Наконец подошел поезд. Приехавшие не успели выйти из вагонов, как нетерпеливая толпа начала посадку. Люди лезли в вагоны даже через окна.
Павел и Аскер, протиснувшись в вагон одними из первых, заняли места для всех.
Поезд тронулся.
Женя опять приуныла, сидела молча, не поднимая глаз. Было видно: она все еще не может пережить своей неудачи.
Сергей Васильевич обнял ее за плечи, привлек к себе.
- Моя Женя - человек трудовой и разумный. Она - наш единомышленник, и это радует меня. Любит читать, хорошо разбирается в политических вопросах. Для меня большое счастье, что моя дочь думает так же, как и я.
Пассажиры вагона вели любопытные разговоры:
- Сам русский царь является должником бакинского богача Гаджи Зейналабдина Тагиева!
- Ив этом нет ничего удивительного, ведь Тагиев наполовину царь.
- Гаджи Гаджиага богаче Гаджи Тагиева.
- Глупости! Гаджи Тагиев самый богатый человек на свете.
- Он не смог бы сколотить такого богатства, если бы жил как все люди. Скаредный человек!
- Что ты смыслишь в этих делах, осел?! Сам Насреддин-шах прислал нашему Гаджи письмо.
- Верно! Рассказать, как Гаджи разбогател? Во сне к нему явился святой Али и подарил золотой. Гаджи вскочил спросонок, чувствует, в руке что-то есть. Он быстро зажег лампу и увидел на своей ладони золотую монету, подарок святого Али. На одной стороне монеты было выбито: "Во имя аллаха!", на другой стороне: "Да исполнится воля всевышнего!"
Несколько человек, из тех, кто слушал эти россказни, воскликнули:
- Слава великому пророку Мухаммеду!…
- Хвала всевышнему!…
- Да святится имя нашего пророка!…
- Слава Мухаммеду, сыну аллаха!…
Рассказчик продолжал:
- Гаджи присоединил этот золотой к своему богатству, после чего оно начало расти еще больше. Сколько бы Гаджи ни тратил, его деньгам не будет конца. Утром и днем он берет и берет из своего сундука, а вечером приходит и видит: сундук снова полон. Разве это не великое чудо?!
- Действительно! Моя покойная бабушка ходила в дом Гаджи, готовила ему еду. Однажды покойная жена Гаджи пришла на кухню и говорит: "Эй, женщины, совершите омовение, я покажу вам золотой, который святой Али подарил во сне Гаджи". Покойница бабушка рассказывала, что, когда жена Гаджи вынула из шелкового кошелька волшебный золотой, всем показалось, будто в кухне засияло солнце.
Рябой старик-азербайджанец, сидевший напротив рассказчика, громко заплакал при этих словах:
- Да будет благословен наш святой Гаджи, снискавший милость пророка Али!
На соседней скамье двое мужчин также вели богоугодный разговор.
- В тот вечер, - рассказывал один, - наши души получили неизъяснимое наслаждение. Молла Гади, которого можно считать океаном мудрости, и молла Али начали богословский спор. Это было на похоронах мастера Хейруллы, после заупокойной молитвы. Молла Гади удивил нас странным вопросом, обращенным к молле Али: "Ответь мне, являются ли испражнения имама чистыми или нет?" Клянусь всеми вами, молла Али не знал, что ответить, и прямо оцепенел от недоумения. Тогда молла Гади усмехнулся и сказал: "Не ломай голову, молла Али. У имамов нет испражнений. Пища, съеденная имамом, становится потом и выходит наружу через кожу".
Опять несколько человек громко восславили пророка Мухаммеда.
Мамед сказал, обращаясь к Айрапету:
- Темный народ. Кто и когда их перевоспитает?!
Разговоры среди пассажиров продолжались:
- Если кто настоящий человек, так это богач Манташев.
- Все они подлецы!
- Этой ночью на промыслах Манташева кто-то повредил нефтепроводную трубу. До самого утра нефть вытекала па землю.
- Чьих рук это дело?
- Людей Беширбека.
