Все эти дни были пасмурны и тихи, море чуть-чуть зыбило, льды, ледни- ки и снег были серы, как сумерки. Круглые сутки возили воду, - люди надрывались с водой и спали все часы отдыха, только. Была полночь, - и тог- да с моря загудел ветер, завыл в такелаже, заметал волны, повалил сне- гом; полночь была стальная, горел красным север, ночное - черное - небо было на юге. На берегу кричала вахта, махая веслами, ведрами, шапками, - на судне скрипели якорные цепи. Капитан вышел первым на палубу, он дал авральный сигнал, команда бросилась на места, все на палубу: "Свердруп" полз на берег - на "Свердрупа" наползали льды, горы, ветер ревел, рвал людей. Капитан давал сигналы в машинное - "полный! полный! полный!" - сматывали цепи якорей, бросали траллы, бросили на троссе лебедку, - что- бы зацепиться за дно, чтобы не ползти на берег. - Ветер выл, ломился, неистовствовал. - Горы ползли на "Свердрупа". - И тогда треснула и под- нялась корма, - судно остановилось, - судно стало на кошку: и из машин- ного сейчас же дали сигнал - авария - машины буксуют - винт и руль сби- ты, - а еще через минуту судно повернулось, по ветру, и, уже без руля, без винта, с оборванными якорями, легко поползло на берег. Можно было уже не считать, как оно тыкалось с кошки на кошку, трещало и ломалось. - Потом оно стало, легло у берега, так близко, что с оставшимися на берегу можно было разговаривать простым голосом. И тогда только люди заметили, что у иных сорвана кожа рук, что все мокры, что шквал уже прошел, что на часах уже далеко за полдни. Капитан бросил шапку [она покатилась по па- лубе, ставшей боком, скатилась в воду], прислонился к вельботу и запла- кал. Откуда-то появился - дошел до сознания всех - профессор Кремнев, он был в одних подштанниках, босой, скула его была разбита до крови, - он спросил у Лачинова папиросу, закурил и медленно сказал, как ни в чем не бывало, глядя в сторону: - Да, знаете ли… Пустяки, - будем здесь ночевать год. Да, знаете ли!.. - и обратился к капитану: - Павел Лукич, команду я беру на себя, да. Все пустяки! Вы посмотрите на часы, мы все-таки боролись четырнад- цать часов - И через час, - это был уже отлив и "Свердруп" лежал почти на берегу, - были положены уже сходни, и люди тащили с судна на берег все, что мож- но было стащить - мешки, тюки, доски. Кремнев, тщательно, осторожно, как у себя в университетском кабинете, переносил баночки, колбы, инструмен- тарии и материалы лабораторий. Работали все весело, очень поспешно, не- доумело, чересчур бодро. Матросы топорами расшивали рубки, - механик и радиист прилаживались, чтобы снести на берег динамо-машину и радио-аппа- рат, и у них ничего не выходило. "Свердруп" лежал бессильною рыбой, брю- хом наружу, - мачты свисли ненужно. На берегу уже растягивали временные палатки из парусов, и повар на костре готовил ужин. - А к ночи после ужина, в палатках, а кое-кто еще на "Свердрупе" в незалитых каютах, - заснули все: первый раз после Архангельска заснули на земле, без вахты, непробудным, земным сном. И только один Кремнев, должно быть, не спал, потому что с утра он разбудил часть людей, послав их на вахту, определив две вахты на день, - а когда те пошли тащить остатки судна на берег, он лег и заснул около своих баночек. - Через неделю от "Свердрупа" на воде остался один лишь костяк, а на берегу против него неподалеку от без- вестных развалин избушки - были построены две русских избы и амбар. Эту неделю люди молчали и только работали. - Кругом были море и горы, - горы стали серые, скалы нависли хмуро, грузно, гранит и базальт, мертвью полз глетчер, - и плакала, плакала, стонала скала птичьего базара. - Еще че- рез неделю все было ясно и изучено - и горы, и море, и моржевые лежки - и то, что радио поставить возможности нет, что мир отрезан, предупредить никого нельзя, - и то, что всем, если все останутся живы, придется уме- реть от голода, к весне, ибо запасов не хватит. - Дни равноденствия быстро сворачивали солнце, ночами прямо над головой горела Полярная и шелестели голубые шоры полярного сияния, - к остаткам "Свердрупа" можно было уже ходить по льду, льды в бухте остановились, смерзались, море