Руководила расстановкой автономных сейсмических станций на разрезе опытный ученый, ленинградка Градова. Ее голос разносился по всей палубе, водился за нею грех: самые простые, привычные работы сопровождала громкими командами, мужчины из ее отряда сейсмологов относились к этому терпеливо. И хотя она любила привлекать к себе их внимание "оптом и в розницу", как говаривали они меж собою, они продолжали сосредоточенно свое дело.
Радиоакустические буи на длинном кабеле принимали сейсмические волны, проходящие через толщу пород океанского дна. Потому-то изящный, но вполне весомый буй, напоминающий лодочку с высокой мачтой, нафаршированной точной аппаратурой, вступал во взаимодействие со специальной пушкой, чьи выстрелы в океанской глубине и вызывали самое образование сейсмических волн.
Свою начальницу, Градову, сейсмологи и прозвали "мадам Пушка", но произносили они это прозвище добродушно, хотя и подустали от ее многословия и повышенного тона. Сама же работа, кропотливая, требовавшая точности в отлаживании приборов и терпения во время зондирования, их занимала. Уже имея сведения о сложной структуре земной коры, разбитой на систему гряд рифтовыми ущельями, они располагали, по просьбе Шерохова, разрезы глубинного сейсмического зондирования так, чтобы те легли в пределах одной и той же структуры, в условиях наиболее однородной коры. Такая система была Шероховым опробована и в Атлантике, и в Тихом и Индийском океанах и уже показала существенные различия глубинного строения коры и верхней мантии под различными грядами рифтовой зоны и в рифтовых ущельях.
Для сейсмологов, как и для геофизиков, эксперимент Шерохова создавал сам по себе климат общей увлеченности. Возможно, и Градова не осталась бы равнодушной к этой атмосфере, но, как шутили ее сотрудники, "черт Пушку попутал", она чуть ли не пари заключила, что Шерохов поддастся ее гипнотическим женским чарам или ему несдобровать. Но эта полушутка-полуугроза имела причину и более серьезную во все более нарастающем раздражении ее нервов.
Перед экспедицией в Ленинград приезжал талантливый и влиятельный ученый из того же института, где работал Шерохов. И он хотя и мимоходом, но дал понять Градовой, что сотрудничество с Шероховым малоперспективно. И, возможно, тот в последний раз возглавляет экспедицию от института, хотя проработал, она знала, Шерохов в нем три десятка лет, начав ходить в экспедиции еще студентом.
Слупский на ветер слов не бросал, ему прочили и высокие административные должности, а Нинель Петровна Градова, как натура впечатлительная, не могла пренебречь его сигналами.
Невольно она минусовала в рейсе то, что при иной погоде в их институтах она б наверняка плюсовала. Пожалуй, такой психологический механизм срабатывал сам по себе, она помаленьку, кстати и совсем некстати, по мелочам конфликтовала с Шероховым, хотя доподлинно знала - он игнорирует попытки придавать таким конфликтам серьезный смысл. Уже это обстоятельство само по себе подхлестывало упрямую Градову. И тут подвернулась как нельзя более кстати для нее возможность затеять нешуточный спор о дальнейшем маршруте судна.
По вине британских властей, не торопившихся дать согласие на заход судна на остров Святая Елена и подвластные одному и тому же губернатору острова Тристан-да-Кунья, оставалась открытой возможность повернуть в сторону от прямой цели экспедиции, от подводного Китового хребта, и, сделав зигзаг, поработать близ берегов Бразилии и, главное, совершить заход в Рио-де-Жанейро - один гигантский Христос, статуя в сотню метров высотой, царящая над городом, стоит того. Мощные офисы, жуткие фавелы, кварталы нищеты - какой материальчик для будущих пересказов-рассказов?! Уже не говоря о дешевых магазинчиках Рио, где большой выбор вещей, вот и скромную валюту там очень удачно можно потратить.
Кто возьмет под сомнение, что руководили ею в том споре самые серьезные, как нынче принято выражаться, принципиальные побуждения? И разве на самом деле не так? Она без труда уговорила старика профессора-биолога поддержать со своим отрядом ее позицию, да и славные ее сотрудники были вовсе не против таких приятных коррективов в рейсе.
Возражал Шерохов спокойно, доказывая: будет слишком большая потеря рабочего времени на переходах к Рио-де-Жанейро и обратно к Китовому хребту. А программа работ экспедиции обширна.
Как подгадывает случай, чтоб еще осложнить осложненное, никому не ведомо, но в разгар работ, уже в середине марта, оборвался трос одного донного сейсмографа, потом другого. Однако продолжали простреливать профиль, идя на север вдоль оси рифта.
Привык Андрей в экспедиции писать Наташе не в один присест, уже знал, когда случится оказия, как раз и времени не останется на толковое письмо. Почти каждый день писал он пусть и коротко, но она могла, взяв карту, проследить движение "Петра Митурича", места станций, ощутить ритм работ, процесс накопления материалов. Давно уже они убедились в том, что по приезде многие важные моменты поиска как бы канут, растворятся в предположениях, выводах. А он дорожил ее участием и в анализе собранных фактов, и в подготовленных им сообщениях.
Привычка писать ей изо дня в день диктовалась и потребностью души. Он мог внезапно, среди почти деловых строк, протиснуть полупризнание в тоске по ней. Тут уж на выручку к нему приходили, как извечно велось, небо, звезды, игры света в океане.
Он написал ей в письме в тот день, когда подходила к концу обширная станция:
"Все эти дни высоко в черном небе загоралась лучистая звезда Венера, под такой вот благосклонной к нам богиней-звездой мы и вкалывали. Я готов благодарить и сам океан за добрую погоду. Нет зыби. И сейчас за иллюминатором моей каюты редчайшей голубизны небо, на его фоне уж наверняка выхваляются белые мостики нашего судна, его снасти. Только вызывают печаль саргассовы водоросли да безжизненные зоны океана, где ни рыб, ни птиц, но синева спасала нас и там.
Я не показываю вида, но мне претит кроме отвратительной стародавности механизмов вроде злосчастной лебедки и небрежность техническая. Вчера надо было брать трубку, ты знаешь, как мы ждем каждую, каких, увы, физических сил стоит всем нам многотонную спустить ее, поднять. А оказался несмотанным капроновый фал с лебедки. Ну, а потом обрыв фала, потеря донного сейсмографа на глубине двух тысяч метров. Погрузили другой на глубину трех с половиной километров и теперь махнули полным ходом с профилографом через зону разлома Уэйна…
Наташа, чудится мне, когда пишу, что и ты не так далеко в этот момент, и наш дом-кораблик двинулся навстречу мне. Сейчас полигон кончился, я отсиживаюсь в недрах судна, в каюте 382.
Ну у кого на свете есть жена, которая видит судно так ясно, как будто сама идет на нем вместе со мною по Атлантике? Ты знаешь, число экспедиций, в которые ходил я, нисколько не поубавили моего удивления перед каждой встречей с океаном. Но если об Атлантике я мечтал в юности сперва один, то потом еще сильнее стремился идти по ней, когда мы вместе так хотели этого.
И сейчас все внове. Переговариваемся по радио с судном Ламонтской обсерватории "Вимой" - ты-то ее хорошо помнишь наверняка. Какое ж счастье приваливало нам, когда уже к концу года моего пребывания в Ламонте все-таки удалось приехать и тебе и мы смогли за два месяца промчаться "сквозь Штаты". С "Вимой" и у тебя наверняка связаны самые добрые воспоминания, мы ж немного ходили на ней с нашим другом, таким спокойным и располагающим Дирком Хореном.
Тут мне передали от Дирка лучший из возможных для нас подарков - "Облик глубин", его монографию о флоре и фауне океанического дна с великолепными фотографиями. И черно-белые, и цветные выполнены так, что не налюбуешься. Как ты догадываешься, большинство фотографий самого Дирка. Этот потомок своих голландских пращуров оправдал происхождение от нации мореходов и трудяг, да еще к тому же распрекрасных садоводов.
Сегодня я распинался вовсю. Пока сеанс наших переговоров с тобою прекращаю. Да, еще Питер привез мне письмо, полученное на мое имя в Ламонте, его прислала наша приятельница, отважная ирландка Хэб Иенси. В письме есть средь разного любопытного "прочего" английский перевод с ирландского. Я не любитель прописей, но милая Иенси так искренна:
Вчерашний день - лишь сон
А завтрашний лишь призрак,
Так счастлив будь ты тем,
Что выпало тебе сегодня…Под этими виршами не подписываюсь: и вчера для меня не сон, а путь через реальность, и не только мою. И завтра не призрак, даже если не суждено мне вступить в него самому. Не кори меня, но зачем расхожие истины всаживать в стихи? Ты часто возражаешь: с хорошими стихами не полемизируют, их или пускают в душу, или захлопывают перед ними дверцы. Мне ж стихи напоминают кристаллы, и я долго любуюсь, раздумываю над ними. Ну, а ложное глубокомыслие, да еще втиснутое достойным партнером в письмо, огорчает".
5
В ту же ночь на судне произошел несчастный случай: при спуске донного сейсмографа груз сорвался и раздробил фалангу на ноге незадачливого матроса Сушкина. Перед тем один из молодых сейсмологов, желая выказать особую физическую лихость на глазах у Градовой, самовольно оттеснил опытного матроса от лебедки и не подстраховал спуск концами фала. Непрошеный доброволец проморгал момент, когда груз завис, и не потянул фал до отказа. Шерохов жалел парнишку и навестил Сушкина в лазарете. Выйдя оттуда, столкнулся с Градовой, похоже было, она подкарауливала его. Уперев руки в бока, она преградила ему путь.
- Вряд ли это ЧП украсит ваш отчет, да и не поздоровится капитану Ветлину, где же техника безопасности? А моральный урон?! Даже я почувствовала себя не в своей тарелке - кровь на борту, уф-ф! - Градова кокетливо передернула плечами, заглядывая в глаза Шерохову.
- Нинель Петровна, нападение - лучшая защита, но из рук вон то, что лихачил ваш Снегирев. Да еще переговариваясь с вами, то есть с вашего благословения, и халтурил за счет четко отлаженной уже раньше работы палубной команды. Договоримся, когда действительно нужна помощь наших сотрудников, не отлынивать, а вот шутки шутить по ходу работ не стоит. Но разбирательство проведет специальная комиссия, пока не будем устраивать самодеятельность и работать под Сивиллу. Кстати, быть может, вы еще не знаете, но получено согласие властей Канарских островов на заход двадцать восьмого марта в их столицу Лас-Пальмас.
Сменив деланный гнев на милость, Градова всплеснула руками:
- Браво! Но, кажется, ваше начальство в Москве тоже что-то долго колебалось?
- Быть может, теперь-то, Нинель Петровна, когда суша даст возможность перевести дыхание после океана, к тому же все сделают на Канарах необходимые покупки, несколько поутихнут и страсти с заходом в манящее Рио-де-Жанейро?!
- Сравнили вы несравнимое…
Два дня изрядно штормило, а на третий, едва поутихло, с "Вимы", американского судна, запросили разрешение переправить на борт "Петра Митурича" студентку-стажера, чтобы судовой врач оказал ей помощь. Из-за собственной оплошности она серьезно повредила мизинец правой руки.
Хотя ветер упал до трех-четырех баллов, когда Шерохов вместе со старпомом подошел на шлюпке к американскому океанографу, "Виму" мотала килевая качка. Солнце село в восемнадцать десять, как ревниво заметил старпом, сердясь на быстроту исчезновения светила.
- Тут и в девятнадцать часов под нос суют тебе ночь, - проворчал он.
Андрей, едва шлюпка приблизилась к "Виме", попытался стоя обменяться дружескими приветствиями со своими давними коллегами, но куда там!
Девушка с перевязанной рукой ожидала их у борта, приняли ее прямо на руки, благо была невысокого росточка, тоненькая.
Волнение усиливалось, шлюпку захлестывало, и Сэнди, смахивавшая на подростка-мальчишку, с узким встревоженным личиком, судорожно вцепилась в руку Шерохова.
На судне в лазарете врач срочно сделал ей операцию, обнадежил - фаланга сохранится.
Андрей навестил больную и, как ребенку, долго рассказывал ей, пересыпая речь английскими поговорками, свою любимую русскую сказку о Василисе Премудрой, заговаривая боль Сэнди.
Через два дня, когда они уже переправили девушку обратно на "Виму", Градова при всех - они выходили из кают-компании после обеда - с шутливой укоризной заметила:
- Теперь-то мне все понятно - вы уже в том возрасте, когда интересуются только юными пери, притом малютка Сэнди, конечно, мила.
Андрей сделал вид, что не расслышал нелепую, пошловатую фразу, но невольно подумал: даже поднаторевшие в напраслинах торопятся сами выдать себя с головой.
Градова постепенно сама и перечисляла, что именно она собиралась брать на вооружение в том случае, если он не пойдет на приятную для нее мировую, то есть на сближение с нею.
Но едва вышел на палубу и увидел, как вспархивают, словно воробьи, летучие рыбки под самым носом судна, забыл о мелких напастях.
Отчего-то думалось о том, как много вроде бы знаешь о человеке, которого любишь, а может, скорее всего и не знаешь, а догадываешься, какие в себе он носит миры, о которых и сам не подозревает. Так случилось, что увидел он, когда работал в Ламонте, в Нью-Йорке, портрет русской балерины, жены художника.
Пикассо написал этот с виду пластично спокойный, женственный образ не в свойственной ему в начале двадцатых годов манере. Как бы погруженная в свое внутреннее ви́дение, сидящая женщина с небрежно заколотыми на затылке волосами, с одной движущейся, падающей прядью на шее, с обнаженными руками, сложенными на груди, поразила Андрея сходством с Наташей - одновременно доверчивая и замкнутая в себе. Одетая в белое платье, подобие туники, та балерина договаривала Андрею, какие силы души таятся в Наташе.
Когда жена приехала в Ламонт и он отвез ее в галерею, она долго стояла у портрета, он привлек Наташу, но не уловила она свою удивительную, как казалось Андрею, даже таинственную связь с этим образом.
- Странно, - заметила она, - линии так и текут, плавно, сильно, будто написан портрет в один сеанс, а вмещено тут все - и душевный строй обаятельного создания, и отношение художника, не только влюбленного в модель, а в то, что открылось ему…
Он не решился признаться, что находит в этом полотне догадку художника, делавшую и его, Андрея, счастливым, когда приходил сюда один, в гости к единственной картине. Он подолгу вглядывался в нее и вновь испытывал потребность прийти и свидеться…
Меж тем шла обычная экспедиционная жизнь. Накапливались новые материалы, и чаще Андрей беседовал с американскими коллегами, возвращались они и к исследованиям, которые вместе вели в разных частях Мирового океана, показывали участникам рейса свои слайды - возникали дискуссии.
Желая привлечь внимание к собственным планам, как она выразилась, "вполне конкретным и практическим", Градова вновь, но теперь уже несколько лихорадочно, принялась, по ее выражению, за "свой женский бильярд". Настаивала она уже перед самым заходом в Лас-Пальмас, чтобы Шерохов "затвердил" и заход в Бразилию.
- Вам не жаль времени, какое мы уже затратили на эти дебаты?
- Я не большой любитель, Нинель Петровна, запасных вариантов. Вынужден это повторить вам. Вся-то экспедиция затевалась для исследования Китового хребта и в случае разрешения властей островов Святой Елены и Тристан-да-Кунья…
"Дама под сорок", как любила острить сама собеседница Шерохова, видимо, собиралась дать решительный бой и по-своему подготовилась к нему. Сидя против Шерохова, она ласково поглаживала свои распущенные волосы, - перед этой встречей внезапно переменила прическу и даже цвет волос, сильно перекрасив их хной. Выдержав паузу, она парировала:
- Наш отряд имел варианты работ на случай, если заходы на острова не состоятся. Нам же и директорами обоих институтов, вашего и нашего, именно на такой случай оставлена возможность пойти к берегам Бразилии с заходом, - она чуть ли не пропела, - в Рио-де-Жанейро!.. Кстати, все жаждут поработать близ берегов Южной Америки, ну, и, конечно, пробыть несколько дней в Рио, сами подумайте, когда еще такая возможность представится!
Она полуприкрыла глаза, желая дать Шерохову время, чтоб он все-таки обратил внимание на ее необыкновенно длинные и темные ресницы. В наборе дежурных острот была и такая, давно обкатанная ею: "Жена на берегу, а сейсмологиня на борту". Впрочем, работала она безотбойно, руководила своим многочисленным отрядом умело, но, не имея к тому ни малейшего повода, все еще упорно старалась как-то сблизиться с Шероховым. Считая его ханжой, она не упускала случая вступить с ним в спор и склонила на свою сторону почтенного и тихого профессора, руководителя отряда биологов из Ленинграда.
Шерохов задержался после обеда в кают-компании, когда Нинель Петровна попросила его о серьезном разговоре "с глазу на глаз". По опыту знал, если она зайдет в его каюту, будет крайне трудно прервать беседу и деликатно выдворить темпераментную собеседницу.
Вот и сегодня она начала постепенно раздражаться, в ее голосе появились угрожающие нотки.
- Что ж, если надо, я и самостоятельно свяжусь с руководством своего института, а то и с вашим директором Коньковым, он вроде б вас в последнее время не больно-то жалует. Слыхала, старомодным становитесь, теряете гибкость. Да вряд ли она и была вам присуща.
Градова спохватилась, теперь говорить пыталась будто и шутливо, но уже изнемогала под потоком собственных доказательств, теряла контроль, хватаясь за то, что было под рукой, запасец оказался про всякий случай еще заготовленным на дальнем берегу. И зачастила, "Рио-Рио" уже высверкивало, как острие клинка…
Шерохов встал:
- Я соберу всех начальников отрядов, обсудим вместе, если нам и не разрешат заход на острова, мы должны и можем провести драгировку поблизости от них, поработать с вашей аппаратурой, со сейсмопрофилографами, а ежели пойдем к Бразилии, на переходах потеряем слишком много дней…
- Я же знаю, - она откинулась на стуле так, чтобы показать, какая у нее длинная, "просто лебединая шея, легкие, упругие груди", - все эти постоянные определения, как сокрушенно говорили даже ее почитатели, сама и выкрикивала на чьих-то днях рождения, чуть-чуть перебрав шампанского, и считала такую рекламу собственных прелестей невинной, но конечно же подогревающей шуткой. Теперь она медлила, Повторив несколько раз и многозначительно свое "знаю".
- Вы ищете доказательств для торжества своей гипотезы. Я, конечно, не так поднаторела в английском, как вы, проводя в Америках не то что недели, а иной раз месяцы и годы, но все же уловила тут в дискуссиях, как вы наших американских коллег берете на абордаж своими будто бы и очевидными доказательствами. Они вроде б и соглашаются. Но при их системе субсидирования работ не так-то просто им публично заявить о смене курса, потому они исподволь вроде б и "да" вам скажут, а сами… Но у нас ваша гипотеза о неоднородном строении дна океана заведомо будет отвергнута самыми авторитетными нашими силами. Вы из-за теории готовы жертвовать интересами коллег. Ну пусть мы не так знамениты, как вы, но некоторые из нас, согласитесь, вполне перспективны. И мы же не илоты, мы все значимые единицы, пусть нынче числимся и в одном ансамбле. Кстати, мы тут собрались на паритетных началах, не так ли?..
Она еще раз погладила сама себя по волосам, потом провела ладонью по своей шее, слегка поводя плечами.