- А-а! - Дарья махнула рукой. - Валяется целыми днями на диване. Все равно, говорит, мне тюрьма. Вот сама хочу поговорить с твоим хозяином.
- И правильно надумала! Все ему выкладывай без утайки. Он поймет. А потом я еще попрошу его проявить внимание. Пошли! Сейчас я ему скажу, чтоб принял тебя.
И тихонько, подталкивая в спину, Елена ввела Дарью в прихожую, потом, обойдя ее, нырнула за портьеру и сказала:
- Лень, к тебе гости!
Коньков сидел за столом, читал газету.
- Что за гости?
- Дарья, по делу. По тому самому. Насчет леса.
- Ага! - Коньков встал, снял китель со спинки стула, стал одеваться. Зови ее!
Дарья вошла как милостыню просить, остановилась у самых дверей.
- Здравствуйте! Я к вам решила обратиться… - она запнулась, - за помощью то есть, - и всхлипнула.
- Проходите, садитесь, - Коньков усадил ее на широкую тахту, сам сел напротив на стуле. - Слушаю вас.
- Я его самого посылала… Сходи, поговори с капитаном. Он человек душевный, говорю, он поймет, - лепетала она тихим голосом. - Про вас то есть. А он загордился. Все равно, говорит, мне тюрьма. Успею еще наговориться. - Она, мучительно сводя брови, поглядела на Конькова и спросила: - Что теперь ему будет?
- Ведь я не прокурор и не судья. Я веду только предварительное расследование. Посмотрим, как дело сложится. Вы мне вот что скажите: где он покупал такелаж? То есть тросы, чекера, блоки… По его документам определить невозможно.
- Кроме него самого, сказать это в точности никто не сможет. И он не скажет.
- Почему?
- Потому что загордился. У него понятие - товарищей не подводить.
- Но как же я смогу установить - сколько на такелаж он потратил? Три тысячи рублей, или две, или не две?
- Так ведь не первый же год он заготовляет лес, и каждый год тратит на такелаж и подвозку леса примерно те же две или три тысячи рублей. Лишнего он не переплатит. Цены знает.
- Да, но где доказательства? Где накладные?
- Кто же вам продаст бухту троса по накладной? Это ж неофициальная продажа, но для дела необходимая.
- Вы странно рассуждаете. Что ж он, по-вашему, не виноват?
- Почему ж не виноват? Если б не виноват, я бы и просить не приходила. Виноват. Я и сама говорю: повинись. А он загордился. Деньги, говорю, счет любят. А он одним сплавщикам платил по десятке за вечер на подъеме топляка.
- А почему?
- А потому, говорит, что они неурочные, сверх нормы, говорит, ворочают. Оно и то сказать - за пятерку никто бы не пришел топляк поднимать. Работа каторжная.
- Как же оправдать документально эту десятку на нос?
- Никак. Вот за это его и наказывайте. За превышение выплаты то есть. Не себе в карман клал, а рабочим, чтоб работали лучше.
- Иными словами - за растрату?
- Растрата растрате рознь. Иной растратчик как сыр в масле катается, на себя все тратит, а этот растратчик штанов лишних не имеет. Его же и били за эту растрату.
- Вы же говорили, что из-за вас драка произошла?
- Из-за меня только Боборыкин подзуживал лесорубов. Но причина в деньгах. Ваши, мол, денежки бригадир сплавщикам подарил. А плоты, мол, на мель посадил в погоне за собственной премией. И оставил вас с пустым карманом. Они и разбушевались. А теперь одумались - и самим стыдно… Я вас очень прошу: сходите к ним. В нашей гостинице Вилков и Семынин остановились, лесорубы. Спросите их. Они плохого ничего не скажут. Я уверена. Сходите! Сами они не придут к вам.
- Хорошо, схожу, - сказал Коньков. - Учту вашу просьбу.
Дарья встала и заторопилась на выход, кланяясь и лепеча слова благодарности.
Не успела за ней толком закрыться дверь, как вошла Елена, стала оправлять скатерть на столе и, поймав косой взгляд мужа, решительно произнесла:
- Лень, помочь надо. Люди они честные.
- А ты откуда знаешь? - насмешливо спросил Коньков.
- Вот тебе раз! Почти на одной улице живем - и откуда знаешь!
- Чубатов вроде бы тут не жил, - все еще насмешливо возражал Коньков.
- Ну и что? Дарья проходимца не выберет, не такой она человек. Говорят, что она из-за этого и с Боборыкиным расплевалась.
- Ты вот что, на основании того, о чем говорят на улице, в мои дела не вмешивайся. Понятно?
- Скажи какой гордый! Значит, тебе наплевать, что народ думает?
- Я не верблюд, плеваться не привык. И погонять меня нечего, - Коньков вышел, сердито хлопнув дверью.
15
Но в гостиницу он сходил в тот же вечер. За столиком дежурного администратора он застал сельского библиотекаря Пантелея Титыча Загвоздина. Это был сухонький старичок, одетый в серенький простиранный костюмчик, в расшитой по вороту полотняной рубашке, в очках с тонкой металлической оправой. Перед ним во весь стол развернутая газета.
- Здорово, книгочей! - приветствовал его Коньков, как старого знакомого.
- Леониду Семеновичу мое почтение, - подал руку старичок, важно приподнявшись.
- А где Ефросинья Евсеевна?
- Фроська? А корову доит, - отвечал Загвоздин.
- Весело живете! Значит, дежурный администратор корову доит, а библиотекарь сидит в гостинице, дежурит.
- Дак ведь у нас все по-семейному налажено. Или как в орудийном расчете - взаимозаменяемость боевых номеров.
- И кто же у вас числится заряжающим, а кто наводчиком? - усмехнулся Коньков.
- Это смотря по обстановке, - ответил Загвоздин. - На улице, при людях, командую я. А вот в избе она верх берет - и наводит, и заряжает будь здоров.
Коньков поглядел на часы.
- Между прочим, еще восемь часов вечера. И вроде бы вам положено сидеть в библиотеке. Она же до девяти открыта!
- А там у меня внучек сидит, Колька… Оборот налажен, будь спокоен.
Коньков только головой покачал.
- Тут у вас поселились лесорубы с Красного переката. Не знаешь, в каком номере?
- Как не знать! Хорошие ребята, артельные.
- Откуда вы их знаете?
- Познакомились. Вчерась угощал их огурцами солеными, ветчиной…
- А они вас водочкой? Так?!
- В точности, Леонид Семенович. В корень зришь.
- Давно они здесь живут?
- Кажись, дней пять. Завтра собираются отчаливать.
- Зачем они приехали?
- Говорят, деньги хотели получить. Да вроде бы плакали их денежки.
- Почему?
- Начальник у них больно прыткий был. Позарился на дармовой лес, перегрузил плоты, они и сели на перекате. Говорят, до весны не сымешь. В райисполкоме им так и сказали: вот когда весной пригоните плоты, тогда и окончательный расчет будет. А я им говорю: не горюй, ребята, деньги целей будут.
- А где сейчас эти лесорубы?
- В коридоре, "козла" забивают.
- Пригласи их сюда!
- В один момент! - Загвоздин высунулся в дверное окошко, как скворец из скворечни, в коридор и крикнул:
- Сеня, Федор! Зайдите на минутку.
Они вошли вразвалочку, оба в кожимитовых, блестящих курточках, руки в карманы; один могучего сложения, медлительный, второй потощее, чернявый, с бойкими карими глазами.
- В чем дело? - спросил тот, что был покрупнее, лобастый, с залысинами, белобрысый малый, смотревший с вызовом на Конькова.
- Вилков и Семынин, если не ошибаюсь? - спросил Коньков.
- Допустим, - ответил лобастый. Это был Вилков.
- Будем знакомы. - Коньков подал руку. - Я следователь районной милиции.
Вилков и Семынин с явной неохотой протянули руки. Выражение лица у Вилкова было такое, что, того и гляди, зарычит или заматерится.
Загвоздин в момент оценил обстановку и, глянув на свои большие круглые часы, сделал удивленное лицо и сказал:
- Дан, Леонид Семеныч, мне ведь в библиотеку пора. Я Фросе передам, она придет. А пока уж вы подежурьте здесь, - и, деликатно рассмеявшись, ушел.
- Садитесь! - пригласил Коньков лесорубов на диван, сам сел за стол. Что, ребята? Не дают вам окончательного расчета?
- Говорят, ждите, - ответил Семынин, этот был вроде поприветливей.
- Чего ждать? - спросил Коньков, стараясь завязать непринужденный разговор.
- Весенней погоды, - нелюбезно ответил Вилков.
- Во-он что! - протянул Коньков. - И куда же вы теперь?
- Все туда же, - ответил Вилков, - в леспромхоз.
"Не много же вытянешь из тебя, - подумал Коньков с досадой, - эка набычился! Того и гляди, забодает". И перешел на деловой тон:
- Как же вы ухитрились плоты обсушить?
Лесорубы переглянулись, и Вилков, помедлив, произнес:
- Погода подвела.
- А говорят, бригадир виноват?
- Он что, Илья Пророк? Дождями распоряжается? - насмешливо спросил Семынин.
Вилков промолчал.
"Ага, это уже кое о чем говорит, - отметил про себя Коньков. - Значит, топить бригадира не собираетесь". И, делая округлый жест руками, когда желают выразить свое недоумение, Коньков сказал:
- Будто бы он плоты перегрузил… Сроки спуска оттягивал?
- Мы все вместе грузили, - как бы делая снисхождение, процедил Вилков.
- Топляк подымали! - подсказал Коньков.
- Подымали, - согласился Вилков.
- А кран нанимали на стороне?
- Интересно, где ж еще можно взять его, кран-то? - переспросил с усмешкой Семынин.
- Вас посылали не топляк подымать, а лес рубить, - с упреком сказал Коньков.
- Вот мы и рубили, - промычал Вилков.
- На дне речном, - усмехнулся Коньков.
- Если вы везете, к примеру, машину дров и на обочине увидели бросовые дрова, так неужели не остановитесь и не подберете? - спросил, горячась, Семынин.
- Мне, например, другое известно: когда бригадир остановился, чтобы подобрать этот лес, топляк то есть, то не кто иной, а вы сами избили его. Мол, не жадничай.
- Кто это вам сказал? Бригадир? - поспешно спросил Семынин.
- Нет, - помедлив, ответил Коньков.
- Ну, дак спросите самого бригадира. Он знает, кто его бил.
- А вы не знаете?
- Нет. Мы не видели, - твердо ответил Вилков.
- Чудеса в решете! - усмехнулся Коньков. - Может быть, не видели и то, как топляк заготовляли? Откуда кран пригоняли?
- Кран из Америки, - ответил серьезно Вилков.
- А если кроме шуток?
- Дак ведь кран-то один на всю запань, - сказал Семынин. - А работал он у нас в свободные часы. Какие тут секреты?
- Кран работал, а вы дурака валяли. Бригадир нанимал сплавщиков со стороны. Сроки горели… и в конце концов плоты остались на мели. Вот и секрет!
- Это он вам говорил? - спросил Вилков, с прищуркой глядя на Конькова.
- Давайте так договоримся: спрашиваю я, а вы отвечаете.
- А мы не подследственные! - отчеканил Семынин.
- Зато ваш бригадир подследственный. И, может быть, вам не все равно будет он осужден или оправдан.
Вилков впервые взглянул открыто и спросил без обычной своей враждебности:
- Чего же вы хотите от нас?
- Хочу ясности. Значит, так. Сплавщики со стороны работали, а вы гуляли?
Вилков опять насупился.
- Такая уж судьба наша, капитан, - усмехнулся Семынин. - Когда мы работаем, они гуляют. А мы гуляем - сплавщики работают. Взаимовыручка.
- Ага! Довыручались до того, что без гроша в кармане остались. Коньков, упорно глядя на Вилкова, ждал от него ответа.
И Вилков ответил:
- Капитан, если вы ждете, что мы начнем клепать друг на друга, так напрасны ваши ожидания. Этого не будет. Мы все вместе работали, вместе и отвечать будем.
- А за что отвечать? - воспрянул протестующе Семынин. - За то, что позарились на дармовой лес и с погодой просчитались? Так мы уж наказаны за это - до весны без расчета остались.
- Значит, виноватых нет?
- Вам виднее. А мы все сказали. - Вилков встал и направился к выходу.
За ним двинулся и Семынин.
- Это не разговор, - сказал им вслед Коньков.
- Разговор на эту тему исчерпан, - прогудел в дверях Вилков.
Однако разговаривать им пришлось в тот же вечер и на ту же тему, только не с капитаном, а с Боборыкиным.
В гостинице он появился сразу после Конькова.
Поселился Боборыкин на окраине города у старого приятеля - продавца сельпо, но с гостиницы глаз не спускал. Как только узнал, что капитан беседовал с лесорубами, так и заявился с черным пузатым портфелем в руке.
- Ребятки, у меня дело к вам, - зашел прямо в номер. - А сперва причастимся по махонькой и закусим чем бог послал.
Открыл портфель, вынул две бутылки водки, кусок копченой свинины и две банки иваси. Одну бутылку разлил сразу всю по стаканам, сала нарезал.
- Я был в прокуратуре… И в райисполком заходил. Связи кой-какие остались, - подмигнул Вилкову. - Все ж таки я здесь не последним человеком служил. У меня дела по запани. Попутно поинтересовался вашими делами. Кажется, вам что-то светит. Давайте за удачу, одним дыхом! А потом все вам выложу.
Сам выпил целый стакан и, заметив, что Вилков половину не допил, удивился:
- Это нехорошо! Это ты не водку, а зло оставил. Допей, допей!
- Ладно тебе каныжить, - покривился Вилков и взялся за сало.
- А ты не обижайся. Я такой человек - у меня все начистоту. Для начала скажу: вашего орла взяли под следствие…
- Знаем, - перебил его Семынин. - Капитан приходил к нам.
- И что же он предлагал вам?
- Ничего. Так, познакомились, - сказал Вилков.
- И вы не рассказали капитану, что за фрукт ваш бригадир? - удивился Боборыкин.
- А с какой стати? - спросил Вилков.
- Ни хрена себе! Ведь деньги-то он истратил не просто ничейные, а ваши кровные денежки.
- Наши деньги на перекате сели, - сказал Вилков.
- Но, чудак-человек, сплавщикам кидал он по десятке на рыло из вашего фонда!
- И правильно делал. Мы ж не работали.
- Правильно?! По десятке в день!
- А ты попробуй отработай свои восемь часов, а потом еще вкалывай с пяти вечера и за полночь. Поворочай-ка бревна шестнадцать часов в сутки! Вот тогда и поглядим - сколько ты запросишь.
- Им же еще запань платила!
- А ты хочешь, чтобы они даром вкалывали?
- Вот вы и вкалывали даром. Я тебе, дураку, пытаюсь втолковать это, а от тебя отскакивают слова, как горох от стенки.
- Ты подбирай выражения, не то можешь язык прикусить.
Во время этой неожиданной перепалки Семынин молчал, с опаской поглядывал на распалявшегося Вилкова.
- Ну, ладно, ладно! - стал утихомиривать его Боборыкин. - Я ж к вам с добрым советом. Начальство намекнуло, что делать надо. По знакомству, понял? А сделать надо вот что: напишите заявление в прокуратуру: так, мол, и так - наш бригадир или прораб он? Как вы его называете? Не считался с коллективом, заставлял работать в сверхурочные часы и даже по выходным дням. А за то, что мы не соглашались, подменял нас незаконным наемом со стороны, переплачивал случайным рабочим, доводя тем самым нас до отчаянного положения. Ну и все в таком роде. Напишите и завтра же подайте заявление. Вам все выплатят, все до копейки. Точно говорю. Суд прикажет!
- Одного я не могу понять - с чего это ты нас так полюбил? - с усмешкой спросил Вилков.
- Да вы же дети неразумные! - Боборыкин, все более возбуждаясь выпитой водкой, размахивал руками и с жаром говорил: - Мне жаль вас. Все ж таки я работник запани, в управлении состою. А он и вас обидел, и наших сплавщиков разлагал. Такие люди, как Чубатов, хуже заразы. Это ж они воду мутят. И сами жить не умеют, и другим не дают. Он же психопат… Ненормальный! Таких надо либо в тюрьму сажать, либо в сумасшедший дом! Боборыкин пристукнул кулаком по столу.
- Ну, ты и фрукт! - сказал Вилков в изумлении. - А я думал, что ты ненавидишь его из-за Дашки. И еще помогал тебе… По пьянке…
- Очнись! При чем тут Дашка? Он же преступник, растратчик! Его надо на чистую воду выводить. Это долг каждого честного человека…
- Ну, хватит! - гаркнул Вилков, вставая.
В одну руку он взял бутылку водки, второй схватил за ворот Боборыкина и потащил его к двери.
- Да пусти ты, обормот! - Боборыкин вырвался из цепкой лапы Вилкова и вернулся к столу за портфелем. - У меня здесь документы, понял? А вам привет с кисточкой! - В дверях приставил большой палец к уху и помахал растопыренной ладонью.
- Ничего себе компот заварился, - сказал Семынин после ухода Боборыкина. - Что делать будем?
- Придется идти к капитану. Иначе Ивану тюрьма.
- Эх ты, Федя, съел медведя!… Неужто от твоего похода что-либо изменится?
- Не знаю, - ответил тот и зло выбросил в форточку стакан с недопитой водкой.
16
На следующее утро Вилков с Чубатовым встретились неожиданно возле милиции; Вилков выходил от следователя, а Чубатов шел по вызову на допрос. Они не виделись с той самой драки на таежном речном берегу…
Тогда они только что сняли свои пожитки с плотов и сносили их в лодки, нанятые в удэгейском селе. Лодки пригнал Чубатов и застал своих лесорубов на берегу пьяными. Возле них крутился Боборыкин, тоже пьяный, с возбужденным красным лицом. Чубатов сообразил, что, пока он пригонял лодки, этот тип даром время не терял, и грубо обругал его: "Ты, мать-перемать, долго будешь путаться в ногах! Кто тебя звал сюда с водкой?" - "По закону полагается выпить отходную, - ответил тот насмешливо. - Рабочие не виноваты, что хозяин у них обанкротился". - "Чего ты на человека набросился? - загудели лесорубы. - Он же ото всей души. Ничего не жалеет. Компанейский человек". - "Поменьше компании надо было водить, а побольше работать. Вот и не сидели бы здесь на перекате!" - "Это мы, значит, не работали? А ты, значит, работал? Так выходит?!" - "За вашу работу не на лодках везти вас, а пешком по тайге прогнать… Да в шею!" "Нас в шею? Ах ты мотаня! Живодер!" - "Лодыри! Захребетники!" Ну и пошла щеповня.
Первым бросился на него Вилков. Прицелился издали, летел неотвратимо и топал, как сохатый, хотел с разбегу сшибить его всей массой своей увесистой туши. Чубатов, увернувшись от удара, принял его на левое бедро и по инерции легко перекинул через себя в воду. Вторым бежал Семынин, и этого сшиб Чубатов кулаком в челюсть. Потом кто-то треснул его по затылку палкой; в глазах ослепительно вспыхнули разноцветные круги, и он упал, теряя сознание. Когда били его лежачего, он уже не чуял.
И вот теперь они встретились нос к носу. От неожиданности растерянно остановились; Вилков настороженно и выжидательно поглядывал на Чубатова. Тот первым пошел к нему и протянул руку с едва заметной виноватой улыбкой:
- Здорово, Федор! К сожалению, ничем порадовать не могу. Деньги не дают, говорят - ждите весны.
- Слыхали, - ответил Вилков и, чуть помедлив: - А как у тебя?
- Хреново… Наверно, посадят. Отчет не утверждают.
- Я это… к следователю ходил. Сказал ему: ежели для суда нужно, то мы напишем заявление, что наем сплавщиков был вынужденным, из-за нас то есть. Мы и виноваты. И на суд придем.
- Ну, спасибо!
- Ты извини, что так вышло между нами. Погорячились. - Вилков только руками развел.
- Ладно… Я сам виноват, - сказал Чубатов и пошел прочь.
В кабинете у Конькова посреди стола лежала серая папка с крупной белой наклейкой, и - черная надпись: "Дело N_76". Увидев эту папку, Чубатов почуял холодок на спине, и сердце заныло и затюкало… Но виду не подал и говорил, бодрясь: