- На многих предыдущих занятиях и сегодня вы получили определенную сумму знаний. Но нам этого совершенно недостаточно. Надо уметь практически применить свои знания, тогда можно будет сказать, что командир готов вести сложный бой. И чтобы научиться мастерству вождения войск, первоначально постарайтесь как бы забыть все, что вы знаете… - По залу пробежал тихий вздох удивления, но Горин настойчиво продолжил: - Да, забыть, и забыть настолько, чтобы знания не стесняли вас при изучении обстановки и принятии решения. Бойтесь ошибок, но еще больше бойтесь шаблона, сходных решений и привычных действий. Ищите разнообразия, через него подойдете к настоящему мастерству.
Во время перерыва Горин проводил Амбаровского к себе в кабинет.
Генерал закурил, нетерпеливо прошелся, взглянул на комдива, все еще светившегося удовлетворением, подождал, пока он отойдет от лекции, и с иронией спросил:
- Скажи, не слишком ли размахнулся с психологией? Даже в проценты ее перевел.
- Точность перевода, конечно, относительная. Но, думается, она все же позволила более определенно выразить психологическое состояние войск обороны к концу огневой подготовки, - ровно ответил Горин и добавил: - Проценты я взял из журнальной статьи.
- Ну, а что придумано в дивизии по этой морально-психологической подготовке?
- Почти на всех занятиях создаем различные помехи, пропускаем солдат под танками. На командно-штабном учении с помощью магнитофонов и усилителей попробуем имитировать звуки и шумы боя. Чтобы лучше создать ощущение опасности, ряд учений намерены совместить с боевыми стрельбами артиллерии и танков…
- Не обижайся, но во всем этом столько реального и нужного, сколько и в твоей статье о военном искусстве науки. В основном шумы ради шума. А совмещением учений со стрельбами вы создадите только условия для чрезвычайных происшествий.
- О своей статье судить не мне…
- А ты суди и защищай ее, защищай, может, редакция что урезала, и я не все в ней уразумел, - с нескрываемой усмешкой проговорил генерал.
В кабинет вошел Знобин.
- Подмога пришла, - подавая ему руку, скупо улыбнулся Амбаровский. - Говорили об одном, перешли на другое. О том, чему нам с вами не дали договорить на ужине у Ларисы Константиновны.
- А… Если не помешаю, с удовольствием приму участие. - Знобин задиристо прищурил левый глаз, как бы вызывая Амбаровского на равный бой. Амбаровский разгадал его умысел.
- Вам и первое слово. Только покороче, мы уже успели сломать не одно копье.
В голосе Амбаровского послышались недовольство и настороженность: видимо, вспомнил, как неприятно обернулся для него разговор на ужине у Аркадьева, Знобин убрал с лица улыбку и проговорил с иронией, которую можно было отнести и к нему самому:
- Болтливость - качество, не украшающее политработника. Поэтому постараюсь мысль свою выразить коротко и ясно. Думаю, вы согласитесь с основным тезисом статьи Михаила Сергеевича: искусство не существует без науки, но ученость не всегда способна заменить искусство. Он не нов, этот тезис, его высказывали все полководцы и военные теоретики от Юлия Цезаря и Клаузевица до Фрунзе и Тухачевского. Но почему-то лентяи забывают его первую часть, а грамотеи не особенно любят вторую…
Амбаровский сузил веки, глубоко затянулся. Надо отвечать - ждут. И ответить так, чтобы один уменьшил пыл, а другой наконец понял, что на войне, когда армии нужны будут тысячи и тысячи командиров, талантов не наберешься. Поэтому всех нужно учить, и покрепче, элементарной военной грамоте.
- Вы хорошо помните сорок первый год? - неторопливо спросил он.
- В плохую погоду особенно - раны ноют, - ответил Знобин.
- Так вот, из многих причин наших неудач существенной, быть может, даже очень, была такая - слабая выучка многих дивизий и особенно командиров. По оценке Сталина, помните, кадровыми наши войска стали только в конце сорок второго года.
- К тому были свои исторические причины. Вы о них знаете.
- У каждого времени всегда находятся свои причины неудач. Поэтому, оценивая опыт, надо помнить, что явилось стержнем, который позволил изменить боеспособность армии. Он - в выучке войск.
- В своей статье, товарищ генерал, - спокойно вступил в разговор Горин, - я не противопоставляю выучку командира его талантливости. Выучка есть. Что дальше? Кому мы должны давать предпочтение при новых назначениях, просто знающим или думающим?
- Было и будет: тому, кто лучше работает. Это единственный и объективный критерий, как сейчас модно говорить. И я к вам приехал посмотреть, куда вы ведете дивизию. Если снизили боевую готовность, достанется всем по самую завязку. Говорю прямо.
13
Командно-штабное учение началось под вечер. По тревоге прямо из городков штабы, означавшие головы колонн своих полков, выступили на марш. Самостоятельной колонной вышел и штаб дивизии.
Полковник Горин вместе с полковником Роговым покинул городок последним, когда почти совсем стемнело.
По условиям розыгрыша боевой тревоги Горин задержался в штабе и тем предоставил полкам время действовать самостоятельно. Долго ехали молча. Горин думал об ошибках, вскрытых проверяющими за первые два дня работы в дивизии. Многое привезли с собой те, кто был переведен в дивизию в последнее время. А таких было немало. Из коренных дальневосточников только у Берчука недоделок оказалось больше, чем ожидал. Это вызвало досаду, но не на Берчука. Почему только в его полку проверяющие спрашивали по полному осеннему счету? Решили найти предлог для увольнения? Или ударом по лучшему решили подстегнуть всю дивизию? Но это же… одному с избытком, а другим - легкий щелчок. Попробуй потом переубеди, что у них дела не лучше.
Еще раз представив возможный итог проверки, Горин попытался успокоить себя: плохим он не будет, а к приезду главной инспекции можно подчистить заусенцы и вернуть дивизии ее обычную оценку, по которой, в сущности, и будет определяться отношение к дивизии и к нему самому. Но, хорошо зная напористую требовательность Амбаровского, Горин озабоченно потемнел: как бы своими замечаниями с пристрастием он не пошатнул уверенность людей: случится это - за неделю и даже месяц восстановить ее будет трудно.
В какой-то мере уравновесить требования с возможностями мог тот, кто сидел на заднем сиденье. Из офицеров корпуса обычно он писал разбор. Горин подумал, не попытаться ли расположить его к дивизии. Взглянул через зеркало на Рогова, который сидел замкнуто, будто чувствовал, что хотят притупить его перо, и ему стало совестно. Все же, когда свет фар уперся в темную стену леса, Горин коротко произнес:
- Подъезжаем.
- Как долго продлится учение?
- В соответствии с приказом командующего округом - двое суток.
- Вы, как всегда, стараетесь быть абсолютно точным.
- Приказ есть приказ. К тому же вы проверяете.
- Мы - свои. К нам в войска едет инспекция… На днях генералу позвонили из Москвы. Он остался посмотреть стрельбу. Может быть, командиров полков лучше вернуть домой?
Со слов Рогова выходило, что он сам предлагал помощь. Прими ее, и, возможно, он смягчит в тексте разбора те грозные упреки, которые выскажет по ходу проверки Амбаровский. Но возможная обида Сердича - учение разработал зря - и ущерб выучке офицеров заставили Горина отказаться от помощи начальника отдела.
- Видите ли, Илларион Иванович, учение уже началось, отозвать командиров полков - скомкать его. Потом, мне нужно посмотреть в деле новичков - их прибыло в дивизию немало. Ведь инспекция, видимо, закончится большим учением.
- Разве за неудачные действия на учениях кого-либо снимали с должности?
- Нет. А должно быть иначе. Главное ведь - умение водить войска.
- Согласен.
- В таком случае скажите, что лучше - скомкать учебу командиров или сделать лишнюю сотню дыр в мишенях?
- Михаил Сергеевич, не я определяю, что лучше, а что хуже.
- Кое-когда и вы.
- Так было при Денисе Гавриловиче. Теперь иначе.
- Как его здоровье?
- Прошел медицинскую комиссию. В отставку.
- Даже!
- Глубокий инфаркт.
- Жаль.
- Да.
- Не в обиде на него? Он ведь не отпустил вас ко мне начальником штаба.
- Нет. С ним работать было приятно.
- Может быть, допросить вас у Амбаровского? Заместителем.
- Не стоит.
- Почему?
- Я только штабник, - невесело ответил Рогов.
- Вот поэтому я и попрошу вас к себе. Вам надо побыть на строевой работе.
- Спасибо. Но ничего не выйдет.
После марша штаб дивизии расположился в густой хвойной роще. В ожидании полков, которые должны были подойти сюда с разных сторон и разыграть встречный бой, офицеры штаба дивизии собрались в большой палатке первого отделения и, куря, обсуждали спортивные новости.
Комдив в сопровождении Рогова вошел в палатку. Вольные позы офицеров, густой дым, лениво уплывающий в черное окно, говорили о том, что штаб руководства собрался и готов учить, но не учиться сам.
Резко откинув брезентовую дверь, вошел Сердич. По смущению офицеров он догадался, что комдив застал их не такими, какими они должны быть на учении, и с досадой подумал о своем промахе.
Комдив выслушал его короткий доклад, в котором звучало нетерпение сделать офицерам резкое замечание, и, ничего не сказав, уселся за накрытый картой стол. Подумал, чем занять офицеров, и объявил результаты подъема войск по тревоге: часть танковых и артиллерийских подразделений и тылы дивизии задержались с погрузкой боеприпасов, а затем попали под авиационный удар противника. Повременив, добавил:
- Из штаба соединения "восточных" сообщили, что на вертолетах к границе выброшено прикрытие.
Это небольшое дополнение резко меняло обстановку и требовало внести существенные поправки в план учения. Не понимая, к чему комдив это делает незадолго до розыгрыша первого эпизода, Сердич в удивлении приподнял густые брови.
- Все эти данные, - подтвердил Горин, - и как можно быстрее, нужно сообщить полкам и подготовить необходимые изменения во все вводные.
- Если сочтете возможным, объясните почему? - подавляя недоумение, спросил начальник штаба.
- Учиться должны все.
- Понял вас.
Сердич круто повернулся к офицерам штаба. Комдив и Рогов направились к начальнику артиллерии дивизии.
Полковник Амирджанов, окруженный подчиненными, шумно разбирал чье-то предложение. Увидев командира дивизии, он живо взял фуражку, покрыл ею синюю от седины голову, и его широкая в плечах фигура, достигшая критической для военного человека полноты, стремительно тронулась с места.
- Что громим, Ашот Лазаревич? - спросил Горин, подсаживаясь к столу. Начальник артиллерии, сверкнув кипящими молодой энергией глазами, расплылся в широкой улыбке.
- Молодежь пытается убедить меня в том, что современной артиллерии нет нужды прижиматься к пехоте. Пехота - не женщина, мы - не кавалеры! Как острят! Не хуже столетних стариков. Дорогие мои! - Ашот Лазаревич круто повернулся к офицерам. - Не приучим себя вместе с пехотой таскать каштаны из огня, о-о! Получится, как зимой сорок второго: пехота - в атаку, артиллерия - оправдываться: стрелять не можем, далеко, неэффективно…
Когда Амирджанов выпалил шквал своих замечаний, комдив спросил притихших офицеров:
- Кто хочет возразить? Нет таких? Значит, согласны. У меня два слова. Для вас главная задача на время учения - научить артиллеристов быстро понимать пехотных командиров и помогать им. Вам тоже советую почаще заходить к операторам. Кстати, к ним поступили новые данные.
Офицеры вышли из палатки. Начальник артиллерии расплылся в доброжелательной улыбке.
- Если до отъезда к Берчуку у нас есть пять минут, я могу угостить вас кофе. Рецепт - секрет семейства Амирджановых. Одна чашечка - и всю ночь двадцатипятилетний.
- Как, Илларион Иванович? - обратился Горин к Рогову.
- Не откажусь.
Полыхнула молния, грянул гром, и тут же на машину обрушился ливень. Секунду или две можно было различить частые удары тяжелых капель по тенту, но затем все слилось в один протяжный гул. Свет трех фар с трудом вдавливался в водяную завесу и тупо гас в нескольких метрах от машины. Как ни менял шофер направление луча верхней фары, в потоке воды он не всегда замечал ухабы, и машину бросало из стороны в сторону. Умолк даже неистощимый на истории Ашот Лазаревич. Горин напряженно следил за поворотами дороги и перекрестками, то и дело сверяя показания спидометра с картой. Дважды пришлось остановиться, выйти под дождь, поговорить с шофером. Лишь к рассвету Горин подъехал к штабу Берчука, колонна которого стояла под высокими березами, ронявшими на машины редкую капель. Командир полка, казавшийся еще массивнее в плащ-накидке, стоял у штабного бронетранспортера и, глядя на карту, через люк слушал доклад начальника разведки.
Узнав машину командира дивизии, полковник снял плащ-накидку, положил ее на мокрую броню и стал ждать, когда Горин подъедет.
- Опаздываете? - спросил Горин, подавая руку.
- Немного, - ответил Берчук и прошел к Рогову и Амирджанову, чтобы поздороваться.
- Почему?
- Дождь. И получили не совсем понятные данные. Надо уточнить.
- Уточняйте.
Берчук вернулся к бронетранспортеру, в верхнем люке которого показалась лысая голова начальника штаба. Торопливо тыкая карандашом, он начал что-то доказывать командиру полка. Тот стоял все более хмурясь. Наконец не выдержал, сделал замечание, и начальник штаба умерил жестикуляцию.
Подошел Горин с Роговым и Амирджановым.
- Ну что? - спросил комдив, обращаясь к начальнику штаба.
Подполковник спрыгнул с бронетранспортера, доложил обстановку и свое мнение: с ограниченным количеством боеприпасов у артиллерии атаковать противника нецелесообразно.
Берчук попросил еще десять минут подумать.
Амирджанов, воспользовавшись заминкой командира полка, попросил разрешения сходить к своим артиллеристам, машины которых стояли в отдалении.
- Чем занимается командир артиллерийской группы? - спросил он со злой усмешкой, открыв дверку машины.
Молодой майор с начищенным академическим значком спокойно оставил машину, встал перед Амирджановым и доложил ему с невозмутимой серьезностью в желто-голубых глазах:
- Жду указаний полковника Берчука.
- Ждете?
- Жду.
- Да… - протянул Амирджанов. - Я вас считал насколько красивым, настолько и умным. Любовался. А вы только красивый.
- Не понимаю вас, товарищ полковник, - вспыхнул майор.
- Это только подтверждает сказанное. Сколько раз за ночь вы разговаривали с полковником Берчуком?
- Ни разу.
- Почему?
- Он не вызывал.
- А почему вы сами к нему не сходили? - наливаясь гневом, спросил начальник артиллерии.
- У меня не было необходимости. Решить возможные задачи не представляет трудности - потребуются минуты.
- Какая самоуверенность! Не слишком ли рано! - загремел начальник артиллерии.
Ошеломленный резким выговором, майор в обиде поджал губы, но ответил твердо:
- Только уверенность, товарищ полковник. Я считаю, нет необходимости без особой нужды бегать к командиру мотострелкового полка.
- А вдруг и он задерет нос? Или не сочтет нужным кланяться мальчишке. Вы моложе Берчука на пятнадцать лет.
- В армии нет мальчишек.
- В армии люди, а не механизмы. Поэтому надо учиться работать по душам. Взаимодействие, дорогой, проблема не только техническая, но и человеческая. Я тебе от всего сердца - ты мне. Я за тебя голову положу, ты за меня. Вот тогда будет то, что нужно. А вы не сочли нужным пройтись по свежему воздуху, к командиру лучшего полка, ветерану дивизии. Да я бы около него двадцать раз побыл. Больше. Чай ему предлагали? - вдруг спросил Амирджанов.
- Какой чай? - в недоумении очнулся майор, угнетенный полученным выговором.
- Самый обыкновенный, заваренный собственными руками, по особому рецепту.
- Нет.
- А умеете такой заваривать?
- Нет.
- Через неделю жду вашего приглашения на ужин, - добрея, объявил Ашот Лазаревич. - В моем присутствии заварите чай. Потеряете мое уважение, если он потеряет аромат.
- На ужин в любой вечер, но… к чему мне сейчас идти к Берчуку с чаем?
- Надо находить, дружок, подход, общий язык с боевыми товарищами. Повторяю: взаимодействие - проблема не только техническая, но и человеческая. Надо приучить себя помогать друг другу. Теперь поняли?
- Понял.
- Наконец-то, - развел руки Амирджанов. - Иди же, дорогой, сейчас к Берчуку и любыми способами завяжи с ним разговор. Хороший, дружеский. Между прочим, от этого во многом будет зависеть, какую оценку я вам поставлю за учение.
Майор взял планшет и направился к бронетранспортеру. Подошел, отрывисто представился. Берчук, заметив знаки, которые ему подавал издали Амирджанов, пригласил майора стать рядом.
Полковник Берчук принадлежал к той категории командиров, которые, получив приказ на наступление, не задумывались, можно или нельзя атаковать врага. По долгому опыту войны он хорошо знал, что порой бессмысленная и жестокая атака, по мнению ведущего бой, имеет большое значение в замысле старшего начальника, который не всегда может объяснить, почему батальон, полк должен ожесточенно атаковать, без видимого шанса на успех. Поэтому, получив задачу пройти к главным силам выдвигающегося противника и связать их боем, он пропустил мимо ушей мнение начальника штаба отложить атаку до подвоза боеприпасов. Ждать - значило упустить время, и помогут ли потом боеприпасы, даже избыток их, это еще неизвестно. И он начал искать кратчайшие пути, чтобы проникнуть к противнику поглубже, несмотря на то, что он уже выбросил прикрытие и при неудачном обороте дела можно попасть в окружение.
Полковника все больше клонило в полосу соседа, который несколько отстал, - можно было воспользоваться его дорогами, чтобы обойти возникшее препятствие - прикрытие противника, а потом выйти на свое направление и нанести по колоннам "восточных" неожиданный удар. Принять такое решение удерживали две опасности: противник мог обнаружить маневр и тогда дела могли обернуться плохо: обход требовал времени.
Берчук попросил начальника штаба подсчитать, сколько займет марш по новой дороге. Тот удивленно уставился на командира полка.
- Эта дорога заведет нас в полосу соседа.
- Граница с ним - не забор, - недовольно буркнул командир полка. Повременив, добавил: - Пока сосед выйдет сюда, мы уже опять будем в своей полосе.
- Едва ли.
- Посчитайте, а потом возражайте.
Подполковник достал кюрвиметр, измерил расстояние и довольно ответил:
- Не успеваем.
- На сколько?
- На полчаса.
- А без артиллерии успеем?
- Успеем… - еще более удивляясь возможному решению командира полка, ответил начальник штаба.
- Тогда составьте донесение командиру дивизии. Суть моего решения вам ясна?
- Да.
- Вам, товарищ майор, - обратился Берчук к артиллеристу, испытывая его прямым давящим взглядом, - развернуться здесь и убедить противника, что мы готовимся нанести удар с фронта.
- Без пехоты?
- Разве в двух дивизионах мало людей? Я же не требую от вас атаки.
- Хотя бы роту…