В городок въезжали в сумерках. На мосту через речку Джабаев остановил на минуту машину. Оторвав от руля правую руку, он поднял ее и прошептал, таинственно прищурившись:
- Слышите, товарищ подполковник?
Снизу, оттуда, где быстрая вода омывала сваи, доносился тонкий рокот струи. Казалось, кто-то играет на серебряной флейте. Мельников затаил дыхание, чтобы получше расслышать эту необычную музыку. Джабаев опустил руку на руль и сказал улыбаясь:
- Курай поет, хорошо поет, товарищ подполковник.
- Верно, - согласился Мельников. - Занятно выводит. Это что ж, всегда так?
Шофер весело кивнул головой.
- Всегда. Зимой - так, летом - так. Душе весело.
- А вы лирик, Джабаев, - заметил подполковник и подумал: "Интересный, кажется, человек".
За мостом "газик" поднялся на горку, свернул влево и, пробежав длинную аллею невысоких деревьев, остановился у приземистого дома, обнесенного колючей проволокой.
- Штаб полка, - сообщил Джабаев и заглушил мотор.
Возле дежурного по штабу Мельников снял шинель, достал из кармана белый платок, тщательно вытер им лицо, шею, а затем уже пошел представляться командиру.
Когда Мельников зашел в кабинет, полковник Жогин, извещенный дежурным, стоял уже в готовности встретить прибывшего комбата. Его полная, туго перетянутая ремнями фигура выглядела внушительно. На груди выделялись белый ромбик академического значка и две новенькие орденские колодки.
- Здравствуйте, - коротко сказал Жогин и протянул руку вошедшему. - Долго вы ехали, товарищ подполковник. Личное дело ваше раньше пришло.
- Смену ожидал, - ответил Мельников и для того, чтобы подтвердить, что приехал он без опоздания, достал из кармана предписание. Жогин пробежал взглядом по строчкам документа, спросил:
- А семья где?
- В Москве, товарищ полковник.
- У кого там?
- У тещи.
- Квартира хорошая?
- Да, приличная: две комнаты, кухня. В центре города.
Полковник пристально посмотрел в лицо Мельникову:
- Чего же вы не просились в Москву?
- Пытался.
- Ну и что?
- Не получилось.
- Странно. После Дальнего Востока... Так ничего и не предложили?
Мельников повел бровью, подумал, стоит эти вдаваться в подробности, но все же признался:
- Батальон охраны предлагали. Не согласился.
Жогин посверлил комбата настороженным взглядом и снова посмотрел на командировочное предписание.
- Ну, что же, принимайте первый, - вздохнул он. - Учтите, батальон лучший в полку. И спрос, конечно, будет особый. Сами понимаете.
Мельников молчал. Жогин подумал немного и стал говорить о том, на что следует новому комбату обратить внимание в ближайшие дни.
- Боевые стрельбы предстоят, - сообщил он. - Последние в этом году, заключительные. Задачу, полагаю, представляете? Тут самое главное... Словом, все взоры на мишени...
- Понятно, - ответил комбат.
Разговаривая, они продолжали стоять посередине кабинета. Мельникова эта официальность не очень удивляла. За время долголетней службы в армии ему приходилось встречаться с разными начальниками: спокойными и шумливыми, хладнокровными и горячими. Один приветливо усадит на стул, поговорит по душам. Другой ограничится сухой скороговоркой и торопливо бросит: "Приступайте к исполнению служебных обязанностей". Жогин не отличался приветливостью. Зато он всем своим видом и каждым движением подчеркивал безукоризненную подтянутость, и Мельникову это нравилось. В свою очередь, он также старался держаться строго.
К строгости призывала и обстановка в кабинете. Здесь было всего три стула. Один из них стоял у стола и предназначался для командира, другие два - возле стены. "Видимо, на случай прихода старших начальников", - догадался Мельников.
Жогин тоже присматривался к офицеру. Хорошая выправка приехавшего, как видно, понравилась полковнику, и обычная суровость его постепенно таяла. Закончив деловой разговор, он заметил в шутку:
- Только семью быстрее перетаскивайте, а то у нас такие красавицы есть...
