Невольница-ночь торопится
Младенцев насытить плотных,
Густеет в сосках сукровица
И льется сквозь них щекотно,
И катятся в мрак булыжники
Громоздкие страсти-духи,
Плюют и узорят книжники
Внутри огневой старухи.
Приставить бы выше лестницу.
Упруго стрелу налучить,
Взобраться, присесть и свеситься,
Нацелясь на Верный Случай.
Пусть нижние пляшут в мании!
Я, серый и тихий с виду,
До дна оближу познание
В зеленом пупке Изиды.
Это стремление к "запретному" (точнее, "закрытому") познанию пронизывает всю эту поразительную книгу (пока еще не изданную), которая дает широкую панораму действительности, скрытой от карикатурно узкого, рационализированного сознания современного человека.
В этих стихах есть и о вечности ("и кажется вечность раем, где зреет вкусная падаль") и об опыте оперативной магии, о ведьмовских формулах, левитации, о многих "я" внутри "единого" человека - и порой все это довольно отстраненно, в согласии с сакральным кредом восточной метафизики: быть Великим Наблюдателем, а не участником космического балагана.
Перед нами в стихии превосходной поэзии крутится колесо "сверхъестественных" ситуаций, лишь небольшим аспектом которых является так называемая "естественная" жизнь человека. Здесь и "дедок", который читает "Дикую Псалтырь", и "тайна ада", и "углубленная в жуть луна", и "инкубы", и "воля черного козла", и "древний корень", и "большое, бесноватое тело", и "явь, как гнусный и злой подлог", и "символы глубин", и оккультная эротика но все это освещено вселенским созерцанием, которое вовсе не является средством апологетики негативной стороны человека и Космоса, а суровой констатацией тайных фактов, жесткость которых невозможно преодолеть без знания их.
Итак, присутствие в этих группах людей искусства (поэтов, писателей) продолжает ту традицию пересечения сфер литературы и духовной философии, которая вообще характерна для России. Кроме того, в некоторых группах объектом философии становится сама Россия - ибо "предчувствие" глубокой, выходящей за пределы мира, тайны России характерно как для определенных направлений русской философии, так и для величайших поэтов и писателей России (Достоевского, Гоголя, Блока, Есенина). Это "чувство" тайны России (и поиск ее) продолжает существовать и сейчас… Весьма знаменательно, что в настоящее время (в восьмидесятых годах, как до, так и после перестройки) идеи и образы восточной метафизики и философии начинают "входить" даже в официальную советскую литературу.
Поразительный пример - творчество известного советского писателя Анатолия Андреевича Кима.
Если великому Булгакову удалось создать роман века ("Мастер и Маргарита"), где современная цивилизация сочетается с европейско-средневековым космосом, то Анатолию Киму удалось совместить современную жизнь и буддийскую космологию. Его произведения - фундаментальная манифестация того факта, что жизнь в двадцатом веке не отрезана окончательно от бездонного Источника Мудрости Востока.
Вот как оценивала его творчество советская критика: "…Кима читают и любят, то только потому, что чувствуют в его "фантастической" прозе реальное духовное бытие… череда перевоплощений его героев легко поддается описанию в категориях буддийской философии…".
И наконец, важный момент: "По удачному определению Вл. Бондаренко, этот голос Востока, раздавшийся внутри нашего художественного сознания. Это не Восток, это - встреча Востока и России, это наш контакт с миром Востока, наш взаимообмен с ним".
В заключение несколько слов о мотивах возникновения этих вышеописанных духовных движений (в них участвовала, по крайней мере в шестидесятые годы, в основном молодежь).
Несомненно главной причиной является духовная жажда - черта, глубоко присущая человеку вообще и к тому же неотделимая от русской традиции.
Жить только узко-материальными, повседневными интересами, целиком подчиняя себя низшим инстинктам и плоскому рационализму (как бы не было это распространено в современном мире) - противоречит подлинной природе человека, его стремлению понять самого себя, его внутреннему несогласию с собственной "смертностью" и ничтожеством.
Все это и предопределило такой интерес к духовной жизни в современном Советском Союзе.
Широкий же спектр этих интересов (в частности, внимание к Востоку) объясняется, я думаю, тем, что в этих кругах ищут ответы на действительно глобальные, всеохватывающие или загадочные вопросы, которые невозможно решить в пределах одной традиции…
В следующей главе излагается учение автора этой книги, иллюстрирующее духовные искания в шестидесятых годах.
Религия "Я" (Утризм "Я")
Истоки веры
Эта вера исходит из первичной внутренней реальности (во мне).
Об истоках веры.
Таким образом "личное" начало этой веры исходило из некоей внутренней, априорной реальности. Она была дана мне от рождения. И лишь впоследствии, осознавая эту реальность, я выявил существо веры. Следовательно, это не религия Откровения. Если хотите, это религия Внутренней Реальности.
Объект поклонения
Единственный объект поклонения и веры - собственное Я (верующего).
