- Противъ совѣтской республики, - не задумываясь, отвѣтила Леночка.
- Прекрасно. Но, если вы обладаете тайной, направленной противъ совѣтовъ, вы обязаны сказать объ этомъ французской полицiи или прямо въ полпредствѣ. Зто вашъ долгъ.
- Почему это мой долгъ?
- Да вы какая гражданка?
- Я васъ не понимаю.
- По паспорту?
- Паспортъ у меня совѣтскiй. Но это еще ничего не доказываетъ.
Барышня, разсказывавшая про Муру, какъ показалось Леночкѣ, что-то очень быстро собралась уходить. Она прошла мимо Леночки и брезгливо обошла ее. Это задѣло Леночку, и она съ нѣкоторымъ задоромъ и раздраженiемъ сказала:
- Кто и что мнѣ можетъ здѣсь во Францiи сдѣлать? Я никому не обязана доносить.
- Положимъ … Разъ вы совѣтская гражданка, то вы и обязаны исполнять всѣ совѣтскiе законы.
- Даже и во Францiи?
- Даже и во Францiи … Оставимъ этотъ разговоръ. Здѣсь не мѣсто объ этомъ говорить. Все это пустяки. Я сказалъ это, чтобы васъ подразнить. Все же это ерунда. Глупости. Тѣмъ болѣе, что "Немезида", на которой ѣхали участники этого кинематографическаго или политическаго общества, какъ мы знаемъ, погибла.
- Тетя не вѣритъ, что она погибла. И Лидiя Петровна Парчевская тоже …
- Парчевская … Парчевская, - повторилъ въ какомъ-то раздумьи Жанъ. - Я что-то слыхалъ эту фамилiю. Вы не можете мнѣ узнать, гдѣ живетъ госпожа Парчевская?
- Я знаю. Она живетъ тамъ же, гдѣ и мы. Я къ ней носила отъ тети книги.
- Ахъ, мнѣ точнаго адреса и не надо. Я ее разыщу и такъ. А … скажите?.. Вы не слыхали про Пиксанова?
- Дядя что-то говорилъ … И Ферфаксовъ говорилъ … Онъ живетъ далеко, въ деревнѣ.
- А вы не знаете, именно гдѣ?
- Нѣтъ, - сухо сказала Леночка. "Если такъ будутъ выспрашивать у меня тайны, такъ что же я на нихъ заработаю? Этотъ Жанъ никогда даже какимъ-нибудь персикомъ не угоститъ, а все выспрашиваетъ".
Она рѣшила ничего не говорить больше Жану.
Жанъ, какъ бы самъ съ собою разговаривая илй обращаясь къ безмолвной все это время Софи, сказалъ:
- Я слыхалъ про какое-то таинственное радiо … Мнѣ говорили о немъ знакомые французы спецiалисты.
Жанъ всталъ первый. Счета были уплачены. Каждый платилъ за себя. По товарищески. Они вышли. Жанъ подозвалъ такси и, простившись съ Софи и Леночкой, помчался вверхъ по переулку.
- Пойдемъ на метро, - сказала Софи.
- Нѣтъ, - возьми такси. Ѣдемъ домой. Я не хорошо себя чувствую. Мнѣ страшно.
Леночка дрожала внутреннею дрожью и была, какъ въ лихорадкѣ. Она вдругъ поняла, что Сорбонна, этотъ прокуренный ресторанъ, весь Парижъ, Жанъ, все это вздоръ, мифъ, сонное видѣнiе, призракъ, все это только кажется. Ничего этого нѣтъ. Она "совѣтская" и здѣсь она такъ же окружена, какъ въ совѣтской республикѣ сыскомъ и шпiонажемъ. Здѣсь ее такъ же могутъ запросто "угробить", какъ угробили ее мать.
- Кто этотъ Жанъ? - спросила Леночка.
- Кто?.. Очень хорошiй человѣкъ.
- Но гдѣ онъ служитъ?.. Гдѣ?.. Скажи мнѣ …
- Ахъ … Ну, какая ты глупая. Но почемъ я знаю? Онъ хорошо зарабатываетъ. Ты видала какiе у него галстуки?.. И какая брошь!
- Да … Но откуда, откуда все это? - съ тоскою проговорила Леночка. - Скорѣе возьми такси.
