- Петръ Сергѣевичъ, я къ вамъ, - просовывая голову въ палатку Ранцева, сказалъ Нордековъ.
- Прошу.
Ранцевъ сидѣлъ на складномъ стулѣ подлѣ небольшого стола. На столѣ были разложены карты крупнаго масштаба, надъ ними въ свинтномъ походномъ подсвѣчникѣ горѣла свѣча. Ранцевъ пересѣлъ на низкую койку, стоявшую въ глубинѣ палатки и пододвинулъ стулъ полковнику.
- Что имѣете доложить?…
- Я, собственно, по поводу моего сына Шуры.
- Ну… Такъ въ чемъ же дѣло?…
- Я бы хотѣлъ взять его въ мой экипъ.
- Вы знаете, для чего эти отряды?
- Догадываюсь.
- Эти отряды на аэропланахъ полетятъ въ Россiю… Они тамъ будутъ готовить возстанiе. Они жестокою местью подавляющимъ возстанiе будутъ помогать возставшимъ. Они будутъ работать, окруженные самымъ утонченнымъ сыскомъ, окруженные доносчиками и шпiонами. Вы понимаете, какая должна быть спайка между всѣми членами отряда. Отрядъ долженъ быть, какъ тѣло одного человѣка. Онъ долженъ имѣть одну душу, одну вѣру, одно устремленiе.
- Я отлично все это усвоилъ… Шура мнѣ сынъ.
- Вы ручаетесь за него? - строго спросилъ Ранцевъ и прямо, неломающимся взглядомъ посмотрѣлъ въ глаза Нордекову.
Съ минуту такъ, молча, они смотрѣли въ глаза другъ другу. И въ эту минуту вся жизнь на виллѣ "Les Coccinelles" прошла передъ Нордековымъ. Мамочка съ ея "винтиками"… жена Ольга Сергѣевна, Леночка - "совдепка", и наверху въ комнатѣ-гробу странный, невѣдомый, "волевой", современный, новый человѣкъ, сынъ и не сынъ Мишель Строговъ, никогда не назвавшiй его отцомъ, или папой, никогда не назвавшiй мать мамой, не открывшiй никому своей души, рѣзко дерзившiй бабушкѣ и всѣмъ имъ чужой и непонятный. Будущiй чемпiонъ бокса и миллiонеръ - вотъ все, что зналъ про него полковникъ.
Нордековъ медленно всталъ со стула, опустилъ глаза и тихо сказалъ:
- Извиняюсь, что побезпокоилъ.
Согнувшись онъ вышелъ изъ палатки и пошелъ къ себѣ. Мишель его ожидалъ.
- На чемъ же порѣшили? - спросилъ, непринужденно улыбаясь, Мишель.
- Ты останешься, Шура.
- Хны… Это еще что такое!.. Да просто я не желаю оставаться на этомъ проклятомъ острову… Мнѣ надо начинать мою карьеру. Я не хочу.
- Такъ надо… Такъ будетъ лучше, - кротко сказалъ полковникъ.
Мишель сжалъ кулаки и, сдвинувъ узкiя брови, съ большимъ гнѣвомъ выкрикнулъ:
- Ну это мы еще посмотримъ. Я ему покажу… сѣдому чорту.
Онъ вышелъ изъ палатки отца и, заложивъ руки въ карманы, пошелъ "волевой" походкой по лагерю, освѣщенному электрическими фонарями.
Какими то чудовищами, точно изваянiя великановъ чернѣли, освѣщенныя отблесками фонарей, базальтовыя скалы. Между ними, какъ огромные китайскiе бумажные фонари пузырями свѣтились палатки. Въ нихъ слышно было бормотанiе и разговоръ. Во всѣхъ тридцати "экипахъ" протверживали урокъ "гголит-грамоты", заданный утромъ полковникомъ Субботинымъ.
