- Верно, верно, все это верно. Только не всегда наступают по удобной местности. Помните, под Сталинградом? - лукаво улыбнулся генерал, и лицо его стало мечтательным и совсем молодым. - Местность на левом берегу Дона очень удобная, и реки форсировать не нужно. Бей по равнине и окружай сталинградскую группировку. А советское командование решило совсем не так. Ударили мы с донских плацдармов, затем форсировали Дон у Калача, и в итоге - огромный успех. Вот вам и выгода местности. Главное - учесть все факторы: группировку противника, местность, положение своих войск. Диалектически решить вопрос.
Зазвонил телефон. Дубравенко взял трубку. Лицо его опять нахмурилось, глаза посуровели и стали темнее, правая рука порывисто придвинула тетрадь, и по чистой страничке забегал карандаш.
- Опять на левом фланге наступает?.. В атаку бросил больше двух батальонов пехоты и тридцать танков?.. А на остальном фронте и, главное, на правом фланге попрежнему тишина. Хитрят немцы, явно хитрят.
Дубравенко закрыл глаза, сжал ладонями голову и задумался. Потом грузно оперся о стол, циркулем зашагал по карте. Он морщил лоб, часто ерошил щетинистые волосы, время от времени звонил то в оперативный отдел, то начальнику разведки, то командующему артиллерией.
- Ну вот, кажется, и все, - взглянув на часы, встал со стула генерал. - Идемте, Аксенов, к командующему.
Алтаев вскинул негустые рыжеватые брови и прищуренными, не по возрасту задорными глазами пытливо оглядел вошедших.
Дубравенко, встретив взгляд Алтаева, на секунду задержался у двери, словно раздумывая, стоит или не стоит входить, и упругими шагами подошел к широкому столу, от края и до края застеленному картой.
- Садитесь, Константин Николаевич, - кивнул Алтаев на стул у противоположного конца стола. - Проходите, майор, что вы у двери застыли?
Аксенов, прижимая к правому боку папку с бумагами, неловко шагнул, зацепился носком сапога за край ворсистого ковра и чуть не упал. На лице командующего мелькнула и тут же угасла не то насмешливая, не то сочувственная улыбка.
- Ну что ж, Дмитрий Тимофеевич, послушаем начальника штаба, - полуобернулся Алтаев, и только сейчас Аксенов заметил члена Военного совета армии генерал-майора Шелестова.
Шелестов молча кивнул головой и придвинул стул ближе к командующему.
Дубравенко развернул свою карту.
Он кратко охарактеризовал положение армии, подчеркнул, что за счет ввода в бой крупных резервов противника в полосе армии создалось равновесие в силах, а по танкам противник даже имеет тройное превосходство.
Алтаев на углу карты чертил какие-то значки. Присмотревшись, Аксенов увидел линию обороны и синие стрелы, пронизавшие эту оборону.
Дубравенко также увидел рисунок командующего и, продолжая говорить, стал смотреть на него.
- В такой обстановке армия наступать не может. Фронт широкий, а сил мало. Основная наша задача - удержать внешний фронт окружения будапештской группировки противника, не дать возможности ударом извне спасти ее от разгрома. Следовательно, при таком соотношении сил эта задача может быть выполнена только обороной. Закрепиться и быть готовым к отражению любых ударов противника!
Последние слова Дубравенко прозвучали строго, как приказ.
Шелестов взглянул на него и что-то беззвучно прошептал. Крупная рука его взялась было за карандаш, но вдруг потянулась к часам.
Дубравенко понял это как напоминание о том, что пора переходить к выводам.
- Главное сейчас: определить, какими силами может противник нанести удар с целью спасения окруженной группировки.
Алтаев, Шелестов и Дубравенко склонились над картой. Перед их глазами, обозначенные разноцветными значками, группировались полки и дивизии, черными кружками темнели огневые позиции артиллерии и минометов, сплюснутым овалом синела окруженная в Будапеште группировка немецко-фашистских войск. За линией переднего края обороны противника на холмах западной Венгрии и Чехословакии, в предгорьях Альп и примостившейся у Дуная Вены таилась неизвестность. Что делалось там, за этой линией? Возможно, по извивам железнодорожных линий дымят вереницы эшелонов с танками и пехотой? Возможно, в ночной темноте и под прикрытием снегопада с хребта на хребет переваливают колонны войск и техники? Быть может, в садах, лесах и балках сосредоточились и готовы к действиям полки и дивизии?
- Противник к Будапешту будет рваться. Это факт! Это безусловно, - не поднимая головы, проговорил Алтаев, - но цели его гораздо шире. Это продолжение той же самой борьбы за "альпийскую крепость", продолжение борьбы за выгодный мир…
Аксенов следил за некрупными, в синих прожилках, руками командующего, порывисто передвигавшимися от Будапешта к Вене, от Вены к Мюнхену, и ему казалось, что голубоватые под припухшими веками глаза его видят все, что делается и в Вене, и в Мюнхене, и в таинственной синеве Альп.