- L'ame slave, - снисходительно сказала Софи. - Только ты платишь.
Она подозвала такси.
XVII
Почти каждый день, вечеромъ, Лидiя Петровна приходила къ Нордековой. Онѣ брали свои чашки съ чаемъ и по куску хлѣба и уходили въ комнату Ольги Сергѣевны. У нихъ были "секреты". Напрасная уловка. Мамочка ядовито улыбалась, дѣлала незамѣтный знакъ Леночкѣ и обѣ неслышно придвигали стулья ближе къ двери и прислушивались. Когда разговоры за дверью смолкали, онѣ начинали гремѣть посудой.
Сначала говорила Лидiя Петровна и такъ тихо, что даже и черезъ картонную дверь ничего не было слышно. Потомъ шуршали разворачиваемыя газеты, принесенныя Парчевской, и Лидiя Петровна говорила:
- Я не знаю, почему въ нашихъ парижскихъ газетахъ ничего этого не пишутъ.
Ольга Сергѣевна отвѣчала чуть слышнымъ шопотомъ:
- Я справлялась у нашего милаго прокурора. Онъ говоритъ, что все это нуждается въ тщательной провѣркѣ. Были случаи, что сами большевики нарочно пускали такiе слухи о возстанiяхъ, чтобы потомъ опровергнуть ихъ и, вызвавъ въ эмиграцiи сначала надежды, потомъ вызвать депрессiю.
- Да, конечно, отъ нихъ можно всего ожидать. Дьяволы какiе-то, - тихо сказала Лидiя Петровна. - Но вотъ видите, въ Бѣлградской газетѣ опять пишутъ. Раньше было радiо "имени генерала Кутепова" и это радiо три раза въ недѣлю говорило самыя контръ-революцiонныя рѣчи. Потомъ оно замолкло. А теперь вотъ уже болыие мѣсяца немолчно звучитъ совсѣмъ непонятное радiо. Играетъ оркестръ "Боже царя храни" и поетъ прекрасный хоръ. Можете себѣ представить, какое это должно тамъ производить впечатлѣнiе? И кто-то прекрасно разъясняетъ всю политику большевиковъ. Вы помните, милая, какъ намъ Амарантовъ говорилъ, что главное вниманiе у нихъ обращено на отчетливое исполненiе гимна и какъ-то особенно ставили инструменты, чтобы по радiо можно было передавать.
- Вы думаете?..
- Кто знаетъ.
Обѣ замолчали. Леночка и мамочка перетирали посуду.
- Какъ онѣ долго возятся съ посудой, - сказала Ольга Сергѣевна съ досадой.
- Хотите, я пойду помогу имъ.
- Ахъ, что вы, милая.
- Сегодня я получила черезъ наше полковое объединенiе Дальне-восточную газету. Тамъ еще болѣе поразительныя вещи пишутъ. Помните, въ Кубанской Области было возстанiе и усмиряли его воздушнымъ флотомъ. Такъ вотъ пишутъ, будто всѣ тѣ летчики, которые сбрасывали бомбы въ возставшiя станицы, были найдены въ своихъ постеляхъ мертвыми и врачи совѣтскiе не могли опредѣлить, отъ чего послѣдовала смерть. И такая же участь постигла и тѣхъ летчиковъ, что усмиряли возстанiе въ Туркестанѣ. Странно.
- Да, очень странно. А что пишутъ по этому поводу въ Бѣлградской газетѣ?
- Будто еще какiя-то странныя явленiя происходятъ съ милицейскими, усмиряющими уличные безпорядки. Ихъ вдругъ одолѣваютъ слезы.
- Что же это возможно. Я читала, что въ Америкѣ для борьбы съ бутлегерами употребляютъ особыя ручныя бомбы, пускающiя при разрывѣ слезоточивые газы.
- Но откуда эти газы тамъ?
И опять замолчали, и слышно было только, какъ онѣ переворачивали газетные листы, должно быть обѣ читали газеты.
Мамочка и Леночка убирали посуду въ шкапъ.
Совсѣмъ громко сказала Лидiя Петровна:
- Вы не обратили вниманiя, милая, что все это пошло какъ разъ съ того времени, когда наши уѣхали сниматься.