от "Свердрупа" сокрыла большая ледяная гора: ночью льды и земля казались осколком луны, ночами у изб наметало снег и видны были песцовые следы, а на льду от "Свердрупа" были видны следы крыс, перебиравшихся со "Сверд- рупа" на землю, чтобы утвердить, что не всегда первыми с тонущего судна спасаются крысы. Днем работали: спиливали мачты, расшивали палубы, руби- ли дрова, готовили ловушки для песцов, обстраивали, достраивали избы. Вечерами все собирались по избам. В одной из изб все стены были в пол- ках, в колбах, банках и инструментарии, - здесь сторожами жили Кремнев и Шеметов, - Кремнев предлагал всем научным сотрудникам продолжать вести свои научные работы, и днями он сидел у микроскопа, - эта изба называ- лась лабораторией. В другой избе жили все и ели, и вечерами, сидя на по- латях, штурман Медведев играл иной раз одесского Шнеерзона. Катастрофи- чески на "Свердрупе" не оказалось ламп, и избы сначала освещали коптил- ками, потом механик изобрел нечто вроде керосино-калильных ламп, делал их из термометровых футляров [а через год, когда вышел весь керосин, ос- вещались тюленьим жиром]. Профессор Шеметов читал для матросов курсы ге- ографии и физики. Мир был отрезан, скалу птичьего базара никто уже не замечал. - Тогда начальник профессор Николай Кремнев собрал совет экспедиции. Собрались все в лаборатории, утром. Председательствовал и говорил Кремнев. - "Ну-те, всем вам понятно, что мы поставлены лицом к гибели. Этот остров до нас не был посещаем человеком, возможно, что новый чело- век не придет сюда еще десятки лет. Конечно, все пустяки, знаете ли. Мы умрем с голода, если мы все останемся живы до весны. Я предлагаю, знаете ли, принять мое предложение. Я не могу отсюда уйти, потому что те кол- лекции и наблюдения, которые сделали мы, единственные в мире, и я должен их сберечь во что бы то ни стало. Я предлагаю части экспедиции, большей части ее, итти по льду на Шпицберген, на юг, на жилой Шпицберген, знаете ли, на шахты. Это будет иметь огромное и научное значение. Штурман Альбанов сделал еще более трудный поход, на юг к Земле Франца-Иосифа, знаете ли. Те, которые в этом походе дойдут до людей, - вы дадите радио и на будущий год или через два года за мною зайдет сюда судно. Мы будем здесь вести научные работы. Путь к Шпицбергену очень труден, по моим сведениям через Шпицбергенский хребет перешли только три человека, я предлагаю мужаться. Начальником научной части я назначаю метеоролога Саговского, начальником - похода - штурмана Гречневого. Надо построить нарты и каяки, все продумать и выйти недели через три, в ноябре. Вы пройдете льдами" - ……………
Через три недели, 4 ноября в двенадцать часов пополуночи, это была уже сплошная ночь, отряд в двадцать два человека пошел в поход на Шпицберген. На острове Николая Кремнева оставалось тринадцать человек, двенадцать мужчин и одна женщина. Отряд ушел по льду в обход острова, - Саговский, Лачинов, кинооператор и два матроса задержались на полсуток с тем, чтоб догнать отряд сокращенным путем через горные перевалы. Говорили, будто бы слышали, что Кремнев передал Гречневому револьвер и посоветовал из-за больных и переутомленных не останавливать похода. Кремнев несколько раз выходил из лаборатории, был молчалив и будничен, прощаясь говорил одно и то же: - "будьте здоровы, будьте здоровы" - жал руки и деловито целовался со всеми. Саговский на дорогу выпил спирта, все время шутил, пел с Медведевым Шнеерзона, просил матросов не забывать его кошек. - Ушли эти пятеро от изб в полночь, провожать их никто не пошел. Было очень тихо, тепло, градусов пятнадцать мороза. Горели звезды, Полярная была тут, над головой. Саговский шел рядом с Лачиновым, болтал всяческую ерунду, - Лачинов молчал и не слушал. Было очень невесело. У ледника встретили профессора Василия Шеметова, он гулял, расцеловались. - "Если первые будете в Москве - поклон университету", - сказал Шеметов. - "Ну, а если вы будете вперед нас, то уж поклона не передавайте, - не от кого будет!" - ответил Саговский. - Горы стояли впереди осколками луны, граниты, базальты, лед и снег. Решили подниматься по леднику, и от незнания сделали