- Гаджи Тагиев - последователь святого Аббаса.
- Поэтому аллах так щедр к нему!
- Святой Аббас тоже пил кровь рабочих.
- Упаси аллах!
- Гаджи женил своего сына на дочери эмира бухарского.
- А старшему сыну взял в жены двоюродную сестру Насреддин-шаха.
- Воистину, это так! А среднего сына он женил на дочери одного из князей Дагестана.
- Кочи Агакерим, этот убийца-наймит, телохранитель, так ловко всадил в него пулю, что она вошла в затылок, а вышла через лоб.
- Теймурбек - это не соперник…
- А что ты скажешь про головореза Беширбека?
- Скажу без преувеличения: он - гордость и защита сабунчинцев.
- А ну, сыграй нам на кеманче!
- К дьяволу вашу кеманчу, дайте спокойно посидеть.
- Ивану кеманча не нравится, ему подавай гармошку!
- Прошу, сыграй песенку "В том цветнике нет розы на тебя похожей…"
- Играй, не бойся. Уверяю тебя, даже Ивану понравится.
- Как тебе удалось избежать суда?
- Одну сотню сунули судье, другую - приставу, вот и все дело.
- А что сказал иранский консул?
- Двадцать пять рублей дали и ему. Мирза Габибхан свой человек.
- В этом нет ничего удивительного. Подумаешь, четыре иранских азербайджанца задохнулись от газа в колодце, добывая нефть!
На станции поселка Сабунчи Сергей Васильевич и его спутники вышли из вагона. К дому Сергея Васильевича шли разными дорогами, разбившись на пары: отец с дочерью, Павел с Аскером, Мамед с Айрапетом.
Лес нефтяных вышек постепенно окутывался вечерними сумерками.
Усталые рабочие медленно плелись по домам. Их одежда, лица, сумки в руках были испачканы нефтью. Многие здоровались с Сергеем Васильевичем, голосами утомленными, глухими, будто стариковскими.
Заводские гудки возвещали начало вечерней смены.
На грязных улочках поселка, по которым кое-где текла сернистая вода с неприятным запахом или стояли нефтяные лужи, шаги сотен усталых ног звучали унылым маршем. Это был марш армии пролетариев, обездоленных тружеников, покорно шедших на ночную смену, чтобы отдать хозяевам накопленную за день энергию своего тела.
Рабочие кварталы являли собой унылую картину: низенькие лачуги с крошечными кособокими оконцами, из которых на улицу падал неяркий, желтоватый свет. Окна напоминали тусклые человеческие глаза. Каменные заборы возле домов то были низкие, чуть ли не на уровне земли, то вдруг сменялись высокими, глухими стенами, выложенными из неотесанного известняка. Стены всех плоскокрыших домов, которые то и дело попадались на глаза, казались черными и будто вросли в землю.
Рядом с нефтяными вышками и заводскими трубами приземистые дома рабочих выглядели особенно невзрачными, если не сказать - убогими.
На порогах этих домов стояли женщины с изможденными безразличными лицами в ожидании своих кормильцев. Тут же у лачуг бегали или копались в земле дети - полуголые, рахитичные, худые - кожа да кости.
Шагая по улице поселка, Павел думал: "Нет, не случайно рабочие поднимаются на борьбу с хозяевами. Им есть за что бороться. К тому же они не рискуют ничего потерять!"
У дома Сергея Васильевича Аскер сказал Павлу:
- Здесь живет человек, который с восемнадцатилетнего возраста, в течение сорока лет отдает силу своих рук ненасытным хозяевам. Положение этой семьи может служить как бы зеркалом, в котором отражается судьба любой рабочей семьи. Это и наше будущее, Павел, - нищета, голод, безысходность!…
Отворив калитку, они вошли в небольшой дворик, огороженный старыми проржавевшими до дыр листами железа.
Несмотря на вечерние сумерки, Павел разглядел в глубине двора несколько желтоватых подсолнухов.
В сарайчике, сколоченном из фанеры и досок, находилось немудреное хозяйство Сергея Васильевича.