- Ахъ, далъ бы Богъ. Вы знаете, что я уже перестала вѣрить въ возможность какой бы то ни было борьбы.
- Женя, уѣзжая, сказалъ мнѣ: "ты о насъ скоро и хорошо услышишь".
- Далъ бы Богъ. Я уже такъ молюсь Владычицѣ и Покровительницѣ Русской земли. Наша она теперь у насъ въ храмѣ … Казанская … Петербургская …
Лидiя Петровна стала прощаться.
- До завтра, милая.
- Мы еще увидимся въ церкви. Я приду рано. Будемъ убирать цвѣтами икону.
- Такъ это красиво.
- Знаете, лучше всякихъ самоцвѣтныхъ камней.
- Каждый дѣлаетъ, что можетъ. Намъ камни то не по нашему бѣженскому карману. До свиданiя, милая.
Мамочка и Леночка едва успѣли убрать стулья, на которыхъ сидѣли, какъ раскрылась дверь, и Парчевская, а за нею Ольга Сергѣевна вышли изъ комнаты.
Леночка пошла проводить Парчевскую до калитки.
Подслушанное ею уже не радовало ее, но тяготило страшною тайною, за которую можно отвѣтить и поплатиться. Ей было страшно за Парчевскую.
- Вы не боитесь такъ одна? - спросила она.
- Что вы, Леночка, во Францiи то! Я всегда одна хожу.
- Что же что во Францiи, - сказала печально Леночка.
- А Кутеповъ?
- Ну я вѣдь не Кутеповъ. Какой во мнѣ интересъ для большевиковъ.
Парчевская бодро зашагала no rue de la Gare.
ХVIII
Въ это воскресенье какъ-то особенно хорошо было молиться въ ихъ скромномъ храмѣ. Ольга Сергѣевна долго стояла на колѣняхъ передъ убраннымъ бѣлыми и желтыми ромашками образомъ и молила о чудѣ. Она вѣрила, что Святая Дѣва, прекрасная не земною, красотою, ея родная "Казанская" пошлетъ ей это чудо просто и не замѣтно. Другiе скажутъ: "случай", но она будетъ знать, что это вымоленное ею чудо.
День былъ жаркiй и солнечный. Природа сiяла. Маленькiй ихъ тупичокъ съ жидкими палисадниками пестрѣлъ цвѣтами. Въ праздничномъ и радостномъ настроенiи Ольга Сергѣевна вернулась домой. Мамочка вынесла старое просиженное соломенное кресло изъ своей комнаты и сидѣла въ немъ въ палисадникѣ. Леночка возилась у газовой плиты. Семейство Боннейлей съ утра куда-то уѣхало. Софи Земпель была у окошка-балкона. Топси растянулась у ногъ мамочки. Она повиляла хвостомъ навстрѣчу Ольга Сергѣевнѣ, но не встала. Очень уже хорошо было лежать на пригрѣтомъ солнцемъ пескѣ.
Ольга Сергѣевна сѣла на каменныя ступеньки крыльца и благоговѣйно, отламывая маленькими кусочками и стараясь не уронить крошекъ на землю, ѣла принесенную ею просвиру.
Мамочка смотрѣла на нее съ иронической усмѣшкой. Эта усмѣшка - ее старалась не замѣчать Ольга Сергѣевна - раздражала ее. Мамочка это чувствовала. Она думала: "сама я ее учила когда-то этому: вотъ вѣдь дура-то пѣтая была! Вѣрила! … Чему тутъ вѣрить? Все теперь наукой объяснено, и ничего ни святого, ни страшнаго нѣтъ. Докторъ лучше здоровье пошлетъ, чѣмъ всѣ эти просвирки". Она наслаждалась, видя, какъ ея дочь краснѣетъ подъ ея взглядомъ.
- Ты бы, Леля, кусочекъ и Топси дала.
Ольга Сергѣевна не отвѣчала. Она старалась скорѣе доѣсть просвиру.
- Ничего что священая. И песъ вѣдь Божiя тварь.
- He кощунствуйте, мама, - съ раздраженiемъ сказала Ольга Сергѣевна. - Грѣхъ это большой.