ошибку, ибо на поларшина под снегом был лед и снег катился по льду вниз. Лачинов шутил: - альпинистам, этим спортсменам по лазанию в горах, редко выпадает такое счастье, которое стало горем им, пятерым. Сначала ползти в гору было легко, - на пол-горы, как показалось им, и на пятую горы, как было в действительности, они долезли быстро, сели закусить и отдохнуть. Полезли дальше. И дальше Лачинов помнил только о себе. Он полез кромкой, где скалы сходились со льдом, рассчитывая, что там камни скреплены водою, льдом, и можно будет итти, как по ступенькам, и там есть промоина, - так первый расчет его спасал, а второй губил, - ибо другие правильно разочли, что выгоднее будет лезть по сметенному в наст снегу, ибо он должен быть отложе. Лачинов лез с винтовкой, в меховых штанах и куртке, с лыжными палками в руках, лыжи тащились сзади, - и скоро Лачинов понял, что он выбивается из сил, и тут начало казаться, что и до верху и до низу одинаково, и скалы базальтов внизу, что были размером в многоэтажный дом, стали в табурет, а те, что были вокруг него и снизу, казались табуретами, здесь выросли в замки. Пополз дальше на четвереньках, руки уже дрожали, - гора все круче, камни рвутся под ногами, палки в руках мешают, скользит со спины под ноги винтовка, шапка ползет на глаза, дышат нечем. - Лачинова догнал Саговский, полезли вместе; те, что поползли по насту, уже далеко впереди, кажется уже выбрались, махали отрицательно руками, кричали что-то сверху, - крика их разобрать возможности не было, - было видно лишь, что там наверху волновались. Ползли. Отвес становился круче. Сил давно уже не было. Вползли в ущелье, выползли - и увидели, что впереди пути нет: отвес, навес над ними. Теперь было слышно, что сверху кричали, чтобы вернулись, и люди наверху казались размером в шмеля, их едва было слышно. Саговский полез обратно, - Лачинов понял, что назад ему не спуститься, сорвется, разобьется, погибнет: если по этому отвесу, что впереди, проползти, двинуться вверх и налево, с девяноста шансами сорваться, то там будет спасение. Лачинов никогда больше не переживал такого ощущения, как тогда, когда он сознавал, что действует, движется не он, а кто-то, живущий в нем, инстинкт, ловкий, как кошка, точный, как механика, хоть руки и сердце отказывались работать. Пополз, первый камень сорвался - и сразу сорвалась кожа рукавиц. Сполз сажень вниз, зацепился за камень, - пополз вбок и вперед, - тех, кто был наверху, не видно было за отвесом и сплошной отвес был внизу. Как выполз Лачинов - он не помнил. Сверху спустили веревку и вытащили уже по сплошному отвесу, на скалу. - И наверху их встретил ветер, который сразу перебрал все ребра и захолодил руки так, что они ничего не брали. Полярная была на прежнем месте, но все другие звезды опрокинулись в небе: на часах был полдень. И страшное одиночество открывалось под звездами - земли и моря, где не ступала нога человека. Вдали за перевалом в бинокль был виден огонь - там ждал отряд, туда надо было итти. Сзади в бинокль уже ничего не было видно. - В расщелине двух гор был глетчер, в глетчерных пещерах висели сосульки в несколько человеческих ростов -
В тот день, когда ушел отряд на Шпицберген, профессор Василий Шеметов, друг Николая Кремнева, так же, как Кремнев, непохожий на кабинетного ученого и похожий на бродягу, писал свою работу о причинах цвета неба и моря. - Начало этой работы было такое:
"Когда в ясный летний день вы глядите на море, вам кажется, что синяя окраска моря зависит от голубизны неба. Однако в действительности положение вещей совсем не таково, в чем не трудно убедиться следующими примерами. Для этого достаточно сравнить, с одной стороны, насыщенный синий цвет Нордкапского течения, которое протекает в водах Полярного моря, и, с другой стороны, - бледный, зеленовато-серый цвет Азовского моря, над которым сияет яркое южное небо. Выяснением причин цветности моря занимался целый ряд ученых, начиная с Леонардо да-Винчи - "
- в день, когда ушел отряд, Шеметов писал:
[Далее приведены формулы с поясняющим текстом, позволяющие "вычислить спектр того внутреннего света, который сообщает морю его характерную окраску".]
