* * *
Стоит град пуст, а во граде куст; в кусте сидит старец да варит изварец; и прибежал к нему косой заяц и просит изварец. И приказал старец безногому бежать, а безрукому хватать, а голому в пазуху класть.
Народные анекдоты
Приводятся народные анекдоты, собранные в конце XIX века А. Афанасьевым.
* * *
Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, праздников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков работать. Приходит к нему однажды староста и говорит: "Завтра у нас праздник, работать нельзя". – "Какой там праздник выдумал?" – "Да святого Николы, батюшка!" – "А где он? Покажь мне его!" Староста принес образ. "Ну, это доска! – говорит немец. – Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы не ленитесь". Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку; опять приходит к нему староста: "У нас, батюшка, завтра праздник". – "Какой праздник?" – "Да преподобного шерстня". – "А где он? Покажь!" Староста привел его к старому дуплу, где шерстни водились: "Вот он!" Немец стал заглядывать в щели, а шерстни так и гудят! "Ишь, – говорит немец, – как песни-то распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки прикажу работать". Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и давай его жалить. "Ай-ай! – закричал он во всю мочь. – Право слово – не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть всю неделю гуляют".
* * *
В некоем царстве поехал король по столичному городу покататься и в то время обронил с своей руки именной перстень. Тотчас же приказал он публиковать в газетах: кто найдет и доставит к нему перстень, тому будет большая награда деньгами. И посчастливилось найти тот перстень одному простому солдату. "Как теперь быть? – думает солдат. – Коли в полку объявить, то дело пойдет по начальству – от фельдфебеля к ротному, от ротного к батальонному, от батальонного командира к полковнику, а тот к бригадному: этак не скоро конца дождешься! Дай-ка я лучше пойду прямо к королю". Приходит во дворец; увидал его дежурный. "Ты зачем?" – "Я, – говорит, – королевский перстень нашел". – "Хорошо, братец! Я об тебе доложу королю, только с тем уговором: какую тебе даст король награду, из той награды половину мне". Солдат задумался: "Вот в кои-то веки счастье попалось, да и тем поделись! – Хорошо, – говорит дежурному, – только дайте расписку, что вам половина и мне половина". Дежурный дал расписку и доложил про него королю. Король похвалил солдата за находку: "Спасибо тебе, молодец! Я тебе пожалую за это две тысячи!" – "Нет, ваше королевское величество, это не солдатская награда; солдатская награда – двести палок". – "Дурак же ты!" – сказал король и велел принести палок. Стал солдат раздеваться, расстегнул пуговицы, и выпала у него расписка. "Это что за бумага?" – спросил король. "А это, государь, расписка, что из теперешней награды только половина моя, а другая следует дежурному". Король засмеялся, позвал дежурного и велел отсчитать ему сто палок. Вот по тому приказу и принялись угощать его палками; как скоро начали отсчитывать последний десяток, солдат подошел к королю и сказал: "Ваше величество, когда он такой жадный, что ему много надобно, то я, так и быть, жертвую ему и свою половину". – "Вишь, какой добрый!" – сказал король и велел дать дежурному и другую сотню. С той награды дежурный еле на карачках домой дополз; а солдата отпустил король в чистую отставку и при отпуске пожаловал ему на жить-бытье три тысячи рублей.
* * *
Орал мужик в поле, выорал самоцветный камень. Идет домой, а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень: "Кому гож?" – "Неси, – говорит, – к царю". Понес; приходит во дворец и повстречал генерала. Поклонился ему до земли: "Батюшка! Доведи до царя". – "Зачем тебе нужно?" – "Несу из деревни подарок". – "Ну, мужичок, чем царь тебя наградит, отдай мне половину; а не хочешь – вовек не дойти тебе до царя". Мужик согласился. Вот генерал довел его до самого царя. "Благодарю, мужичок! – говорит царь. – Вот тебе в награду за то две тысячи рублей". Мужик пал на колени: "Не надо мне, царь-государь, иной награды, кроме пятидесяти стежей в спину". Возжалел его царь и приказал дать ему пятьдесят стежей легонько. А мужик зачал считать; как дали двадцать пять, он и закричал: "Полно, будет с меня; другая половина посулена тому, что довел меня до вашего царского величества". Ну, того позвали и сполна отсчитали половину награды, как следовало; только он не рад был такой награде! Царь поблагодарил мужичка и подарил ему целых три тысячи.
* * *
Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш: "Вот тебе, Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному!"
Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать: "Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!"
После того баба ставила по свечке и Егорию, и змию. Люди и спрашивают, зачем она это делает? "Да как же, родимые! Ведь незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!"
* * *
Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в балаган к разносчику: "Дядюшка, покажи-ка мне образ Временной Пятницы!" Вместо того показывает он ей Егория Храброго. "Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне?" – "Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит. Вишь, конь-то так копытища и задирает!"
* * *
Шел солдат домой на побывку и забрел к одному мужику ночь ночевать. "Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего!" – "Ну что ж, садись за стол, гость будешь!" Солдат снял тесак да ранец, помолился образам и уселся за стол; а хозяин налил стакан горького и говорит: "Отгадай, служба, загадку – стакан вина поднесу; не отгадаешь – оплеуха тебе!" – "Изволь, сказывай загадку". – "А что значит чистота?" Солдат подумал-подумал и вымолвил: "Хлеб чист, значит, он и чистота". Мужик хлоп его по щеке. "Что ж ты дерешься? Нас бьют да вину сказывают". – "Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благодать?" Солдат опять подумал-подумал и говорит: "Знамое дело, хлеб – благодать!" Мужик хлоп его в другой раз: "Врешь, брат, служба! Благодать – вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что такое красота?" Солдат опять свое: "Хлеб, – говорит, – красота!" – "Врешь, служба; красота – огонь; вот тебе и еще оплеуха! Теперь полно, давай ужинать". Солдат ест да про себя думает: "Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было; постой же, я тебе и сам удружу; будешь меня помнить!"
Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много ни мало времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажег да кошку на чердак погнал: бросилась она туда со всех четырех ног и заронила огонь в солому; вмиг загорелась изба, и пошло драть! Солдат наскоро оделся, подошел к хозяину и давай в спину толкать. "Что ты, служивый?" – "Прощай, хозяин! Иду в поход". – "Ступай с богом!" – "Да вот тебе на прощанье загадка: взяла чистота красоту, понесла на высоту: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хате! Отгадывай!" – сказал солдат и пошел со двора. Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили солдатские речи, загорелся потолок. "Воды! Воды!" – кричит хозяин, а воды-то в доме ни капли нет; так все и сгинуло. "Ну, правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хате!" Отольются кошке мышиные слезки!
* * *
В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные. А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек. Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекра: "Такой-де лютый, ненавистный! Жить нельзя! Совсем есть не дает, все ругается: ненаеды вы этакие!" – "Хорошо, – говорит ей отец, – я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки". И погодя денек-другой пришел он к старику вечером. "Здорово, сват!" – "Здорово!" – "Я к тебе в гости; рад ли мне?" – "Рад не рад, делать нечего; садись, так и гость будешь!" – "Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?" – "Ништо, живет себе!" – "Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет". Сели за стол; старик нарезал хлеба, сам не ест – сидит, все на снох глядит. "Эх, сват! – говорит гость. – Это не по-нашему; у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал – и то поел. Ну вы, бабы молодые, больше хлеба ешьте, здоровее будете!" После ужина стали спать укладываться. "Ты, сват, где ляжешь?" – спрашивает хозяин. "Я лягу на кутничке". – "Что ты! Я тут завсегда сплю", – говорит старик; вишь, в куте у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко; ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь. Сват это дело заприметил. "Как хочешь, – говорит, – а я лягу на кутничке". Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок – скрип! А гость еще с вечера припас про него большой ременный кнут; как вытянет свата раз, другой, третий – сам бьет да приговаривает: "Брысь, окаянный, брысь!" Пришлось старику не евши спать. Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить. Проводил его старик, и с тех пор полно – перестал у снох во рту куски считать.
* * *
Доселева одинокий был Мартынко, задумал жениться и пошел свататься к попу; вот и сватает девку Устинью. Поп ему и бает: "Ой, Мартынко, отдал бы, да как станешь жить-то? Ведь Устя уросливая такая!" Мартынко отвечает ему: "Батюшка! Я один, а с ней будем двое, не на кого будет сердиться, не с кем будет браниться". Поп согласился отдать Устю за Мартынка. Вот они и свенчались. Мартынко увез Устю к себе домой; она спрашивает: "Коли ты осердишься, что делаешь?" Он сказал: "Когда осержусь, с воды пьян бываю!" Потом спросил Устю: "А ты, Устя, когда осердишься, что делаешь?" – "Коли я сердита, тогда стану сидеть на печи к углу лицом и у кокошника козырек назад сделаю". На другой день утром уехал наш Мартынко на своей пегой кобыле пахать под вешну. Устя после его настряпала шанег, понесла к нему, кричит: "Мужик, иди есть!" Он как будто не слышит, пашет себе. Устя рассердилась, ушла домой, стряпню свою съела и села на печь к углу лицом. Мартынко как приехал домой, выпил два ковша воды, кадушку разбил; начал полезать на печь к жене, оборвался, пал к дверям избы на пол и захрапел. Жена тихонько слезла с печи, дверей отпереть не посмела, в окошко дров натаскала, истопила печку и настряпала для Мартынка. Он проснулся, она его напотчевала и созвала в гости к отцу. Вот Мартынко запряг свою пегую кобылу в сани – нужды нет, что весной! Поехали; дорогою кобыла-то у них не пошла, Мартынко прогнал ее и запряг свою Устю. Подъезжает к дому тестя: увидела попадья с дочерьми, что Устя Мартынка везет, выскочила встречать, взяли кто за гужи, кто за оглобли, пособляют Усте; а поп благодарит Мартынка, что так учит уросливых. Пришли в избу, Устя заказывает своим, чтобы воды нигде не было, а поили бы вином да пивом; сказывала: когда Мартынко воды напьется – беда сердит! На другой день как-то одна стряпка оставила в сенях ведро с водою; он и напился воды, задурел как пьяный, приказывает Усте запрягаться, а она дрожит да все попа просит, чтобы дал им своего бурка. Поп подарил им лошадь; Мартынко уехал с Устей домой, и теперь они живут да хлеб жуют, а Устя поди-кось какая послушная стала!
* * *
Жил-был мужик Иван да жена Арина. Послал он ее в поле рожь жать. Вот Арина пришла на полосу, выжала такое местечко, чтоб можно было одной улечься; улеглась, выспалась хорошенько и отправилась домой, будто и впрямь потрудилась-поработала. "Что, жена, – спрашивает муж, – много ли сегодня выжала?" – "Слава тебе господи, одно местечко выжала". – "Ну, это хорошо! – думает мужик. – Одна полоса, значит, покончена". На другой день опять пошла Арина в поле, выжала местечко и проспала до вечера; и на третий день – то же самое, и на четвертый – то же самое; так всю неделю и проволочила. Пора, думает мужик, за снопами в поле ехать; приезжает – а рожь стоит вся нежатая; кое-где выжато местечками, да и то такими, что только человеку улечься. Стал жену искать и видит: лежит она на одном местечке да так-то храпит! Мужик сейчас домой, захватил ножницы, патоки и пуху; воротился на жниву, остриг свою бабу наголо, вымазал ей голову патокой и осыпал пухом; сделал все это и воротился на деревню. Вот Арина спала-спала, да, наконец, и проснулась; хватилась рукой за голову и говорит сама себе: "Чтой-то попритчилось! Кажись, я – Арина, а голова не моя! Пойду домой: коли собака залает, так я, значит, – не Арина". Пришла на деревню прямо к своей избе и спрашивает под окошком: "Что, ваша Арина дома?" Муж смекнул и говорит ей: "Дома!" Тут вылезла из-под ворот собака, не признала хозяйки и бросилась на нее, словно на чужую; так за полы и хватает. Арина бегом да бегом, как бы только живой от своего дома уйти! И пошла она бродить по полю; целые сутки ничего не пила, не ела. После того мужик сжалился, простил ее, и с той поры стала Арина жать бесхитростно.
* * *
Повез мужик в город три четверти ржи продавать. Подъезжает к заставе. Обступили его мошенники: "Стой! Как тебя зовут?" – "Егором, родимые!" – "Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора церковь обокрали; троих-то нашли, а четвертого все ищут! Смотри ж, коли где тебя спросят: как зовут? – говори: без четверти Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят". – "Спасибо, родимые, спасибо, что научили!" Приехал мужик на подворье, хватился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили.
