- А как ты думаешь, почему я здесь очутился? - ехидно спросил удав. Он почувствовал, что Задумавшийся совершенно не знаком с богатством и многообразием форм предательства.
- Не знаю, - отвечал Задумавшийся, - мало ли куда удав может забрести.
- Так знай, - отвечал удав, чувствуя, что превосходство знаний - тоже немалое удовольствие. - Король через Глашатая объявил, что ты здесь. А Глашатаем на этот раз был так называемый Находчивый кролик.
Младой удав без колебаний предавал предателя Глашатая. Он был обозлен на него за все свои мучения. Чтобы у Задумавшегося не оставалось никаких сомнений, он даже прочел ему песенку Глашатая.
- Расшифровать, чтобы не мучился? - спросил он у Задумавшегося.
- Ясно и так. - отвечал Задумавшийся, глубоко опечаленный этим предательством. - Такого я не ожидал даже от нашего Короля. Ты слышал, Возжаждавший?
- Я потрясен! - воскликнул Возжаждавший. - Но может, это провокация?!
- Нет, - сказал Задумавшийся грустно, - я узнаю бездарный стиль нашего придворного Поэта. Ну, что ж, я осуществлю до конца коварный замысел Короля, чтобы ты мог потом его разоблачить.
- Что ты этим хочешь сказать, Учитель?! - в ужасе воскликнул Возжаждавший.
- Придется пожертвовать жизнью, - печально и просто сказал Задумавшийся.
- Не надо, Учитель! - воскликнул Возжаждавший. - Мне без тебя будет трудно… И потом, Король объявит, что он был прав, что твоя смерть - результат неправильных научных выводов.
- А ты для чего? - отвечал Задумавшийся. - Ты же все видел. Моя смерть наконец раскроет глаза нашим кроликам на своего Короля. А насчет гипноза ты теперь все знаешь и все можешь повторить.
- Все равно, Учитель, - взмолился Возжаждавший, - я тебя очень прошу, не надо этого делать!
- Нет, - сказал Задумавшийся, - я не знал, что наш Король так глубоко погряз в подлости, раз он способен предавать кроликов удавам. Теперь от него всего можно ожидать. Он может объявить, что я проводил свой опыт с больным, малокровным удавом. Нет, это вполне здоровый, нормальный удав, и он сейчас сделает свое дело.
- А я не буду тебя глотать! - неожиданно воскликнул удав и слегка отполз назад.
После всего, что здесь случилось, он чувствовал великую неуверенность в гипнозе и теперь боялся опозориться. Он даже слегка отвернулся от Задумавшегося, как отворачиваются капризные существа от неугодного блюда.
- Молодец, удав! - радостно воскликнул Возжаждавший. - Один раз в жизни сделаешь доброе дело.
- Вы это можете называть, как хотите, - презрительно прошипел удав и снова украдкой посмотрел на Задумавшегося, стараясь почувствовать, до чего у него худое и невкусное тело.
- То есть как это не будешь глотать? - строго спросил Задумавшийся.
- А вот так и не буду! - раздраженно воскликнул удав. - То крот меня обманул, то Глашатай обещал верняк, а ты тут ушами ерзаешь, разговариваешь, чихаешь в лицо!
- Я тебе не дам испортить мой опыт, так и знай, - сказал Задумавшийся и так строго посмотрел на удава, что тот слегка струхнул.
- Давай разойдемся по-хорошему, - мирно предложил удав. - Я скажу, что не нашел тебя, тем более крот меня сбил с дороги. А вы тут еще расплодились… Откуда я знаю, кто из вас настоящий Задумавшийся? Может, ты нарочно жертвуешь собой, чтобы спасти настоящего Задумавшегося?
- Мы теперь оба Задумавшиеся, - сказал Возжаждавший, отчасти чтобы окончательно запутать удава, отчасти из тщеславия.
- Вот именно, - согласился удав, - мне дано право на отглот одного Задумавшегося, а вас тут двое. Я даже не понимаю, как вы могли родить друг друга? Кто из вас крольчиха?