Анна Дмитриевна, его жена, только что вернулась домой - она помогала своей подруге, работавшей кухаркой в особняке управляющего нефтепромыслов Манташева.
Приход гостей заставил хозяев дома отвлечься от невеселых мыслей, вызванных отказом дирекции женской гимназии удовлетворить просьбу Жени, мечтавшей сдать экстерном экзамены на аттестат зрелости.
Женя покрыла стол старенькой, протертой во многих местах клеенкой, принесла закипевший самовар.
Стаканов было только три, поэтому пить чай пришлось по очереди. Не хватило для всех и стульев. Аскер и Айрапет примостились на сундуке.
Павел, извлекая из-за пазухи брошюру, которую они намеревались прочесть, бросил взгляд на Женю, затем вопросительно посмотрел на хозяина дома.
Сергей Васильевич понял: молодой рабочий колеблется, можно ли читать при Жене.
- Не беспокойся, - сказал он. - Моей дочери приходится часто читать запрещенную литературу. Все это интересно ей.
- Тогда начнем, - улыбнулся Павел. - Книжка называется "Кто чем живет?"
Когда брошюра была прочитана, Сергей Васильевич сказал:
- У нас в Балахано-Сабунчинском районе проживает много революционно настроенных рабочих. Мне бы хотелось прямо сейчас пригласить сюда некоторых из них. Ребята познакомятся с вами, а вы их познакомите с интересной литературой.
Гости одобрили предложение Сергея Васильевича.
- Женя, - обратился он к дочери, - сходи, пожалуйста, к Заркярову, Брагину и Андрею, попроси их зайти к нам. А если не испугаешься долгого пути, добеги до Кудрата и Насира, пусть и они придут. - Затем, обернувшись к Павлу, добавил: - Заркяров работает у Манташева, Андрей - у братьев Нобель, а Брагин - на "Молоте".
Женя, набросив на плечи платок, вышла.
Сергей Васильевич подсел к столу, ближе к гостям, и заговорил:
- Сейчас мы, бакинские рабочие, не представляем собой значительной силы, ибо разобщены. Однако я уверен, пройдет немного времени, и пролетариат Закавказья станет мощной, сплоченной организацией. Вы, ребята, народ молодой и энергичный. Но и вам трудно. Вы, как и все, тащите на себе ярмо эксплуатации, гнета. Конечно, молодым легче сносить трудности, чем нам, старикам. Вижу, борьба не страшит вас. Решительность - ценная черта характера, но рассудительность и осторожность не менее полезны. Я живу в Баку с 1867 года. В молодости был крепким, сильным парнем. В то время машин совсем не было. Нефть добывали вручную, из глубоких колодцев. Хозяин, принимая рабочего колодезным, устраивал ему своеобразный экзамен: если рабочий в течение десяти часов без передышки поднимал из колодца тяжелые ведра с нефтью, его на работу брали. Спустя два года после моего приезда в Баку здесь начали появляться иностранные концессии. Нефть стали добывать новым способом, так, как это делается сейчас. Прежде нефтяные хозяева платили рабочему, когда им вздумается. Не хотели - и вовсе не платили. Случалось, рабочие по полгода не получали заработной платы. На нефтепромыслах были особые лавочки, в которых мы покупали по талонам черный хлеб. Бакинские рабочие протестовали против таких порядков, происходили частые столкновения с хозяевами. Те, видя такое положение, начали увольнять местных рабочих, и брать вместо них переселенцев из Ирана и России, которые были более покорны. Этим и объясняется то, что сейчас в Баку среди рабочих много русских и армян. Переселенцы из России, Ирана и Армении вынуждены были сносить издевательства хозяев. Голодая, они молчали из боязни остаться без работы, - для них это означало смерть. Для местных жителей, особенно для крестьян, потеря заработка не была столь страшна, ибо многие из них могли пойти работать на свой земельный участок, в свое хозяйство. Труд переселенцев был выгоден хозяевам во всех отношениях. К примеру, рабочего из Ирана, который начинал протестовать против несвоевременной выдачи заработной платы, можно было убить в нефтяном колодце руками наемного палача - кочи, и никто не разыскивал убийцу. Расправиться же с местным рабочим подобным образом было труднее и опаснее, так как его родственники начинали тяжбу против хозяина.
