Поодиночке появлялись на спардеке свободные мотористы и матросы. Взглядывали из-под руки и молча исчезали. Догайло прохаживался, опустив глаза и, по обыкновению, оглядывая все углы судна, как бы отыскивая что-то. Но временами он поглядывал вдаль. На штурманском мостике Касацкий приложил к глазам бинокль, рассматривая приближающееся судно. Оно все увеличивалось в размерах, словно подгонял его с юга влажный свистящий ветер. Касацкий опустил бинокль и растянул рот в застывшей улыбке.
А на спардеке появлялись новые лица, торопливо отыскивали на горизонте силуэт судна, измеряли глазами расстояние. Проделывали это молча, не глядя друг на друга и как бы невзначай, словно стараясь скрыть беспокойство.
Перед заходом солнца "Агамали", энергично забирая вправо, показал "Дербенту" белые надстройки и короткую трубу на корме, выпускавшую жидкие хлопья дыма. Кончилась вахта. Моряки выбегали на проходной мостик и останавливались у перил. Вокруг Гусейна группировались мотористы. Он стоял, опустив на перила тяжелые руки, и на его неподвижном темном лице над левой бровью заметно бился пульс.
Басов появился на мостике в тот момент, когда корабли поравнялись. Он переводил глаза с неподвижного Гусейна на штурмана Алявдина, топтавшегося на месте в нервном возбуждении, на лица матросов, мотористов, электриков, собравшихся на мостике. Мимо него, грохоча сапогами, прошел Догайло, направляясь к трапу, .ведущему на корму.
– Салют "образцовому" надо отдать, – пропел он лукаво, – дескать, уважаем и даем дорогу. Счастливого пути!
Он полез по трапу, и за ним двинулось несколько любопытных.
– Не надо, оставьте, Догайло, – слабо запротестовал Алявдин, но боцман не слышал.
Он подошел к кормовому флагу и распустил узел. Трижды протравил он бечеву, и широкое красное полотнище, свиваемое ветром, послушно скользнуло вдоль штока, опускаясь к его ногам.
С мостика было хорошо видно все, что происходило на палубе "Агамали". У борта его неподвижно замерли фигуры людей. Другие тащили по палубе конец троса. Жесткие кольца каната упруго расправлялись. Флаг на корме продолжал развеваться, – никто не торопился опустить его в ответ на приветствие.
– Озорничают, – тихо заметил возвратившийся Догайло, – видишь, конец притащили. На буксир, мол, возьмем.
Казалось, люди на палубе "Агамали" выполняли серьезное, наперед задуманное дело. Они сбросили за борт конец троса, и он повис, раскачиваясь и описывая над водой зигзаги. Судно уже выдвинулось вперед, показывая круглую корму. На мостике царило молчание.
– Экие грубияны, – заговорил Догайло, покачивая головой, – подрядились мы с ним гоняться, что ли? Да у нас и машины не те! Вон и механик скажет. Чудаки!
На него оглянулись, некоторые начали улыбаться. Певучий голос боцмана действовал успокоительно. Матрос Хрулев, стоявший в стороне, подошел, раскачиваясь всем туловищем, к Гусейну и тронул его за плечо.
– Принимай буксир, Мустафа, – сказал он, оглядываясь и как бы приглашая других посмеяться, – твоя машина все равно ни черта не тянет. Эй, Мустафа, не упускай счастья!
Гусейн рванулся, как ужаленный, и взмахнул кулаком. Перекошенное болью лицо его исказилось.
– Отойди от меня, паразит! – рявкнул он бешено, надвигаясь на матроса. – Горло вырву!
Хрулев попятился назад, выставив перед собой ладони.
– Ну, ты, рукам воли не давай, – заговорил он тихой скороговоркой, – я же так, только посмеяться. Видали, ребята?
Вокруг них сразу сомкнулось и загудело кольцо любопытных. Из-за плеча Гусейна высунулось круглое веснушчатое лицо Володи Макарова.
– Не надо драться, Мустафа! – крикнул он гневно. – Разве это человек? Этому плюнь в глаза – он утрется!
– Эт-то что такое! – начальственно крикнул Алявдин. – Не драться, ребята!
Басов быстро подошел к шумящей группе людей на мостике. До него донесся громкий мальчишеский голос Володи:
– Почему мы садимся на мель у пристаней? Почему мы делаем восемь миль порожнем? Пусть кто-нибудь скажет!
– Мы можем утереть им нос в следующем рейсе, – сказал Басов, протискиваясь к радисту, – подожди, Володя. Я тебе отвечу.
