ сосать тамъ тоскою: - "а какъ же мамочка? Галиика?.. Ихъ то надо все таки обезпечить, дать имъ на что жить? Сколько времени продлится путешествіе? Мѣсяцы, можетъ быть, годъ. Кто же будетъ платить этотъ годъ въ пансіонъ за Галину, кто будетъ помогать мамочкѣ. Нѣтъ, ничего не выйдетъ. Все это глупый сонъ. Этотъ пергаментъ - это такой же фантастическій котъ, какой приснился Галинкѣ. Конечно, откажутъ. Еще и посмѣются надъ нимъ и, что хуже всего, подумаютъ, что онъ, Коля, хотѣлъ ихъ обмануть.
Все болѣе жестоко и нудно сосетъ подъ сердцемъ. Холодные токи побѣжали къ ногамъ. Похолодѣли, трясутся незамѣтной, мелкой дрожью колѣни. Темнѣетъ въ глазахъ.
Никто этого не замѣчаетъ. Люси разожгла спиртовку и готовитъ свѣжій кофе.
Еще клубъ дыма. Сипитъ въ зубехъ разгорѣвшаяся сигара. Сѣрый пепелъ ноздреватой шапкой стоитъ за огневой красной полосой. Запахъ сигары душитъ Колю. Комната плыветъ передъ нимъ. Какъ сквозь сонъ онъ слышитъ, что говорятъ въ комнатѣ.
- Мистеръ Брамбль, - твердо и упрямо говоритъ мосье Жоржъ и осторожно кладетъ сигару на край стола.
- О, папа! - Чашка съ кофе звенитъ въ рукахъ Люси.
- Мистеръ Брамбль! - упрямо повторяетъ мосье Жоржъ. - Почему ты противъ, Люси?
- О, папа! Онъ такой… нехорошій человѣкъ.
- Почему?
- Онъ атеистъ… Онъ не вѣритъ въ Бога.
- Кто, маленькая, теперь изъ дѣловыхъ людей думаетъ объ этомъ.
- Ввѣрить тайну… Ввѣрить судьбу мосье Николя мистеру Брамблю?!. Но это, папа, никакъ невозможно.
- Кто говоритъ - ввѣрить тайну… Этого не надо… Совсѣмъ не надо… Но мистеръ Брамбль - единственный человѣкъ, котораго я знаю и котораго легко подбить сдѣлать путешествіе въ Абиссинію, организовать караванъ, задумать какую нибудь охоту на львовъ… Это человѣкъ, который охотно возьметъ мосье Николя съ собой, какъ секретаря и переводчика… А тамъ… тамъ уже будетъ дѣло самого мосье Николя повернуть экспедицію такъ, чтобы отыскать Минабелу, а, отыскавъ мѣсто клада, откопавъ кладъ, онъ можетъ покинуть экспедицію и дѣйствовать самостоятельно при помощи тамошнихъ Русскихъ. Важно туда доѣхать. Это все можно оговорить въ условіи. Если вы согласны, мосье Николя, - я завтра же начну переговоры съ однимъ человѣкомъ, по моему вполнѣ подходящимъ.
- Я согласенъ, - говоритъ Коля. - Но…
- Ну, что такое?
Коля низко опускаетъ голову. Лицо его горитъ. Онъ теребить руками углы своего пиджака.
- Я, конечно, поѣду. Тутъ думать не приходится… Я поѣду… Но, вы знаете, у меня - мать и сестра… Я имъ помогаю. Мнѣ надо что то получить, чтобы дать имъ возможность жить.
- Бѣдное дитя! - вздыхаетъ Тереза.
- Это можно, - солидно говоритъ мосье Жоржъ… Я это понимаю. Вы тоже должны понимать… Вы два года работаете въ конторѣ и знаете, что дѣла такъ не дѣлаются. Мы заключимъ условіе. Составимъ компанію - Дарсонвиль, Ладогинъ и K°… Я обязуюсь платить вашей матери ровно половину того, что вы получаете теперь у меня все то время, что вы будете въ отсутствіи, а вы обяжетесь отдать мнѣ половину того клада, или имущества, права на владѣніе которымъ будутъ найдены. Идетъ - тутъ пятьдесятъ процентовъ и тамъ пятьдесятъ процентовъ.
- О, папа! - съ упрекомъ въ голосѣ восклицаетъ Люси. Ея глаза темнѣютъ, какъ море передъ бурей.
- Ты, моя ципка, ничего не понимаешь… Вы согласны?
- А если, - заикаясь и глядя въ пслъ, бормочетъ Коля, - если я не найду клада?.. Или тамъ не окажется ничего цѣннаго?
- Мой убытокъ, - спокойно говоритъ мосье Жоржъ.
- Папа, а вообрази, что тамъ милліоны? - съ пылающими щеками кричитъ Люси.
- Я хорошо заработаю.
- Я согласенъ, - твердо говоритъ Коля. - Давайте писать условіе.
XIII
"БАБСКІЯ НѢЖНОСТИ"
Коля молчалъ. Такъ было рѣшено, пока все не будетъ кончено и оформлено. Осенніе дни бѣжали своей унылой чередой. То хлесталъ дождь, мочилъ камни и асфальты Парижа, то вдругъ изъ подъ темныхъ тучъ, въ желтомъ маревѣ надъ Сеной показывалось солнце, вокругъ него клубились сѣрые туманы и печальной и мокрой казалась узорчатая Эйфелева башня. Коля продолжалъ работать въ конторѣ. Онъ то мчался на велосипедѣ, зацѣпившись рукой за задокъ тяжелаго грузовика, между темной череды черныхъ, блестящихъ отъ дождя такси по тѣсной улицѣ Риволи, то, вырвавшись на просторъ на площади Согласія, нажималъ на педали и скрывался въ сыромъ сумрак Елисейскихъ полей, надъ которыми призракомъ стояла Тріумфальная Арка съ могилой Неизвѣстнаго Солдата, то сидѣлъ въ конторѣ и отбивалъ на машинкѣ англійскія письма.
Его познакомили съ мистеромъ Брамблемъ, и онъ понравился англичанину. Англичанинъ былъ не молодъ и не старъ. Въ большихъ, круглыхъ очкахъ, въ темной, черепаховой оправѣ, бритый, полный, маленькій, коротконогій, - онъ мало походилъ на смѣлаго искателя приключеній и охотника въ пустынѣ и тропическихъ дебряхъ. Разжигаемый мосье Жоржемъ, онъ очень скоро воспламенился охотничьей страстью и какъ то сразу рѣшилъ ѣхать въ Абиссинію, охотиться.
- Я только напишу своему другу, американцу, мистеру Стайнлей, чтобы и онъ пріѣхалъ. Онъ давно собирался. Итакъ, мой юный "бой" - онъ назвалъ такъ сразу Колю, - вы будете обслуживать насъ двухъ. Вы будете и слуга, и помощникъ, и секретарь, и все… Я плачу за дорогу - по третьему классу, конечно… Я васъ одѣну, вооружу - это все въ Марсели. Я васъ буду кормить… Ну и тамъ… маленькія карманныя деньги…