- А что? Могу сказать и оттуда. - Варов-Гриш встал и начал пробираться к сиене.
Вокруг опять оживились:
- Во! Сидел бы лучше на своем месте! Не выдумывал!..
Озыр-Митька тонким голосом мстительно добавил:
- Не рыпался бы. Югыд-би хочет придумать. Тьфу! Коммуния-то ведь развалилась, нету ее! И югыд-би развалится. Дом строит ведь курам на смех - длинный, как гроб. Строи-тель… Ну, де-ла-а!..
Гриш широко и уверенно шагнул на низенькую сцену, повернулся, пристально посмотрел в зал на Озыр-Митьку. Он был зол и спокоен.
- Да-а, и придумаю! - начал он. - А ты про коммуну-то не говори - не злобствуй, наговорились! И про дом молчал бы! Сделаю - увидим! Может, твой двухэтажный хором станет кому гробом! Лучше скажи, почему вдруг вы друзьями захотели стать, зачем пришли послушать беседу о Ленине? Не верится, чтобы волчица с важенкой подружилась!
- Что-о! - в один голос крикнули Озыр-Митька и Квайтчуня-Эська. И угрозно встали.
Кто-то дернул их за малицы, и они сели.
- Да, не верю! Волки оленям не друзья, - отрубил Варов-Гриш и бросил взгляд на председателя. - Я начну говорить издалека.
- Давай-давай! - весело крикнули из зала. - Издалека лучше - хватит на сутки болтать! Вокруг нечего с пустым мешком бегать. Давай, Варов-Гриш, тащи воду в решете.
- Вот лешаки-дьяволы! - улыбнулся Гриш. - Еще и подсмеиваются. Ладно, начну с осени, с подледного лова…
- Конечно! - послышался тот же неунывающий голос. - Позже начнешь - какой толк!
В зале засмеялись. Варов-Гриш тряхнул черной, кудлатой головой.
- Лешаки-дьяволы и есть!.. Мы-то как промышляем? А вот как - при подледном лове поневоле приходится работать ватагой, кол-лек-тив-но, - с трудом произнес Гриш еще не прижившееся слово.
- Это мы знаем, якуня-макуня, - отмахнулся Гажа-Эль. - Про югыд-би калякай!
- Во-во!.. - поддакнули в зале. - Тебя для чего к столу пустили? Сходка кончилась, а ты людей держишь!
- Вот именно! - распалился Варов-Гриш. - Это же артельно, добровольно, кто сколько сможет! Мы можем все сделать! - горячо и убежденно говорил Гриш. - И лес подвезем, чтобы построить тот дом, откуда будут делать югыд-би! Столбы подвезем - у нас хватит лесу. А в остальном помогут нам обдорские али березовские люди. Мы, фронтовики, видели в стране в разных местах югыд-би, знаем, ведаем. И сделаем для себя - для жизни. Али мы хуже? А, Роман Иванович?
- Да-да, да!.. - Куш-Юр встал с места и взволнованно заходил по сцене. - Над этим коллективизмом подледной рыбалки я даже и не думал. А ты, Гриш, заметил. Это здорово! Ей-богу, здорово! Тут и телеграф можно - электричество же! Мать честная!..
- Все вместе можно придумать! - уверенно заключил Варов-Гриш. - Артельно, добровольно, для обчества даже можно выложить дороги из бревен! Пять оврагов в селе! Мосты нужны. - Он сказал это, помня больного Ильку, который вскоре должен ползком добираться в школу.
Но Варов-Гриша не все поддержали.
- Это уж совсем зря, - крикнул кто-то. - Мостки из плах на дорожки - и ладно!
- И вообче - что тут болтать? Чего языки трепать? Один сказки бает, остальные уши развесили. Какая может быть югыд-би? Это же немыслимое дело! Пойдемте лучше домой - здесь душно. - Озыр-Митька брезгливо фыркнул и встал.
- Пойдемте, молодежь! - поднялся Квайтчуня-Эська. - Бог у них, видать, разум отнял. - И неторопливо вышел.
- Куда вы? - Куш-Юр хотел остановить, но увидел, что молодые остались, даже Яран-Яшка с Эгрунькой, успокоился. - Э-э, ладно…
- Задержать надо было, заставить голосовать! - протестовал Гриш. - Кони у них сытые - по пять-шесть голов.
- Ничего, подчинятся большинству. Проголосуем, и… - Куш-Юр собрался что-то сказать, но тут вдруг вскочила на ноги Эгрунь.
- Ой, я ведь забыла кормить ребенка! И ты, Яков, коней-то забыл поить! Вот дурные мы! Пошли! - И вместе с мужем начали пробираться к выходу. За ними и другие из их ватаги поспешили удалиться.
- Кони-то ведь, верно, не поены, - говорил кто-то из них.
- Куда?! - закричал Куш-Юр. - Задержитесь - успеете поить коней.
- Испугались голосовать, якуня-макуня! - засмеялся Гажа-Эль.
- Заставим делать, как большинство! - Куш-Юр выступил вперед. - Варов-Гриш здорово придумал - самим завести электричество и телеграф! Радиотелеграф - вот ведь что! В прошлом году не могли придумать ни в Обдорске, ни в Мужах, а нынче, - повысил голос Куш-Юр, - нынче додумался Гриш. Поддерживаем его - артельно, общественно заведем электричество и телеграф! Не прожить нам без этого!
- И мосты через овраги! - добавил Гриш.
- Молодец ты, Гриш, молодец! Хорошо придумал - помочь сходкой в доставке леса, а в главном - Обдорск поможет! Хорошо отметили рождение Ильича!
Сидящие в зале шевельнулись, скрипнули лавками, заговорили:
- А ведь верно - сходкой лучше решать!
- Югыд-би, якуня-макуня! Лампочка Ильича!
- Записать бы холосо было!..
- Правильно! Крепко записать и отправить бумагу-документ в Обдорский райком или райисполком! Пусть знают-ведают - мужевские люди ни за что не хотят жить по старинке! Надо помочь им завести югыд-би! Все, конец! - Варов-Гриш сел на край сцены, достал кисет и стал закуривать.
Куш-Юр позвал Писаря-Филя, чтоб было честь по чести официально и документально. Писарь-Филь зажег лампу и, склонив набок голову, стал писать под диктовку Куш-Юра:
1. Просить Обдорский районный исполнительный комитет оказать сходке села Мужи, посвященной пятидесятипятилетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина, помочь в следующем:
а) в постройке электрической станции, чтоб был югыд-би - светлый огонь;
б) в установке радиотелеграфной мачты, как в Обдорске;
в) в посылке для этого в Мужи нужных мастеров-умельцев;
г) строительный лес и подвозку его к указанному месту в нужном количестве берем на себя, то есть на жителей села Мужи. Без-воз-мезд-но! И свое-врем-менно!
2. Построить также своими силами пять мостов через овраги в с. Мужи. А также уложить деревянные тротуары.
Писарь-Филь старался, брызгало чернилами перо царапая бумагу.
Стали голосовать - кто "за", кто "против", и тут подняли шум - ничего не разобрать.
- Тихо! - призывал Куш-Юр. - Говорите по порядку… Вот ты почему против?
- Я не супротив югыд-би али радиво, - отвечал мужик со второго ряда. - Я противу энтого… как его… чтоб безвозмездно. Платить нам надо! Жизнь на бесплатно не держится.
- Писать? - спросил Писарь-Филь. - Прения писать?
- Так я же говорил - тогда не дадут ничего строить! - повторил Куш-Юр. - Ответят - в лесу живут, а лесу пожалели на дом и на мачту! Куда это годится, миряне-зыряне. Ведь лес - это наша за-бо-та, товарищи!
- Ладно! - слышался чей-то голос. - Это, положим, можно, коли будет лошадь. А мосты-то на что? Я у воды живу!
- А ежели в конец села пойти? Не-эт… Скажи лучше - мачту чтобы покороче сделали. Упадет ведь! Раздавит!
- Э-э, якуня-макуня! Мне вот избу надо построить, лес возить! А тут - нате!.. - разводил руками Гажа-Эль.