- Ты видишь, как они плохо нас знают? - сказал Задумавшийся. - Миф о всезнающих удавах порожден кроличьим страхом.
- Судя по всему, - снова обиделся удав за своих, - ты тоже своих кроликов не очень-то знал…
- Это горькая правда, - согласился Задумавшийся, - но я тебя заставлю проглотить меня!
- Никогда! - воскликнул удав. - Кролик не может заставить удава его проглотить!
- Ты еще не знаешь, насколько твой желудок сильнее твоего разума, - сказал Задумавшийся и стал замирать.
Младой удав презрительно отвернулся от него, потом несколько раз блудливо посмотрел на него и, убедившись, что кролик не шевелится, начал оживать и вытягиваться в его сторону.
- Конечно, - бормотнул он, глядя на Задумавшегося неуверенным и именно потому особенно наглым взглядом обесчещенного гипнотизера, - после долгой дороги перекусить не грех…
- Учитель! - крикнул Возжаждавший. - Но ведь твоя смерть - это уход от борьбы. Ты оставляешь наше дело…
- Тихо, - остановил его Задумавшийся, - а то ты его опять напугаешь. Я любил братьев-кроликов и делал все, что было в моих силах. Но я устал, Возжаждавший. Меня сломило предательство. Я знал многие слабости кроликов, знал многие хитрости Короля, но никогда не думал, что этот вегетарианец способен проливать кровь своих же кроликов. Я столько времени отдал изучению врагов, что упустил из виду своих. Теперь я боюсь за себя, я боюсь, что душа моя погрузится в великое равнодушие, какое бывает у кроликов в самый пасмурный день в самую середину Сезона Больших Дождей. Кролики не должны видеть меня таким… Ты будешь продолжать дело разума. И тебе будет во многом легче, чем мне, но и во многом трудней. Тебе будет легче, потому что я передаю тебе весь свой опыт изучения удавов, но тебе, милый Возжаждавший, будет и трудней, потому что твоя любовь к родным кроликам должна приучаться к возможности предательства. Моя любовь этого не знала, и мне было легче. Я передаю тебе наше дело и потому пользуюсь правом на усталость.
Удав, который все это время наползал на Задумавшегося, старался не думать о том, что Задумавшийся довольно худой кролик, а, наоборот, стараясь думать, что Задумавшийся самый умный кролик, и он, проглотив его, лишает племя кроликов самого умного кролика и в то же время заставляет его ум служить делу удавов. Эта мысль его настолько взбодрила, что он…
- Учитель! - крикнул Возжаждавший в последний раз и зарыдал, потому что пасть удава замкнулась за Задумавшимся.
- Я покажу этой сволочи Королю! - горько рыдал Возжаждавший. - Я покажу этому выскочке Находчивому! Сволочи, какого великого кролика загубили!
Удав, пошевеливая челюстями, незаметно уползал, прислушиваясь к рыданиям Возжаждавшего и одновременно ко вкусу проглоченного кролика. Он чувствовал не то стыд за то, что проглотил такого замечательного кролика, не то стыд за то, что проглотил его с такими долгими унизительными церемониями.
Как-то это все неловко получилось, думал он, зато теперь весь его ум во мне… Это точно. А вдруг и в самом деле нет никакого гипноза? Или мой перестал действовать… Нет, я просто слишком устал… Во всяком случае, одно точно, весь его ум теперь во мне… Когда его тело после обработки станет моим телом, его уму будет некуда деваться, и он станет моим умом…
Так думал младой удав, уползая в джунгли, стараясь отгонять всякие тревожные мысли о своих гипнотических способностях. От тревожной неуверенности мысль его вдруг возносилась к самым радужным надеждам.
В конце концов, что мне гипноз, думал он. Имея сдвоенный ум кролика и удава, я могу стать первым среди соплеменников. Великий Питон, например, вообще не ловит кроликов, ему готовеньких подают… Еще неизвестно, кто теперь умней. И вообще, вдруг промелькнуло у него в голове, почему удавами должен править Питон? Правда, он близок нам по крови, но все-таки инородец.
- Удавами должен править удав! - вдруг громко прошипел он и сам поразился глубине и четкости своей мысли.
Уже действует, подумал он, а что же будет, когда кролик переварится целиком?
Тут он окончательно успокоился и, найдя теплое местечко в зарослях папоротника, свернулся и задремал, стараясь умнеть по мере усвоения Задумавшегося.
В тот день весть о предательстве Находчивого распространилась в джунглях, чему, с одной стороны, способствовала мартышка, оповестившая об этом, можно сказать, все верхние этажи джунглей, а с другой стороны, конечно, Возжаждавший.
Кролики пришли в неистовое возбуждение. Некоторые говорили, что этого не может быть, хотя в жизни всякое случается. Они от всего сердца жалели Задумавшегося. В то же время они испытывали чувство стыда и тайного облегчения одновременно. Они чувствовали, что с них наконец свалилось бремя сомнений, которые им внушал Задумавшийся. Неизвестная жизнь в условиях желанной безопасности и нежеланной честности казалась им тяжелей, чем сегодняшняя, полная мрачных опасностей, но и захватывающей дух сладости проникновения на огороды туземцев. И чем сильней они чувствовали тайное облегчение, тем горячей жалели Задумавшегося и возмущались неслыханным предательством.
И хотя они, честно говоря, всегда не любили следовать его мудрым советам, теперь, когда его не стало, они искренне почувствовали себя осиротевшими. Оказывается, для чего-то нужно, чтобы среди кроликов был такой кролик, который наставлял бы их на путь истины, даже если они не собирались идти по этому пути.
К вечеру почти все взрослое население кроликов собралось на Королевской Лужайке перед дворцом. Кролики требовали чрезвычайного собрания. Дело попахивало бунтом, и Король, прежде чем открыть собрание, велел страже прочистить запасные выходы из королевского дворца. Всегда во время таких тревожных сборищ он приводил в порядок запасные выходы.
- Чем лучше запасной выход, - говаривал Король среди Допущенных, - тем меньше шансов, что он потребуется…
На этот раз положение было очень тревожно. Как всегда, перед началом собрания над королевским сиденьем был вывешен флаг с изображением Цветной Капусты. Несмотря на то, что цвета в изображении Цветной Капусты на этот раз были смещены самым таинственным и многообещающим образом, кролики почти не обращали внимания на знамя. Иногда кое-кто взглянет на новый узор Цветной Капусты с выражением бесплодного любопытства и, махнув лапкой, окунается в ближайший водоворот бурлящей толпы.
Наконец кое-как удалось установить тишину. Король встал. Чуть пониже него стоял Находчивый, испуганно зыркая во все стороны своими глазищами.
- Волнение мешает мне говорить, - начал Король скорбным голосом. - В толпе прозвучали страшные слова… Меня, отца всех кроликов, обвинили чуть ли не в предательстве.
- Не чуть ли, а именно в предательстве! - выкрикнул из толпы Возжаждавший.
- Пусть будет так, - неожиданно уступил Король, - я выше личных оскорблений, но давайте выясним, в чем дело…
- Давайте! - кричали из толпы.
- Долой! - кричали другие. - Чего там выяснять!
- Итак, - продолжал Король, - почему Глашатай попал на Нейтральную Тропу? Да, да, я лично его послал. Но для чего? К сожалению, друзья мои, по сведениям, поступающим в нашу канцелярию, резко увеличилось количество кроликов, без вести пропадающих в пасти удавов. Из этого неминуемо следует, что удавы в последнее время обнаглели. Возможно, до них дошли слухи о новых теориях Задумавшегося, и они решили продемонстрировать силу своего смертоносного гипноза. Что же нам оставалось делать? Показать врагу что мы притихли, впали в уныние? Нет и нет! Как всегда, на гибель наших братьев мы решили отвечать сокрушительной бодростью духа! Нас глотают, а мы поем! Мы поем, следовательно, мы живем! Мы живем, следовательно, нас не проглотишь!
