- Определили! - ахнул я. - Значит, скоро будут строить, и через несколько лет мы с вами на колхозной машине отправимся в Тбилиси! - И тут я осекся. Я прикусил язык, но было поздно: слово уже вылетело… Как и тогда у Махадаг при разговоре с моей мамой.
Валентин Петрович ускорил шаг, и мне чуть ли не бегом пришлось его догонять.
То ли ноги привыкли к нагрузке, то ли и в самом деле домой идется легче, но мы за день прошли почти двенадцать километров, и на ночлег расположились в другом месте - на лесной поляне, что на стыке двух гор, тупым углом ткнувшихся друг в друга. И опять был костер, опять мы приставали с расспросами к Валентину Петровичу, который на сей раз рассказал нам, как это труднодоступное ущелье спасло наших предков-алан. Монголы не могли развернуть свои войска, а дерзкие передовые отряды, что осмелились войти в теснины гор, были перебиты легкой кавалерией алан.
Все было так же, как и в предыдущие дни. Только утро получилось иным…
Мы стайкой сбежали к реке, умылись, весело брызгаясь друг в друга. Лишь Валентин Петрович медлил спуститься по крутой тропинке.
- Дядя Валентин, скорее! Мы ждем вас! - кричали мы.
Он в ответ лишь слабо улыбался.
Когда я, вытираясь полотенцем, взбежал на поляну, он жестом подозвал меня. Валентин Петрович сидел, прислонившись спиной к шершавому стволу дерева. Перед ним на траве лежала карта. Он пальцем ткнул в нее.
- Посмотри, мы находимся вот здесь.
- Ну, - едва взглянул я на карту.
Он нахмурился.
- Я тебе хочу поручить серьезное дело, - сказал он сердито, - а ты… Не проснулся еще, что ли?
Я присел на корточки. Он провел пальцем вдоль линии реки:
- Вот как надо идти в Хохкау. Вот до этого места вдоль Ардона. А здесь повернете налево.
- Налево? - удивился я. - Мы сюда шли вот так.
- А туда пойдете так! - нетерпеливо заявил Валентин Петрович. - Так и только так! Ясно?
- Ясно, - вытаращил я глаза. - А вы?
- Обо мне разговор потом, - оборвал он меня и вновь повел пальцем по карте: - Итак, вы сворачиваете… - он выжидающе смотрел на меня.
- Налево, - подсказал я, и он довольно кивнул:
- Вот именно. Затем двигаетесь к Унальскому мосту…
- Но это же крюк! - вырвалось у меня.
- Крюк, - согласился он и объяснил: - Зато вам не придется перебираться по висячему мосту. А этот - транспортный, - широкий, с него не сорвешься.
Я молча смотрел на него, ожидая, когда он объяснит, почему не возвращается с нами. Он посмотрел вдаль, попросил меня:
- Покажи на местности, как вы будете двигаться.
Я повел рукой вдоль реки, затем резко свернул влево.
- Верно, - похвалил он меня. - Ты ведь не станешь нарушать мой приказ, правда? Не пойдешь через висячий мост?
- Сделаю все, как вы сказали, - пообещал я.
Он успокоился, но все-таки, показав рукой на ближайшую к нам скалу, предупредил:
- Я взберусь туда, с нее можно проследить весь ваш путь. И если ты осмелишься нарушить мой приказ, я с тебя спрошу. Он вдруг весь обмяк, прикрыл глаза, и я увидел, как он обессилел. И пальцы у него тряслись - мелко-мелко.
- Вам плохо, дядя Валентин? - испугался я.
Он вздрогнул, выпрямился, открыл глаза.
- С чего ты взял? - и деловито добавил: - Командуй ребятам на завтрак, поскорее ешьте, и в путь. Рюкзаки здесь оставите. - Он говорил тяжело, с трудом. - Я их покараулю… Пока прибудет за ними машина из колхоза.
- Машина приедет? - не понял я.
Он вспомнил, что не сказал мне главного, и поморщился:
- Ты скажешь в колхозе, чтоб прислали машину за рюкзаками. И за мной… - промолвил он и опять посмотрел на меня: - Не напутаешь?