Сенька Германец тоже лепетнул:
- Вот беда-то! Желебец - не лошадь! Не успею возить лес!..
Все засмеялись - ждать еще решения Обдорска, не сразу ведь начинать.
- К тому времени будет как раз конь! - ответил Варов-Гриш, сидя на краю сцены. - Придет обязательно ответ! А Гажа-Элю мы поможем избу поставить.
Еще раз пришлось голосовать за резолюцию - единогласно. Только Озыр-Митьки да Квайтчуня-Эськи с дружками не было. Выскользнули, как налимы между жердями тына.
- Советская власть заставит их подчиниться решению мирян! - твердо заявил Куш-Юр.
Глава 5
"Чайная" вода
1
Неделю на селе никто не работал: Пасха.
Гриш решил передохнуть денек. Одетый, лежал он поверх одеяла и лениво размышлял: "Какой к черту праздник насухую? Даже браги нет. Однако нет худа без добра: голова не болит назавтра. Вот только заняться нечем, а спать неохота. Нагрянет вот поп, спросит, почему не бываю в церкви. Лучше пойти куда-нибудь. Пускай принимает Елення. Она причащалась. Уйду-смотаюсь, однако".
- Схожу проветрюсь, - сказал Гриш жене, уходя из дому.
Елення засмеялась:
- Еще мало проветрился! Черным стал от солнца… Скоро придет батюшка…
- Э-э, - махнул рукой Гриш и вышел из избы.
Было солнечно и безветренно - на малице шерстинка не шелохнется. Колокольный звон весело метался над селом: звонарь Тихэн-дурачок старается вовсю.
- Ишь, каналья, - усмехнулся Гриш, - вроде "Барыню" наяривает на колоколах! Никакой благости…
"А не прокатиться ли до Живун-озера? - подумал он. - Там вода живая из родников-живунов и окуни водятся. У зимы глотка прорва - неча есть стало. Ей-богу, должны там быть рыбаки! Партийцы да комсомольцы наверняка рыбачат - им Пасху не справлять. Помогу закинуть под лед невод и буду с рыбой на варево". - И Гриш пошел запрягать коня.
Дороги, похоже, были из конского навоза. Нарта-сани тащились тяжело, будто из полозьев торчали гвозди. На обочине дороги лежал изъеденный солнцем снег, хлюпала вода.
На околице села Гриш остановил коня:
- Ну, хватит, детки, кататься. Хорошего-пригожего, говорят, помаленьку-потихоньку.
Февра и Федюнька нехотя слезли с нарты, а Илька, довольный, остался сидеть.
- Потом, Илька, расскажи все-все, что видел! - попросила сестра.
- Конечно, расскажу, - засмеялся Илька.
Гриш тронул вожжи, но тут навзрыд зарыдал Федюнька:
- Возьми меня, папочка. Возьми, долегой!..
- Тпру-у! - Гриш остановил Карько и вздохнул: - Надо взять. Иди!
- Иди скорее! - обрадовался Илька.
Дорога тянулась на север до самого поворота Малой Оби и пересекала ее по льду, выходя на правый берег. Проехали по извилистой протоке и выбрались наконец на озеро. На середине озера виднелись люди и несколько лошадей.
- Есть народ! Стараются-копошатся! - Гриш расплылся в улыбке.
- Хорошо! - воскликнул Илька.
- Холесо! - лепетнул и Федюнька.
- …Ага, попались! Нарушаете Пасху! Арестовать - конфисковать рыбу в мою пользу!
- О, Варов-Гриша лешак привел! - оторвался от лунки Куш-Юр. - Вот тебя надо арестовать, бездельника! Вуся!
- Вуся! Осенью - осетра не хотим, а весной рады окуню.
- Не наш это праздник! - горячо заговорил комсомольский вожак Вечка. - Мы - работники всемирной великой армии труда! Скидывай быстрее малицу! Помогай!..
На льду лежала большая куча ханжанг-хула - разрисованной рыбы, окуней.
Собирались сделать новую тонь. Варов-Гриш радовался:
- Еду и думаю-гадаю: не напрасно ли? Ан нет, повезло… Федюнька, иди сюда! Возьми ханжанг-хул, отнеси Ильке, ему веселее будет!..