(В этом месте раздались бешеные аплодисменты Допущенных к Столу и Стремящихся быть Допущенными. По какой-то странной ошибке позднее во всех отчетах об этом собрании эти аплодисменты были названы "переходящими во всеобщую овацию". Возможно, так оно и было рассчитано, потому что Король в этом месте остановился, может быть ожидая, что аплодисменты перейдут в овацию. Но аплодисменты, не переходя в овацию, замолкли, и Король продолжал говорить.)
- …И вот наш Глашатай с песней был послан на Нейтральную Тропу, где он должен был, как это, кстати, записано в нашем королевском журнале, пропеть в ритме марша текст на мелодию "Вариации на тему Бури"!
- Текст! Текст! - бешено закричали кролики из толпы.
Некоторые из них свистели в пустотелые дудки из свежего побега бамбука. Это считалось нарушением порядка ведения собрания и каралось штрафом, если королевская стража находила свистевшего. Но в том-то и дело, что стража обычно не находила свистевшего, потому что свистевший тут же съедал свой свисток, если к нему приближалась стража.
- Текст, собственно говоря, сочинил наш придворный Поэт, - сказал Король, озираясь, и, как бы случайно найдя его в числе Допущенных к Столу, кивнул ему. - Пусть он зачитает свой божественный ритм…
Поэт уже давно рыдал о судьбе Задумавшегося, проклиная в душе коварство Короля, который навязал ему написание этого стихотворения. Но ему надо было думать о своей судьбе, и он, продолжая всхлипывать по поводу гибели Задумавшегося, быстро сообразил, кстати, не без намека Короля, как выпутаться из этой истории.
Он вышел вперед и заявил:
- Текст, собственно говоря, условный… Он должен был прозвучать…
- Мы не знаем эти тонкости, - перебил его Король, - ты зачитай кроликам то, что ты написал.
- Пожалуйста, - сказал Поэт и с каким-то презрительным смущением задергал плечом. - Собственно говоря, я хотел предварить текст некоторыми пояснениями. Мне удалось найти своеобразный фонетический строй, который своей угнетающей бодростью давит на победную психику удавов, то есть я хотел сказать…
- Текст! Текст! Текст! - закричали кролики и засвистели в свои бамбуковые свистульки. - Не надо ничего объяснять…
- Я, собственно говоря, хотел предварить, - сказал Поэт и, еще раз дернув плечом, прочел:
Пам-пам, пим-пим, пам-пим-пам!
Ля-ля, ли-ли, ля-ля!
Пим-пам, пам-пам, пим-пим-пам!
Но буря все равно грядет!
Вот, собственно, что он должен был пропеть, разумеется, на мелодию "Вариации на тему Бури".
Поэт сел на свое место, поглядывая на небо в поисках случайного буревестника.
- Вариации вариациям рознь, - грозно подхватил Король его последние слова и, обратившись к Находчивому, спросил: - А ты что пел?
- Это же самое, - пропищал Находчивый, потрясенный предательством Короля и Поэта.
Как и всякий преданный предатель, он был потрясен грубостью того, как его предали.
Он не мог понять, что грубость всякого предательства ощущает только сам преданный, а предатель его не может ощутить, во всяком случае с такой силой. Поэтому любой преданный предатель, вспоминая свои ощущения, когда он предавал, и сравнивая их со своими ощущениями, когда он предан, с полной искренностью думает: все-таки у меня это было не так низко.
Не успел потрясенный Находчивый пропищать свое оправдание, как сверху раздался голос мартышки.
- Неправда! - закричала она, свешиваясь с кокосовой пальмы. - Я все слышала, и моя дочка тоже!
- Мартышка все слышала! - закричали кролики. - Пусть мартышка все расскажет!
- Братцы-кролики, - кричала мартышка, глядя на воздетые морды кроликов, - друзья по огородам туземцев! Мы с дочкой сидели на грушевом дереве возле Нейтральной Тропы. Я ее обучала вертикальному прыжку… Я ей говорю, чтобы при вертикальном падении прочно захлестывался хвост…
- Не надо! На черта нам сдался твой вертикальный прыжок! - стали перебивать ее кролики. - Ты нам про дело говори!
- Хорошо, - несколько обидевшись, кивнула мартышка, - раз вы такие эгоисты, я это место пропущу. Так вот, обучаю я дочку… и вдруг слышу - по тропе идет Глашатай и поет такую песню:
Задумавшийся некто
На холмике сидит.
Пам-пам, пам-пам, пам-пам-па
И Ля-ля-ля-чий Брод.
Но буря все равно грядет!
В толпе кроликов раздался страшный шум возмущения, свист, топанье.
- Предатель! Предатель! - доносились отдельные выкрики. - Некто - это наш Задумавшийся!
- Я сразу же поняла, что он предает Задумавшегося! - закричала мартышка. - И тогда же плюнула ему в лицо!
- Молодец, мартышка! - закричали кролики. - Смерть предателю!
- Так исказить мой текст! - воскликнул Поэт, в самом деле искренне возмущенный искажением своего текста.
Он дважды предатель, подумал Поэт, исказив мой текст, он предал меня, а потом уже предал Задумавшегося. Почувствовав себя преданным, он окончательно забыл о своей доле вины в предательстве Задумавшегося: какой он предатель, если сам предан!
Король гневно смотрел на Находчивого. Кролики постепенно притихли, ожидая, что он скажет ему.
- Значит, - мрачно обратился к нему Король, - ты так пел:
Пам-пам, пам-пам, пам-пам-па!
И Ля-ля-ля-чий Брод?
- Да, - еле слышно признался Находчивый.
- А разве я тебя учил так петь?
- Нет, - начал было Находчивый испуганно, - вы просили…
- Молчи! - крикнул Король. - Отвечай перед народом: ты внес отсебятину в текст или не внес?!
- Внес, - сокрушенно кивнув головой, подтвердил Находчивый. Ведь он и в самом деле пропустил в третьей строчке слово, на котором настаивал Король.
- Внес отсебятину, - с горестным сарказмом повторил Король. - Куда внес? В королевский текст? Когда внес?
Именно сейчас, когда, с одной стороны, напирают удавы, а с другой стороны, никогда раньше опыты по выведению Цветной Капусты не были так близки к завершению.
- Король не виноват, - закричали кролики с удвоенной энергией, радуясь, что им теперь не надо бунтовать, - да здравствует Король! Негодяй внес отсебятину!
- Почему внес? - закричал Король, вытянув лапу обвиняющим жестом. - Не мне отвечай, отвечай всему племени!
- Братцы, помилосердствуйте, - закричал Находчивый, - каюсь! Каюсь! Но почему так получилось? Я все время думал над тем, что нам рассказал Задумавшийся. Мне очень, очень понравилось все, что он нам рассказал про гипноз. Я ему поверил всем сердцем. И я решил: чем быстрей он докажет нашему Королю и нам, что он прав, тем лучше будет для всех. Я же, братцы-кролики, не знал, что так получится…
- Кто тебя просил?! - кричала возмущенная толпа. - Предатель, негодяй!
- Пустите меня, - раздался истошный крик вдовы Задумавшегося, - я выцарапаю глаза этому Иуде!
- Простите, братцы! - вопил Находчивый.
- Нет прощения предателю, - отвечали кролики, - удав тебе братец!
Тут наконец поднялся Возжаждавший и произнес лучшую в своей жизни речь. Он рассказал о последних минутах Учителя. Он рассказал все, что видел, и все, что слышал. Многие кролики, слушая его рассказ, тяжело вздыхали, а крольчихи всхлипывали. Плакала даже Королева. Она поминутно подносила к глазам капустные листики и, промокнув ими глаза, отбрасывала их в толпу кроликов, что, несмотря на горе, каждый раз вызывало в толпе кроликов смущенный ажиотаж.
Возжаждавший страстно призывал кроликов развивать в себе сомнения во всесилии гипноза и тем самым продолжать великое дело Задумавшегося.