- Какая чепуха! Я все забыла! - рассмеялась Николь, вытирая слезы тыльными сторонами ладоней. - Платочек в сумке, в машине. Бог с ним! Нам все принесут, а авто определят на место. Пошли домой! Я ждала тебя столько лет! Я знала, что ты найдешься! - Николь взяла Марию за руку и повела за собой, как маленькую, вверх по белой известняковой дороге, к светло-зеленым воротам резиденции меж двух белых башен, возле которых стояли часовые - рослые зуавы в голубых шароварах, белых накидках и красных фесках, со старообразными винтовками в руках, коваными прикладами которых они дружно пристукнули о землю, когда губернаторша и ее гостья подошли к ним поближе. Пристукнули прикладами, ловко щелкнули деревянными подошвами веревочных сандалий и вытянулись в струнку; при этом на темных лоснящихся лицах черноглазых солдат было написано крайнее недоумение: обе женщины заплаканы, перепачканы макияжем и при этом сияют от счастья…
С обычным в подобных случаях удивлением и разочарованием Мария обнаружила, что дворцовый сад резиденции генерал-губернатора не так велик и ухожен, как представлялось ей в юности. Например, розовая мраморная крошка на дорожках сада лежит недостаточно ровно, кое-где есть даже маленькие залысины, обнажающие известняковую основу; что фонтаны не такие большие и бьют совсем не так высоко, как ей помнилось; что некоторые пальмы кривоваты и вообще все какое-то маленькое, скособоченное, приплюснутое… На Николь она даже боялась смотреть и пока еще не взглянула ни разу как следует. Единственную перемену, которую она отметила в первую же секунду, как только обнялась с Николь, так это запах ее духов. Раньше губернаторша душилась духами более сладкими, более душными, а новые были и тоньше, и легче, и проще - в самом высоком смысле этого слова. "Знакомый запах? До чертиков знакомый! Ну, конечно, это ведь "Ирфе"! Николь надушена "Ирфе" для темноволосых. Но откуда они у Николь? Духи "Ирфе" не выпускаются уже три года, с тех пор как князь разорился"*.
* С 1926 года Русский модный дом в Париже княгини Ирины и князя Феликса Юсуповых "Ирфе" выпускал духи трех видов, трех в чем-то похожих и в то же время разнящихся ароматов: для темноволосых, для рыжих и для белокурых женщин.
- Какие у тебя прелестные духи, Николь! - заметила Мария, как только они вошли в дом и в замкнутом пространстве запах духов стал жестче.
- Да ведь это ваши, русские, духи! Я их обожаю! Я к ним привыкла и не хочу менять! - воскликнула Николь. - Кло-о! Ты где, Клоди-ин? Посмотри, кто к нам приехал!
Из глубины дома, покачиваясь уточкой, выплыла рыжеволосая Клодин, в полутьме она показалась Марии совсем молоденькой. Клодин узнала ее мгновенно.
- Ой, мадемуазель Мари! - всплеснула она пухлыми ладошками. - Я глазам своим не верю!
Мария с порывисто кинулась на шею Клодин, чем привела ту в крайнее замешательство и вновь завоевала ее сердце.
- О, мадемуазель Клодин, какая вы прелесть!
- Мадам, я ма-ма-дам, - пробормотала Клодин с гордостью.
- О, мадам Клодин, как я рада! И кто же ваш избранник?
- Кто-кто? - вмешалась Николь. - Как будто ты не знаешь кто. Вспомни, Мари!
- Доктор Франсуа? О, как я счастлива! - вскрикнула Мария с неподдельным восторгом. Она была хорошей актрисой. Конечно, новость ее обрадовала не так, как она изобразила, но все же обрадовала: слава Богу, все на месте и всё обстоит лучшим образом!
Марию удивило, что от Клодин тоже пахнет "Ирфе", только для рыжих - ее густые огненно-рыжие волосы вились такими же роскошными локонами, как и раньше.
- Девочки, вы что, скупили все русские духи?! - заговорщическим шепотом спросила Мария и сделала круглые глаза.
- Все не все, но еще года на два хватит, - отвечала Николь. - Ты во всем виновата!
- Я?!