Федюнька подошел, но рыбу не взял - живая, шевелится.
- Кусается…
- Эх ты, чудак-рыбак… - Гриш положил ему несколько окуней в подол малицы. - Неси!..
- Чудак-рыбак! Рыбу ловит, но не ест, а сдает ее в рыбтрест! - улыбнулся Евдок, двенадцатилетний сынишка хозяйки Куш-Юра.
- Вон чо знает!.. - засмеялись рыбаки.
- Сам, что ли, сочинил? - удивился Куш-Юр.
- Сам… А почему ты, дядя Гриш, не пошел работать в рыбтрест? Был бы начальником.
- Я-то? Да ведь рыбтрест только летом. Да и не тянет в начальники. Вот начнем строить югыд-би - пойду туда рабочим.
- О-о, югыд-би! Это ты, Варов-Гриш, здорово придумал, - откровенно позавидовал Вечка.
Илька и Федюнька рассматривали окуней, брошенных возле саней-нарты.
- Смотли - живые, - удивлялся Федюнька.
- Папа говорил - икряные, - разглядывал окуней Илька.
- Ну да, икляные.
- Икр-ряные надо говорить. Кррр!..
- Карр! Карр! Карр!.. - вдруг раздалось над их головами.
Оба увидели пролетавшую ворону.
- Карр! Карр!.. - наперебой принялись передразнивать птицу.
- Карр! - сердито оглянулась ворона и, взъерошенная, села.
И вдруг крикнул Федюнька:
- Ой!.. Каррр - получается!!
- Получается! Получается! - хвалил Илька. - Ну-ка, говори - каррр!
- Каррр!.. Каррр!.. - повторял Федюнька, испуганно тараща глазенки и не веря, что преодолел то непонятное, на чем так долго спотыкался. - Каррр, - прокатывалось горошком в его горлышке.
- Ура-а-а! - ликовал брат.
- Уррра-а-а! Каррр! Каррр!.. - наслаждался Федюнька. Он кинулся к отцу, беспрерывно повторяя: "Урра, карр".
Варов-Гриш, услышав Федюньку, изумился:
- Ты что кричишь?
- Карр! Уррра! Каррр!..
- Карр? Мать родная!.. - Гриш бросил невод. - Посмотрите-полюбуйтесь! Выговаривает!
- Каррр! Уррра-а-а!.. - ворковал Федюнька.
- Как научился?
- Летела ворона и гаррркнула, а Илька как ррраз дррразнил меня "гнилым языком"!
- А скажи-ка - "рыба".
- Рррыба.
- "Варов".
- Варрров.
- Скажи - "Гриш", - попросил Вечка.
- Грриш… Варрров-Гррриш…
- Ну дела! Помогла ворона! - хохотали все.
…Когда Гриш ехал обратно, все трое вспомнили как ворона выучила Федюньку.
- Папа, там кто-то идет, - показал Илька. - Во-он, видишь?
- Вижу. Кто же это идет-бредет пешком в такую даль?
Федюнька тоже вытянул шею, вглядываясь.
- Это Сенька-Герррманец, - остреньким взглядом узнал Федюнька.
- Германец! - подтвердил брат.
- Ты это куда отправился пешком? - Гриш остановил коня.
- Ба!.. Здлавствуйте!.. Далеко ездили? - заморгал Сенька.
- Везем ханжанг-хул. И ты, видать, тоже за этим, - Гриш кивнул на пустой мешок в руках Сеньки.
- Конесно. Дай, думаю, схозу-ка напоследок за хандзанг-хулом. Мозет, кто-нибудь неводит из палтейцев. Лыбки залаботаю…
- Ррыбки зарработаю, - поправил Федюнька. - У тебя не выходит…
Гриш и Илька засмеялись, а Сенька часто-часто заморгал ресницами.
- Вот здолово! Где это ты научился так говолить?
- Там! На озерре… У ворроны!
- Значит, есть лыбаки? Не зля иду? - с надеждой спросил Сенька.