VII
Мишель Строговъ былъ серьезно уязвленъ и оскорбленъ тѣмъ, что его отставили изъ отряда его отца. На острову оставалось немало народа, не попавшаго въ "экипы". Но это были люди, оставленные для службы на острову. Это были тѣ, кому просто не хватило мѣста. Мишель же былъ избранъ и отставленъ. Онъ и сейчасъ ощущалъ оскорбительное прикосновенiе пальцевъ Ранцева, когда тотъ осадилъ его изъ шеренги Нордековскаго "экипа". Сначала онъ почувствовалъ себя хуже другихъ и это его поразило. Онъ такъ привыкъ считать, что онъ лучше и умнѣе всѣхъ, что согласиться съ тѣмъ, что онъ могъ быть признанъ для чего бы то ни было негоднымъ, онъ не могъ. И привычная гордость скоро подсказала ему, что онъ отставленъ изъ личныхъ счетовъ, что съ нимъ сдѣлана величайшая несправедливость, и онъ возненавидѣлъ Ранцева со всею силою своей невѣрующей души. Онъ все это время мало интересовался тѣмъ, что дѣлалось въ отрядѣ, машинально исполняя тѣ работы, куда его привлекали вмѣстѣ съ другими. Теперь онъ сталъ присматриваться, прислушиваться и отгадывать, какая была конечная цѣль всѣхъ сложныхъ работъ, шедшихъ на острову. Догадываться было нетрудно, да теперь этого никто и не скрывалъ. Это была подготовка къ жестокой борьбѣ съ большевиками, къ освобожденiю отъ ихъ ига Россiи.
Мишель Строговъ былъ равнодушенъ къ Россiи. Онъ пошелъ въ отрядъ не для работы, но для раскрытiя тайны, для продажи этой тайны кому то и полученiя тѣхъ крупныхъ денегъ, которыя ему были нужны для его настоящей карьеры современнаго человѣка - карьеры боксера.
Тайна была наполовину раскрыта, но для реализацiи ея нужно было покинуть этотъ островъ. Только въ Европѣ, или въ Америкѣ онъ могъ разсчитывать хорошо продать узнанную имъ тайну. Его отставили отъ полета съ острова и этимъ преградили ему возможность реализовать добытыя имъ свѣдѣнiя, Мишель Строговъ ни съ кѣмъ не дружилъ. Онъ держался ближе къ своимъ сверстникамъ, каковыми были Фирсъ Агафошкинъ, князь Ардаганскiй, теноръ Кобылинъ и еще нѣсколько молодыхъ людей. Онъ пытался посвятить ихъ въ свои планы, открыть имъ свои идеалы, но даже Фирсъ его не понялъ. Всѣ горѣли одною идеей, всѣ были увлечены одною мечтою - спасенiемъ Родины. У всѣхъ на языкѣ были сказанныя, кажется, Муссолини слова: "все для Родины, все черезъ Родину, все на Родинѣ". Это слово, чуждое пониманiю Строгова, бывшаго въ полномъ смыслѣ этого слова человѣкомъ безъ отечества, дико звучало для Мишеля… Но кругомъ только объ этомъ и говорили. Фирсъ изучалъ евангелiе и на на насмѣшку Мишеля Строгова сказалъ съ тихимъ укоромъ:
- Я изъ послушанiя дѣдушкѣ никакъ не выйду, а вамъ стыдно - вы образованный.
Ближе всѣхъ былъ князь Ардаганскiй. Именно потому онъ сталъ ближе всѣхъ, что онъ былъ, какъ самый ярый противобольшевикъ, дальше всѣхъ отъ Мишеля. Но князь былъ очень добрый, очень вѣрующiй человѣкъ и онъ считалъ своимъ долгомъ обуздать и укротить Мишеля, успокоить его и помочь ему. Мишель не открывался ему вполнѣ, но князь догадывался, какая буря бушевала въ душѣ Мишеля.
Мишель пытался съ разными людьми и молодыми и старыми говорить о томъ, что его волновало: - о боксѣ, о чемпiонатахъ разнаго рода, о миллiонахъ, которые теперь можно такъ легко "сдѣлать". Его не понимали.
- На что мнѣ миллiоны, когда у меня не будетъ Родины, - сказалъ Мишелю Кобылинъ.
- Самое сладкое въ жизни - это умереть за Родину, - сказалъ князь Ардаганскiй. - Я училъ это въ школѣ, но тогда я этого не понималъ. Здѣсь я это понялъ.
- Я бы хотѣлъ быть такимъ, какъ Ранцевъ, - сказалъ корнетистъ Ковалевъ. - Бѣднымъ, но честньшъ. Рыцаремъ… Офицеромъ…
Спорить было безполезно. Эти люди никогда не поняли бы его. Надо было молчать. Кругомъ шла дѣятельная жизнь и хотѣлъ или не хотѣлъ Мишель, она втягивала его въ себя и заставляла работать, молча, стиснувъ зубы, затаивъ въ себѣ месть Ранцеву и всѣмъ этимъ Донъ-Кихотамъ, какъ называлъ Мишель всѣхъ офицеровъ острова.
Съ необыкновеннымъ, суровымъ педантизмомъ Ранцевъ наблюдалъ, чтобы всѣ люди были на занятiяхъ, а занятiя шли согласно съ составленнымъ имъ росписанiемъ. Для большинства, прошедшаго Галлиполiйскую Кутеповскую школу, этотъ педантизмъ не былъ ни страшенъ, ни новъ. Отъ него, правда, отвыкли. Онъ показался по началу тяжелымъ, но незамѣтно впряглись въ работу, и время полетѣло съ невѣроятною быстротою. Некогда было задумываться и критиковать, да и критиковать было нелегко: - все было разумно поставлено.
Въ четыре часа утра трубилъ горнистъ или билъ барабанщикъ "побудку" и въ темнотѣ тропической ночи, разсѣянной горящими на лагерной линейкѣ четырьмя высокими фонарями, подъ темносинимъ пологомъ кеба, усѣяннымъ незнакомыми, большими и яркими звѣздами экватора, люди умывались, строились на общую молитву противъ прекраснаго отряднаго образа, потомъ шли въ столовую, гдѣ получали чай и утреннiй завтракъ.
Въ пять часовъ утра всѣ были на работахъ. Одни шли въ ангары, другiе въ мастерскiя, остающiеся люди Нордековской роты строились на ученье. Еще въ темнотѣ занимались гимнастикой. Въ шесть часовъ съ восходомъ солнца шли на ротное ученье. Это было чаще всего рѣшенiе тактической задачи на мѣстности, причемъ иногда изъ роты дѣлади обозначенный батальонъ или цѣлый полкъ и проходили съ нимъ всѣ стадiи наступленiя или обороны. А то шли упражняться въ стрѣльбѣ изъ винтовокъ и пулеметовъ, въ метанiи простыхъ и газовыхъ ручныхъ гранатъ. Ученье кончалось и расходились: одни къ профессору Вундерлиху обучаться установкѣ и управленiю его газовыми аппаратами, другiе съ полковниками Субботинымъ и Ястребовымъ изучали совѣтскiй бытъ, затверживали свои совѣтскiя имена и свое прошлое, согласно съ новыми паспортами. Въ одиннадцать часовъ былъ обѣдъ-на славу кормилъ Нифонтъ Ивановичъ - послѣ обѣда до трехъ часовъ отдыхали, предаваясь полуденной съестѣ жаркихъ странъ. Въ три часа подъ навѣсомъ, на легкомъ сквознякѣ у громкоговорителя слушали чтенiе по радiо Парижскихъ газетъ. Это была связь съ оставленнымъ мiромъ.
На одномъ изъ первыхъ чтенiй узнали о гибели не далеко отъ большихъ Антильскихъ острововъ парохода "Немезида", перевозившаго на острова Галапагосъ, кинематографическую труппу общества "Атлантида". Вся Русская колонiя была взволнована этимъ несчастiемъ. Во всѣхъ церквахъ Парижа, Медона, Лiона, Бѣлграда, Софiи и въ другихъ мѣстахъ Русскаго разсѣянiя служили панихиды по погибшимъ. Служили панихиду и въ томъ мѣстчекѣ, гдѣ была вилла "Les Coccinelles". И жутко было слушать о себѣ, живыхъ, какъ объ умершихъ. Но самое страшное было, что газеты занялись этимъ одинъ, два дня, а потомъ и забыли, какъ будто бы никого изъ погибшихъ и не было на свѣтѣ. Но вспомнили, что такъ же скоро примирились съ гибелью Кутепова, и въ этомъ нашли грустное, философическое успокоенiе. И думали лишь о томъ, помнили ли о нихъ по крайней мѣрѣ ихъ жены, матери и дѣти?…
Мишель Строговъ подмѣтилъ впечатлѣнiе, произведенное на слушателей этимъ извѣстiемъ и запомнилъ его.
Bo время слушанiя громкоговорителя пили чай и прохладительные напитки, послѣ разбивались по отрядамъ и шелъ практическiй урокъ совѣтскаго быта.
Полковникъ Субботинъ ходилъ взадъ и впередъ по палаткѣ, гдѣ на скамьяхъ сидѣли люди "экиповъ".
- Прежде всего запомните, что несмотря на всю ту чепуху, которой старались большевики повернуть мозги на бекрень Русскому народу, имъ это никакъ не удалось. Вы прiѣдете все таки въ Россiю. Въ Россiю, бѣдную, озлобленную, грязную, голодную, но Россiю, и найдете въ ней не коммунистовъ, но Русскихъ. He бойтесь мелкихъ ошибокъ въ совѣтской терминологiи, ея и сами совѣтскiе граждане далеко не всѣ знаютъ. Конечно, лучше навсегда усвоить то, что усвоили и къ чему привыкли въ совѣтской республикѣ. Тамъ нѣтъ второго и третьяго классовъ, но есть твердые и мягкiе вагоны…
- Какое фарисейство, - сказалъ Парчевскiй.
- Да… вѣрно… фарисейство… Но вся совѣтская республика есть величайшая, неслыханная доселѣ ложь, обманъ, партiйное ханжество и насилiе… Въ совѣтской республикѣ многаго нѣтъ того, къ чему вы такъ привыкли заграницей. Тамъ послѣ бритья нельзя освѣжить кожу камнемъ, тамъ не носятъ воротничковъ… Рѣдко кто носитъ, особенно лѣтомъ, шляпы. Но не смущайтесь, если вы ошибетесь. Помните, милицiя уже не та, и чекисты много сбавили форса. На замѣчанiе спокойно и дерзко даже кричите, что при "царизмѣ"все было. Толпа на вашей сторонѣ. Васъ тронуть не посмѣютъ. Чѣмъ смѣлѣе, скажу болѣе, чѣмъ наглѣе вы будете въ случаѣ какого бы то ни было недоразумѣнiя, тѣмъ больше шансовъ, что васъ никто не посмѣетъ тронуть. Да вы вѣдь и пойдете не безоружными. Въ случаѣ, если вамъ придется столкнуться съ партiйцемъ, чѣмъ большую чушь и наборъ словъ вы, будете городить, тѣмъ больше шансовъ у васъ будетъ на успѣхъ. Ну-те-съ… Что такое уклонъ?… Что значитъ быть правымъ уклонистомъ?… Что такое Загсъ?… Господа, читайте, изучайте Зощенку. Не думайте, что это каррикатура, кривое зеркало, это подлинное отраженiе или, какъ теперь стали говорить: "отображенiе" совѣтскаго быта во всей его неприкрашенной уродливости. Евстратовъ, разскажите намъ, какъ бы вы стали говорить съ партiйцемъ… ну хотя бы… вотъ модная тема: - о партiйной чисткѣ.