- Создать "альпийскую крепость", отсидеться там, затянуть войну, под шумок договориться с англо-американцами и, таким образом, избежать поражения, - закончил мысль командующего член Военного совета.
- Совершенно правильно, Дмитрий Тимофеевич, - взглянул на него Алтаев, - тем более, что положение у союзников сейчас критическое. Арденнский удар расколол их фронт на две части. Англо-американцы ошеломлены, растерянны.
- Да и среди командования у них что-то неладно, - сказал Шелестов. - Англичане ругают Брэдли и до небес превозносят Монтгомери.
- Из-за чего бы они ни ругались, - заметил Алтаев, - совершенно ясным остается одно: в рядах союзников разлад. А только этого и добивается Гитлер. Арденнский удар явно имел целью поссорить союзников и заключить сепаратный мир. Англичане и американцы поссорились. Теперь Гитлер постарается показать свою силу. Он наверняка будет продолжать удар в Арденнах и нанесет удар на нашем фронте. А где ему выгоднее всего у нас быть? Конечно, под Будапештом. Этим ударом он одновременно достигает двух целей: во-первых, пытается спасти свою окруженную группировку. А как-никак эта группировка составляет сто восемьдесят тысяч человек. Это почти равно тому, что он бросил в наступление в Арденнах. А во-вторых, удачный прорыв к Будапешту покажет союзникам, что Гитлер еще силен. Поэтому вопрос о том, что гитлеровцы будут рваться к Будапешту, не вызывает никакого сомнения. Неясно только одно: где будет нанесен удар, какими силами и когда…
Генералы еще ниже склонились над столом, раздумывая о событиях, которые могут развернуться в ближайшее время.
В их работе наступил момент, когда нужно все оценить, взвесить и принять окончательное решение, которое определит смысл и содержание действий многих тысяч людей. Ни в одном из видов человеческой деятельности нет такой ответственности, как в работе командира. Конструктор, строитель, механик, принимая решение, может руководствоваться точными проверенными данными, а выбрав одно решение, может в ходе выполнения дополнить, уточнить и даже в корне изменить его. Полководец, принимая решение на ведение боевых действий, всегда имеет перед собой тысячи неизвестных деталей, каждая из которых может не только сорвать его замысел, но и погубить много людей. Успех трудовой деятельности людей обычно определяется окружающей средой, силами природы и поведением людей, выполняющих замыслы руководителя. Эти же препятствия встают и перед руководителем воинского коллектива, но к ним добавляется еще одна важная и наиболее влиятельная сила. Эта сила - противник, группы людей, которые действуют в прямо противоположном направлении. Следовательно, полководцу в своей деятельности приходится учитывать три основных фактора: окружающие условия, в которых будут проходить действия, поведение людей, войск, выполняющих замыслы полководца, и противодействие противника, с которым придется вести бои. Каждый из этих факторов складывается из десятков, сотен, тысяч составных частей, внешне, может быть, незначительных, но в общем ходе событий оказывающих огромное влияние.
Так и сейчас перед тремя генералами вставали десятки вопросов, на которые нужно было искать ответы.
Гвардейская армия раскинулась на фронте более полутора сотен километров. Ее войска располагались и на берегу Дуная, и на склонах гор, и на словно проутюженной равнине. Были на этой местности большие города, села, маленькие фольварки; проходили шоссейные, грунтовые, железные дороги; протекали реки, ручьи, каналы. Все это создавало понятие о местности. Но стоило только вдуматься, представить себе, как на этой местности будут действовать войска, и вся картина менялась. Безобидный ручей, игриво журчащий меж холмов, одновременно мог оказать большую помощь и стать причиной бедствия. Если на его берегу войска построят оборону, то он явится препятствием для противника и поможет гвардейцам разгромить врага. А если этот же ручей окажется в тылу гвардейцев и через него не будет построено ни одного моста, то он затруднит передвижение войск, не даст им во-время подойти к полю боя и тем самым окажет помощь врагу.
В низинах и балках удобно укрывать от огня противника войска и технику, но в ненастье низины и балки наполняются водой.
Приветливое село на склоне горы может служить хорошим укрытием для гвардейцев - и это же село может укрыть и противника.
Раздумывая и обсуждая, генералы от фланга к флангу изучали местность, еще и еще раз вскрывали выгоды и невыгоды каждого предмета и намечали, как лучше использовать природные условия для борьбы с врагом.
Не меньшую загадку представляли и свои войска, те самые люди, которые будут выполнять замыслы командования. Если в мирной жизни, в быту, та или иная черта характера человека оказывает влияние на его близких, на нескольких человек, то в условиях войны влияние этой же черты может распространиться на десятки, сотни и даже тысячи людей. Предположим, пулеметчик Н. - хороший, смелый человек, но по складу своего характера он не всегда может принять самостоятельное решение и ждет, когда ему прикажут выполнить ту или другую работу. И вот против этого пулеметчика противник бросился в атаку. Пулеметчик ждет, когда ему командир прикажет открыть огонь, а командир в это время тяжело ранен и командовать не может. И пока пулеметчик ждал, противник ворвался на позиции.
Если человек с таким же характером не пулеметчик, а командир взвода, роты или батальона, то из-за его нерешительности может погибнуть немало людей.
С другой стороны, люди смелые, решительные иногда поступают необдуманно, горячатся, не учитывают всех особенностей обстановки. Видит, например, такой человек, что противник изготовился для атаки, и сразу же открывает огонь. Он уверен, что поступил правильно, а на самом деле допустил ошибку. Своим огнем он обнаружил себя преждевременно и дал противнику возможность использовать свое преимущество в количестве огневых средств. А стоило этому человеку выждать немного, подпустить противника ближе и внезапно обрушиться на него всей мощью своего огня - и противник никогда бы не мог возобновить атаку.
Но не только люди оказывают влияние на ход военных действий, - многое зависит и от правильного использования боевой техники. Грозная сила - пулемет в борьбе против атакующей пехоты, но этот же пулемет ничего не сделает тяжелому танку. А быстроходный танк на минном поле оказывается бессильным, не имея помощи саперов. Каждый вид оружия, каждый род войск наибольшую пользу может принести только тогда, когда он правильно используется, с учетом всех слабых и сильных сторон. А эти стороны нужно знать и уметь предусмотреть характер их влияния в различных условиях местности и боевой обстановки.
И генералы один за другим оценивали свои части и соединения, их подготовленность, обученность, умение вести бой в различных условиях, учитывали способности их командиров и штабов, определяли, кому что можно поручить и кому какую оказать помощь. Они учитывали свойства различных видов боевой техники и особенности различных родов войск, определяя, кто и где может действовать с наилучшими результатами.
Но самая большая трудность в деятельности полководца - определение возможностей, замыслов и намерений противника. На войне все силы людей направлены на то, чтобы победить противника, и победить меньшими силами, с наименьшими потерями. Для этого используются все возможности человеческого разума, воля, хитрость. И побеждает в конечном итоге тот, кто перехитрил, обманул своего противника, сумел противопоставить ему большее количество сил и средств и с наибольшей полнотой использовать все особенности условий боевой обстановки.
События на войне развиваются стремительно, время приобретает решающее значение. Если вчера перед гвардейской армией стояло всего шесть дивизий противника, то сегодня их может быть десять, двадцать, тридцать. Если вечером на каком-то участке не было ни одного вражеского танка, то к утру их могут быть сотни.
И руководители гвардейской армии считали и пересчитывали силы противника, раскрывали то неизвестное, без чего нельзя было принимать решение. А неизвестного было очень много. В последнюю неделю погода испортилась, начались снегопады и густые туманы. Ни с земли, ни с воздуха нельзя было рассмотреть, что делалось в расположении противника.
И в эту же неделю резко повысилась бдительность противника. При малейшем движении вблизи переднего края он открывал огонь. Разведчики с трудом взяли нескольких пленных. Но и они ничего ценного не показали.
Где ударит противник? Когда? Какими силами? В мучительных раздумьях генералы отыскивали ответы на эти вопросы. Удара можно было ждать и в центре и на правом фланге.
- Выход может быть только один, - после долгих раздумий произнес Дубравенко, - использовать местность. На правом фланге легче создать сильную оборону. Горы скуют наступление противника. А все проходы прикрыть войсками и минами. Дивизию Чижова усилить. На берегу Дуная поставить в оборону еще одну дивизию. Армейские резервы держать в центре. Только в центре! Отсюда легче маневрировать.
- Да, это наиболее целесообразное решение, - согласился Шелестов. - Только надо помочь Чижову вести окопные работы. У него даже больших лопат мало. А кирок почти нет.
- Хорошо, - подытожил Алтаев, - мнение у всех одно. Усилить правый фланг, резервы держать в центре в готовности к маневру и ждать удара противника в центре и на правом фланге. Аксенов, берите бланк шифровки, пишите.
Алтаев, глядя на карту, диктовал короткие боевые приказы командирам корпусов.
- Сейчас же передать шифром, - вызвав адъютанта, приказал он и задумчиво, словно рассуждая сам с собой, продолжал: - Основа всех наших действий - маневр силами и средствами. Если противник наносит удар на правом фланге, мы снимаем часть сил, главным образом артиллерии, из центра и с левого фланга, усиливаем правый, создаем на участке прорыва превосходство или равновесие и, таким образом, срываем наступление противника. Если удар будет в центре, то центр усиливаем за счет правого и левого флангов. Главное - маневр должен быть гибким, своевременным, скрытым от противника…
IV
Аксенов вышел из дома командующего и, сойдя с крыльца, невольно остановился. Над землей стояла по-зимнему тихая ночь. Многодневный снегопад прекратился, небо расчистилось, и в бесконечно далекой, прозрачной пустоте искрилась, мерцая и переливаясь, изумрудная россыпь звезд. Луна только что поднялась над горизонтом и по всему селу разбросала длинные голубые тени. Воздух - прозрачный и чистый, - казалось, звенел и переливался. И все вокруг было по-весеннему радостно и торжественно. Длинный ряд домов, серебристых и искрящихся в лунном свете, уходил далеко под гору и там словно растворялся, сливаясь с туманно-молочным, невидимым отсюда полем. Опушенные снегом деревья словно спали.
Аксенов боялся пошевелиться и скрипом сапог нарушить безмолвие. После всего, что он знал, видел и передумал, это безмолвие как-то странно подействовало на него. Казалось, нет ни войны, ни притаившихся где-то невдалеке вражеских группировок. Вспомнилась такая вот ночь - лунная и безветренная, - когда он шестнадцатилетним пареньком ехал на первую самостоятельную работу. Тихо поскрипывали полозья розвальней, перебиваемые хрустом конских копыт. Подводчик, старый колхозник, насвистывал бесконечную, одному ему известную песню. А сам Аксенов - молодой инструктор райкома комсомола - в тулупе, валенках и в легонькой городской кепке лежал на соломе и думал, как будет он проводить комсомольское собрание, что скажет парням и девушкам, чем сумеет заинтересовать их, всколыхнуть и заставить поступать так, как требуют партия и комсомол. И совсем не думал он тогда, что пройдет всего два года и он круто изменит свой жизненный путь; что беспокойная, но увлекательная работа инструктора райкома комсомола останется только далеким воспоминанием, а все его силы будут отданы армии, воспитанию воинов, подготовке их к защите Родины.
И сейчас, через десяток трудных и тревожных лет, ему казалось, что, собственно, в его жизни ничего не переменилось. Тогда он все силы отдавал работе с людьми, воспитанию людей, укреплению колхозов, борьбе с остатками кулачества, и теперь он также занимается и воспитанием людей и борьбой с врагами, - правда, борьбой несравнимо более жестокой и опасной, чем в те времена, но имеющей одну и ту же цель - защиту и укрепление советской власти, завоеваний и достижений родного народа. И сейчас, в эту лунную, не по-фронтовому тихую ночь, он чувствовал себя таким же комсомольцем, как и в годы юности, хотя давно комсомольский билет сменил на партийный, а мечта о хороших, густых усах сменилась досадной необходимостью ежедневного бритья.
И только одну перемену, ощутимую и острую, он чувствовал в себе. Это было его отношение к личной жизни, к семье. Много девушек - разных и по облику и по характерам - встречал он на своем жизненном пути. И все они проходили через его жизнь, не вызывая в душе тяжелых и мучительных переживаний. А теперь, когда он достиг зрелости и стал по-настоящему сильным мужчиной, все переменилось. Служба, работа, дружба с товарищами уже не могла полностью насытить его жизнь. Не хватало еще чего-то важного и существенного, такого же необходимого, как работа, пища, отдых. Вначале он не понимал, а вернее, не задумывался всерьез, что было это недостающее, важное и существенное. Но сама жизнь, суровая фронтовая жизнь с постоянной опасностью подсказала ему ответ на вдруг возникший вопрос. Это недостающее была любовь. И любовь, по-настоящему сильная и здоровая, вспыхнула у него во время боев под Сталинградом, когда он снова встретился с Настей. С тех пор она все время жила в его мыслях, близкая и дорогая, а затем вдруг отдалившаяся, но ставшая еще необходимее и дороже. Особенно больно и тревожно было ему в последние месяцы, когда он почувствовал, что теряет Настю.
Глухой обвальный грохот оборвал мысли Аксенова. На фронте вновь разгоралась артиллерийская перестрелка. Снаряды рвались часто и глухо. Вскоре к ним присоединились пулеметные очереди. Луна закрылась тяжелой тучей, и все вокруг стало мрачным и тревожным.
Зябко передернув плечами, Аксенов встряхнулся и торопливо пошел по улице.
Нащупывая ногами ступеньки, он поднялся в прихожую дома, который занимал оперативный отдел штаба армии. В углу неосвещенной комнаты послышался приглушенный шопот. Не успел Аксенов вытащить фонарь из кармана, как его кто-то обнял за плечи.