- Есть, Куш-Юр там. А ты, пожалуй, не ходи в такую даль. Возьми у меня окуней. Хватит, еще останется! Садись, Сенька, в нарту.
2
Прилетели трясогузки - ноги тонки, да лед ломают. Значит, приближалась "чайная" вода, годная для питья после тухлятины-загара. Люди радовались - теперь можно вдоволь пить чай и варить любое варево. Все высыпали на берег посмотреть появление "чайной" воды. Она показалась по эту сторону верхнего мыса, свободного от ледохода. Все больше и больше ширилась она, ярко сверкая во всю Малую Обь.
- Вот и "чайная" идет. - Елення, в легкой малице и бахилах, подтащила на нарточке Ильку повыше, за крайний амбар, оттуда видно было хорошо. - Наконец-то!
- "Чайная"! "Чайная"!.. - повторяли шумно и Илька, и Февра, и Федюнька, а Белька только виляла хвостом. Февра была с ведром, чтоб дождаться чистой воды и зачерпнуть ее для самовара.
Елення предупредила:
- Еще, поди, ждать долго. Посмотрим хоть на ледоход…
А ледоход шел вовсю. Уже давно минули Мужи зимние речные загородки, разделенные пополам длинным и узким островком, что был против села. Местами лед дыбился, льдина наползала на льдину. А вверху то и дело летели на север лебеди, гуси, утки, чайки… Освещенные вечерним низким солнцем, они казались то розовыми, то бронзовыми и чуть не задевали людей на берегу. Ребятишки махали им, возбужденно шумели, а кое-кто из мужчин вышел на берег с пищалем-ружьишком. Только, пожалуй, не добыл никто - нету заберегов, все загромоздило льдом до самой горы, а стреляли бесполезно - не добраться до птицы.
"Папа бы добрался или Бельку послал бы", - подумал Илька, жадно глядя на вереницу низко летящих уток.
А Варов-Гриш в этот поздний, но светлый час строил избушку. Сенька Германец помогал пилить тес и плахи. Торопились покрыть крышу, потолок и пол настелить, а уж осенью после путины вставить рамы и сложить печь. И - новоселье.
- Гажа-Эль, чай, тоже пыжится-старается. - Гриш, то замедляя, то убыстряя ход продольной пилой, стоял внизу козел. - Но что-то не тюкает, не слышно. Видно, кончил на сегодня.
- Мозет быть, - лепетнул Сенька, стоя вверху на двух бревнах. - Выпимши, поди.
- Подпрыгни-погляди!.. Нет, он теперь не пьет, не пил даже в Пасху. И правильно - надо беречь копейку. Петул-Вась говорил - при первом пароходе откроется в Мужах хлебозапасная мир-лавка. Все будет там, что душе угодно. Эль уже спрашивал у него в долг на еду, пока строится. Обещает Василий.
- Вот мне бы тоже поплосить в долг, - вздохнул Сенька. Он в старой коротенькой малице, в поношенных бахилах. - Не даст, навелно.
- Тебе дадут без разговора. - Гриш без шапки, в одной рубахе и броднях. - Ты нынче поедешь на весенний лов рыбы?
Сенька тряхнул головой отрицательно:
- Нет. Девчонки дулные какие-то. Нельзя оставлять одних.
- М-да, - вздохнул Гриш. - А почему ты не женишься?
- Ищу богатую невесту, - засмеялся Сенька и предложил: - Пелекул!..
- Ну, перекур дак перекур. - Гриш бросил ручку пилы. Сенька сел и опустил ноги вниз. Начал шарить в карманах.
- Да-а! Воды нет холосей. Хочу пить. "Чайную" бы воду сейчас. У-у!..
- Не мешало бы. - Гриш опустился на бревна рядом со штабелями плах и досок. - Что-то долго не идут наши посланцы за "чайной" водой. Поди, застрял лед, а мы умираем без "чайной" воды. - Он полез в карман за кисетом.
- И мои, навелно, ушли на белег за "чайной"… Во-он летят гуси!..
- Их сегодня много. - Гриш вертел цигарку. - Руки зудятся палить по ним. Не могу! Избенка!