…Лачинов как-то говорил о прекрасной человеческой воле - знать, познавать, волить познать -
- арктической ночью, на восток от Шпицбергена и на градусе Могучего над бумагой, картами и таблицами, сидел человек Николай Кремнев, - на столе горел в плошке тюлений жир, и против Кремнева сидел второй русский профессор, вычислял углы отражений света в морях, Василий Шеметов. Они молчали, изредка они курили махорку -
Глава третья
На острове Николая Кремнева экспедицией был оставлен гурий. Грамота на пергаменте, написанная тушью, была вложена в стеклянную банку и запаяна в железо. Гурий был поставлен около изб. В грамоте было написано:
"Русская Полярная экспедиция в следующих научном составе и судовой команде [идет перечисление] на экспедиционном судне "Свердруп", выйдя из Архангельска 11 авг. 192* года, по выходе из Белого Моря, пошла на север по 41-му меридиану с непрерывными научными работами через каждые 30 . Начиная с 77°30 с.ш. стали встречаться льды, а на 77°52 была встречена кромка непроходимого льда, преградившего экспедиции дальнейший путь. Экспедиция пошла по курсу истинный № 64°. Астрономически определиться благодаря туманной погоде возможности не представлялось. 7 сент. в тумане появилась земля, один из островов архипелага Земли Франца-Иосифа; ввиду тумана определить земли не удалось; экспедиция была у земли только несколько часов и вынуждена была уйти в море по причине сильного шторма; на землю высаживались три человека, второй штурман Бирюков, Н.П., матрос Климов, В.В., и зоолог Богаевский, А.К., - они погибли, так как шторм унес их в виду судна в море. От Земли Франца-Иосифа экспедиция пошла по курсу истинный SW 55, но на другой же день, 8 сент. судно встретило льды и вынуждено было дрейфовать без курса, сносимое льдами на SSW. 27 сент. с судна увидели землю, которая после астрономических определений оказалась не нанесенной ни на одну из карт, а, стало быть, неизвестной культурному человечеству. Земля была названа островом Николая Кремнева. Астрономическое местонахождение земли - φ79°30'N и λ34°27'W. Судно стало на якорь в бухте Погибшей Избы и брала питьевую воду, предполагая пройти отсюда к Wiches Bland на Шпицбергене. Но в полночь с 29-го на 30-е сент. страшным штормом судно было выкинуто на берег с непоправимыми пробоинами и заполненное водой. Экспедиция, потеряв судно, вынуждена была здесь стать на зимовку. По причине того, что продовольствия не хватило бы всем оставшимся, был снаряжен отряд в составе 22 человек из следующих лиц команды и научных сотрудников (перечисление), научная часть под командой метеоролога Саговского, К.Р.; начальником отряда назначен был первый штурман Гречневый, В.Н.; по полученным впоследствии сведениям до жилого Шпицбергена из этого отряда дошел только художник Лачинов, Б.В., - остальные погибли от цынги и переутомления. Отряд ушел с острова Н. Кремнева 4 ноября, взяв с собой нарты и каяки [идет перечисление всего, что было взято отрядом]. На острове Н. Кремнева осталось 13 человек, которые охраняли собранные материалы и вели научные работы. Отряд, пошедший на Шпицберген, должен был сообщить о местонахождении оставшихся с тем, чтобы за ними пришло экстренное судно. Оставшимся пришлось перезимовать две зимы и живыми остались только двое - начальник экспедиции проф. Кремнев, Н.И., и научный сотрудник проф. Шеметов, В.В. Спасательное судно "Мурманск" пришло 11 сент. 192* года, и остров Н. Кремнева был покинут 15 сент. Все научные матерьялы были забраны. В доме N 2 оставлены продовольствие и огнестрельные припасы (перечисление).
Начальник экспедиции проф. Кремнев.
Научн. сотр. экспедиции проф. Шеметов.
О. Николая Кремнева.
15 сент. 192* г."
- --