Евстратовъ всталъ со скамьи, придалъ своему курносому лицу тупое, упорное выраженiе и сталъ говорить, какъ твердо заученный урокъ:
- Въ ЦИК продолжаютъ поступать съ мѣстъ многочисленные запросы по чисткѣ и провѣркѣ партiи. Товарищи, къ этому надо относиться съ должнымъ вниманiемъ и партiйною серьезностью. Провѣркомы и парторганизацiи запрашиваютъ напримѣръ: подлежатъ ли провѣркѣ кандидаты, какъ поступать, когда возникнетъ сомнѣнiе въ установленiи партстажа, гдѣ провѣрить только что прибывшихъ въ ячейку изъ другихъ организацiй, гдѣ и когда наклеивать марки на партдокументъ провѣреннаго, нужно ли голосовать на собранiяхъ и т. д. Товарищи, все это праздные вопросы. Все это предусмотрѣно и разъяснено въ инструкцiяхъ и письмахъ ЦКК ВКП. Статодѣломъ ЦК ВКП разосланы на мѣста бланки статистической отчетности о чисткѣ и провѣркѣ партiи и инструкцiя по составленiю отчетности и подведенiю итоговъ чистки. Всего формъ отчетности четыре. Форма N 1 - списокъ членовъ ячейки. Онъ составляется въ каждой ячейкѣ въ двухъ экземплярахъ за два, три дня до чистки. Провѣркомы отмѣчаютъ въ этомъ спискѣ результаты провѣрки каждаго партiйца или причины неявки. Форма N 2 - итоги провѣрки…
- Очень хорошо-съ… Довольно, господинъ Евстратовъ. Прошу васъ садиться. Изъ этого краткаго доклада, господа, не думайте, что доклада придуманнаго, чтобы посмѣяться надъ узкимъ бюрократизмомъ и канцеляризмомъ коммунистической партiи, нѣтъ, доклада подлиннаго, вы можете убѣдиться, до какихъ Гсркулесовыхъ столбовъ, до какого абсурднаго узкаго канцеляризма и бюрократизма дошли большевики. И этихъ всѣхъ правилъ, отчетностей, инструкцiй, формъ, которыми засыпаютъ совѣтскихъ служащихъ, естественно никто не можетъ какъ слѣдуетъ усвоить и запомнить. Отсюда - смѣлость и наглость при спорахъ и вы всегда будете правы. Знать всѣ декреты, инструкцiи, формы и правила большевиковъ труднѣе, чѣмъ изучить китайскую грамоту. Ихъ не знаютъ и сами такъ называемые "стопроцентные" коммунисты. Вы спросите меня, откуда вся эта канцелярская галиматья въ коммунистической партiи? Надо знать, кто такiе большевики? Соцiалисты и ихъ производная - большевики - это дѣтище той части народа, которая оторвалась отъ него, получила нѣкоторыя знанiя, не знаетъ народа, не желаетъ знать его чаянiй и вожделѣнiй, создала въ своей головѣ нарочно придуманныя правила и съ тупостью народныхъ учителей старается во что бы то ни стало привить свои правила народу. Соцiалисты - это дѣтище такъ называемой "интеллигенцiи". Ея самые яркiе представители, это туполобыя, фанатическiя курсистки, которыхъ знанiя опьянили и онѣ возомнили себя въ нѣкоторомъ родѣ богами. Что могла эта "интеллигенцiя" придумать для народа, кромѣ воинствующаго безбожiя, самаго грубаго и пошлаго матерiализма и всѣхъ этихъ рапортичекъ, инструкцiй, формъ, доносовъ и экзаменовъ "како вѣруеши"?… Соцiалисты вышли изъ среды, гдѣ спрашиваютъ уроки "отъ эстого до эстого", гдѣ ставятъ баллы, сажаютъ въ карцеръ, дѣлаютъ экзамены и выгоняютъ вонъ изъ школы. Это единственное свое знанiе они и примѣнили къ жизни великаго народа. Они экзаменуютъ его, ставятъ ему баллы, сажаютъ въ карцера Гороховыхъ и Лубянокъ и выгоняютъ вонъ изъ жизни. Большевизмъ - это прежде всего мѣщанство, доведенное до абсурда… Большевизмъ - это невѣроятная пошлость, это оскотиненiе человѣка. И потому не бойтесь. Смотрите на все просто. Тамъ, куда вы прилетите, гдѣ сразу вы очутитесь въ толпѣ народа, вы не найдете ничего страшнаго. Вы увидите тамъ дѣвицъ, мечтающихъ объ "ирискахъ" Моссельпрома, о билетѣ въ кинематографъ, о прюнелевыхъ ботинкахъ и о шерстяныхъ теплыхъ чулкахъ. Тамъ вы найдете молодыхъ людей, зубрящихъ партiйные уроки и боящихся получить дурной баллъ. Вы вездѣ будете выше ихъ и только - не бойтесь…