* * *
Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики избрать попа миром, выбрали и пошли к дяде Пахому. "Пахом, – говорят ему, – а Пахом! Будь ты у нас на селе попом". Пахом и стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не умеет. Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был большой у бога праздник. Пахом выносит книгу и спрашивает: "Православные! Знаете ли вы эту книгу?" – "Знаем, батька, знаем. Еще покойный поп все, бывало, ее читал". – "Ну, коли знаете, нечего вам ее и читать". Выносит другую: "Православные! А эту книгу знаете?" – "Нет, батька, этой не знаем". – "Ну, так что ж вам ее и читать!"
* * *
У одной бабы был муж глухой. Раз как-то вздумалось ей приласкаться к мужу. Вот она и говорит ему: "Ох ты, моя защита и оборона!" – "Как, я ощипана ворона? Ах ты, такая-сякая!" – и отколотил жену. "Что ты, глухой черт! – закричала баба. – Разбойник, обидчик этакой!" – "Вот давно бы так!" – сказал муж.
* * *
Пришла в кабак баба и спрашивает о своем муже: "Не был ли здесь мой пьяница?" – "Был". – "Ах, подлец, ах, разбойник! На сколько он выпил?" – "На пятак". – "Ну так давай мне на гривну".
* * *
"Куда, добрый человек, идешь?" – "Да вон в соседнюю деревню". – "Что ж, там родня у тебя?" – "Да из нашей деревни отдана туда девка замуж". – "Так зачем же ты идешь?" – "Да либо пива напиться, либо подраться".
* * *
Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки; захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку, да и задумался: "Жена! – говорит он своей бабе. – Муки-то я украл, да боюсь – узнают, спросят: отколь ты взял такую белую муку?" – "Не кручинься, мой кормилец, я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных".
* * *
Бедный мужик, идучи по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит: "Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына, на те деньги куплю свинушку, она принесет мне двенадцать поросеночков; поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати; я всех приколю, амбар мяса накоплю; мясо продам, а на денежки дом заведу да сам оженюсь; жена-то родит мне двух сыновей – Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки давать: эй вы, ребятки, крикну, Васька да Ванька, шибко людей на работу не туганьте, видно, сами бедно не живали!" Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и с детьми пропал!
* * *
Сидели старик со старухою на печи. Старуха смотрит в окошечко на поле и говорит: "Что, старик, кабы был у нас сынок Иванушка, да была дочка Аленушка, вот бы сынок вспахал тут да посеял хлеба, хлеб-то бы вырос, а дочка сжала; нарастила бы я солоду, наварила бы пива, всю родню свою созвала бы, а твоих не позвала б!" – "Нет, моих позови, а своих не надо!" – говорит старик. "Нет, своих позову, а твоих не надо!" Старик вскочил и ну таскать старуху за косу; таскал-таскал и с печи столкнул.
Старик поехал в лес за дровами, а старуха бежать собралась; напекла пирогов да хлебов, уложила в большой мешок и пошла к соседке прощаться. Узнал как-то про это старик, воротился домой, повынул из мешка все, что баба на дорогу заготовила, отнес пироги да хлебы в клеть, а сам сел в мешок. Старуха пришла домой, подняла мешок на спину и ударилась в бега. Сделала верст пять или шесть, остановилась и говорит: "Сесть, было, на пенек, съесть, было, пирожок!" А старик из мешка кричит: "Вижу-вижу, слышу-слышу!" – "Ах, проклятый, он, пожалуй, догонит!" – думает старуха и пустилась дальше. Опять верст шесть отошла и говорит: "Сесть, было, на пенек, съесть, было, пирожок!" – "Вижу-вижу, слышу-слышу!" – кричит старик. Она опять бежать; много верст отсчитала и так-то приустала, не пивши, не евши, что и сил больше не хватает. "Что будет – не будет, остановлюся здесь, – думает старуха, – отдохну маленько да закушу". Глядь – а в мешке-то муж. Взмолилась старуха старику: "Батюшка, помилуй! Николи вперед не стану бегать". Старик ее простил, и пошли вместе домой.