- Я останусь с вами… - начал было я, но он резко прервал меня:
- Делай, что я тебе велел. Ты меня понял?
Я молча мял в руках полотенце. Он тихо, словно извиняясь, добавил:
- У меня, Олежка, надежда только на тебя. Ты должен всех привести домой, я очень на тебя надеюсь. Ребятам ни слова. Иди, Олежек, пусть скорее завтракают. Потом, когда соберетесь в путь, подойдешь ко мне. Если я задремлю - разбудишь… Ясно?
Я бойко командовал, а сам испуганно оглядывался на Валентина Петровича. Он по-прежнему сидел в той же позе и, казалось, изучал карту. Ребятам, удивленным тем, что он не идет завтракать вместе с нами, я соврал (и откуда только хитрость взялась?):
- Он хочет дать нам задание и посмотреть, как мы справимся.
После завтрака все выстроились и, обрадованные, что отправляемся в путь налегке, готовы были немедленно приступить к выполнению самостоятельного задания. Я подошел к Валентину Петровичу. Он не дремал, встретил меня ясным взглядом карих глаз.
- Я обманул тебя, - сказал он. - Прости.
- Обманули? - пролепетал я.
- Мне не удастся с тобой махнуть через хребет, - пояснил он. - Но ты это сделаешь сам… И вообще ты не отказывайся от своей мечты - дороги. - Он повернул голову в сторону расшумевшегося строя ребят: - Я сейчас поднимусь, а ты проведешь их вон мимо того камня. Не приближаясь ко мне.
- Вы не волнуйтесь, мы быстро доберемся до Хохкау, и тотчас же машина с врачом выедет сюда. Вам сделают укол - и…
- Добрый ты, Олежка, - улыбнулся он и попытался встать.
Я хотел помочь, но он отстранил меня:
- В путь! Поглядывай назад, чтоб никто не отстал.
Мы бодрым, быстрым шагом пошли мимо камня. Валентин Петрович стоял, облокотившись об ствол дерева и махал нам вслед. Отсюда не было видно, что пальцы его дрожат. Я знал, что вижу его в последний раз. Слезы навернулись на глаза, но тот, кто ведет отряд, не имеет право показывать слабость, - так учил Валентин Петрович, - и я ускорил шаг. Есть вещи, которые нельзя видеть детям. Он знал это, и сделал все, чтобы умереть не на наших глазах…
Глава седьмая
Мы враз притихли, чувствуя себя крохотными и немощными, потерянно застыли посреди величавого здания. Вокруг глухо роптала потрясенная многотысячная толпа. Со стен и потолка на нас смотрели запомнившиеся со школьных лет властные, покорные, страдающие, умоляющие, благородные лица, и не верилось, что и здание и шедевры созданы человеком в первой половине шестнадцатого века, когда не было ни подъемных кранов, ни электрической энергии. От восторга и необъяснимого страха я почувствовал ком в горле. Если бы мне в тот момент сообщили, что гора Казбек - творение рук человеческих, я не стал бы сходу это отвергать, потому что с пятикилометровой горой запросто могла поспорить в величии Сикстинская капелла. И нашелся же смельчак, задумавший это чудо! Не верилось, что грандиозные картины с грешниками и праведниками написаны Микеланджело без всяких хитрых приспособлений. Поражала размерами и мастерством роспись потолка.
- Каждое утро Микеланджело взбирался по воздвигнутым лесам и писал, писал, писал… - рассказывал гид. - День за днем, месяц за месяцем, год за годом. В полном одиночестве, с постоянно задранной вверх головой. Говорят, после завершения работы он долгое время рассматривал рисунки, высоко подняв их над собой.
- Как он вообще взялся за такое дело? - высказал я мучившую меня мысль. - Это же подумать страшно, расписать потолок и стены таких размеров. Предложи это современным художникам… Закупорить себя в четырех стенах на многие годы! Отказаться от соблазнов сегодняшнего мира - театра, диско, футбола, ресторанов, женщин, кино, фестивалей, телевидения и прочего. Да кто из современников на это пойдет?
Аслан Георгиевич задумчиво произнес:
- Дело, пожалуй, не в отказе от соблазнов мира. И сегодня наверняка найдутся люди, способные ради великого искусства стать аскетами. Но где взять этот дерзновенный дух? Вот что главное. Человек по сути дела бросил вызов самому богу. Будучи верующим. Не захотел усмирить свою фантазию!
- И как он не сошел с ума? - пробормотал Казбек.
- Представьте тот миг, когда он остался один на один с этим огромным потолком, - продолжал Аслан Георгиевич. - Один на один… С кистью в руках. Он проводит первый мазок. Первый из многих миллионов… Остался след на потолке - тоненький, едва заметный, - снизу, конечно же, совершенно невидимый. Второй мазок, третий, четвертый… И он не испугался. Не остановился. Не усомнился в возможности осуществить задуманное! И не только взялся за адскую работу, но и завершил ее. Вот это человек! - он вдруг замолчал, словно устыдился своей восторженности.
На следующее утро после завтрака Аслан Георгиевич объявил, что ехать на сей раз недалеко - всего шестьдесят километров, поэтому сегодня удастся до начала концерта отдохнуть несколько часов.
- Общество "Италия-СССР", пользуясь этим обстоятельством, - сказал он, - просит меня выступить перед активистами. Чего вы будете здесь маяться? Следуйте по маршруту, располагайтесь в гостинице и отдыхайте. Мы с Виктором и синьором Чака после встречи последуем за вами.
Автобус легко глотал километры. Магнитофон разносил по салону наимоднейшую музыку - об этом заботился "дружище Лонго" - водитель. Мы блаженствовали: кто читал предусмотрительно захваченную из дома книгу, кто весело переговаривался, кто, слушая рок-группу "Лед Зеппелин", не сводил глаз с мелькающих за окном городков, развалин древних замков…
Автобус остановился у дорожного супермаркета, стены и окна которого были обставлены товарами и обклеены рекламой. Бесшумно растворилась дверь, и, когда я вышел из автобуса, в лицо мне ударил плотный, горячий воздух. Ноги и через подошву обуви ощущали жар земли.
Мы заторопились к супермаркету. Там внутри было прохладно, пахло кофе, сосисками, поджаренным хлебом. Появился улыбающийся владелец супермаркета и, приветствуя нас, стал обслуживать. Казбек, так и не выучивший ни одной фразы по-итальянски, молча ткнул пальцем в бутерброд и кока-колу, и тут же перед ним оказались сосиска, зажатая двумя тощими ломтиками хлеба, и открытая бутылка с пенящейся темно-коричневой жидкостью. Казбек протянул ладонь с мелочью. Тонкие пальцы хозяина ловко выхватили две монеты, бросили в ответ одну, более мелкую, и глаза с немым вопросом уставились на следующего посетителя.
Казбек, точно загипнотизированный, не мог оторвать взгляда от печи с горящими углями, над которыми медленно вращалась на вертеле целая туша барана, обдавая нас аппетитным запахом. Ноздри танцора нервно подрагивали, с шумом втягивая ни с чем не сравнимый для кавказской души аромат. Кажется, сунь сейчас ему в ладонь кинжал, и он за минуту ловко разделает тушу на лакомые кусочки.
- Не так, не так он его жарит! - огорчился Алан. - Я б из этого барана такой шашлык сделал!
- И я соскучился по настоящему шашлыку! - вырвалось у Коста.
Его слова точно прозвучали приказом: всех потянуло к печи…
- А, может, он разрешит здесь сделать шашлык? - предложил Казбек и поискал нетерпеливыми глазами хозяина. - Мы заплатим…
- Шашлык - в печи?! - фыркнул Алан. - Нет, только на природе!
- А, может, у него найдется еще один баран? - несмело, так, из любопытства, но, невольно намекая, спросил молчаливый Таймураз.
Все молчали, прикидывая, насколько реальна задумка. И тут меня черт дернул произнести:
- Попытаюсь объясниться.
Последовавшие за моим вопросом действия проходили в темпе танца джигитов, слаженно и споро, и не требовалось подзадоривающих звуков доули, репетиций и сценарных разработок.
Выскочив из супермаркета, я постучал в окно кабины Лонго. Оказавшись в салоне, жестом попросил открыть холодильное отделение. Вытащив ведерко со льдом и двумя пластмассовыми бутылями с водой, сказал Лонго:
- Жаль, что у тебя нет ведра побольше.
Не понявший ни слова Лонго молча смотрел, как я, сунув бутыли в холодильник, побежал с ведерком к супермаркету. Через минуту из дверей магазина показались согнутая под тяжестью спина пятящегося Алана, затем поражающая воображение своими размерами туша барана и намертво вцепившиеся в нее Казбек и Таймураз…
- Открывай, открывай двери, - повернулся я к онемевшему от изумления Лонго. - Видишь, каков улов? Не замороженный, в самый раз на шашлык. Ты когда-нибудь пробовал ребрышки, пахнущие костром? Вот угостим - вовек этот вкус не забудешь!
Танцоры втащили тушу барана, и тут Алан увидел бутылки пива в руках у Таймураза.
- Э-э, так не пойдет, - нахмурился он. - Пиво - до концерта?! Жалею уже, что затеял шашлык…
- Полглотка на брата, - оправдывался Таймураз.
- Ну мы ж договорились еще дома! Давай сюда! - и, отняв бутылки, Алан засунул их в холодильник, предупредив: - Шашлык запивать только водой и фантой.
Таймураз хотел возразить, но я прервал его:
- Алан прав. Одно неудачное выступление - и кто знает, пригласят ли ансамбль еще? - и передал девушкам сверток с помидорами и луковицами.
Из супермаркета выскочил Казбек, держа в вытянутой руке пылающее ведерко, чертыхнулся:
- И за угли содрал, жадюга.
- Ничего, - успокоил его Алан. - Вскладчину обойдется недорого.
- Глядите в окно, - попросил я девушек, - высмотрите подходящее местечко.
Лонго жестами попытался уточнить у меня, для чего понадобилась туша барана и угли. Казбек показал ему большой палец и воскликнул:
- Белла!
Лонго покачал головой и нажал на газ.
Девушки высмотрели прекрасную поляну на берегу реки. Общими усилиями нам удалось втолковать Лонго, чтоб он направил автобус к ней. К нашему удивлению, всегда вежливый и предупредительный водитель на сей раз вышел из себя, категорически отказался, даже двери не захотел открывать и повторял на разные лады одну и ту же непонятную фразу.
- Хочет поскорее доставить нас в гостиницу, чтоб побежать на пляж, - предположила Зифа. - Эгоист!
- Мы недолго, - "объяснил" водителю Алан и повел пальцем по циферблату часов: - Всего полчаса! Чтоб зарезать барана и приготовить шашлык, мне не надо много времени, мой личный рекорд - двадцать семь минут. А здесь еще быстрее получится! Баран-то уже освеженный…
Артисты высыпали из автобуса, поспешили к поляне. Как ни уговаривали Лонго идти с нами, он упрямо отнекивался. Автобус он остановил у обочины дороги и оттуда укоризненно поглядывал, как девушки стелют скатерть на поляне, а ребята, насобирав хвороста в лесочке, бросают его на угли. Алан ловко нарезал мясо, Казбек нанизал на шампуры, наскоро выструганные Коста. Между сочными кусками мяса аппетитно красовались помидоры и лук…
В самый разгар пира, когда в руках у каждого - даже Лонго! - находился шампур с ароматным шашлыком и все уплетали обжигающие кусочки, нахваливали Алана, доводящего у костра до нужной кондиции "ребрышки", - раздался выстрел. От неожиданности мы не сразу поняли, что причиной пальбы были именно мы, но по краю леса к нам продвигался, грозно крича, пожилой мужчина в шортах, без рубашки, с винтовкой в руках.
Лонго выскочил из автобуса и яростно замахал нам рукой, призывая поскорее возвратиться в автобус.
