Так говорили жандармы, так передала матери Чун Сиг. Правда, мать не обрадовалась, наоборот - рассердилась. Она сказала:
- Замолчи, Чун Сиг, ты ничего не понимаешь!
А Чун Сиг думала, что понимала, думала, что многое понимала…
Мать работала в домах богачей, кормила семью. Отца Чун Сиг видела редко. Он появлялся другой раз вечером, а когда девочка просыпалась, его уже не было. В памяти оставались только загрубевшие руки, которые осторожно скользили по волосам. Так девочку никто больше не ласкал.
Раз отец пришел с незнакомым человеком. Незнакомец шутил и даже играл с Чун Сиг. Он показал ей небольшой портрет. "Ленин!" - сказал он. Она не знала Ленина, смотревшего на нее добрыми глазами. Ленин жил где-то далеко-далеко, в другой стране за белыми горами. "А разве есть еще где-то страна?" - спросила Чун Сиг. Ну конечно! Много есть стран. А в той стране, где жил Ленин, бедняки прогнали богатых. Там много детей, они учатся в просторных школах, для них построены дворцы…
В тот вечер Чун Сиг долго лежала с открытыми глазами и думала о большой счастливой стране.
Проснулась она от громкого стука. Потирая кулачком глаза, она видела, как мелькнули к заднему окну две фигуры: отца и незнакомого человека, который так долго и интересно рассказывал ей вечером о большой счастливой стране.
Ворвались жандармы. Они разбрасывали все, что попадалось под руку, заглядывали всюду.
Все поплыло в каком-то угаре. Чун Сиг кричала от страха, ее откинули в угол; на полу недвижно лежала мать; плакала бабушка. А отец-партизан и незнакомый человек успели скрыться.
Много поняла Чун Сиг с того вечера. На этот раз поняла правильно.
С тех пор прошло немало памятных дней. Вместе с матерью девушка радовалась изгнанию оккупантов с родной земли. Вместе с нею она ходила на митинги в центр города. А потом опять началась война. Горели от напалма селения. Народная армия встала на защиту страны от новых оккупантов. Два долгих года длилась схватка героического народа с американской армией и предательской кликой Ли Сын Мана. И справедливость победила. Северная Корея завоевала себе свободу.
Через некоторое время после победы Чун Сиг оказалась в Советском Союзе, среди людей, ставших ей родными. Девушка была счастлива. Занималась она усердно, ей много помогали подруги. Она хотела быть хорошей учительницей.
Как-то после зимней сессии ее вызвали в профком.
- Можно теперь и отдохнуть, - сказали ей.
- Можно, - подтвердила Чун Сиг.
- Поедешь в дом отдыха.
- Кто? Я?..
Вечером она взволнованно говорила Нине:
- Совсем непонятно: я - в дом отдыха! - И все спрашивала: - Может, ошибка?
- Никакой ошибки нет, Чун Сиг, - отвечала Нина. - Кто трудится, тот должен отдыхать. Это наши порядки.
Чун Сиг нравятся такие порядки: хорошие порядки!
Однажды - это было весной - наступил чудесный теплый вечер. Только что прошел дождь. Подруги сидели на подоконнике и, словно зачарованные, вглядывались в сумерки.
Тишину вечера иногда прорезал шум трамвая да со Всполья доносились гудки паровозов. А потом опять все замирало.
Они сидели молча, думали о своем. Нине вспоминался родной городишко Нерехта, мать, которая больше всего сокрушалась, что дочь поедет по распределению на Восток. Уж как она радовалась, когда Нина вместе с Чун Сиг приехала на несколько дней домой! Не знала, куда усадить Чун Сиг, чем попотчевать.
Нина думала о тех днях, промелькнувших очень быстро… Вдруг ей почудилось, что Чун Сиг поет, тихо-тихо. Мелодия была знакома:
…Я другой такой страны не знаю…
- Разве у вас поют эту песню? - спросила Нина.
- Это первая русская песня, которую я узнала на своем языке. Она мне очень нравится…
Сейчас Чун Сиг учительствует у себя на родине.
Я дописываю эти строчки, и у меня встает перед глазами класс. Сорок пар глазенок внимательно смотрит на молодую учительницу.
- Продолжаем наш урок, - говорит она.
Сорок ребятишек мысленно повторяют: "Продолжаем".
Чун Сиг стала хорошей учительницей.
1955 год.
Коммерсанты
I
Мальчишек во дворе много. А вот чтобы они были дружны - этого не скажешь. С утра, бывает, соберутся вместе, но разговаривать станут и поссорятся, а то еще и подерутся. Так каждый день.
Правда, Минька Добрецов и Павлик Уткин никогда не ссорятся между собой. Они и в школе за одной партой сидят, и в кино вместе ходят. Родители их тоже дружат. Когда мать Павлика приходит к Минькиной матери, вспоминают они, как гуляли в девчонках. Послушать их, так можно понять, что и они немало озорничали.
У Павлика, кроме матери, никого нет, а у Миньки есть еще старший брат - шестиклассник Семен, который важничает и все время куда-то торопится. Успевает он только поозорничать над Минькой. Сейчас еще не так, а вот когда Минька был поменьше, Семен стаскивал его с кровати за ноги и держал вниз головой. Минька, конечно, ревел - не очень-то приятно болтаться в воздухе, а Семен пел:
Бедный клоун горько плачет,
Чем-то сильно огорчен.
Успокоить надо, значит,
Чтобы стал смеяться он.
Затем говорил: "Надо перевернуть пластинку", - и ставил братишку на ноги.
Но Минька все равно любит Семена, потому что тот книжки интересные приносит.
Вчера, например, он принес книжку про марсиан. Минька насмотрелся картинок и долго не спал.
Ему приснились марсиане. Это были совсем маленькие человечки, как лилипуты. Они окружили Миньку со всех сторон и все пытались что-то сказать ему на ухо. Минька решил, что это самый надоедливый народ, и стал их отталкивать. Тогда один марсианин, обидевшись, ткнул его палкой в бок. Минька охнул и проснулся.
- И чего тебе не лежится! - услышал он рассерженный возглас Семена. - Все спят как люди, а ты брыкаешься и брыкаешься.
Минька промолчал, хотя и догадался, что в бок его толкнул Семен. Он повернулся к окну. На улице уже во всю светило солнышко. Звенели трамваи. На занавеске мелькали черные тени. Это мимо окна шли прохожие. Шумный городской день начался.
- А самолет на Марс долетит? - спросил Минька.
- Нет, - сонным голосом сказал Семен.
- А вертолет, наверно, поднимется?
- Слушай! Дай человеку выспаться! Тебе сегодня весь день болтаться, а мне ещё уроки учить надо.
Минька обиделся и полез с кровати прямо через брата. В ту же минуту он получил оглушительную затрещину.
- Привыкай к вежливости, - объявил Семен.
Что будешь делать с Семеном! Такой у него характер.
II
Вышел заплаканный Минька во двор и вдруг видит Павлик Уткин прилаживает к забору старый самовар. Так увлекся, ничего вокруг не замечает. Рукава у рубашки засучены. Мастеровой, да и только! Удивился Минька и говорит:
- Чай будешь пить?
- Чудо! - усмехнулся Павлик. - Это у меня душ будет. Как проснусь утром, сразу сюда. Каждый день холодной водой окачиваться буду. Для укрепления здоровья. Погоди-ка минутку.
Он вытер руки о траву и побежал в дом. Вернулся оттуда с полным ведром воды. Минька помог ему вылить воду в самовар. Сразу же из крана на землю полилась тоненькая струйка. Затем Павлик достал из кармана проколотую резиновую грушу и натянул на кран. Теперь вода разбрызгивалась на несколько струек.
- Видишь! - с гордостью сказал он. - Погоди, еще все завидовать будут.
До чего же Павлик умный! Что хочешь может придумать. Река километрах в трех от города. Выкупаешься и пока идешь обратно, все удовольствие пропадает. А теперь можно купаться прямо во дворе.
- И я буду приходить под душ, - сказал Минька.
- Приходи, - разрешил Павлик. - А больше никого не пустим, потому что наш душ, мы его делали.
Они полюбовались душем, пожалели, что еще холодно, купаться нельзя, и собрались было идти на городской базар, где недавно поставили карусели. Но в это время услышали сзади суматошный крик. Оглянулись: катит прямо на них на подростковом велосипеде Олег Кусариков. Правда, сказать "прямо" - не совсем верно, так как Олег выписывал восьмерки.
- Берегись! - вопил он, не в силах остановиться.
Ребята еле успели отбежать. Переднее колесо ударилось об забор, и побледневший Олег вылетел из седла. Сначала он не шевелился, потом застонал, стал вставать. Вся щека у него была в грязи.
Павлик опомнился первый.
- Здорово тебя, - сказал он, помогая Олегу подняться.
Олег зло взглянул на него, растер грязь на щеке.
- Чего разбежались? - укорил он ребят. - Ничего бы вам не сделалось, могли бы и не бежать… Чего смеетесь? Из-за вас упал. Я по той стороне ехал, ничего ехал. А вас увидал, меня и потянуло. Не помню, как около поленницы проскочил.
- Тех, кто не умеет, всегда тянет, - сказал Минька, поднимая велосипед и любуясь им. - Увидишь впереди камень, захочешь объехать и все равно наедешь.
С этими словами он приготовился сесть на велосипед, но Олег - будто не падал - живо подскочил, вырвал машину из рук.
- Свой заимей, тогда и катайся.
Велосипед был новенький, с сверкающими на солнце спицами, с сиденья спускались пушистые зеленые кисточки.
- Пожалел, - обиженно сказал Минька.
Павлик тоже не мог оторваться от велосипеда. Такая роскошь смущала его.
- Совсем Олег не пожалел, - заискивающим тоном выговорил он. - Вдруг ты упадешь, сломать можешь. Вот я не упаду. Я совсем немножко прокачусь…
Но и эта хитрость была напрасной: Олег не дал машины и ему. Тогда Павлик сказал:
- Не съедим твой велосипед. По двору проедем, и все. А ты пока посмотри, какой мы душ сделали.
- Это не душ, а самовар, - определил Олег, не обладающий даром воображения. - Вот у нас в ванной - это душ. Спроси Миньку, он видел.
Минька в самом деле видел. Это случилось, когда Олег не пришел в школу, и учительница попросила Миньку узнать, что с ним. Олег водил Миньку по всем комнатам. В одной они попрыгали на кожаном диване, на котором подкидывало не хуже, чем на трамплине, в другой рассматривали большой ковер с оленями и фотографии родственников. На родственников Минька стеснялся поднять глаза. Они важно смотрели со стены и как будто спрашивали: "А нет ли у тебя, Минька, двоек в дневнике?"
Ходили по квартире долго, заглянули в кухню и ванную. Вот там Минька и видел душ. Напоследок они очутились в маленькой комнатке, где стояла кровать, стол с выдвижным ящиком и этажерка.
- Это моя комната, - сказал Олег. - Могу в ней делать что хочу.
Только он это сказал, вошла домработница с важным лицом, как у родственников на фотографиях, и начала кричать, что будто они не вытерли ноги и наследили по всему полу. Олег тоже стал кричать на нее и топать нарочно. А Минька потихоньку выскользнул за дверь и только на улице перевел дух…
- Ну дай прокатиться! - все еще упрашивал Павлик. - Хоть до калитки… Когда у меня чего бывает, я всегда даю. Просят - и даю.
- Хитер! - сказал Олег и кивнул Миньке. - Он прокатиться хочет. Ему велосипед понравился. А сломаешь? Он денег стоит. Покупай свой, тогда и катайся, сколько знаешь… И ничего ты не даешь: у тебя ничего не бывает.
Олег поднял велосипед и, не рискуя больше садиться на него, отправился, прихрамывая, домой. Ребята провожали его завистливыми взглядами.
- И пусть! - с отчаянием проговорил Минька. - Пусть! Зато у нас душ есть. Еще получше…
Они посмотрели на душ, и он им показался простым мятым самоваром.
- Может, и нам купят. Попросим, Минь! Мне мама давно обещала что-нибудь купить. Перейдешь, говорит, в пятый класс, и куплю…
- Что ты! - прервал Минька. - Разве велосипед купит! Где денег взять? Вот если бы попросить один на двоих… Давай попросим? Один на двоих еще лучше - дольше не надоест. Через день будем кататься. Сегодня ты, завтра я. Или ты до обеда, я после. И тогда Олег пусть больше не хвастается…
III
Однако матери им наотрез отказали. А Семен стал насмехаться над Минькой.
- Купи тебе велосипед - ходить разучишься.
Ребята погоревали и стали думать, что бы такое сделать. Решили играть в расшибалку. Один раз даже выиграли около рубля. Надо было идти домой, а они раззадорились: еще выиграем! И, конечно, проиграли. И тут Минька сказал, что денег им не наиграть за целый год.
Тогда стали собирать тряпье. Набрали громадную кучу, а сдавать принесли, им за все дали только семь рублей. Ребята помрачнели от досады. Взялись за железо, но и оно оказалось не дороже. Меди бы или свинца, но где возьмешь! Самовар отдавать жалко. Единственное утешение! Выбегут утром - и под душ. Накупаются так, что зубы начинают лязгать.
Однажды Павлик сказал:
- Я, кажется, придумал. И еще как придумал. Не хуже велосипеда будет…
В этот день они выменяли на дворе за перочинный ножик два больших куска фанеры. Назавтра около механического завода разыскали толстый железный прут. Потом нашли ровный березовый кругляш… Работа закипела.
Раз заглянул к ним в сарайку Семен. Посмотрел, как ребята трудолюбиво строгали доски, как примеривали их и, не разузнав толком, что они мастерят, сказал снисходительно:
- Напрасно стараетесь. Ничего у вас не выйдет.
Потом походя дал Миньке подзатыльника, устроил Павлику темную и повторил:
- Бросьте, говорю. Займитесь каким-нибудь делом.
Но на следующий день появился снова. Помог из железного прута согнуть педали, часа три провозился с фанерой - обрезал ее, прибил к краям планки. После попросил принести пилу.
- Колеса из кругляша выпилю, остальное сделаете сами. Работы всей пустяк.
Но это только казалось - пустяк. Провозились с самоделкой еще две недели. И вот после этого на заборе около душа появилась красная пятиконечная звезда. Но особенно пахло масляной краской из сарайки, двери которой все время оставались на задвижке. Что там делалось, никто из мальчишек со двора не знал.
А еще через неделю, в полдень, когда ярко светило солнышко, когда тем, кто купается, не хотелось вылезать из воды, когда все живое пряталось в тень, - в этот час из сарайки с пронзительными свистками выкатил двухместный автомобиль. Раскрашен он был под пожарную машину, там, где у всех порядочных автомобилей должен быть мотор, красовалась аккуратно нарисованная звезда, обведенная белой каемочкой. А пониже крупными буквами было выведено: "Марс". Колеса из кругляша были густо покрыты белилами.
Минька сидел за неподвижным рулем, Павлик самозабвенно дул в жестяной свисток. Оба крутили педали.
Автомобиль со скрежетом и грохотом прокружил два раза по пустынному двору и снова был спрятан в сарайке. В этот день его так никто больше и не видел. Видели только Миньку и Павлика под душем. Они отмывали прилипшую к рукам краску.
IV
Среди общего шума слышатся громкие выкрики:
- Семечки! Семечки! Семечки! Пахучи-и-е!
- Яблоки румяные! Покупай, всего двадцать целковых!
- А вот ковер! Всевозможные виды Крыма и волжские пейзажи!
Шумно и весело по воскресеньям на городском базаре. Народ спешит в цирк, катаются на каруселях детишки. Чуть в стороне идет бойкая торговля подержанными вещами. Что хочешь можно приобрести здесь: от глиняного свистка до мотоцикла с коляской. Ничем не удивишь базарных посетителей.
А вот сегодня десятка полтора зевак стоят вокруг самодельного раскрашенного автомобиля. Какой-то гражданин, ради любопытства или шутки, а может быть, всерьез, настойчиво добивается, за сколько хотят ребята продать свой автомобиль.
- Какие вы коммерсанты! - гудит он низким голосом. - Вынесли товар - и не знаете, сколько он стоит.
Минька и Павлик растерялись перед таким наплывом покупателей. Они в явном затруднении.
- А вы сами… Скажите сами, - выкручивается Минька из трудного положения. Павлик одобрительно кивает.
- Ага! Сами, - добавляет он.
- Да как же я скажу! - удивляется гражданин их торговому невежеству. - Я, к примеру, полтинник вам предложу, ведь не согласитесь?
- Не согласимся, - вздыхают "коммерсанты".
- Да вы хоть товар лицом покажите. Прокатитесь-ка по кругу.
Испуганные вниманием, Минька и Павлик садятся в автомобиль и едут по кругу. Толпа все прибывает. Когда автомобиль останавливается, гражданин сердито говорит:
- Ну и дураки же вы, братцы. Этакую вещь продавать вынесли! Да такой автомобиль вам самим пригодится!
Все начинают разглядывать машину и хвалить ребят. Они млеют от удовольствия. Еще и еще проезжают по кругу, хотя их об этом никто больше не просит. Павлик сигналит во всю мочь. Минька огладывается гордо, он настолько обрадован и растерян, что все равно никого и ничего не видит.
- Так сколько же вы хотите? - допытываются из толпы.
- Сколько дадите, - теперь уже беззаботно отзывается Минька. Сейчас для него главное - не продажа, а всеобщее внимание. Куда там карусель или цирк! Что может сравниться с подобным зрелищем! И героями выступают не кто-то, а Минька и Павлик. Никто из мальчишек мечтать не смеет о такой чести. Минька толкает Павлика в спину, и автомобиль снова едет к удовольствию взрослых покупателей и зависти ребятишек.
Ездят и ездят ребята по кругу, оглядываются гордо по сторонам. В это время из толпы раздается хорошо знакомый возглас:
- Это ваш, да, автомобиль? Продаете?
Повернули головы: так и есть - Олег Кусариков. Рядом полная, хорошо одетая женщина.
- Здравствуйте! - продолжает Олег. - Это вы сами сделали? Здорово! А мы на каруселях катались. Мама, это наши ребята. Минька у нас был.
- Идем, Олежка, идем. Нечего тут делать.
Но куда там! Олег впился глазами в автомобиль, оторваться не может.
- Давай я за тебя покручу педали, - предлагает он Миньке. А тому сразу вспоминается, как Олег вырвал у него велосипед, как не давал по двору прокатиться… Он смеется Олегу в лицо.
- Не трожь! Пожалуй, не купишь!
- А может, куплю!
- Купи, тогда и садись!
И снова автомобиль катит по кругу. Оглушает свисток грохочут колеса. Минька правит прямо на Олега, кричит:
- Посторонись!
Олег пятится, но от машины не отводит глаз. Она ему очень понравилась.
- Пойдем, Олежка, - зовет мать.
- Купи, мама!
- Что ты, Олежка! Куда мы его ставить будем? Пойдем.
Но не таков Олег, требовать он умеет.
- Купи! - кричит он и топает ногой.
- Хорошо, хорошо! - торопливо говорит мать. - Спроси, сколько они хотят.
- Сколько вы хотите? - спрашивает Олег.
Минька и Павлик переглядываются. Они бы сказали: сколько дашь, но знают, что Олег жадный, обманет.
- Просите пятьдесят рублей, - подсказывают из толпы.
- Пятьдесят, - говорят ребята.
- Они с ума сошли! - ужасается мать Олега. - Пойдем отсюда.
В толпе хохот. Но теперь уже смеются не над продавцами, а над Кусариковыми. Олег топает обеими ногами и ни за что не хочет уходить, мать его уговаривает.
- Хорошо! - сдается она наконец. - Предложи им двадцать пять рублей, и пусть везут к нам домой.
- Не отдавайте, ребята, - опять вмешивается гражданин. - Такую вещь сделали! Да вы же настоящие конструкторы! И потом деньги. Зачем они вам понадобились? Ну, допустим, мороженое или там конфеты. Да разве это может сравниться с машиной! Не с чем-нибудь, - с машиной!