Пришли Заркяров, Брагин и Андрей, Сергей Васильевич познакомил их со своими гостями.
Вначале разговор шел о всяких пустяках, постепенно заговорили о рабочем движении.
- Бесспорно одно, - сказал Павел, - Баку можно считать рабочим центром на Кавказе. Однако, несмотря на это, рабочая организация Тифлиса гораздо сплоченнее нашей. Безрезультатность наших стихийных выступлений, которые неизменно заканчиваются победой хозяев, - есть следствие нашей неорганизованности и отсутствия руководящего рабочего ядра. До тех пор, пока рабочие не будут объединены, пока в наших словах, мыслях и делах не будет единства, мы не сможем достигнуть того, чего желаем. Неорганизованность, стихийные выступления способствуют еще большему закабалению рабочих хозяевами. Кто не знает, что бакинские рабочие в своем большинстве - это разорившиеся крестьяне, пришедшие в город на заработки, выходцы из Ирана, бежавшие от гнета своих ханов, армяне, не вынесшие произвола помещиков, это татары и русские, приехавшие в Баку с берегов Волги, из Саратова, Симбирска и других городов России? Наиболее отсталые среди бакинских рабочих - это татары и иранцы. Приехав в Баку, они продают свой труд почти за бесценок. Нефтяные хозяева, пользуясь отсталостью рабочих, разжигают среди них религиозную и национальную вражду и тем самым еще больше разрушают их единство. В Баку, как и в других местах Закавказья, религиозный фанатизм является наипервейшей преградой на пути сплочения рабочих. Для того чтобы объединить рабочих, нужно создавать социал-демократические кружки. В них надо вовлекать по возможности больше рабочих - азербайджанцев, татар, иранцев…
Когда Павел умолк, в комнате с минуту царило молчание.
- Сможем ли мы сплотить тысячи рабочих в единую организацию? - спросил Андрей. - Создание политических кружков - дело нелегкое.
Женя перебила Андрея:
- Если все присутствующие здесь, а также все остальные наши друзья, будут едины в своих мыслях и действиях, уверена, нам удастся привлечь на свою сторону многих бакинских рабочих.
Сергей Васильевич одобрительно улыбнулся дочери:
- Верно, Женя, верно. Надо действовать! Говорят, под лежачий камень вода не течет. За моими плечами большой жизненный и рабочий опыт. Я хорошо знаю душу рабочего человека. Каким бы неорганизованным он ни был, в сердце он все-таки стоит за определенный порядок, за дисциплину. Рабочие заинтересованы в сплоченности. Такая форма рабочей организации, как политический кружок, явится для трудового человека приятной новинкой. Рабочим осточертела скотская жизнь. Они всей душой будут приветствовать создание подпольных политических кружков - основу крепкой социал-демократической организации. Усиление эксплуатации, безграничная жадность хозяев, которые обнаглели до предела, помогают пробуждению политического сознания даже у самых отсталых и темных рабочих. Поверьте мне, товарищи, на каждом заводе и нефтепромысле, в каждом рабочем коллективе мы найдем единомышленников и сторонников. Однако не следует забывать: капиталисты ищут предателей в рабочей среде. С помощью обмана они вербуют среди отсталых рабочих провокаторов и шпионов. Поэтому, привлекая того или иного рабочего на свою сторону, мы должны хорошо проверить его, быть уверенными в нем!
III
Конфликт Павла с управляющим мастерских Якобсоном и механиком Челманом обострялся.
Челман отлично знал, что Павел, Аскер и Айрапет тайком будоражат рабочих, однако у него не было достаточных оснований для их увольнения. Он побаивался протеста рабочих, в действиях которых все чаще чувствовались солидарность и взаимопонимание.
Но вот наушники Челмана донесли, что Павла и его друзей дважды за последнее время видели в трактире. Этот донос дал Челману повод для увольнения из мастерских "беспокойной четверки". В "уставе", выработанном братьями Нобель для своих предприятий, имелась статья, в которой говорилось, что рабочие, пристрастившиеся к пьянству, подлежат немедленному увольнению. Хотя Павел и его товарищи ни разу не пришли на работу навеселе, тем не менее участь их была решена.
Павла перевели на нефтепромысел в Балаханах, принадлежащий тому же товариществу братьев Нобель, а Мамеда, Аскера и Айрапета уволили вовсе. Те сделали попытку обратиться в суд с жалобой на незаконное увольнение, однако судья не стал на их сторону.
Друзья Сергея Васильевича вскоре помогли им устроиться на работу в железнодорожные мастерские.
В жизни неразлучной четверки произошли изменения, но их дружба не стала от этого слабее. Они продолжали встречаться, вместе посещали рабочий кружок.
Начав работать на новом месте, Павел был вынужден подыскивать для себя и новое жилье. Сергей Васильевич предложил ему поселиться у них. Павел с радостью согласился.
Вскоре он и Женя сделались большими друзьями, проводили вместе свободное время, спорили, читали, обсуждали прочитанное.
Павел помогал Жене разбираться в политических вопросах, а она знакомила его с художественной литературой. Они читали вслух Пушкина, Лермонтова, Чехова, Тургенева и других русских писателей.
Словом, в жизни обитателей маленького домика на окраине рабочего поселка в Сабунчах произошла перемена.
Сергей Васильевич и Анна Дмитриевна радовались:
"У нас теперь есть не только дочь, но и сын", - говорили они соседям.
Время шло.
Однажды молодые люди засиделись до полуночи в комнате Павла. Павел читал вслух брошюру о заслугах Маркса в области политической экономии. Женя внимательно слушала, изредка спрашивая о том, что было непонятно. Случалось, Павел сам начинал объяснять что-либо Жене. "Читай, читай, здесь мне все ясно!" - говорила девушка. Но вот ее голос начал раздаваться все реже и наконец совсем смолк. Глаза Жени закрылись, она уткнулась головой в плечо Павла и заснула.
Павел, боясь разбудить Женю, умолк. Прошло более получаса. Наконец Женя открыла глаза и, тронув книгу рукой, сказала:
- Читай, читай, Павел, здесь мне все ясно.
Он улыбнулся, переводя взгляд на часы.
- Я давно жду, когда ты изволишь проснуться, и уже второй раз перечитываю страницу.
Девушка зарделась.
- Извини, Павлуша, наверное, твое плечо онемело. Если бы ты знал, как сладко мне спалось.
- Напрасно извиняешься, Женя. Не за что.
- А плечо не болит?
- У меня, пока ты спала, так стучало сердце, что я и забыл про плечо.
- Как это понимать? Отчего твое сердце стучало?
Павел смутился, не находя в себе смелости открыто сказать Жене о своем чувстве.
Девушка еще больше покраснела и, пожелав Павлу спокойной ночи, ушла в комнату родителей, где она спала.
В ту ночь Павел долго не мог сомкнуть глаз. Слова Жени в ответ на его попытку открыть ей сердце, трудно было истолковать как-то определенно.
Мысли у Павла запутались. Что принесет ему семейная жизнь?… Счастье? Или, напротив, заботы, тревоги, разочарование? Можно ли мечтать о счастливой жизни в такое время?…
О чем бы он ни начинал думать, все его мысли неизменно были связаны с Женей.
"Разве мне не нужен верный друг? - задавал он себе вопрос и сам же отвечал: - Нужен! Но думает ли Женя обо мне, как я о ней? Должен ли я спросить ее об этом?…"
Размышляя таким образом, Павел уснул.
Поздно вечером Женя и Павел вернулись с собрания рабочего кружка.
- Откровенно говоря, мне не все ясно из того, о чем сегодня говорил товарищ Ладо, - заметила девушка.
Павел повесил на вешалку пиджак, фуражку и подсел к столу.