Представляю, что испытал дисциплинированный Аслан Георгиевич, когда увидел стоящий на обочине автобус и на берегу реки вокруг потухшего костра расположившихся танцоров и надвигающегося на нас итальянца с винтовкой в руке. Он был фозен и одновременно смешон, этот итальянец, в своих белых, пропитанных потом шортах, с неприкрытым торчащим животиком и волосатыми ногами в сандалиях. Алан, широко улыбаясь, протянул ему, как положено по кавказскому обычаю, побуревший от огня шампур. Но итальянец продолжал бросать жесткие фразы, одновременно, однако, надкусывая шашлык.
- Что случилось? - Аслан Георгиевич был растерян и встревожен.
- Да вот, - пренебрежительно кивнул в сторону итальянца Алан. - Грозит нам, а почему - не знаем…
- Может, пожара испугался? - высказал догадку Казбек. - Я залил костер водой, а этот тип не успокаивается, грозится…
- Чем-то мы ему не угодили, - произнес Алан, уставший жестами объясняться с итальянцем.
Синьор Чака, выслушав что-то быстро говорившего ему Лонго, подался к Виктору.
- Что ж вы натворили, ребята? - вскинулся Виктор. - Вы же расположились на частном участке. Частном! Понимаете?
- Это же берег реки! - воскликнул Алан.
- Ну и что, что берег? И берег здесь частный.
- Да что это такое? - возмутилась Зифа. - Нельзя присесть на берегу речки!
- Нельзя, - подтвердил Виктор. - Хозяин вправе подать на вас в суд. Между прочим, мог даже стрелять в вас.
- Да что ему сделается, этому берегу? - вспылил Казбек. - Мы что, съедим его?
Возмущению ребят не было предела.
- Скажите этому жадюге, - подскочил к хозяину участка Коста, - пусть приезжает к нам и хоть целыми днями на берегу Терека торчит, никто ему ничего не скажет!
- Вот еще, стану я твои глупости переводить, - возразил Виктор. - Пока хозяин полицию не вызвал, сматываемся отсюда.
- Полиция предъявит обвинение? - поразился Казбек. - За что?
- Да хотя бы за то, что костер развели, - пояснил Виктор, - за то, что на траве, принадлежащей этому хозяину, расположились.
- И за то, что воздухом здесь дышали?! - запальчиво воскликнул обычно спокойный и стеснительный Таймураз.
- Могут и за это, - сказал Виктор и попросил: - Аслан Георгиевич, прикажите поскорее покинуть это место.
И тут министр не выдержал:
- В конце концов, вы где находитесь, в Гизели? Или в Куртатинском ущелье? Как вы могли настолько забыться? Я устал вам твердить: помните, вы в капиталистической стране, здесь за все надо платить! Вам не достаточно опыта, полученного на итальянской Ривьере?
Чувствуя, что краснею, я отвернулся. Это тогда на берегу моря первым я, не выдержав жары, вмиг разделся, бросил рубашку и джинсы на шезлонг. А вслед за мной другие оккупировали свободные топчаны. Еще обрадовались, что много их на пляже, на всех хватит. А когда, отфыркиваясь, вылезли из воды, нас уже поджидал служащий в плавках, но в фирменной фуражке и, аккуратно отрывая от рулона билетики, потребовал с каждого по двадцать тысяч лир. Только за то, что пустые топчаны на десять минут использовали, - по двадцать тысяч лир! В то время как танцору на питание в сутки положено всего двенадцать тысяч лир. Мы позвали Виктора, попытались объясниться со служащим, заявили, что мы советские люди и не знали, что за топчаны надо платить… Итальянец в ответ засмеялся: "Советские люди здесь, на пляже для миллионеров? Ерунда! Этого не может быть". Но убедившись, что мы и в самом деле из Страны Советов, он воровато оглянулся по сторонам, забрал у нас билетики и попросил оплатить хотя бы один, ибо у хозяина пляжа есть свои глаза, и он выгонит его со службы, а это грозит безработицей.
И вот опять…
- Не лезьте здесь ни к кому со своими обычаями и привычками, - гневно выговаривал Аслан Георгиевич. - Здесь никто вас не поймет. - Он повернулся к хозяину. - Виктор, скажи ему, что мы приносим свои извинения. Пусть простит. И сейчас же покидаем его участок.
В автобусе было тихо. Мы чувствовали свою вину и боялись глянуть в сторону министра. Он сам прервал гнетущее молчание: