- Ты только сейчас заметил это? - пошутила Женя. - Ну хорошо, ты прав, у каждого из нас есть голова на плечах - дальше что?
- Голова обязывает человека мыслить. Если бы этот парень был сыщик, возможно, ты сейчас не сидела бы рядом со мной. Иными словами, соглядатай давно бы выдал тебя полиции.
- Это случилось бы, если бы я дала ему такую возможность.
Павел вздохнул:
- Он влюблен в тебя, Женя. Если бы не любил, не тратил бы деньги на тебя. Подобных поклонников девичьей красоты в Баку много. Я встречал и встречаю шалопаев, которые с готовностью сорят деньгами направо и налево, стремясь добиться благосклонности красивых девушек. Бакинские донжуаны не скупятся на деньги. Разве ты, дорогая Женя, не являешься сейчас дичью, которую хотят загнать в силки? Что ты знаешь об этом человеке? Ровным счетом ничего. Кто он? Тебе неизвестно. Ты не знаешь даже, из какой он семьи. Признаюсь, Женя, мне не дает покоя одна только мысль. Будь откровенна. Может быть, ты увлеклась им?
- Что ты имеешь в виду, Павел?
- Я говорю, может не только он тебя любит, но и ты его? Если так, какой смысл таиться от меня? Влюбленной девушке не очень-то хочется беспокоиться об отвергнутом юноше. Стоит ли жалеть его? И все-таки, Женя, я хочу предостеречь тебя от дружбы с этим человеком. Ведь мы ничего толком о нем не знаем.
Павел не следил за выражением липа Жени. И напрасно: оно передало бы ему, как глубоко обидели девушку его слова. Павел попытался взять Женю за руку, но она воспротивилась этому.
- Оставь меня в покое, Павел. Я начинаю разочаровываться в тебе. Неужели ты не такой верный друг, как я думала?! До сих пор мне еще не представлялась возможность по-настоящему испытать твою преданность. Но то, что я сейчас услыхала, вынуждает меня взять под сомнение твои уверения в преданности и дружбе. Ты не должен ревновать меня к этому человеку, так как я поддерживаю с ним знакомство исключительно в интересах нашей подпольной организации. Об этом знают и Ладо и Козеренко. Никто из них не говорил мне ничего подобного, так как они относятся к этому моему знакомству с точки зрения интересов нашего дела. Ты же думаешь иначе. Тобой движет только ревность… Однажды мы уже говорили об этом, но ты по-прежнему продолжаешь вести себя, как некультурный, отсталый человек. Мы связаны с тобой, Павел, не только интересами общего дела, но и узами личной дружбы. Клянусь и тем, и другим, я не из тех, кто продает свое сердце или вытесняет из него то, чем оно живет. Я не обязана клясться тебе и давать отчет в моих поступках, ибо ты - не мой муж, а я - не твоя жена. И все-таки я повторяю, что не давала тебе ни малейшего повода думать, будто я изменяю нашей дружбе. Тебе следовало бы помогать мне, а не оскорблять упреками. Если ты считаешь мои действия, мое поведение неверными, предосудительными, можешь обратиться к нашим руководителям. Пусть организация обсудит мое поведение и накажет, если я в чем-либо виновата.
Павел сидел удрученный, не смея сказать ни слова.
В одиннадцать часов ночи поезд, тяжело дыша, остановился на станции Сабунчи.
Женя и Павел вышли из вагона. От станции до дома надо было идти минут двадцать. На этот раз они шли врозь: Женя по правой стороне дороги, Павел по левой.
Он остановился и окликнул девушку:
- Женя, пошли короткой дорогой. Она извилистая, но мы выиграем во времени.
Женя холодно ответила:
- Идущие извилистой дорогой поздно приходят к цели.
Павел сделал еще несколько попыток заговорить и помириться, но девушка была непреклонна. Свернув в переулок, она направилась к дому другой дорогой. Павел, не желая оставлять ее одну, повернул следом.
Неугомонный ветер трепал волосы девушки.