- Да, да, ты, миленькая! - ликующе пропела Николь. - Я, старая дура, поверила однажды тому, что было написано в парижской газете и понеслась на авеню Клебер, в отель "Мажестик", где выбирали мисс Францию. В этой газетке я прочла, что - графиня Мари Мерзловская в числе двенадцати девушек вышла в последний тур конкурса красоты. Приезжаю в этот "Мажестик", но там были все, кроме тебя! Там и продавали ваши русские духи "Ирфе" - для темных, для рыжих, для светленьких, было что-то вроде распродажи. Духи мне понравились, и я так разозлилась, что тебя нет, что велела отправить в мой парижский дом по ящику всех трех видов. Так что твой ящик дожидается тебя в Париже. А что случилось с тобой?
- Флюс. Обыкновенный, пошлый флюс! У меня так разнесло щеку, что лицо стало похожим на грушу, только надкушенную с одного бока.
- О-ля-ля! Вот почему ты не стала мисс Франция! Кстати, из двенадцати девушек половина были русские.
- Не половина, а четвертая часть, вместе со мной русских было трое, - сказала Мария. - Но, если бы не ваши судьи, их могло быть больше. Сначала судьи вообще были против участия русских, но вмешалась сама Коко Шанель* и настояла на нашем участии на равных с французскими подданными, без всякой дискриминации, и ее поддержал Лелонг и другие французские кутюрье… А где же доктор Франсуа?
* Как известно, Коко Шанель высоко ценила представителей русского искусства в Париже, а с Сергеем Дягилевым ее связывала подлинная дружба. Бывали случаи, когда Шанель безвозмездно одевала в свои наряды всех исполнителей того или иного балета дягилевской труппы. К тому же и Шанель, и Лелонг, и другие законодатели мод Парижа совершенно расчетливо подняли скандал с русскими - участвовать им в конкурсе или нет. Газеты подняли такой гвалт, что даже премьер-министру пришлось высказаться в пользу русских. Хотя по большому счету дело было вовсе не в русских, а в том, чтобы привлечь всеобщее внимание к конкурсу красоты. Цель была достигнута.
- Он в гарнизоне, - подала голос Клодин, - я жду его к обеду.
- Что мы торчим в прихожей? Быстренько приведем себя в порядок и тогда уже поговорим! Кло, покажи Мари ее ванную комнату, спальню и распорядись насчет кофе, - велела Николь.
- Да, мадам, - с полупоклоном согласилась Клодин. Теперь на ее лице не было, как когда-то, такого выражения, будто она прислуживает Николь из одолжения. Сейчас лицо ее выражало степенность и столь неколебимое достоинство, что невольно становилось понятно: перед вами не госпожа и горничная, а две подруги или сестры и одна уступает другой просто в силу доброго характера. - Пойдемте, мадемуазель Мари. Вы примете душ с дороги?
- Пожалуй, мадам Клодин. Я очень рада за вас, мадам Клодин!
- Спасибо, мадемуазель Мари. Не зря мой Франсуа говорит, что вы самый лучший человек на свете. И я так говорю!
- Вы смущаете меня, мадам Клодин. Ах, как у вас хорошо, мадам Клодин! - Мария теперь знала точно - хочешь уважить Клодин, называй ее мадам, и чем чаще, тем лучше. Клодин от этого всякий раз вспыхивала румянцем, и даже ее высокая белая шея краснела пятнами.
Ванная комната, поразившая когда-то воображение Марии, и сейчас понравилась ей своей просторностью, белизной кафельных стен, чистотой и блеском огромных зеркал, но все-таки Мария не преминула отметить, что по углам на полу образовались темные мысочки застарелой грязи, что краны подтекают, а ручка на двери, хотя и шикарная, бронзовая, в виде головы льва, но прикручена косо. "Старею, - подумала Мария, нежась под теплым душем, - просто я старею, вот и вижу вместо хорошего одни недочеты. А в лицо Николь я так и не осмелилась взглянуть… Сейчас, за кофе, придется… А что касается ее фигуры, то вроде бы она прежняя, может, чуть подсохла. Другие полнеют, а Николь подсохла, так бывает".
Николь и Мария сели за кофе в библиотеке. Наверное, эта большая комната, разгороженная книжными стеллажами на закоулки и глубоко затененная высокими кустами из сада, была выбрана хозяйкой дома инстинктивно - не меньше Марии она опасалась, что та рассмотрит ее как следует и сделает свои печальные выводы: двенадцать лет - все-таки не шутка… Николь и села спиной к окну, так что лицо ее оставалось в тени, только руки попадали в полосу света, но руки ее так хорошо ухожены, что судить по ним о возрасте хозяйки пока невозможно.
- Боже, как я люблю запах книг! - сказала Мария. - Сейчас, в твоей библиотеке, мне показалось, что я у себя дома, в России, в Николаеве.
- Запах книг я тоже люблю, - подхватила Николь. - Но разница между нами в том, что я их только обнюхиваю, а ты еще и читаешь!.. А у меня тот же повар. Ты помнишь Александера?
Мария утвердительно кивнула.
- Так вот, сегодня на обед я заказала ему баранину по-бордосски. Помнишь, как в самый первый раз?
- Еще бы мне не помнить!
- К обеду приедут и муж, и Франсуа. Представляешь, моя Клодин так и женила на себе бедного Франсуа. И не без твоей помощи, кстати!
- Моей? - Мария удивленно подняла тонкие, по моде выщипанные брови.
- Конечно. Это ведь ты научила ее делать высокую прическу, и все увидели, какая красивая, какая лилейная у нее шея. Я сколько раз перехватывала взгляды Франсуа, он с тех пор так и пялился на эту курицу, а то в упор не видел. Ты, милочка, ты во всем виновата!
- Что ж, это приятно, - усмехнулась Мария. - Я вижу, вы живете так же замечательно, как и прежде.
- Да, да, да! За-ме-ча-атель-но-о! - вдруг передразнила гостью Николь, и слезы закипели в уголках ее глаз, почти черных на затененном лице. - Ничего замечательного, ровным счетом! Опять я торчу в этой дыре!
А Париж только обещают, обещают и обещают…
- А что маршал Петен? - спросила Мария, прерывая неловкую паузу.
- Вот он-то все и тормозит. Мой давным-давно был бы уже министром. А маршал все твердит: не время, ты мне нужен в провинции, это гораздо важнее! Вот мы и торчим в провинции! А жизнь - ку-ку… прости-прощай, жизнь!
- Военным министром? - спросила Мария, чтобы сбить накал эмоций у хозяйки дома.
- Ну а каким же еще?! В военном министерстве его все уважают, там полно его однокашников, тем более что за годы сидений то здесь, то в Алжире, то в Марокко он заслужил Париж - это все понимают…
Николь еще говорила что-то, но Мария уже не слушала ее, а быстро соображала, как продать пушки с линкора. Может быть, и нет смысла обращаться к самому Петену?.. Большие люди только обозначают задачи, а решают-то их совсем другие, решает так называемое среднее звено. И через мужа Николь это самое среднее звено может оказаться вполне доступным…
Приехавшие к обеду генерал-губернатор и доктор Франсуа, кстати сказать, уже в чине полковника военно-медицинской службы, искренне обрадовались при виде Мари. И тот и другой даже обняли ее по-отечески и поцеловали в щеку.
Теперь в просторной и светлой столовой Мария наконец была вынуждена взглянуть в лицо Николь…Что ж, конечно, время безжалостно, но Николь почти не изменилась. Мария была рада, что это так, а не иначе, и на нее вдруг нашло ребячливое, дурашливое настроение. Она чмокнула Николь в висок и шепнула ей на ухо: "Ты молодец, ты отлично выглядишь!"
Николь тут же разулыбалась, тут же забыла, что она "торчит в провинции", что муж еще не министр, и стала такой веселой, такой доброжелательной, какой ни муж, ни Франсуа, ни Клодин уже давно ее не видели; тут следует заметить, что мадам Клодин была приглашена к столу на равных, ее новое положение не оставляло для Николь никакого выбора.
- О, доктор Франсуа, вы уже полковник, поздравляю! - Мария заметила серебряные нашивки на новеньком темно-сером мундире доктора.
- Да, это шалости хозяина нашего дома, - глухо отвечал доктор, и его обширная лысина и короткая шея стали багровыми. - Если бы…
- Тебе давно пора быть генералом, - добродушно прервал приятеля губернатор, - все кокетничаешь!
- Пора, пора! - подхватила Клодин. - Я уже прикидывала на него генеральский мундир, он ему чудо как к лицу!
- Ну что ты говоришь, Кло! - Франсуа так смутился, что его багровая лысина даже покрылась бисеринками пота. Он бросил в сердцах на стол салфетку и хотел выйти из-за стола, но Николь усадила его на место.
- Не волнуйся, Франсуа, - добродушно сказал хозяин дома. - Здесь, в Тунизии, у меня нет для тебя генеральской должности. Вот если переедем в Париж, тогда я обещаю Клодин устроить это в две недели!
- Угу, так нас и ждали в Париже! Одни разговоры! - ожесточенно буркнула Николь.
Муж взглянул на нее внимательно и промолчал. Наступила неловкая пауза.
- Так давайте же есть баранину по-бордосски! - призвала Мария. - Какая прелесть на вид! Какая румяная корочка! А запах…
Гнетущую паузу как рукой сняло, все с облегчением застучали ножами и вилками.
Баранина была нежная-нежная, душистая-душистая, баранина была приготовлена на славу! Наслаждаясь жареным мясом, Мария невольно думала о том, как была права ее мать, Анна Карповна, когда говорила: "В каждом дому по кому". И еще она говорила: "У каждого свои заботы: у кого суп пустой, у кого жемчуг мелкий".
- Если разрешите, я произнесу тост, - взяв в руку бокал с тяжело играющим в нем рубиновым вином, начала Мария. - Я хочу сказать, что все эти годы помнила о каждом из вас и эта память поддерживала меня в пути. А сегодня доктор Франсуа, можно сказать, спас мне жизнь… Давайте выпьем за вашу дружную семью! - Мария приподняла бокал над головой. - Унас, у русских, принято чокаться. - И она легонько ударила своим бокалом о бокал в руке Николь. А потом все стали чокаться и с Марией, и между собой - бокалы весело звенели, и это всем нравилось.
- Как же это я умудрился спасти вашу жизнь, да еще прямо сегодня? - заинтригованно спросил доктор Франсуа.
- Помните, вы учили меня туарегскому языку? Он достался мне по жребию, из вашей фуражки, помните?
Доктор Франсуа кивнул своей большой лысой головой в серебряном венчике жидких седых волос, окружавших лысину язычками, наподобие венка триумфатора.
- Так вот, сегодня, когда я ехала к вам, на меня напали туареги и хотели взять в плен. Мне удалось вырваться из их кольца только потому, что я поняла, о чем они говорят между собой.
- Графиня, вы шутите? - недоверчиво спросил губернатор.
- Нисколько. Они даже выпустили в меня пять пуль. Если поискать хорошенько в той осыпи, за которую я успела скрыться, то, думаю, их можно найти.
- Что? - Губернатор положил на тарелку нож и вилку. - Почему не доложили немедленно? Простите, почему вы не оповестили об этом сразу, как только приехали?
- Ну, во-первых, потому, что нам с Николь было не до такой чепухи, как разбойники. А во-вторых, зачем же мне было пугать женщин? Вот вы приехали, я и говорю!
- Мадемуазель Мари, - губернатор решительно поднялся, - пройдемте ко мне в кабинет. Вы все подробно изложите, и я сделаю распоряжения по телефону.
- А обед? - подала взволнованный голос Клодин. - Он же стынет!
- Ничего! - оборвала ее Николь. - Разогреешь.
- Ну, это уже другой вкус и питательность, - тупо глядя перед собой, настаивала Клодин. - Франсуа, но ты все же поешь, пока горячее, у тебя ведь желудок…
Доктор Франсуа взглянул на нее так, что Клодин надолго лишилась дара речи.
- Совсем обнаглели! Они что, не знают, что мой муж вернулся в Тунизию?! При нас такого не было и не будет. Кто эти туареги, Франсуа?
- Разновидность берберов, мадам Николь, - отвечал Франсуа нехотя. - Довольно неспокойное племя, весьма воинственное.
- Черт возьми! Мы им покажем воинственность! - распалилась Николь. - Мне что, теперь ездить с охраной?! С оружием - это уж точно!
А тем временем у себя у в кабинете генерал-губернатор внимательно выслушал Мари и распорядился по телефону немедленно поймать разбойников.
- Поднять по тревоге весь гарнизон Туниса и весь гарнизон Бизерты! Объявить тревогу в портах! Делайте все демонстративно, побольше шума. Используйте аэроплан, летчик засечет их очень скоро. Брать живыми. Да, можете задействовать армейские автомобили. Жду доклада через три часа. - Генерал положил трубку, не попрощавшись со своим собеседником.
- Какая у вас удивительная память! - похвалила губернатора Мария. - Вы повторили мой рассказ слово в слово.
- Нормально. Я ведь профессионал. - Генерал польщенно улыбнулся, и Мари отметила, что он еще совсем не старый мужчина и его серые глаза полны живого блеска. - Удивительно, как запомнили их вы? - продолжал губернатор. - Притом в таких подробностях. И всех пятерых! Вы прирожденная разведчица! И какое хладнокровие!
- А что мне оставалось делать? У меня не было при себе даже плохонького пистолетика. Я не могла организовать этим шалунам встречу погорячей, - игриво пролепетала Мария, отмечая про себя, что губернатор смотрит на нее уже совсем другими - "мужскими" - глазами и, видимо, совсем по-иному оценивает ее теперь. Это не понравились Марии: слишком часто она ловила на себе подобные взгляды мужчин, слишком дорога была ей Николь и вообще…
Губернатор выдвинул ящик письменного стола, вынул из него и положил на зеленое сукно перед Марией револьвер.
- Дарю.
- Не откажусь. Вы предпочитаете револьверы? - Мария взяла в руки оружие, привычно откинула барабан - револьвер был не заряжен. - Пусто?
- Да. Но патронов я дам вам столько, что хватит на целую битву под Аустерлицем*.
- Меня бы больше устроило - на битву под Бородиным** или под Ватерлоо***, - дерзко отвечала Мария с такой обворожительной улыбкой, что генерал не нашелся, что ответить.
* Аустерлиц (Austerlitz) - близ этого городка в Чехии 20 ноября 1805 года Наполеон I наголову разбил русские и австрийские войска под фактическим командованием Александра I и при номинальном главнокомандующем объединенными войсками России и Австрии М. И. Кутузове. Со стороны французов в битве участвовало 73 тысячи человек, с русско-австрийской - 70 тысяч русских и 15 тысяч австрийцев.
** Бородино - село в 110 километрах к западу от Москвы, где в битве 26 августа 1812 года с русской стороны участвовало 120 тысяч человек, с французской - 135 тысяч. Русскими войсками командовал лично Кутузов, французскими - Наполеон I. Русские считают, что они выиграли эту битву, французы числят победу за собой. В битве погибло 59 тысяч французов и 44 тысячи русских.
*** Ватерлоо (Waterloo) - поселение к югу от Брюсселя, где 18 июня 1815 года Наполеон I был разбит англо-голландскими и прусскими войсками, сдался в плен англичанам и был отправлен на остров Святой Елены.
С тем они и вернулись в столовую, а револьвер остался лежать на столе в кабинете.
Клодин настояла на том, чтобы баранину разогрели наилучшим образом. И, когда генерал и Мария входили в столовую, слуга как раз вносил поднос, а рядом шагал старенький повар Александер в высоком белом колпаке, накрахмаленном так, что, казалось, возьми его в руки - и колпак переломится. Мария обратила внимание, что острый нос старого повара крутился и вынюхивал воздух перед собой точь-в-точь как и прежде. Постояв минуту у стола, повар испросил у Николь глазами разрешения удалиться.
- Да, Александер, - громко сказала Николь, - графине нравится баранина по-бордосски! Ты свободен. Займись сырами.
Старенький Александер попятился от стола и исчез в проеме двери.
От туарегов разговор за столом перешел к Марии, к тому, как она жила. Что делала прошедшие двенадцать лет? Чем занимается сейчас, и что занесло ее в Тунизию?
Мария рассказывала о своей жизни скупо, но искренне, без излишней драматизации событий. По тону и простоте ее рассказа даже Клодин было понятно, что перед ними человек, хлебнувший всякого разного, человек очень непростой и крепко стоящий на земле.
- Вы работали у банкира Жака?! - изумился губернатор, когда речь зашла об этом периоде в жизни Мари.