Она встала со ступеньки и хотѣла (войти) въ домъ. Но въ это время стукнула калитка ихъ переулка. Ольга Сергѣевна оглянулась на стукъ. Какой-то молодой высокiй человѣкъ въ лѣтнемъ сѣромъ костюмѣ и новой модной шляпѣ съ широкими полями входилъ въ ихъ тупикъ. Было въ этомъ элегантномъ человѣкѣ что-то знакомое. Онъ увидалъ Ольгу Сергѣевну и, снявъ шляпу, низко и церемонио поклонился.
- Тетя, - крикнула сверху Леночка. - Михако кланяется совсѣмъ какъ на картинкѣ котъ въ сапогахъ кланяется маркизу де Карабасъ.
Ольга Сергѣевна сейчасъ же узнала князя Ардаганскаго. Ей показалось, что князь выросъ за это время и сильно загорѣлъ красивымъ бронзовымъ загаромъ, какимъ загораютъ на горномъ солнцѣ жители горъ и летчики.
Но … приходъ сюда Ардаганскаго, одного изъ членовъ кинематографическаго общества "Атлантида", знаменовалъ, что "Немезида" не погибла и, значитъ, ея мужъ и сынъ живы.
Чудо, котораго она ждала и въ которое она вѣрила, совершилось. И не въ силахъ себя сдерживать, она, широко улыбаясь, бѣгомъ побѣжала къ калиткѣ.
He думая ни о чемъ, она крикнула:
- Князь, вы живы?..
- Какъ видите.
- А "Немезида"?
- И не думала тонуть.
Князь Ардаганскiй былъ очень смущенъ. Три дня тому назадъ, когда замѣнившiй Ранцева въ должности замѣстителя капитана Немо полковникъ Арановъ отправлялъ его въ Парижъ для сообщенiя семьямъ, что ихъ главы живы, онъ говорилъ, какъ всегда невнятно и отрывисто. Про Аранова среди офицеровъ ходилъ анекдотъ, что онъ такъ ушелъ въ свои изобрѣтенiя и математическiя выкладки, что забылъ Русскiй языкъ и умѣетъ говоритъ только два слова: "да, конечно". Арановъ говорилъ князю, что его выбрали, какъ самаго молодого, а потому наименѣе примѣтнаго въ Парижской толпѣ. Его обязанность посѣтить всѣ семьи, и всюду засвидѣтельствовать, что всѣ живы и здоровы и просили кланяться. - "Но меня разспрашивать будутъ"? - сказалъ князь. Арановъ, какъ и всегда, помолчалъ. Офицеры разсказывали, что въ это время онъ высчитываетъ кубическiй корень изъ восьмизначнаго числа. - "Да, конечно", наконецъ, сказалъ онъ. - "Что же мнѣ говорить"? - "Ничего не говорите". - "Но это неудобно … Тамъ дамы" … Этого Арановъ совсѣмъ не понималъ и, когда князь пояснилъ ему все неудобство молчанiя, когда васъ спрашиваютъ дамы, Арановъ послѣ долгой паузы сказалъ: - "да, конечно" … И потомъ добавилъ: - "Еще тутъ, можетъ быть … Письма тамъ какiя … Такъ никакихъ чтобы писемъ" … Трудная была задача. Ардаганскiй хотѣлъ было отказаться. Но отказаться летѣть! … Летѣть!! Одно это уже какъ прельщало его, летѣть въ Парижъ, гдѣ была его мать, гдѣ была та, кого онъ полюбилъ первою и такою чистою, почти неосознанною любовью, больше въ мечтахъ, чѣмъ сердцемъ, было выше его силъ, и онъ не отказался. Онъ все-таки высказалъ свои затрудненiя Аранову. Тотъ криво усмѣхнулся, потомъ сказалъ: - "Ну, врите тамъ что-нибудь …, Впрочемъ, можете и правду говорить. Все равно вамъ никто не повѣритъ". Получивъ приказанiе, деньги, указанiе, что онъ отнюдь не долженъ носить ихъ "Атлантидской" формы, что вобще то "Немезида" для всѣхъ погибла, что онъ долженъ очень хорошо одѣться и походить возможно болѣе на француза, - князь же кончилъ французскiй колледжъ, - что нигдѣ онъ не долженъ задерживаться, промелькнуть метеоромъ по всѣмъ домамъ, успокоить семьи, исполнить еще два, три порученiя и сейчасъ же летѣть обратно, князь былъ отпущенъ изъ ангара полковника Аранова.
Когда въ лагерѣ стало извѣстно, куда и зачѣмъ летитъ князь, къ нему присталъ Мишель Строговъ. Онъ просилъ, чтобы князь передалъ его двоюродной сестрѣ, Леночкѣ Зобонецкой, совсѣмъ маленькую записочку.
- "Вы понимаете, Михако, это дѣло любовное. Мнѣ очень надо ее успокоить и никто, кромѣ насъ двоихъ не долженъ этого знать".
Передача записки нарушала инструкцiи, полученныя отъ Аранова княземъ. Но князю было очень трудно отказать въ этомъ пустякѣ Мишелю. Очень ужъ его просилъ объ этомъ Мишель. Уже очень, - такъ казалось доброму князю, - сердца то ихъ бились созвучно. Князю было, кромѣ всего этого, безконечно жаль Мишеля Строгова. Его отставленiе отъ полета съ отцомъ казалось ему чрезвычайною жестокостью и несправедливостью со стороны этого "педанта" Ранцева. Михако принадлежалъ къ молодому поколѣнiю, выросшему и воспитавшемуся въ послѣвоенное время, когда въ обществѣ произошелъ нѣкоторый моральный сдвигъ, то, что называлось: "переоцѣнка цѣнностей". Точность въ исполненiи приказанiя или порученiя стала относительной, какъ стала относительной и подверглась сомнѣнiю самая честность. Молодежь, даже такая прекрасная, какою былъ князь Ардаганскiй, стала "разсуждать". Въ полученныя отъ старшихъ приказанiя она вносила поправки, считая себя умнѣе стариковъ. Въ этой молодежи была и еще одна черта. Испытавъ въ жизни много видѣвъ въ самые нѣжные годы ея суровость, она какъ-то размякла и иногда, особенно когда ея интересы не были затронуты, она не умѣла настойчиво отказать.
Изъ старшихъ обитателей лагеря никто ни о чемъ-не просилъ Ардаганскаго. Фирсъ хотѣлъ было написать "цидулю" паннѣ Зосѣ, но, когда князь несмѣло сказалъ, что онъ не имѣетъ права передавать никакихъ писемъ, Фирсъ махнулъ безпечно рукой и сказалъ: - "Ну, нельзя, такъ и нельзя. Передайте, ваше сiятельство, Зоськѣ, что я по прежнему ей вѣренъ, болѣе потому, что тутъ и измѣнить то ей не съ кѣмъ. Никакой даже чернокожей обезьяны дѣвичьяго рода тутъ нѣтъ. Такъ и пере-дайте, чтобы значитъ не безпокоилась. А разыскать ее можете черезъ госпожу полковницу Ферфаксову. Онѣ обѣщали о Зоськѣ позаботиться, чтобы не путалась съ кѣмъ не слѣдуетъ" … Старый Нифонтъ Ивановичъ просилъ, и очень трогательно, передать его поклоны генеральшѣ, полковницѣ и барышнѣ. "Топси пожмите лапку, скажите, чтобы не скулила. Помнитъ ее старый дѣдушка".
Все это было легко и просто тамъ, на островѣ Россiйскомъ, но какъ оказался онъ противъ глубокихъ, полныхъ вѣры и печали глазъ Нордековой, какъ увидалъ маленькiе, сверлящiе буравчиками глазки Неонилы Львовны, почувствовалъ бѣдный Михако, что его дипломатическiя способности очень невысокаго сорта… "Лучше всего говорить правду", - подумалъ онъ, - "не всю, конечно, правду. И отмалчиваться, а главное, поскорѣе уйти. Это не очень любезно, ну да поймутъ же и простятъ".
Сверху сбѣжала Леночка. Изъ окна комнаты Мишеля Строгова смотрѣла какая-то молодая брюнетка. Князь подозрительно покосился на нее.
- He бойтесь, - сказала Ольга Сергѣевна, подмѣтившая его взглядъ, - это у насъ новая жилица. Она француженка, ничего по Русски не понимаетъ. Ну, какъ же они? Какъ мы наволновались по васъ! Панихиды даже служили. Ну, говорите … Только всю правду. Это вѣрно, всѣ живы и здоровы?
- Снимаетесь, - протянула, насмѣшливо улыбаясь, Неонила Львовна. - А не секретъ, сюжетъ вашей необычайной фильмы?
- А кто у васъ "старъ"? - спросила Леночка. Вопросы сыпались, и это было хорошо для Ардаганскаго. Онъ могъ на нихъ не отвѣчать.
- Навѣрно они американку какую-нибудь взяли … Патрiоты, - протянула мамочка.
- Пойдемте, пойдемте ко мнѣ, - звала Ольга Сергѣевна, - вы мнѣ все скажете. Что Шура? Все такимъ же дичкомъ? А Георгiй Дмитрiевичъ, не скучаетъ?
Въ комнатѣ еще былъ утреннiй безпорядокъ. Ольга Сергѣевна не успѣла прибрать ее. Она не замѣтила этого. Набросила одѣяло на постель и сѣла подлѣ смятой подушки.
- Князь, - сказала она, - не томите меня. Мы до-гадываемся. Мы знаемъ, что это не кинематографъ. Скажите мнѣ … Я никому ничего не скажу. Я же понимаю, какая это опасная тайна.
- Ольга Сергѣевна, - съ чувствомъ сказалъ князь, - я ничего не могу сказать. Я далъ честное слово никому ничего не говорить. Я могу вамъ тоже честнымъ словомъ завѣрить, что Георгiй Дмитрiевичъ и Шура въ добромъ здравiи.
- Гдѣ же они всѣ находятся? Вѣдь не на этихъ же глупыхъ островахъ Галапагосъ?
- Этого, Ольга Сергѣевна, я никакъ не могу сказать.
- Вы мнѣ не вѣрите?
- Нѣтъ, Ольга Сергѣевна, я вамъ очень вѣрю, но я не могу, и не могу.
Князь страдалъ подъ выразительнымъ взглядомъ прелестныхъ женскихъ глазъ. Безпорядокъ въ спальной смущалъ его. Ему было неловко. Казалось, что онъ оскорбляетъ Ольгу Сергѣевну. Онъ чувствовалъ, что, если сейчасъ не уйдетъ, то размягчится и разболтаетъ.
Ольга Сергѣевна поняла его душевное состоянiе и ей стало жалъ Ардаганскаго.
- Когда же вы уѣхали оттуда?
- Третьяго дня, - сказалъ Ардаганскiй.
- Третьяго дня, - воскликнула Ольга Сергѣевна.
- Такъ недавно … Господи, да гдѣ же вы всѣ находитесь?
Князь Ардаганскiй мучительно покраснѣлъ. Онъ уже проболтался.
- Ольга Сергѣевна, простите меня. Я сказалъ вамъ все, что могъ сказать. Сказалъ больше … Мнѣ надо спѣшить. Парижъ такъ великъ … Мнѣ же кадо всѣхъ объѣхать.
- Да, я понимаю васъ, - съ печальнымъ упрекомъ говорила Ольга Сергѣевна, - провожая князя.
- Уже, - сказала не безъ язвительности Неонила Львовна..- He долго же нагостили у насъ, молодой человѣкъ.
Надо было передать незамѣтно Леночкѣ письмо Мишеля. Леночка будто знала объ этомъ. Она побѣжала за нерѣшительно шедшимъ по тупичку Ардаганскимъ.
- Князь, - крикнула она. - Михако! Ардаганскiй остановился.
- Выйдемте за ворота, - тихо сказалъ онъ.
Изъ окна комнаты Мишеля Строгова, высунувшись по поясъ, за ними слѣдила француженка брюнетка. У калитки стояла Ольга Сергѣевна.
Ардаганскiй досталъ маленькiй конвертикъ и передалъ его Леночкѣ.
- Мишель Строговъ просилъ вамъ передать, - быстро сказалъ онъ и побѣжалъ внизъ по улицѣ, направляясь къ станцiи желѣзной дороги.
Леночка взяла конвертъ и спрятала его на груди. "Вотъ она, тайна, которой никто не знаетъ. Тайна, за которую можно получить миллiоны", - подумала она.