Однажды Оля пригласила его в малиновую "Волгу" с какой-то неясной, скрытой за громадными дымчатыми очками особой - тоже Мариной - за рулем, и они поехали к "одному известному экстрасенсу". Дима всегда, правда, изумлялся (втихаря этак, про себя), когда слышал вокруг это самое "один известный…". Кому, простите, известный? Грубый вопрос, а на грубый вопрос кто ж будет отвечать? Так и на этот раз промолчал Дима, как бы про себя только буркнув: "Чёй-то я его не знаю". Ну и действительно, про этих самых экстрасенсов, или экстрасенсоров, или - совсем правильно и длинно - людей с экстрасенсорными, то есть сверхчувственными, способностями, нельзя же было сказать, что Дима ничего не слышал и понятия не имел. Как раз даже наоборот, Виктор Карданов в начале семидесятых участвовал в работе Общества имени А. И. Попова, входил даже в комиссию по проверке способности Розы Кулешовой различать цвета пальцами и напечатал статью о зарубежных экстрасенсах (об Урии Гелере и других), кажется, в "Технике - молодежи". Для ребят из "капеллы" это было, конечно, событием. (Не то́, что Виктор Трофимович об экстрасенсах им излагал - о чем он только не излагал? Да и у остальных - языки не в простое - а то, что появился свой, так сказать, выращенный в своем здоровом коллективе п и с а к а. И притом - профи, публикуемый. Журнальчик с первой этой его статьей ходил из рук в руки, пока не был забыт кем-то из них чуть ли не "У Оксаны".) И Дима тогда же во всей этой проблематике, можно сказать, поднаторел. Было все это в оные годы, так что почему же не слышал? Мог бы даже назвать четыре-пять имен из самых прогремевших. А вот этого - "чёй-то я его не знаю". А он, оказывается, "один очень известный…". Ну да ладно, отстали, стало быть, от жизни. (Да так оно, наверное, и было. Карданов тогда очень быстро перестал интересоваться всеми этими неестественными, то бишь сверхъестественными способностями, а за ним охладели и прочие. Поспрашивали некоторое время, но Карданов твердо прикрылся афоризмом: "Я не верю ни во что, во что необходимо верить". А на такое что и возразишь?)
Визитец-то вышел недолгий, можно сказать, и нескладный. Всех троих быстро втолкнули в какую-то тесную комнатку, казавшуюся просто клетушкой из-за толпившегося в ней народа. Не успел Дима посовать ладошку некоторым из тех, на кого быстренько, нервненько указывала Оля (здесь вообще все делалось быстро и нервненько), как раздвинулся бамбук, отделявший загончик от прихожей, и появилась массивная, львиная голова с а м о г о. Тоже Марина, но не артистка, та, что в громадных дымчатых очках, рванулась было к нему, но с а м величественно покивал Свентицкой и сразу же исчез за бамбуком. Оля, шепнув Хмылову: "Я недолго", - исчезла вслед за ним. Вокруг Димы зашептались, зашелестели:
- Вы чувствуете, какое поле?
- Какая мощная тепловая волна!
- Да, да, у меня как огненный столб прямо через лоб прошел.
- Да, вот это силища!
У Димы через лоб ничего не проходило, и он стоял среди шелестевшей вокруг зеленой глупости, как черный, обгорелый пень. Нечем шелестеть было. И незачем. Он ждал Олю. И хоть ждать-то пришлось недолго. Оля появилась из-за бамбука, подошла к дымчатоглазой и что-то ей зашептала. Марина с "Волги" важно кивала головой, Свентицкая рассеянно и как бы с огромным усилием потирала свой лоб и виски, рассеянно и доверчиво, по-домашнему оглядывая сгрудившихся. Сгрудившиеся шелестеть перестали, не без почтения и даже некоторой опасливости взирали на побывавшую т а м. "Ну вот, совсем ушла, - заканчивала Оля Марине, - от висков, понимаешь, и волнами… А потом совсем на нет ушла. А так ломило, когда ехали сюда… Я прямо думала, погибаю. Иди, он ждет тебя". - Оля показала Марине глазами на бамбуковую занавеску, так же взглядом дала Диме понять, чтобы он следовал за ней, и они вдвоем, ни с кем не прощаясь, быстренько покинули типовую экстрасенсорную квартиру.
Когда вышли из подъезда, Дима спросил:
- С чего это ты погибала?
- Да ничего серьезного, - ответила Оля, сразу отбрасывая бормотание, лопотание и вообще все, что происходило там, наверху, "быстро и нервненько". - Просто голова немного разболелась.
Дима хотел что-то расспросить и уточнить, но Оля все его попытки пресекла. Она повертела надетым на указательный палец (пальчик, конечно) брелоком с ключами от машины и, наклонившись к Хмылову, выдохнула на ухо:
- Пойдем подождем ее в машине. Мне Маринка ключи дала… "Волга" хорошо стоит, в переулочке, там хоть целоваться можно.
Тут уж Дима ничего не стал уточнять - он на какой-то момент почувствовал, что сходит с ума, то есть становится моложе лет на двадцать, именно от того, что выдохнула на ухо, именно от ее "хоть целоваться", именно от "хоть"…
"Волга" действительно стояла хорошо, и они сели на заднее сиденье и несколько минут пытались удержаться на этом самом "хоть". Когда совсем уже нечем стало дышать, Свентицкая резко отодвинулась от него и вертанула ручку, опускающую боковое стекло.
Дима вынул пачку сигарет, прикурил, подумал, что сходить с ума лучше реже, чем чаще. Что-то еще в этом же роде подумал. Подумал о том, что все это вообще не мысли, и тем лучше. Свентицкая, не придвигаясь и не оборачиваясь, дышала воздухом, облокотись на опущенное стекло, - протянула к нему руку, и он вложил в нее сигарету. Все так же не оборачиваясь, она глухо сказала:
- Прикури.
Он прикурил вторую сигарету, и Оля взяла ее.
У Хмылова все-таки лопнуло терпение:
- Слушай, ну и чего мы ждем эту мымру? Занеси ей ключи наверх и…
- У этой мымры, - ответила Оля медленно, повернувшись наконец к нему и откидываясь на сиденье, - у этой Мариночки квартира раза в два больше, чем у той. У которой мы с тобой были.
- Так что, - спросил простодушный (в этом случае простодушный) Дима, - она нас пускать будет? Обещала, что ли?
Оля с некоторым даже восхищением отметила безграничность, некоторую даже первозданность Диминого простодушия и с ленцой, как врастяжку мяукает спокойная кошечка, объяснила:
- Не в этом дело.
Для Димы, впрочем, это было "объяснение" того, что околонаучная Олина жизнь, как и сама наука, имеет много гитик.
- Непонятно все-таки, - пытался дообъясниться он, - ну ты из-за нее приехала, ладно… Но зачем ей-то самой? На ней, если трактор забарахлил, так в самый раз насчет пахать…
- Дама высшего общества, - начала Оля, а Дима… ну, это-то он знал, а раз знал, то и подхватил:
- …должна иметь любовника?
- Дама высшего общества, - повторила Оля, - должна иметь своего экстрасенса.
И лишь несколько месяцев спустя, когда Дима уже окончательно и бесповоротно начал новую жизнь и даже на удивление быстро успел взматереть в ней, успел расположиться, как в старой и привычной, допетрил он и докумекал, что с и е было за приглашение. Что значило оно.
Олечка Свентицкая ветвилась по Москве многообразными и неожиданными связями, потому и пригласила к знакомому экстрасенсу волоокую - из-под дымчатости - волговладелицу Марину. (Насчет этих самых связей у Олечки вообще, можно сказать, был некий пунктик, который она неоднократно изъясняла-внушала Хмылову. Так что даже на прямой его вопрос: "Ну что тебе все эти связи да связи?" - не менее прямо и ответила: "Чудак. Запомни: только с помощью связей ты можешь заиметь… новые связи". Вот и пойди объясняйся с ней после этого.) Так что насчет Марины это был коронный Олин номер, отработанный ее прием, только и всего. А вот насчет его самого в конце концов (в конце осени - начале зимы) докумекал Хмылов, что это могло быть несомненно только одно: знак внимания, доказательство дружеского расположения, нежность "а-ля Свентицкая". Она так это выражала. Она пригласила его к "своему" экстрасенсу. Прихватила с собой. Она любила Диму… п о - с в о е м у. Пусть так, но ведь и всем это удается сделать только п о - с в о е м у. Демонстрировать - это уж во всяком случае. "Стиль - это человек". Манера, в которой демонстрируют дружеские чувства, тем более.
Такое умозаключение (о том, что Оля по-своему любила его) в значительной степени и подвигло Дмитрия Васильевича на тот шаг, который привел их (его, Олю и Гончара) в самом конце февраля на квартиру к Гончаровым. Досидеть немного, дообщаться после объяснения между Свентицкой и Хмыловым.
А из коробейников он уволился без выходного пособия. Проще говоря, слинял. Когда в один из вечеров, решив не идти больше на сквер к кассирше, он снова встретил Кюстрина - а Кюстрину, видно, уж так было на роду написано: встречаться именно в особые моменты, - тот поинтересовался:
- Что, тикеты уже сбросил?
- Да ну их! - ответил Дима, и Кюстрин, вместо проработки за халатность и легкомыслие, понимающе подрезюмировал:
- А чего? И правильно. Нашли тоже мальчика…
И хотя нашел мальчика именно он, Кюстрин, Дима ничего не стал уточнять, а обрадовался и даже потеплел к бывшему почетному гражданину Оружейных бань. Неунывающий и невозмутимый пенсионер Кюстрин сразу же предложил Диме еще одно непыльное дельце.
- Я и сам когда-то занимался этим, да потом отстал, - как лучшую рекомендацию сообщил Хмылову Кюстрин. Само же дельце состояло в том, что в момент открытия ЦУМа надо было войти в него одним из первых и быстро сориентироваться, где что дают из того, что берут. Например, импортные меховые женские сапожки. Затем занять одну из первых очередей в два-три таких отоваренных отдела; когда же выстроятся уже натуральные очереди, подойти к тем, что в хвосте и предложить - кому за пятерку, кому за десятку - уступить свою ближнюю очередь.
- Здесь что удобно, - опять заботливым, стопроцентно серьезным тоном убеждал Кюстрин, - ЦУМ с одиннадцати открывается, так? Ну, сам понимаешь, самое время. Портвейн тоже с одиннадцати. А у тебя в полдвенадцатого - это максимум - деньги уже на руках. Отдуплился и - на цель.
Счастье в ЦУМе зачахло, не успев расцвести. Дима сделал все, как сказал Кюстрин: пришел загодя, вперся одним из первых, сориентировался, занял место в первой пятерке и пошел в конец очереди. Там предложил свою очередь одной, другой… Все косились, плотнее прижимали локтями сумочки, отворачивались, сплачивались спинами, не реагировали. Наконец нашлась какая-то тетка, даже не тетка, а молодайка, что ли… Черт ее разберет - какие-то платки понавязаны-понадвинуты на лоб. Он провел ее в начало очереди, поставил на свое место, затем… выдавил:
- Трояка не будет? - Молодайка взглянула… и Хмылов добавил: - Взаймы, до первой тринадцатой. - Второго ее взгляда он ловить не стал, криво усмехнулся и зашагал к выходу.
Новая жизнь сопротивлялась, не впускала. Ей нужны были железные кадры, не траченные молью, не порченные кардановщиной, независимостью, гонором.
Но на следующий день на работе подошел к нему старший техник Серега (не Кюстрин хотя бы - в этом было что-то обнадеживающее) и предложил шабашку. На субботу и воскресенье собирал Серега команду ехать за город, ладить дачу одному деятелю. "Там не дача, а хоромина в два этажа, как для буйвола", - объяснял Серега, который был моложе Димы, старше его по должности и вообще был тертым парнем. Сам он ездил на шабашку не в первый, не в десятый и на основании богатого опыта заверял Хмылова, что оплатят по десятке в день - это минимально, хоть совсем ничего не делай, реально же можно рассчитывать по пятнадцать-двадцать в сутки на рыло. "А главное, - плотоядно, с возбуждением частил Серега, - магарыч, что с вечера, что с утра, наше вам, это уж без всякого…"
Тут и раздумывать особо было нечего. Дима поехал (ехать-то оказалось всего-ничего, до станции Хлебниково), их набралось пятеро - трое из их отдела, двое - даже и совсем не из "Газоочистки" - и они действительно "ладили" дачу. Дима лишним не оказался, борозды не портил, хотя, "канешна"… какой он плотник-столяр? Однако ж из рук ничего не валилось: что бревно, что инструмент держал крепко. Наломались прилично что в первый день, что во второй. Дима даже водку не стал пить с мужиками, ограничился молоком, вареным мясом, помидорами. Не стал мешать чистый праздник физического труда с тем, что было слишком известно и доступно по городской его мельтешне.
Все это было здорово, было неплохо, скажем так. Ночевку Серега устроил в одной избе: трое в избе, двое на сеновале. По ночам уже пошаливал морозец. Пошаливал, похрустывал остовами листьев, лужами, лужицами, лугами. Остовами лугов. Но Хмылов и еще один, с которым он поперся на сеновал, навалили на себя сверху столько всего - полушубки, бушлаты, откуда набралось-то? - что спали как убиенные.
Серега устроил ночевку, устроил подъем, договаривался с шоферней, пригнавшей деловую древесину и полприцепа кирпича, Серега устроил, в общем, все это. Всю эту шабашку. Деньги же разделил по-божески. То есть взял себе не больше половины всей суммы. Хмылов в конце воскресенья получил свой четвертной и ничего не сказал. Откуда он знал, много это или мало? Вроде бы караул кричать не из-за чего. Четвертной за два дня. Четвертные на дороге не валяются. Остальные мужички получили по тридцать пять и начали галдеть. Но Серега им тоже что-то сказал, и они уже больше не вякали. Дима уловил только из Серегиных речей, что и так что-то недоделали и что в следующий раз он договорится о машине с раствором, тогда можно будет чуть ли не вдвое закалымить. В общем, разлили напоследях снаряд с розовым крепким на всех (Дима опять не стал) и потопали дружненько на станцию. Так же дружненько и угрюмо доехали до Савеловского и, пробурчав чего-то друг другу, разошлись-растворились по личным направлениям городского своего житья.
Хмылов, не заходя домой, позвонил Оле. Она на удивление была дома, на удивление сразу же спросила, где он находится, и на удивление быстро подъехала к Новослободской. Не удивительно, что быстро, потому что на такси. Свентицкая такси не отпустила, сама, перегнувшись, открыла заднюю дверцу, Дмитрий Васильевич плюхнулся на заднее сиденье, и они поехали по одному адресу (Оля вернулась через три-четыре минуты), потом по другому. Потом Оля сказала:
- Как назло… У одной нет, другой и самой нет. У тебя нет рублей тридцати? Курточка одна может уплыть. У меня не хватает.
Хмылов отдал ей четвертной и, поскольку находились в его районе, небрежно попрощавшись (не акцентируя, стало быть, значительности жеста), вышел из такси и потопал до дома, до хаты. Оля, видно, спешила, такси тут же взвизгнуло, всхлипнуло, рванулось.
Олечка позвонила через пару часов поблагодарить, сообщить, что все в порядке, в том смысле, что курточка не уплыла. Потом напрямик спросила, откуда это у него такая недурная сумма на карманные расходы. Дима рассказал. Тогда Свентицкая спросила:
- Ну и что? - Кажется, спросила даже еще короче: - Ну и?
Вот это и было т о с а м о е: чем могу - помогу. Оля коротко намекнула, Хмылов мгновенно все понял. Конечно, в мероприятии под бодрым, затрапезным названием "шабашка" разумнее было принимать участие в роли Сереги. Руководящая работа - о чем и говорить? Разумно, выгодно, удобно. Найти "деятеля", которому требовалось "сладить дачу", это было, конечно, полдела. Именно та самая половина, которую с готовностью готова была взять на себя Свентицкая. "Да хоть сейчас. Хоть десять имен тебе, хочешь, прямо сейчас назову?" Но, чтобы принять участие в мероприятии "шабашка" в роли Сереги, требовалось еще: а) договориться о поставке стройматериалов (что было не только сложно, но и неизвестно как); б) найти мужичков-шабашников (что было вовсе несложно).
Насчет пункта "а" Хмылов сам допер, без помощи Свентицкой, что это не просто поставка стройматериалов, а штука комплексная, и что самому ему влезать и доходить до всего - раньше времени, пожалуй, облысеешь. Оля вернула ему четвертной через день и игриво так спросила:
- На книжку положишь? Или даму в ресторацию пригласишь?
Ан нет: ни то, ни другое. Дима изложил ей свои намерения, Оля сказала:
- Может не хватить. - И дала еще десять рэ. - Больше с собой нет, - сказала деловито, - ну, тридцать пять должно хватить. В "Метрополь" или "Арагви", думаю, вам соваться незачем.
Все было правильно: "Метрополь" или "Арагви" были здесь ни при чем.
После работы Дима пригласил Серегу "на маршрут". Начали с пивнушки, затем ударили по пельменной, даже посидели в столовой самообслуживания, откуда их попросили, потому что они утратили бдительность и распивали, практически не маскируясь. "Маршрут" кончился у подъезда, в котором жил Серега, а в каком это было районе Москвы, Дима не очень-то уже усекал. Они стояли, покачиваясь на осеннем ветру, как былинки, сдували друг с друга пылинки, пели, дирижировали, обнимались, Серега, пытаясь вложить "всю дружбу" в прощальный поцелуй, изрядно нажевал и наслюнявил левое ухо Дмитрия Васильевича.
По "маршруту" Дима обронил тридцать пять рэ и пять часов времени, но приобрел то, что и намеревался приобрести: информацию ("Информация - это все", - изрекал некогда Карданов, сидя "У Оксаны".
"Только с помощью связей ты можешь заиметь… новые связи", - изрекла совсем недавно, после визита к экстрасенсу, Ольга Свентицкая.)
Две недели ушло на то, на се. Т о - связанное с Олей, то есть нахождение заказчика, - было исполнено ею в лучшем виде: быстро, без осложнений, без удивлений. Заказчик не удивлялся, в смысле не задавал лишних вопросов: кто, да что, да почему. Как с ним говорить и по каким пунктам договариваться - это Дима уже знал от Сереги. Т о - было у него в кармане. В том самом, где лежала записная книжка. С е - связи со строителями и шоферами, для которых это тоже была шабашка, - потребовало увязки-утряски. Потребовало доводки, двух недель и дополнительных пятнадцати рэ для повторного прохождения "полумаршрута" с золотым парнем Серегой.
Через две недели Дима с двумя шабашниками - ребят взял молодых и необтертых, с такими ему было легче - выехал на объект. Шабашку для первого случая надыбал он несложную: вырыть и зацементировать яму в одном шикарном гараже. Как все это сделать грамотно, Хмылов не очень-то себе представлял. Но один из молодых ребят представлял, так как работал на стройке, спецом даже оказался именно по нулевому циклу, по фундаментам. А чем - инструменты, раствор, кирпич - это все Хмылов организовал более или менее складно.
Шабашка прошла на уровне, объект - гаражная яма для ремонта автомобиля - был сдан и принят заказчиком без серьезных замечаний. Дима распределил вознаграждение (по-божески, опять-таки беря за образец Серегу) и позвонил Оле. Коротко ей все изложил. Тогда Свентицкая спросила: "Ну и что? - Кажется, даже спросила еще короче: - Ну и?"
Вот это и было т о с а м о е: чем могу - помогу. Вот тут уже Дима взъерепенился: о чем это она? Какое еще такое "Ну и"? Только он ощутил себя делаваром - пусть маленьким, ну что ж, за короткий срок все-таки - только собрался это посмаковать, подустроиться, закрепиться в новом положении, а тут…
Выругался Дима про себя, выругал сам себя за отсутствие реакции, отсутствие воли - чтобы обладать лучшим, а не чтобы даровали… от случая к случаю - однако же раз начал кумекать в одном направлении, то следующий силлогизм найти было уже нетрудно. Конечно, в мероприятии под бодрым затрапезным названием "шабашка" разумнее было выступать в роли Сереги. Руководящая работа - о чем там говорить? Разумно, выгодно, удобно. Но еще разумнее, еще выгоднее и удобнее - совсем не принимать в ней участия. Руководящая работа - это так… Но ведь руководство - оно на разных уровнях осуществляется. Каков же следующий, за уровнем Сереги?