Несмотря на поздний час, вокруг кипела работа.
В котлованы, вырытые в земле и обитые досками, десятки рабочих рук выливали из ведер нефть. Ее подносили из двух вышек, где время от времени из устья скважин появлялись доверху наполненные нефтью толстые, продолговатые желонки.
Всплески нефти чем-то напомнили Жене журчание и грохот воды в веселых стремительных горных речках.
Монотонно шумели маховики паровиков, приводимые в движение широкими приводными ремнями.
То и дело раздавались пронзительные свистки караульных, зорко следивших за тем, чтобы к нефтяным амбарам не подходили с ведрами посторонние.
Дежурный пожарник громко пел заунывную песню, не спуская глаз с неподвижных рычагов пожарной помпы.
Скрипели барабаны подъемных механизмов нефтяных вышек.
То тут, то там слышались перекликающиеся голоса нефтяников, заступивших на ночную вахту.
Причудливым блеском отливали нефтяные лужи по краям дороги; отраженные в них тусклые, забрызганные грязью и нефтью электрические лампочки казались сереброкрылыми птицами, которые спустились с неба отдохнуть после долгого перелета.
Вверху - будто окаменевшее агатовое небо, внизу, по земле, разгуливает ветер. То и дело налетая на струящуюся из труб нефть, он выхватывает из нее тяжелые, жирные капли горючей влаги и швыряет их в запоздалых прохожих.
Женя ускорила шаги.
Павел, идущий следом, сказал:
- Если бы ты послушалась меня и пошла сокращенной дорогой, - я о ней говорил, - твое платье не было бы в пятнах мазута.
Женя в карман за словом не лезла:
- Мазутные пятна смыть нетрудно. Пятна на совести страшнее, их керосином не выведешь.
Ответить Павел не успел. Они были уже у самого дома.
VI
На собрании революционного актива обсуждался вопрос огромной важности: как доставляется из-за границы и распространяется в России запрещенная литература.
Выступал Ладо Кецховели.
- До сих пор почти всю революционную литературу мы получали от ваших товарищей, живущих за границей. Особенно важной для нашей партии является ленинская "Искра". До недавнего времени мы получали из-за границы матрицы этой газеты и здесь печатали. Матрицы присылались из Лондона, в посылках на имя бакинского зубного врача Софьи Гинзбург. Несколько дней назад на таможне случайно была раздавлена посланная нам посылка. Матрицы попали в руки жандармов. Софью Гинзбург арестовали, начали допрашивать. Она держалась стойко, заявила, что знать ничего не знает о матрицах. Уверен, товарищ Гинзбург не выдаст революционной тайны. Мы сообщили о случившемся за границу, товарищам, которые отправляли нам посылки. Они советуют временно приостановить активную революционную деятельность в Баку, уйти в глубокое подполье и подыскать новые возможности для конспиративной транспортировки революционной литературы. Сегодня мы получили известие из Батуми: на пароходе компании "Паге", который курсирует по маршруту "Марсель-Батум", для нас имеется посылка с марксистской литературой. Передать ее нам должен корабельный кок. Перед нами стоит задача - доставить из Баку в Батум отпечатанные нашей подпольной типографией прокламации, а из Батума в Баку - литературу, которая прибудет из Марсели. Я считаю: надо немедленно послать в Батум одного из наших самых доверенных и умелых товарищей.
Ладо умолк, обводя присутствующих проницательным взглядом.
Царской жандармерии было кое-что известно о связях бакинских и батумских революционеров; поезда, курсирующие между двумя городами, кишели шпиками; тщательный обыск подозреваемых пассажиров, аресты стали обычным явлением. В последнее время сделалось невозможным вывезти без риска из Баку даже клочок бумаги.
Поднялась Женя:
- Если доверите, я беру на себя это поручение…
- Каким образом ты намереваешься выполнить его? - спросил Павел, и в тоне его послышалась насмешка.
Девушка строго взглянула на парня:
- Это уж мое дело. Если задание будет поручено мне, я изложу свой план.
VII
Знакомство Жени с молодым человеком, назвавшимся Константином Ивановичем, шло своим чередом.
Однажды под вечер они сидели в открытом кафе на приморском бульваре. Женя была равнодушна к вкусным закускам на столе. Глаза ее выражали печаль и усталость. Она то и дело прикладывала ладони к вискам.
Константин Иванович, не понимая, что происходит с девушкой, строил всякие предположения:
- Куда устремлены ваши мысли, мой дорогой друг? - спросил он. - О чем вы думаете, Женечка? Вы похожи на человека, удрученного серьезными жизненными невзгодами.
Женя подняла глаза на своего собеседника.
- Вы правы, - сказала она. - Жизнь утомляет человека, особенно, когда она однообразна. Каждый день - одно и то же, нет ни радостей, ни смены впечатлений. Дни мои похожи одни на другой, как капли воды, стекающие с карниза крыши в ненастный осенний день. Что ожидает меня в будущем?
Увы, ничего хорошего. Наверное, впереди одна только смерть. Ах, в моей жизни столько печального!… Вы, Костя, живете в центре города, удобно и весело, а я родилась в грязных, черных от сажи Сабунчах, там же выросла, училась, там и окончу свои дни. Я похожа на птицу, запертую в клетке. У меня есть крылья, но что мне в них, если я не могу взлететь. Я чувствую себя узницей. Мне не подняться ни к небу, ни к солнцу. Утомительная, однообразная жизнь - удел не только мой. Подобной жизнью живут тысячи, десятки и сотни тысяч людей. Разве есть у меня возможность куда-нибудь поехать или чем-нибудь развлечься?! Я уже не говорю о дальних расстояниях. Я лишена возможности отъехать от Баку даже за сто-двести километров.
Слова Жени заставили Константина Ивановича насторожиться.
"Кажется, она собирается куда-то ехать и подготавливает меня к этому, - смекнул он. - Интересно, куда же?"
- Вас утомила жизнь в нашем богатом, цивилизованном Баку? - спросил он вкрадчиво.
Женя вздохнула.
- Девушки и молодые женщины, которые не стоят и моего мизинца, живут счастливой, беспечной жизнью на собственных дачах, курортах, на берегу моря, путешествуют по Европе, а я вынуждена прозябать, губить свою молодость в этих жалких, промазученных Сабунчах. Справедливо ли это?
Вполне соглашаясь с Женей, Константин Иванович кивнул головой.
- Вы мечтаете о путешествии?
Девушка грустно улыбнулась.
- Да, мне кажется, попутешествовать было бы очень интересно. Я давно мечтала побывать на черноморском побережье.
- Но ведь это очень просто устроить, Женя.
- Увы, только не мне…
- Беру на себя организацию вашего путешествия.
- Вы действительно любите меня, Костя?
- Клянусь вам, моя любовь - необычное чувство. Оно не временное, не проходящее. Готов спорить с теми, кто утверждает: "Любовь не может жить долго, это факел, который вспыхивает лишь на мгновение". Я убежден, истинная любовь живет вечно. Месяц назад я встретил вас, Женя, девушку, которую я не знал, не видел со дня моего рождения. Я даже не подозревал о вашем существовании. И вот теперь каждый день, каждый час я думаю о вас, Женечка… Я чувствую, так будет продолжаться всегда, до тех пор, пока бьется сердце вот в этой груди.
Глаза у Жени потеплели.
- Я верю вам, Костя, - сказала она, - верю в ваше чувство ко мне. Теперь я убеждена, в жизни существует взаимная любовь. Прежде я думала иначе. Вы утверждаете, что истинная любовь предопределяется какими-то внешними силами и не поддается объяснению. Я с вами не согласна. И сердечное чувство и причины его возникновения - все может быть объяснено. Душевное родство порождает взаимную любовь, то есть, то состояние, когда влюбленные не могут жить друг без друга.
Константин Иванович слушал Женю в глубокой задумчивости. Он испытывал в душе противоречивые чувства. Он словно находился на распутьи. Константин Иванович размышлял о судьбе Жени и о собственной судьбе. В душе его действительно пробудилось какое-то нежное чувство к этой умной красивой девушке, и в то же время чувство это явно страшило его. Ему казалось, что между его сердечным влечением и служебными обязанностями, возложенными на него царской охранкой, лежала большая пропасть. Если бы он искал знакомства с Женей просто как с красивой, понравившейся девушкой, для него не существовало бы ничего в жизни, кроме этого возникшего чувства. Женя с каждой новой встречей все больше влекла его. И, кто знает, представься ему случай, он, возможно, с большой радостью освободился бы от своей предательской роли, лишь бы Женя всегда была рядом с ним.
Собеседник Жени в смятении. Неужели он должен способствовать аресту любимого человека, должен выдать ее жандармам?! Неужели, благодаря ему, девушке придется страдать в ссылке, заживо гнить в тюрьме?!
Но вот сознанием Константина Ивановича постепенно начали овладевать и иные рассуждения. "О чем ты думаешь, что тебя терзает, глупец? - спрашивал он себя. - Если ты достигнешь успеха в своей тайной деятельности, тебе будет предоставлена возможность обладать не одной, а десятками таких красивых девушек, как эта".
Тем временем Женя находилась во власти своих мыслей.
"Я должна непременно наказать этого юного предателя. Он хитер и лезет из кожи, чтобы выслужиться перед царской охранкой, однако наградой ему за эти его старания будет жестокая кара. Я не имею права совлекать его с его предательского пути, для этого у меня нет ни времени, ни полномочий. Он, как и многие другие, подобные ему, служит лишь мерзким орудием в руках царской охранки".
У собеседника же Жени мысли получили вдруг совершенно неожиданное направление.
"А что, если приобщить девушку к работе в полиции? Сделать ее своим помощником? О, это было бы превосходно. Да, если бы она согласилась работать со мной, я наверное достиг бы очень многого"
Константин Иванович первым нарушил молчание:
- Обещаю вам, дорогая Женя, вы будете путешествовать по черноморскому побережью. Вот увидите, дорогая.
VIII
Молодой предатель был на седьмом небе от радости, и не без основания. Представлялась возможность убить одним выстрелом двух зайцев: отдать в руки царской охранки активного подпольного революционера Женю вместе с запрещенной литературой, которую - он не сомневался в этом - девушка должна была доставить в Батум, и, кроме того, выявить главарей рабочего движения Батума и также выдать их жандармскому управлению.
Наступил день их отъезда. Билеты были куплены заранее. Носильщик принес их чемоданы в купе вагона первого класса.
У них оказалось двое попутчиков: первый - мужчина средних лет, представившийся московским купцом и заявивший, что едет в Чакву для закупки большой партии чая; второй - пожилой священник-армянин, который держал путь в Одессу по приглашению сына, праздновавшего свадьбу.
Константин Иванович не спускал глаз с чемодана Жени, который лежал на багажной полке рядом с чемоданом московского купца.
"Как бы этот торговец чаем не перепутал чемоданы!" - тревожился молодой сыщик.
Когда поезд тронулся, московский купец взял в руки толстую книгу в сером кожаном переплете и углубился в чтение.
Константин Иванович верил, что от содержимого чемодана Жени зависит его будущее, его счастье, вся его жизнь. Он был убежден, что поезд везет его не просто в какой-то курортный черноморский городок, но к большой, заслуженной победе, которая откроет перед ним немалые возможности. От всех этих мыслей у него было весело на душе. Он улыбался, напевал, забавлял Женю всевозможными шутками и анекдотами.
Женя в ответ тоже улыбалась, и на его остроты в свою очередь отвечала шутками. Словом, и у него, и у нее настроение было безмятежное, радужное.
Часы дороги промелькнули незаметно.
До Батума осталось уже совсем немного.
В Чакве московский купец распрощался с попутчиками и сошел.
Армянин-священник, как и молодые люди, с нетерпением ждал, когда же, наконец, покажется море.
Женя тихо, почти шепотом, говорила Константину Ивановичу, игриво поблескивая глазами:
- Мой добрый друг, я никогда не забуду вас, никогда не отвергну вашего искреннего чувства. Вы доставили мне необычайную радость, какую я до сих пор еще не испытывала. Я почти не сожалею о своей бедной, неприглядной жизни, которая много лет была моим уделом. Но почему, почему вы не встретились мне раньше?..
Константин Иванович блаженно улыбался.
- Моя близость доставит вам непередаваемое словами наслаждение, сказал он, осмелев. - Только после нашего соединения вы узнаете, что такое подлинное счастье, подлинная жизнь.
Миновав длинный туннель, поезд шел по субтропическому лесу, открывшему взорам путников богатейшую панораму. Начался подъем. Паровоз тяжело задышал, выпуская из трубы широкую темно-серую струю дыма.
Вот наконец и Черное море.
Был ранний час. Солнце поднялось над горизонтом еще невысоко, серебря неоглядные водяные просторы.
Пассажиры поезда приникли к окнам, любуясь неповторимой природой Аджарии.
Женя стояла у окна словно зачарованная.
Справа, в нескольких десятках метров от железнодорожного пути, небольшие прозрачно-голубые волны накатывались на чистую белую гальку; слева - стена вечнозеленых деревьев. Настоящий рай! Девушка смотрела и не могла наглядеться.
Что касается Константина Ивановича, то он, казалось, не мог наглядеться на чемодан Жени.
Вдали из-за поворота открылся Батум, словно окутанный тонким прозрачным покрывалом - светло-розовой утренней дымкой. Высокие магнолиевые деревья, чуть шевеля ветвями, будто приветствовали поезд.
Пароходы, шаланды, лодки в батумском порту походили издали на игрушечные.
Мысли Жени вернулись к товарищам, с которыми она должна была встретиться в этом городе.
Константин Иванович, глядя на девушку, украдкой вздыхал: "Неужели нам предстоит расстаться в этом городе навсегда?.. Жаль! Но, увы, это неминуемо. Попасть в жандармское управление легко, выйти оттуда - сложно, почти невозможно. Успех всегда радует, но сегодня я буду искренне грустить, вспоминая милое девичье лицо и глаза, в которые я так люблю заглядывать".
Женя прервала его размышления:
- Где мы остановимся?
Константин Иванович пристально и грустно смотрел на нее.
- В гостинице.
- У меня есть в Батуме знакомые. Мы могли бы остановиться у них.
- Не советую. У ваших знакомых нам будет, наверное, не так удобно. Что может быть лучше первоклассной гостиницы "Ялта"? Чисто, уютно, красиво.
Женю не пришлось уговаривать.
- Что ж, я согласна! Но видно ли из гостиницы море? Я так хотела бы!…
- В Батуме море видно отовсюду. Отель "Ялта" расположен рядом с приморским бульваром. Отныне море принадлежит только вам, Женечка! Оно - у ваших ног.
Поезд остановился на станции, к которой со всех сторон подступали пышные, развесистые пальмы.
На перроне приехавших встречали не только родные и знакомые, но и жандармские чины. Всех подозрительных они забирали с собой вместе с их чемоданами.
На Женю и Константина Ивановича, равно как и на их чемоданы, никто не обратил внимания.
Женя подумала: "Очевидно, батумской полиции уже известно, что этим поездом из Баку прибыли молодой шпик и с ним "жирная добыча", какой считают меня".
Выйдя из вокзала, молодые люди сели в фаэтон и скоро добрались до гостиницы "Ялта".
Им отвели просторный номер из двух комнат, на втором этаже, с видом на море.
Женя и Константин Иванович были в приподнятом настроении. Но каждый радовался своему: она - что перехитрила охранку и благополучно добралась до Батума, он - что все складывается так, как он того хотел.