Субботинъ поклонился слушателямъ. Его урокъ кончался. Ранцевъ, присутствовавшiй на занятiяхъ, знакомъ показалъ, чтобы не расходились и сказалъ:
- Особенно эти мѣщанство и пошлость сказались въ красной армiи. Совѣтское Правительство употребляетъ всѣ усилiя, чтобы создать боеспособную армiю. Оно тратитъ на нее большiя деньги, оно ее старается кормить и одѣвать и, тѣмъ не менѣе, къ тринадцатому году существованiя красной армiи она представляетъ изъ себя и по внѣшнему виду и по внутреннему своему содержанiю то, чѣмъ была наша армiя во времена Временнаго Правительства. Красная армiя можетъ дать Калущъ, но за нимъ неизбѣжно послѣдуетъ - Тарнополь… Красные командиры не гордятся, но тяготятся службой. Нашъ офицеръ сживался съ полкомъ цѣлымъ рядомъ предковъ, служившихъ въ этомъ полку. Онъ любилъ свой полкъ, гордился имъ. Онъ любилъ и дорожилъ полковымъ мундиромъ, берегъ и цѣнилъ носимое имъ оружiе… Ничего этого нѣтъ въ средѣ краснаго команднаго состава. Это не офицеры, это чиновники, ненавидящiе службу, отбывающiе въ ней номеръ. Красная армiя съ полками безъ традицiй прошлаго, со скучнымъ и позорнымъ настоящимъ и безъ всякаго будущаго - мертвый организмъ. Въ ней каждый понимаетъ, что коммунизмъ умретъ и съ нимъ умретъ и его красная армiя. Вамъ, господа, придется на ея мѣстѣ создавать новую Россiйскую Имперскую Армiю на началахъ вѣры въ Бога, вѣрности присягѣ будущему Государю и доблестнаго, рыцарскаго служенiя Родинѣ. Готовьтесь къ этому.
- Насъ для этого слишкомъ мало, - съ мѣста сказалъ Парчевскiй.
- За вами вся Россiя… Въ нужную минуту къ вамъ явится на помощь Русскiй Обще-Воинскiй Союзъ и пополнитъ ваши ряды знающими, доблестными и опытными офицерами. Онъ явится къ вамъ готовыми полковыми ячейками, сквозь труды и лишенiя эмигрантской жизни пронесшими непоколебимую вѣрность знаменнымъ лозунгамъ и горячую жертвенную любрвь къ родному полку.
Глубокою, страстною вѣрою дышали слова Ранцева. Они вливали бодрость въ сердца офицеровъ. Послѣ его словъ легче дышалось. Забылись тяжелые труды въ непривычномъ климатѣ, забылась тоска по покинутымъ семьямъ. Готовились къ подвигу и вѣрили, что подвигъ этотъ будетъ ненапрасенъ.
Занятiя шли по своему росписанiю и, независимо отъ него, дни и ночи непрерывно въ аэропланныхъ ангарахъ стучали по металлу молотки, клещи стягивали гайками винты. Подъ руководствомъ инженеровъ шла сборка аэропланныхъ частей.
И не прошло и мѣсяца такой напряженнѣйшей работы, какъ то одинъ, то другой серебряный лебедь, красавецъ аэропланъ, выбѣгалъ изъ ангара, становился на отмѣченную точку и вдругъ безъ шума и безъ разбѣга, точно подхваченный какою то невидимою силою взмывалъ кверху и исчезалъ въ голубой выси.
Возвращавшiеся съ пробныхъ полетовъ авiаторы были въ восторгѣ отъ аппаратовъ Аранова. Самъ Арановъ всегда стоялъ и ожидалъ замѣчанiй о полетѣ. Взволнованный, возбужденный совершеннымъ полетомъ летчикъ шелъ къ нему съ докладомъ.
- Какая удивительная машина, Михаилъ Михайловичъ, - уже издали говорилъ летчикъ. - Я совершенно забывалъ, что я лечу на аэропланѣ. Просто парилъ орломъ въ воздухѣ. Останавливался, прибавлялъ и убавлялъ скорость. Какъ нѣкiй духъ неслышно носился надъ океаномъ. Мой аппаратъ высоты показывалъ шесть тысячъ метровъ, а я и не замѣчалъ этого въ своей кабинѣ. Вы думаете, я могу завтра подняться выше?…
Арановъ стальными глазами вглядывался въ глаза летчика и какъ всегда долго не отвѣчалъ.
- Да, конечно, - наконецъ, говорилъ онъ и шелъ навстрѣчу слѣдующему летчику, безшумно спускавшемуся на указанное ему мѣсто.