Мельников улыбнулся:
- Я уж вроде вышел из легкомысленного возраста, товарищ полковник.
- Да, да, рассказывайте. Я-то знаю. Иные глубокомысленные дяди этакие фортели выкидывают, диву даешься.
- Бывает всякое, - согласился Мельников, не понимая, что это: шутка или нравоучение.
- Ну ладно, идите отдыхать, - сказал Жогин, протягивая руку. - Квартиру шофер покажет. А завтра я представлю вас личному составу батальона.
Из штаба Джабаев привез Мельникова к небольшому домику, вынул из кармана ключ и проворно открыл дверь. Потом отыскал в темноте кнопку электрического выключателя. Яркий свет загорелся в прихожей и в одной из комнат, где стояли накрытый белой бумагой стол, три жестких стула, узкая железная койка с маленькой белой подушкой и серым солдатским одеялом.
- Это вы позаботились? - спросил Мельников шофера. Тот неловко переступил с ноги на ногу, смущенно задергал густыми, сросшимися у переносья бровями.
- Так точно, я. Дорога большая, командир устал, отдыхам надо.
Мельников улыбнулся:
- Спасибо, Джабаев.
Включив свет в другой комнате, он увидел там шифоньер и белую кафельную печку. От печки струилось приятное тепло, пахло разогретым камнем. На полу лежала охапка сухой щепы. Джабаев поправил щепу руками, сказал:
- Будет холодно, топить надо. Дрова еще привезу.
- Топить вроде рано, - ответил Мельников. - На улице тепло.
- Пускай тепло, тут сыро.
- Это верно, - сказал комбат, потянув ноздрями воздух, сыростью в квартире пахнет.
Когда они вышли снова в коридорчик, наружная дверь вдруг распахнулась и на пороге выросла тонкая, очень подвижна: фигура офицера.
- Привет, дружба! Не узнаешь?
Мельников вначале растерялся. Потом собрался с мыслями, вспомнил... Ну конечно он, Михаил Соболь. Что за чудо!.. Они схватили друг друга за плечи.
Мельников и Соболь вместе учились в академии: слушали лекции, готовились по вечерам к зачетам, выезжали за город на тактические занятия, волновались накануне экзаменов.
- Ну, говори, как попал сюда? - спросил Мельников. - А что с твоим знаменитым тактическим треугольником "Москва - Ленинград - Киев"?.. Отступил, что ли?
- Не спрашивай, - резко махнул рукой Соболь. - Ты понимаешь, сперва все шло нормально, послали в Киев. А через два года часть расформировали. И вот сюда угодил. Не знаю, за какие грехи сижу в этом захолустье.
- Ничего, это полезно. Чем командуешь?
Соболь, приложив руку к головному убору, сказал с усмешкой:
- Директор третьего мотострелкового.
- Помню, помню твои оригинальности: "Директор", "Председатель", "Управляющий". Ты даже на экзаменах по тактике ввернул какое-то из этих словечек. Мы тогда чуть животы не надорвали со смеху. А ты как обо мне-то узнал?
Соболь загадочно прищурился:
- Да я уже неделю назад о тебе полную информацию имел. А тут захожу в штаб, дежурный говорит: "Прибыл комбат первого". Спрашиваю, какой на вид? - "Смуглолицый, лобастый такой, похож на цыгана". Все, думаю, он, дьявол полосатый... Так и есть, не ошибся... Ну, что же будем делать? Обмыть надо встречу. Только насчет спиртного у нас туговато. Капли в городке на найдешь. Раньше в столовой у официанток можно было тихонько стопку выпить. А теперь Жогин и официанток зажал в кулак. Взгляда его боятся... - Подумав, Соболь громко потер ладонь о ладонь и вдруг сказал: - Эх, ладно, привезу из собственного энзе. Для такого случая не жаль. Ты, Сергей, шофера своего отправляй отдыхать, а сам располагайся и жди. Через пятнадцать минут приеду. Закуски прихвачу.