Оно бессмертно и вечно. Что оно представляет? "Я" есть единственная реальность, в "данный момент" (для "человеческого" я) как целое, закрытая, но частично раскрывающаяся - наиболее полно в самосознании, в духе. Я есть также то, что придает самость, что делает ощущение - самоощущением, сознание самосознанием, то, что придаст самость любому post-духовному плану, сделает его реальным, т. е. для себя существующим. Ту сферу Я, которая доступна человеку, назовем Я-настоящим, или, точнее Я-данным, Я реализованным. То, что для человека раскроется впоследствии, на ступенях потустороннего - Я-будущим. "Будущим", разумеется, только по отношению человеческому Я верующего, которое связано со временем. Поэтому более точно: Я-высшим (или чистым Я). Последнее уже может выходить за пределы человеческого, и вообще единичного, индивидуального, связанного с формой, пространством, временем.
Как абсолютный дух, оно раскрывается в Я-абсолют-ном. В то же время в Я есть трансцендентный момент (Я-трансцендентное). Но это есть все тоже личное Я верующего.
Об объекте поклонения
Я-данное, т. е. то Я, которое дано в обычном опыте и наиболее ярко проявляется как дух (и которое есть также личное Я верующего) представляет собой непосредственный религиозный объект, исходя из того, что собственное Я единственная реальность и в то же время высочайшая ценность. Таким образом, найден естественный религиозный объект и вера покоится на прочной основе. Полем же самой веры является бессмертие этого Я, его торжество и "трансформация" в высшие формы Я.
Я-высшее и есть понятие, обнимающее эти формы. Несмотря на то что эти формы уже могут не являться ни человеческими, ни единичными, т. е. данными как бытие некоего существа, ни связанными с временем, тем не менее Я-высшее - это все тоже Я верующего, но достигшее высших ступеней. (Следовательно, человек данный человек - лишь момент в раскрытии Я.)
Итак, Я в целом это единственная, сверхценная центр-реальность, отличимая от "видимых" форм Я. Кроме моего Я не существует ничего реального и ценного.
Следовательно, Я-высшее обладает всей полнотой реальности и трансцендентности и в то же время оно - собственное Я верующего, его самогрядущее; и этот момент есть ключ к мистической тайне яйности.
Кроме того, представление о собственном Я как о единственной реальности делает бессмысленным понятие о Боге, как отделенной от Я реальности.
Дух и тело
Тело, рассматриваемое как самоощущение, есть одна из низших ступеней Я. Следовательно, постольку поскольку оно относится к Я, пронизано его лучами, оно может быть абсолютизировано в той мере, в какой это не препятствует раскрытию высших ступеней Я (например, духа). В противном случае низшие ступени Я должны сниматься ради высших.
Контраст между духом и телом есть, таким образом, частный случай контраста между низшими и высшими ступенями Я. Если создается ситуация, когда какая-либо низшая ступень препятствует раскрытию высшей, то первая должна сниматься. Однако так как тело все же относится к Я, то здесь нет никакого принципиального, тотального отрицания. Тело не отрицается, наоборот, оно может быть абсолютизировано, как момент яйности.
Таким образом в отношениях между телом и духом существует некая умильность, позволяющая духу относиться к телу как к своему младшему моменту.
Тело свято не само по себе, а постольку поскольку оно пронизано яйностью. Из всего этого ясно, что снятие низшего момента Я (если это необходимо!) не должно носить характер трагедии, а часто, наоборот, совершаемое в пределах всего Я в целом и только ради Него, оно может совершаться вполне лояльно.
Любовь к Себе
Так как единственным объектом поклонения и веры является собственное Я верующего, то любовь к Себе есть одно из главных религиозных действий.
Любовь к Себе может относиться ко всем ступеням Я-высшего и я-данного. В зависимости от этой направленности могут различаться Ее формы. Однако особую ценность имеет то, что направлено на Я в целом. Поэтому существуют разные степени посвящения (в любви к себе). Налицо также различие в молитвах и медитациях. (Молятся, конечно, высшему Я). Один род медитаций направлен к Себе, данному; молитвы - к Я-трансцендентному. Молиться можно где угодно. Достаточно внутреннего обращения.
Структура
Вся реальность сосредоточена в моем Я, поэтому остальное, мир, не-я определяется как "существование несуществования". Отсюда в религии Я неизбежен элемент солипсизма. Но солипсизма не обычного, а особого, самобытийного. (Термин "реальность", таким образом, может относиться только к Я.)
О структуре
Что значит мир как существование несуществования? Несомненно, постичь это лучше интуитивным, мистическим путем, хотя и он, очевидно, не абсолютен. Естественно, для проникновения можно ориентироваться также на парадоксальное мышление и т. д. Сначала отметим, что этим понятием определена бездна между Я и не-я, бездна по одну сторону которой сосредоточена вся реальность (в моем Я), по другую мир не-я (включая чужие сознания), для характеристики которого вводится понятие, лежащее по ту сторону и существования и несуществования, взятых в отдельности.
Один аспект этого понятия заключается в том, что мир не-я есть небытие, ставшее существованием, призрак, который может впиться, мираж, который причиняет боль; особая категория нереальности; причем углубляясь в эту сторону, мы подчеркиваем момент несуществования и в то же время двойственность мира не-я.
Все это относится, разумеется, к существующей связи между Я и миром; на ступенях потустороннего, иного раскрытия Я эти отношения между Я и не-я могут изменяться.
С понятием мира как существования несуществования связан такой важнейший элемент религии Я, как самобытийный солипсизм.
Верующий должен из-исходно обладать этим началом, при раскрытии которого собственное Я становится единственно реальным и абсолютным.
Это по крайней мере должно быть: органическое ощущение Центра в собственном Я; такое "ощущение", которое перерастает в невыразимую тотальность Я и вслед за этим возникает мистическое чувство небытия мира.
Означенное изглубинное начало и дает жизнь солипсизму; будучи осознано, оно воздвигает Я на абсолютную, головокружительную высоту, на которой оно окружает себя такой любовью и сверхценностью, которая немыслима была в ранних религиях - ни по отношению к Богу, ни по отношению к себе. (Тем более, что во всех этих случаях налицо отчуждение - от Бога, как от высшего, от своего Я как ограниченного.)
В этом заключено все бездонное, тайное очарование солипсизма.
Существование несуществования с этой стороны есть знак, который определяет небытие и сниженность мира по сравнению с собственным Я. Его (мира) абсолютно другую (противоположную) качественность. Итак, самобытийный солипсизм может быть понят в качестве одной из форм выражения названного первоначала.
1. Не опасайтесь безумия в любви к Себе, ибо то безумие, которое делает безумным, идет от мира. Безумие в любви к Себе - единственное безумие, которое благодатно.
2. Оно благодатно еще потому, что жизнь для Себя (и любовь к Себе) есть постоянное разрушение мнимой реальности мира.
3. Помните, что единственное, от чего невозможно отчуждение - от собственного Я. (И это одна из великих тайн, которая стала непосредственной.)
4. Торжество Я может быть понято (в одном плане!) как расширение реальности Я. Расширение, или точнее качественное (как самоощущение отличается от самосознания) усиление его реальности, воздвижение на новую иерархическую ступень.
5. В религии Я (частично благодаря моменту солипсизма) нет разницы между индивидуальным и абсолютным. На собственное Я возлагается, таким образом, бремя Абсолюта и трансцендентного. Точнее, оно слито с этим бременем.
***
1. Поскольку религия Я - это именно религия, она может опираться, на разные (разумеется, согласованные с ее положениями) философские системы. Может быть создана Я-логия - по ассоциации с теологией - в которой может наблюдаться разница в трактовке тех или иных проблем. Незыблема лишь сама религия Я.
2. Любовь к Себе может быть обращена на все ступени Я, а также на Я в целом, как на тотальную реальность.
Разъяснению подлежит направленность любви на низшие моменты Я.
Принципиально возможность такой направленности вытекает из всей доктрины. Обратим только внимание на то, что, во-первых, эта направленность отвечает воле предощутить абсолютность на данной стадии раскрытия Я, во-вторых, она отвечает желанию в любви к Я-данному как бы предвосхитить любовь к Я-высшему. И, наконец всегда есть возможность абсолютизировать любовь к "низшим" моментам путем проникновения лучей сверху.
Любовь к низшим моментам Я должна быть устранена только, если она препятствует любви к высшему Я.
3. Очевидно, что солипсизм в религии Я усиливает, абсолютизирует Любовь к Себе, придавая ей неотразимое, последнее торжество, пусть даже иногда с оттенками высшего транс-"безумия". В свою очередь Любовь к Себе углубляет солипсизм. Именно их утонченное и мощное сочетание (солипсизма и Любви к Себе), являясь одним из актов религиозной реальности, превращает самобытие в невыразимый цветок Абсолюта, в музыку трансцендентного нарциссизма.
4. Религию Я определяет не только вера, но и бытие. Ибо мое небо внутри Меня и невозможно прийти к этой вере, не отталкиваясь от бытия, в котором Я уже в значительной мере реализовано.
5. Поскольку Я проходит ступени раскрытия, то что все же их соединяет? Очевидно, то, что выражается "приставкой" само… (самоощущение, самосознание, само…). Поэтому яйность может быть понимаема и как некая метафизическая нить.
"Приставка" "само", кроме того, раскрывает то, что сосредоточено внутри, некий центр, круг, сила реальности которого все время возрастает по мере движения "само". Поэтому то, что кроется в следующем "само" за "самосознанием", может определить новую ступень Я. Отсюда, благодаря этой активности, направленной вовнутрь, раскрываются ступени реальности, являющиеся в то же время иерархическими ступенями ценностей.
6. Тело свято, только взятое с "субъективной" стороны, со стороны Я (рассматриваемое внешне, например, как игра биохимических сил, оно, так же как и труп, уже не относится к сфере Я).
То же относится к личности, к индивидуальности и т. д.
7. Страдания правомерны, если они служат раскрытию Я.
Остальные страдания бессмысленны.
Правда, почти в любом голом страдании есть нечто патологически острое, что раскрывает близость Я к самому себе, его неотчужденность от себя, обнажает элементы безумной любви к себе и тем самым способствует обострению чувства Я (пусть и в его низших формах). Вообще и здесь существует возможность превращать страдания в нечто большее.