Теперь все смотрели на него, и от напряжения у него на секунду пресекся голос. "Только бы не сорваться теперь!" – пронеслось у него в голове. Он искал помполита, но помполита не было.
– Чего вы орете? – спросил Басов грубо, встретив блуждающие глаза Гусейна и обратившись к нему. – Понятно. Эти моряки нас и за людей не считают. А ты смеешься этому? – быстро обернулся он к Хрулеву. – Значит, ты сам согласен, что дерьмо.
– Таких у нас много, – взвизгнул Володя, – им на все наплевать! Из-за них и мучимся!
За плечами у Басова кто-то заворочался и жарко дыхнул в шею. Он уверенно повысил голос:
– Мы можем утереть им нос. Пускай они сейчас на первом месте, а нас ругает каждая собака в нефтегавани. Мы все-таки можем забить их. Первое дело – наладить двигатели. Потом – экономить время на стоянках...
– Гулять-то когда же? – вставил кто-то со смешком.
На него тотчас зашикали. Басов не обернулся.
– Экономить, беречь каждую минуту. Штурманам следить, чтобы вовремя оттягивались от берега при погрузке, чтобы не садиться на мель. Отремонтировать на ходу вспомогательные дизели. Да под нами вода закипит, если захотим!
– Посадки на мель в мою вахту не будет, – неожиданно горячо заявил Алявдин.
– Чего толковать, давайте возьмемся, – сказали сзади негромко.
– Возьмемся, что ли? – спросил Гусейн, недоверчиво оглядывая лица соседей, словно не веря еще, что можно взяться так, вдруг.
– Эх, ребята, делов наделаем... – Володя сорвал с головы кепку и стиснул ее в кулаке, как бы намереваясь ударить оземь.
Котельников сказал сосредоточенно, обкусывая ногти:
– Соревнование им надо объявить, вот что.
– Эх, что-то больно нахально! Может, ничего и не выйдет.
– Обязательно объявить, – сказал Басов. – Вызов по радио передадим. Но сейчас не в этом дело. Раз решили – на стоянке придется работать всей машинной команде.
Наступило короткое молчание. Козов, засунув руки в карманы, принялся разглядывать гладкую поверхность моря. Моторист Газарьян промолвил, глядя под ноги:
– Как это без берега, когда у меня мать больна? Старая мать. Нельзя...
– От-т несчастье! – едко прищурился Котельников. – Она же здорова была! Ты это по радио узнал, да?
– Катись в пивную, без тебя справимся! – крикнул Гусейн, угрожающе оглядывая моториста. От возбуждения лицо его поминутно менялось, то проясняясь, то наливаясь угрозой. – Кто сойдет на стоянке, тот подлец!
Басов сказал:
– Все останутся, не беспокойся. Плевки получать никому не сладко. А кто сойдет – ну что ж, помехи меньше.
Он кивнул Гусейну и направился в машинное отделение, но его нагнал Володя Макаров.
– Александр Иванович, ребята будут работать в машинном отделении, а как же я? Радиорубка в порядке.
– Тебе нечего делать в машинном, ты не механик, – сказал Басов нерешительно, – а впрочем, черт... не в механике сейчас дело... приходи обязательно.
2
Гусейн проснулся в темноте. Переборки каюты вибрировали от гула машин, ровного и монотонного, как гул крови в ушах. Он приподнялся на койке и спрыгнул вниз. Ему показалось, что он опоздал и судно стоит в порту. Но глазок иллюминатора был темен и пуст, сквозь него доносился плеск волн и мягкий свист ветра. Гусейн выскочил в коридор и едва не ушиб дверью проходившего мимо человека.
– Идите, – сказал Басов озабоченно, – я искал вас. Сейчас миновали остров Жилой. Пора начинать.
Они прошли мимо горячей стены кухни, вдоль ряда кают и достигли входа в машинное отделение. Здесь Басов остановился.
– Там собралась почти вся команда, – сказал он, усмехаясь, – это хорошее начало, но для регулировки гребных дизелей этого вовсе не нужно.
– Как не нужно? – удивился Гусейн. – Да ведь вы сами...
– Я сам настаивал на аврале, это верно. Лучше, если первый успех будет достигнут общими усилиями. Тогда каждый сможет гордиться и не будет посторонних людей у машин.
– Верно, – согласился Гусейн. Ему было приятно, что старший механик советуется с ним тайком от других, как бы выделяя его из остального экипажа. – Это вы правильно придумали. Только работы на всех не хватит, пожалуй. Не удалить ли лишних?
– Удалить недолго, – сказал Басов, – но, по-моему, зрителей у нас быть не должно.
В машинном отделении люди толпились на решетках, разговаривали друг с другом, стараясь перекричать грохот. При виде этого непривычного сборища Гусейн смутился. Всех этих людей он знал и половину из них считал никчемными. Они могли только выполнять приказания и всегда старались поскорее отстоять вахту. За ними нужно было смотреть непрерывно. С этими-то людьми Басов хочет наладить двигатели!
Спускаясь по трапу вслед за механиком, Гусейн чувствовал обращенные на них взгляды, и ему было неловко, словно он выдавал себя за кого-то другого.
– Вы будете менять поршневые кольца, – сказал ему Басов, – возьмите человек пять слесарей и мотористов. Когда будете поднимать поршни – глядите в оба.
Смущение Гусейна росло: у старшего механика два помощника, но он почему-то предпочитает доверять ему. И как это Гусейн будет "глядеть в оба", когда он сам только моторист и никогда не руководил людьми?
Басов разложил на ладони листочки индикаторных диаграмм. Команда сгрудилась вокруг него, и Гусейн постоял некоторое время, не зная, что делать. За грохотом машин голоса механика не было слышно. Понемногу им овладели привычные унылые мысли, которые всегда приходили в момент бездействия: старший механик повысит обороты двигателей, отрапортует кому следует, получит благодарность, но какое до всего этого дело ему – Гусейну? Просто он разыграл дурака вчера на мостике.
Вдруг он увидел, что Басов машет ему рукой, почувствовал на себе опять всеобщее внимание, покраснел и свирепо сдвинул брови. Невидящими глазами вглядывался он в листы диаграмм, которые протянул ему Басов.
– Вот смотрите сюда, – кричал Басов, тыкая пальцем в листок, – это вот первый такт поршня. Здесь неполное сжатие дает искаженную кривую. А вот правильная диаграмма пятого цилиндра. Видите разницу? Так где же менять нам поршневые кольца? – Он сунул Гусейну диаграммы и положил ему руку на плечо.
Механик Задоров, помощник Басова, выглянул сбоку и нетерпеливо подсказал:
– В третьем и четвертом, надо полагать...
– Без вас знаю! – ревниво огрызнулся Гусейн. – В третьем и четвертом надо менять, Александр Иванович...
На верхнем ярусе надевали кольца на запасный поршень. Полутораметровое цилиндрическое тело поршня лежало на решетке, загораживая проход в мастерскую. Козов, Газарьян и два слесаря силились приподнять его, чтобы надеть кольца. Они багровели от натуги и кричали друг другу так, словно готовились сцепиться.
– Физкультурой занялись ребята, а подъемный кран отдыхает, – пошутил Басов. – Подите к ним, Мустафа.
Гусейн побежал наверх. При его приближении люди бросили поршень и разогнули спины.
– Кран не работает, – спокойно пояснил слесарь Якубов, – должно быть, цепи соскочили. Ты что глядишь? Нам сказано, чтобы управиться до стоянки, мы и стараемся, уж как-нибудь...
Он благодушно улыбнулся, вытирая платком доброе широкое лицо. Гусейну всегда нравился этот бесхитростный парень, но сейчас он почему-то озлился.
– Тяп да ляп да как-нибудь! – прокричал он сердито и в сердцах ухватился за цепные тали. Они не поддавались.
– Надо лезть на верхние балки, поправлять, – заметил Якубов, ничуть не задетый окриком Гусейна, – да я боюсь сорваться.
Остальные не трогались с места, выжидательно поглядывая на Гусейна. Ему тоже очень не хотелось лезть исправлять кран. Казалось, скорее можно приподнять поршень вручную. Но он заметил, что Басов поглядывает на него снизу, и заторопился.
– Цепляйте так, ребята, – сказал он деловито, – я сейчас...
Чтобы забраться на балки под потолком машинного отделения, нужно было пролезть снаружи через застекленную крышу. Гусейн выбрался наружу и взбежал на корму. В темноте метался холодный береговой ветер. Огни порта обступили судно, отражаясь в воде золотыми гирляндами. Гусейн скользнул в открытый люк, повиснув на руках и нащупывая ногами балку. Его обдало чадным машинным теплом. Внизу стояли люди и наблюдали за ним, задрав головы. Гусейн пополз вдоль балки на четвереньках, посвистывая и сжимая пальцами железо. Добравшись до каретки крана, он надел цепь на шестерню и крикнул вниз гулко, как в бочку:
– Подтягивай помалу. Застыли?.. Вира!..
Внизу стоял Басов, рассматривая диаграммы, и Гусейну было приятно, что Басов не наблюдает за ним, как бы вполне доверив ему всю работу с поршнями. Он спустился вниз прямо по цепи и, очутившись на решетке, принялся помогать слесарям.
Из-за распределительных щитов вышли электрики-комсомольцы. Они уже закончили текущий ремонт, – электростанция на "Дербенте" содержалась ими в образцовом порядке, – но не уходили.
– Что будем делать? – спросил Котельников, обкусывая ногти. – Здесь самый решающий участок. Признаться, я в дизелях ни уха ни рыла.
– Надо возглавить, – забеспокоился Володя, – мы должны показать пример.
Котельников поморщился.
– Тебе бы все возглавлять, – сказал он с досадой, – а ты помоги людям попросту, вот хоть инструмент подай. Этим ты пример покажешь тем, кто болтает.
– Хиба ж вин знае, що надо робыть? – смерил Проценко глазами растерявшегося Володю. – Тю, дурной!
Котельников первый спустился вниз и подошел к Басову.
– Александр Иванович, мы свое кончили, – сказал он, – тебе помочь пришли. Давай там что ни на есть, хоть таскать что-нибудь, все равно...
Вокруг приподнятого поршня возились слесари, прилаживая кольца. Гусейну казалось, что работа протекает вяло, как в замедленной киносъемке. Кольца не входили в пазы, приходилось расчищать пазы зубилом. Он слышал, как затихло могучее чавканье двигателей и взвыла наверху сирена. Надо было подготовить три поршня, а у него еще не кончен первый. Он отнял у Якубова инструмент и принялся за дело. Из-под зубила полетели осколки шлака.
– Легче, Мустафа, – посоветовал Якубов кротко, – зачистишь – кольца болтаться будут.
Из мастерской выкатили второй поршень и, прицепив гак, подняли на воздух. Отрываясь от работы, Гусейн наблюдал за тем, что делалось у двигателей. На цилиндры полезли люди, вооруженные гаечными ключами. Осторожно хватаясь за горячие трубы, они отвинчивали крышки цилиндров. Среди них Гусейн увидел Котельникова, но не успел удивиться. Откуда-то появился Володя.
– Не окончили еще? – закричал он плачущим голосом. – А у нас только два часа осталось. Эх, люди!
– Сделай скорее, если можешь, – огрызнулся Гусейн раздраженно, – пожалуйста, я посмотрю!
Под его зубилом визжало железо, и потные плечи его покрылись черной пудрой шлака. Слесарь Якубов, шаривший в кармане папиросы, махнул рукой и взялся за последнее кольцо.
– В море покурим, ничего, – сказал он весело, подмигнув Володе, – подай мне кувалду, милый.
Когда покончили с поршнями, Гусейн бросил зубило и подошел к вентиляционной трубе. Холодные струи воздуха защекотали его потную спину, сладко заныли руки. Теперь, когда он окончил работу, про него как будто забыли. Мотористы снимали крышки цилиндров, осматривали форсунки. Все торопились не меньше самого Гусейна, даже те, кого он считал лентяями и лишними на судне.
"Вот я надрывался, работал, а разве это отметил кто-нибудь?" – подумал он было, но мысль эта уже не уколола его, как прежде, а показалась надоедливой и постылой, как зажившая болячка, которую хочется сковырнуть ногтем. Он встряхнулся и побежал к двигателям.
Под потолком медленно катилась каретка крана. Готовый поршень плыл по воздуху, позванивая натянутой цепью. Внизу, словно погонщики за вьючным животным, двигались люди, вытягивая крановые тали.
Поршень остановился над отверстием, начал опускаться, и конец его скоро вошел в горло цилиндра. Гусейн сжимал руками кольца, проходившие в отверстие. Когда опустилось последнее кольцо, он выпрямился и вытер руки.
– Крышку! – скомандовал он мотористам. – Третий цилиндр кончаем, Александр Иванович.
Басов посмотрел на его оживленное лицо и улыбнулся. Он с волнением приглядывался к тому, что происходило вокруг него, и особенно к тому новому выражению, которое было на лицах людей. С них как бы слетело ленивое оцепенение и сменилось выражением нетерпения и горячего любопытства, какое бывает у людей, впервые вложивших душу в серьезное дело. Но он опасался. Это могло быть только лишь оживлением новизны, – яркий, но непрочный огонь, готовый погаснуть при первой неудаче.