Соболь и Джабаев вышли. Оставшись один, Мельников подумал: "Недаром говорят, что гора с горой не сходятся, а человек... Не верится даже, какой случай. Сам Соболь в Приуральской степи! А как он кричал когда-то: "Чтобы я согласился служить в захолустье? Никогда. Костьми лягу, из армии уйду, а из треугольника ни шагу". И вдруг здесь..."
Освоившись немного в своей новой квартире, Мельников открыл чемодан, вытащил купленные в вагоне-ресторане яблоки, голландский сыр и пакетик любимых Наташиных конфет "Ласточка". Все положил на стол и снова склонился над чемоданом. Достал тщательно завернутые в плотную серую бумагу зеленые тетради, развернул, полистал их, положил на подоконник. Сюда же пристроил привезенную с собой шахматную доску. Аккуратно расставил на ней фигуры. С минуту постоял, подумал, будто перед серьезным ходом, и снова склонился над чемоданом. Затем решил: "Хорошо бы умыться", - и стал отыскивать полотенце, мыло.
Водопровода в доме не было. Но подполковник обнаружил на кухне прикрепленный к стене новенький жестяной рукомойник, до краев наполненный свежей водой, подумал: "Тоже заботы Джабаева".
3
Через полчаса друзья сидели за столом и весело разговаривали. Соболь брал узкую бутылку с прозрачным ереванским коньяком, наклонял ее сперва над бокалом собеседника, потом над своим пластмассовым стаканчиком и торжественно произносил:
- За твое путешествие, Сергей, по тайге! Ну и за прибытие... О нет, прости. За прибытие не хочу. Желать другу причалить к такому берегу - по меньшей мере свинство.
- Почему свинство? Хороший тост, офицерский традиционный.
- Ах, ты доволен! Тогда возражать не буду. За службу так за службу. Мне все равно, - согласился Соболь. - Только я все-таки намерен адресок сменить. Серьезно.
- А это, как говорят, будем посмотреть, - мягко улыбнулся Мельников. - Ты знаешь, обещала синица море поджечь...
- Ну, синица и Соболь имеют маленькое различие. Не так ли?
- Как тебе сказать...
- Ладно, отставить синицу.
Мельников пожал плечами. А Соболь снова налил коньяку и предложил тост за дерзновенные мечты.
- Только каждый за свои, - поправил Сергей и, выпив, стал закусывать тоненькими ломтиками сочного антоновского яблока. Помолчав, спросил: - Как живешь, Михаил? Женился?
- Нет. Холостяк. Одному легче бродить по грешной земле. А что за счастье у тебя: семья в Москве, сам здесь? Роман в письмах... Не очень, по-моему, интересно. Странно, как только жена смирилась? Она ведь с характером. Я ее немножко знаю.
- Помню, помню, - сказал Мельников, многозначительно прищурившись. Ему не хотелось ворошить в памяти прошлое, но оно всплыло само по себе. Когда-то в Большом театре, еще до женитьбы, Сергей познакомил Соболя с Наташей. А через три дня девушка, еле удерживаясь от смеха, рассказала Сергею о том, как его друг бегал встречать ее к самому институту и оттуда провожал до дома, уверяя, что он готов идти за ней хоть на край света.
Мельников посмотрел в глаза Соболю и подумал: "Наверно, считает, что я об этом не знаю. А может, забыл. Ну и пусть, напоминать не буду". Он съел еще ломтик яблока, откинулся на спинку стула, сказал серьезно:
- А все же я твоей холостяцкой жизни не завидую, Михаил. Скучно, серо, холодно...
- Зато вольно, - отозвался тот. - За руку никто не держит. Но я мог бы давно жениться, - вдруг признался Соболь. - Была девушка хорошая. Адъюнктура помешала. Два года готовился, из-за стола не вылезал. Думал: поступлю, уцеплюсь за Москву, а тогда о женитьбе помышлять буду.
- Ну и что с адъюнктурой?
- Не вышло. Поехал сдавать экзамен, а мне вопросы: "К какой научной работе имеете тягу? Чем занимаетесь в этой области?" А я за всю жизнь даже статьи в газету не написал. Пришлось играть отбой. Девушка тем временем замуж вышла. Но я не жалею. Невест немало на земле русской. Сейчас у меня одна надежда на перевод. Уеду в большой город, а там...
Он сидел такой же, как прежде, высокий, костистый, с длинным красным лицом. Если бы посмотрел на него незнакомый человек, подумал: "Бежал, наверно, или только что поднимал очень тяжелое". А Мельникову казалось другое: будто охватило однажды пламя горячими языками лицо Соболя да так навсегда и оставило на нем свои следы.
Мельников был немного ниже ростом, но гораздо плотнее и шире своего собеседника. Вот он расстегнул ворот рубахи, чтобы посвободнее вздохнуть. Грудь коричневая. Плечи развернуты. На руках тугие бугры мускулов.
Соболь не без зависти любовался другом. А когда поднялись из-за стола, похлопал его по плечу, сказал откровенно:
- И никак ты не стареешь, Сергей. На других Дальний Восток следы оставляет, а тебя хоть снова жени.
- А зачем стареть, какой интерес?
- Погоди, погоди, - остановил его Соболь. - С нашим управляющим поработаешь, вспомнишь маму.
- Что, суровый?
- Дышать не дает. Но зато порядочек держит отменный. Начальство довольно. Словом, поживешь - увидишь. А сейчас... - Соболь взглянул на часы, - как раз время сыграть в бильярд. Пойдем. Клуб наш посмотришь. С библиотекаршей познакомлю. Славная такая - Олечка. Похожа на пушкинскую.
Мельников рассмеялся:
- Значит, по Ольгам ударяешь. Ну-ну, холостяку можно. А мне - вроде не с руки. Вот насчет бильярда не против. Только знаешь... Как-то сразу с корабля на бал...
- А что? Спать ляжешь?
- Спать не хочу. В дороге надоело. Может, посидим еще, в шахматы сыграем?
- О нет, - махнул рукой Соболь, - не силен. И, признаться откровенно, не люблю. Шары гонять - куда веселее. Пойдем. - Надевая китель, он взглянул на подоконник, увидел тетради, прочитал: "Записки командира батальона". - Что это у тебя?
Потом перелистал несколько страниц, пробежал быстрым взглядом по ровным строчкам, удивленно спросил:
- Мемуары, да?
Мельников отрицательно покачал головой.
- А что же, диссертация? - допытывался Соболь, продолжая листать страницы.
- Нет, - сказал Мельников. - Это просто записки.
- Совсем не просто. Думаешь, не понимаю? Все понимаю, Серега. Это же труд, дерзание, талант!..
- А ты не смейся. Меня ведь не смутишь.
- О, это я знаю, - согласился Соболь. - А насчет таланта говорю без смеха. Я помню, как ты очерки в журнале печатал. Даже слышал, как тебя начальник академии расхваливал. Разве не правда!
Мельников молчал.
- Скромничаешь? Может, правильно делаешь. Говорят, что скромность украшает людей. Только я уверен: одна скромность ничего не стоит. Нужно кое-что еще.
- Правильно, - согласился Мельников, - нужны еще некоторые человеческие качества.
Соболь сделал вид, что не понял реплики, и продолжал перелистывать страницы.
- Талант, честное слово, талант, - повторял он с нарочитой серьезностью. - А в общем, записки, кажется, солидные. И как ты успеваешь? Ведь служба, переезды? Не представляю. Упорный ты, Серега.
- Не торопись расхваливать, - сказал Мельников, забирая тетрадь из рук Соболя. - Ну, пойдем в клуб, а то возьму и раздумаю.
- Идем, идем...
Вышли на улицу. После яркого электрического света темнота казалась непроницаемой. Соболь достал из кармана фонарик, и желтый кружок света побежал по узкой, посыпанной мелким гравием тропке.
- Да, не очень весело, - заметил Мельников, оглядываясь по сторонам.
- Обожди, подойдет зима да разыграется степняк - на белый свет не взглянешь.
- Не пугай ты меня, Михаил.
- Хорошо, хорошо, больше не буду.
Соболь взял товарища под руку и вывел на дорогу. Так они дошли до белого здания, из высоких окон которого на жухлую траву падали квадраты яркого света. Сняли шинели, фуражки. Соболь открыл дверь в библиотеку, громко крикнул:
- Олечка, привет!
- Здравствуйте, - ответила невысокая молодая женщина в темном халате.
- Представляю нового читателя, - кивнул Соболь на Мельникова. - Мой старый друг. Прошу любить и жаловать.
- Очень хорошо, - отозвалась женщина, подав Сергею руку. В ее по-девичьи стройной и гибкой фигуре, в синих глазах, в чертах нежно-розового лица и в локонах со вкусом уложенных светлых волос было много привлекательного.
- Что ж, книги выбирать будем?
- Не угадали, Олечка, - бесцеремонно ответил за товарища Соболь. Он подошел к ней ближе, склонился к маленькому розовому уху. - Не будьте строги, пустите нас в бильярдную.
- Пожалуйста. - Вынув из ящика стола ключ, она пошла открывать соседнюю с библиотекой комнату.
Глядя на Ольгу Борисовну, Мельников почему-то подумал о Наташе. Когда теперь они встретятся? Сколько предстоит еще пережить беспокойства с этими переездами. "Сегодня же напишу ей письмо, - твердо решил Сергей. - Объясню все откровенно: и как сел в самолет, рассчитывая выиграть время, чтобы побывать в Москве, и как чуть было не опоздал к новому месту службы из-за того же самолета. Не может быть, чтобы она не поняла меня".
Открыв бильярдную, Ольга Борисовна включила свет, по-хозяйски осмотрела стол, обитый зеленым сукном, шары и, остановив взгляд на Мельникове, заговорщически улыбнулась:
- Обыграйте нашего чемпиона, а то он от успехов земли под собой не чувствует.
- О-ле-чка!.. - крикнул Соболь, подняв над головой кий. - Против меня?
- Да, против. - Она еще раз взглянула на Мельникова, и в глазах ее блеснули искорки лукавства. - Обыграйте, обыграйте, товарищ подполковник.
Когда Ольга Борисовна вышла, Соболь кивнул ей вслед, спросил полушепотом:
- Как?
- Славная женщина, - так же тихо ответил Мельников, - Она замужем?
- Нет.
- Вот и женись.
- Ну, знаешь ли...
- Почему?
Соболь недоуменно посмотрел на товарища:
- Спрашиваешь "почему"? Во-первых, была замужем, во-вторых, с ребенком.
Мельников улыбнулся:
- Причуды старого холостяка.
- Индивидуальность, - отшутился Соболь и, построив шары треугольником, запел: - "Не говорите мне о ней...". Разбивай пирамиду, коллега.
От первого удара желтые блестящие шары мигом раскатились по всему полю, толкаясь о борта и друг о друга.
- Ну, знаешь ли!.. - воскликнул Соболь, принимая воинственную позу. - Подставил ты, брат, красиво. - Он пригнулся, вытянул шею и ловко двинул кием вперед. Шар с коротким стуком влетел в угловую лузу. Зайдя с противоположной стороны, снова прицелился. Опять ловкий удар - и новый шар закачался в сетке средней лузы. Еще и еще прицеливался он, и каждый раз шары, точно живые, ныряли в узкие норы луз.
Соболь картинно выгибался перед каждым ударом, отставляя назад то правую ногу, то левую. При удаче сиял, показывая крупные белые зубы, затем торжествующе подкидывал кий. Все это выходило у него ловко и эффектно, будто у хорошо натренированного циркового артиста. Он забил подряд шесть шаров. На седьмом промахнулся и зло рубанул рукой: