Первое, что я поняла: у каждого из них троих в семейной жизни существовала как бы своя область, что ли. Софья Сергеевна была полновластной хозяйкой, законодательницей в доме. С болезненным самолюбием относилась ко всякому замечанию по хозяйству, не терпела никакого вмешательства в домашние дела. И в этом - одна из причин ее настороженного отношения ко мне: ведь она и думать не могла, чтобы Анатолий, женившись, ушел от них. Поэтому-то она часто говорила - всегда, конечно, мимоходом, - что молодой женщине никак нельзя сразу превращаться в домохозяйку, опускаться, дескать, а надо работать. Во всяком случае, до тех пор, пока не появится ребенок.
Эта маленькая, с кукольной внешностью женщина - сейчас я это точно знаю - была очень честолюбива, по-своему сильна, последовательна и непримирима. Недаром так не вязались с ее обликом глаза и голос.
Кузьма Михайлович и Анатолий только изредка и ласково подсмеивались над Софьей Сергеевной. Ей, наверно, пришлось потратить немало сил и труда, чтобы так воспитать Анатолия и по-своему перекроить Кузьму Михайловича во всем, что касалось манер, приличий. И она справилась со всем этим.
Кузьма Михайлович был как бы в стороне от всего, что происходило в доме. После обеда - в шесть часов вечера - он медленно, с наслаждением выкуривал третью за день папиросу, шел работать в кабинет, где они с Софьей Сергеевной и спали. И занимался какими-то своими делами, писал статьи и книги. Работал он много. Вечерняя работа Кузьмы Михайловича была частью распорядка, который не смели нарушать ни Анатолий, ни Софья Сергеевна.
Кузьма Михайлович как-то сразу принял меня, относился ко мне с ласковой шутливостью. Он не видел ничего страшного, что его сын женится на мне. Анатолий любил меня, я к тому же была красива, а это - главное. Все остальное зависит уже от самого Анатолия, от нашей совместной жизни. Он, может быть, даже рад был, что я не похожа на Софью Сергеевну. В их жизни не всегда ему приходилось сладко, наверно. А в Анатолия он верил.
Анатолий тоже много работал, но у него, помимо работы, было еще и то, что присуще молодости. Я, например. И так как Софья Сергеевна все еще пыталась его воспитывать, то, естественно, мне нужно было ее отстранить. Она любила Анатолия с какой-то слепой, почти животной безрассудностью - наша мама никогда не относилась так ни ко мне, ни тем более к Светке. Может быть, это еще и потому, что Анатолий был единственным сыном. Не знаю, о чем и как говорила Софья Сергеевна с Анатолием обо мне. Внешне, во всяком случае, она никогда не позволяла себе никакой бестактности. И Анатолий ничего не говорил мне об этом. И все-таки я чувствовала постоянно ее отчужденность. Другая бы девушка стала заискивать перед Софьей Сергеевной, но у меня характерец был не слабее, чем у нее. Да и терять Анатолия так, за здорово живешь, я не собиралась. И я стала гнуть свою линию. Вспоминаю сейчас и удивляюсь: как умело все проделала, даже умно.
Я то была влюбленной до того, что Анатолий буквально терял голову, то казалась расстроенной чем-то, недовольной и недоступной. И он ходил как в воду опущенный, с мальчишеским отчаянием допытывался причин, а я молчала. Ему уже, наверно, казалось, что он может потерять меня. А выход из этого был только один: как можно скорее жениться на мне. И отношение матери к этому само собой отодвигалось на второй план.
Как-то вечером мы были одни в комнате Анатолия, целовались. Вдруг он опрокинул меня на тахту. Я, конечно, легко высвободилась, но заплакала. А он стоял передо мной с трясущимися губами и растерянно твердил:
- Ну что ты? Что ты?.. Моя любимая!.. Родная!..
Я сказала:
- Я больше не могу так!.. Я вся измучилась! Я не могу так… до свадьбы!
И он решился. Взял меня за руку, вытер мне слезы, одернул свой пиджак, и мы пошли в столовую.
Кузьма Михайлович сказал;
- Ну что ж… Вот и хорошо! Поздравляю! Софья Сергеевна заплакала, но тоже обняла меня и поцеловала.
А на следующий день, в воскресенье, я впервые с родителями приехала к ним. Было что-то вроде помолвки. Все обошлось хорошо. Отец с Кузьмой Михайловичем вспомнили даже каких-то общих знакомых по заводу.
Мама откровенно восхищалась их квартирой и обстановкой, это льстило Софье Сергеевне. И все четверо сразу же и тактично нашли приемлемую форму взаимоотношений: мы с Анатолием любим друг друга, решили пожениться, а их родительское дело всячески способствовать счастью детей. И - все. Остального пока касаться не следует, незачем, время само покажет.
После традиционного воскресного обеда мама пригласила их к нам. И у нас им тоже понравилось.
Когда они уехали, мама, убирая со стола, облегченно и радостно сказала:
- Ну, отец, теперь нам с тобой хоть на пенсию! Все, слава богу!..
Отец молча кивнул ей и внимательно посмотрел на меня, точно о чем-то догадываясь. Не в правилах мамы было что-нибудь скрывать.
- Ничего, ничего! - сказала она. - Жизнь прожить - не поле перейти, всяко бывает. Сживутся - слюбятся.
- Оно-то так, три-четыре…
10
И вот когда у меня в жизни, казалось, все уже решилось и устроилось как нельзя- лучше, пришла беда. Или счастье. Я до сих пор не знаю… И все почему-то думаю, что именно с этого, наверно, и началась моя взрослая, в известном смысле, настоящая жизнь.
И это утро я тоже помню, как сейчас.
Я спрыгнула с подходившего поезда на платформу вокзала и вместе со всеми побежала на остановку автобуса. Очередь была длинной, вытянулась метров на тридцать. Анатолия не было. Значит, ждет у конструкторского бюро. Я должна была попасть, наверно, в третий автобус. Лица у людей были озабоченные, припухшие от сна. Мужчины курили, женщины нетерпеливо топтались. Я почувствовала, что на меня кто-то смотрит, и обернулась: не Анатолий ли? И встретилась глазами с высоким парнем; он стоял чуть поодаль от меня. Я вздрогнула: такое красивое лицо у него было. Волосы, льняные, волнистой шапкой, продолговатое загорелое лицо с чуть выпуклыми скулами, прямой нос с едва заметной горбинкой, по-женски красивый рот и сине-серые, прозрачные, живые глаза; они казались особенно яркими на коричнево-розовом от загара лице под выгоревшими, вразлет, бровями. Широко распахнутый ворот клетчатой рубахи открывал сильную, мускулистую шею. И плечи у парня были тоже сильные, широкие. Глаза его, неуловимо изменившись, вдруг стали озабоченно-серьезными. Гибким движением, не задев стоявшую между нами женщину, он дотянулся до моего плеча и что-то смахнул с платья.
- Спасибо, - неожиданно звонко и радостно поблагодарила я и приветливо улыбнулась.
А он, точно не услышав моих слов, уже растерянно, даже испуганно смотрел на мое плечо. Я тоже осторожно покосилась: на плече лежала двухкопеечная монета. Откуда она взялась?.. А он снова провел рукой по моему плечу: монеты больше не было. Я засмеялась. И он улыбнулся; нос его от этого как-то очень мило сморщился. Я посмотрела вокруг и только тут заметила, что день сегодня удивительно солнечный, яркий, небо высокое. И вдруг мне стало очень просто и хорошо, как бывает в такие солнечные утра, когда воздух еще чист и свеж: ощущаешь свое здоровое, легкое, сильное тело, а впереди - бодрый, приподнято-радостный день…
Подошел мой автобус. Я почему-то мельком подумала: а парню этому на каком? И усмехнулась: что это я?..
Народу набилось много, люди цеплялись за раскрытые двери. Садиться или подождать следующего? Я ведь все равно успеваю… И вдруг парень проговорил за моей спиной, как старый, знакомый:
- Подождем, пока места для инвалидов освободятся?
Ага, значит, он тоже на этом едет… Толстая тетка передо мной заслонила всю дверь, а сбоку еще заклинился худенький паренек: мне оставалось только место, чтобы поставить левую ногу да ухватиться одной рукой за поручень. И точно меня кто-то толкнул: ступила на подножку, просунула руку и повисла. И когда почувствовала, что парень этот тоже как-то примостился за мной, немного успокоилась. Потому, наверно, что все-таки спокойнее, когда не с краю висишь.
- Эй там, на колесах!.. - по-утреннему еще беззлобно кричала кондукторша. - Что вам автобус, резиновый?
- Если бы резиновый, давно бы лопнул, - спокойно ответил ей парень.
Автобус встряхивало, и спиной я чувствовала грудь парня, его сильные руки. Я постепенно перестала держаться: парень не двинулся, только мне показалось, что он понял. А на повороте я уже невольно навалилась всем телом. Парень тотчас же сильным, коротким движением вернул меня на место.
Когда автобус подъезжал к КБ, мне вдруг стало немного жалко, что вот сейчас я выйду, а парень поедет дальше. И я вспомнила, что вечером мы с Анатолием должны пойти в кино. А до этого я буду у них обедать. Увидела их чинный стол, Софью Сергеевну и отчетливо почувствовала, как не похож этот парень на Анатолия, солидного и сдержанного: с этим парнем мне было бы проще и легче…
Автобус остановился. Выпрыгнул парень, еще кто-то, вышла я. Парень стоял и смотрел на меня. Я отвернулась, пошла. Парень сразу же сказал - он шел рядом со мной:
- Удивительно приятная погода сегодня!
Сказал те же самые слова, что Анатолий, но каким-то насмешливым тоном. Я удивленно взглянула на него, он сразу же важно проговорил:
- Волга впадает в Каспийское море!
Я засмеялась. И в профиль лицо его тоже было очень красивым. И то, что он шел рядом и разговаривал, совсем почему-то не выглядело обычным приставанием к девушке: просто ему весело, и он решил пошутить. Ну, может, и не совсем так, но приблизительно… Я сказала в тон ему:
- А спасибо - это ведь спаси бог.
- Да, да! - поспешно подтвердил он. - А целковый - цельная монета, а поцелуй - редкий случай повелительной формы, ставшей существительным. - И вытаращил глаза.
Я невольно захохотала, таким вдруг глуповато-значительным, по-чиновничьи важным стало его лицо. Нет, разговаривать с ним было забавно, весело. За его словами не скрывались, как у Анатолия, только голые факты, а было еще что-то, очень простое, хорошее. Что же ему, по пути со мной, что ли? Или ему сворачивать за угол, и следовало безразлично сказать: "Ну, мне сюда. Всего доброго". А я повернула молча да еще покосилась, идет ли он. И немного обрадовалась, что он тоже свернул. Скажу Анатолию… Мало ли с кем я могу идти, в конце концов?.. И тут я как-то очень отчетливо ощутила, что Анатолий стерпит, стерпит еще и не это! Сказала задорно:
- Вы на работу за сколько до начала выезжаете, чтобы успеть проводить кого-нибудь?..
- Да понимаете, - он потер пальцем нос, вздохнул, откровенным шепотом, словно ища у меня сочувствия, проговорил: - Жениться охо-та-а!.. А где с девушкой познакомишься? Вот и мотаюсь день-деньской по автобусам и трамваям.
- А в метро не пробовали?
- Идея! Сегодня же до часу ночи ездить буду, и, главное, одного билета хватит! Вот спаси бог вам!..
У входа в КБ Анатолия тоже не было. А ведь он вчера говорил, что ему сегодня зачем-то пораньше прийти надо.
- Я уж, если позволите, вас до самого станка провожу, - сказал парень.
- У нас пропуска, - ответила я.
- Ничего, меня пропустят.
- А я и не за станком совсем работаю…
- Обидел? Простите! У вас кабинет и секретарша?
Я вошла в проходную. Парень все шел за мной. Показала пропуск и обернулась, но он спокойно сказал:
- Идемте, идемте. - И тоже протянул пропуск вахтерше.
Вышли во двор. Я спросила:
- Значит, вместе работаем? А вы кем и где?
С парнем многие здоровались, он кивал в ответ, улыбался так, точно вернулся откуда-то издалека, с удовольствием смотрел на здания вокруг, будто соскучился по ним.
- Я по снабжению… Птичье молоко достаю.
- А-а-а… А я в научно-исследовательском секторе.
- У кого в лаборатории?
- У Локотова.
Парень сделал гримасу: "Ну, у вас наука! Где уж нам уж". Я значительно помолчала. Подошли к нашему корпусу.
- Не беспокойтесь, не беспокойтесь, - сказал парень. - У меня есть и сюда пропуск. - И поздоровался с вахтером: - Сколько лет, сколько зим, Сидор Ипполитыч!
- Привет, Олешка! Дай закурить. - Они с вахтером поздоровались за руку.
А Анатолий никогда не здоровался за руку с Ипполитычем. И тут я сообразила, спросила, приостанавливаясь:
- Вы… Алексеев?
- Господи!.. Да вы провидица! - громко изумился парень и спросил: - Что это вы на меня так смотрите?.. Я, между прочим, сразу понял, что вы в меня жутко влюбились! В выходной регистрироваться пойдем или сегодня после работы?..
Я покраснела:
- Да нет… Я же сказала, что у Анатолия…. - Я смутилась еще сильнее. - Работаю…
- Ну и дела! - удивленно проговорил он, все вглядываясь в меня; заметил, конечно, это - "Анатолий".
- Ваш образец совсем готов. - Я все старалась справиться с собой, хотя при других запросто называла Локотова Анатолием.
- Это неважно, - вдруг равнодушно ответил он.
Я вспомнила отношение Анатолия к образцу, изумилась, в свою очередь:
- Да ведь это же ваша с… Локотовым диссертация?!
- Дис-сертация, апроб-бация, меха-низацция!.. - сказал он.
Мы шли по коридору, я все поглядывала на него. Значит, ему тоже двадцать восемь, ведь он учился в одной группе с Анатолием, а по сравнению с ним совсем мальчишка. То есть внешне мальчишка… А так еще неизвестно… Почему же Анатолий, а не он начальник лаборатории?
- Прошу вас! - Олег широко распахнул передо мной дверь в лабораторию, вошел следом.
- Внимание! - тотчас громко крикнула Женя и запела туш: - Та-а-а-та-та-тат-та-та-та-та-тат-та-та-та-та!..
Его сразу же подхватили Туликов, Выгодский, Яков Борисыч. Даже Лидия Николаевна.
- Вольно, камрады! Вольно!.. - кричал им Олег.
Они теснились вокруг него, пожимали руки, улыбались, и я с удивлением увидела, что все они искренне рады его возвращению. И тоже почему-то не шла к своему месту, а стояла рядом. И лица у всех были открытыми, веселыми - этого никогда не бывало при разговоре с Анатолием, а ведь Олег - только старший научный сотрудник…
- С приездом! - Яков Борисыч тряс его руку, сразу же пустился в разглагольствования: - Я, помню, был на Урале…
Женя, Туликов и Выгодский стояли строем, руки по швам. А Лидия Николаевна, точно начальник почетного караула, вздернула руку с воображаемой саблей, шагнула к Олегу, отрапортовала:
- Суслики рады приветствовать вас в родных пенатах!
- Благодарю, товарищи! - смешно вытаращив глаза, бормотал Олег. - Подношения вечером, сейчас баня, чарка и - сон!..
Анатолий и Коробов стояли в стороне, тоже улыбались и молча ждали. Олег, конечно, видел их, но сначала неторопливо пожал руки другим. Лидия Николаевна ласково сказала, с удовольствием глядя на него:
- Ишь загорел как! Совсем красавец!
- Всегда был им, всегда был, - бормотал Олег.
Женя, здороваясь с Олегом, присела, сделала реверанс. Этим она, наверно, хотела показать, что относится к Олегу так же, как все, но лицо ее было таким сияющим, что я сразу поняла: вот почему она ни на кого не обращает внимания… А Олег, кажется, ничего не замечал, спросил:
- Запорола центрифугу?
- Ага! - счастливо ответила она.
- Так вот зачем ты здесь, Коза! - Олег улыбнулся Лидии Николаевне. - Работаем?
- Уже кончаем. - Она серьезно кивнула на меня.
- Да! - сказал Олег, тоже глядя на меня. - Я и забыл представить вам свою не-невестуОн взял меня под руку. - Сегодня регистрируемся! - И не смотрел на Анатолия.
Все невольно обернулись к нему. А я стояла как дура и не двигалась. Анатолий, чуть побледнев, улыбался. Все молчали.
- Привет, Афоня! - наконец проговорил Олег, отпуская мою руку и подходя к Коробову; Олег теперь, наверно, все уже понял.
- Здравствуй, - пробасил тот.
Олег и Анатолий обнялись, похлопали друг друга по плечам, и было видно, что они крепко дружат. И держался сейчас Анатолий почти так же просто, как Олег, естественней даже, чем со мной. Я удивленно смотрела на него. Что же за человек, в конце концов, этот Алексеев?..
- Порядок! - наконец чуть торжествующе произнес Анатолий.
- А?.. - точно вспомнил что-то Олег. - Пробовал?
- Нет…
- Жалко! - И вдруг серьезно уже сказал: - Брось ты в эту порядочность играть!
Анатолий не обиделся и все смотрел на Олега, как на старшего.
- Ну, ну, шучу, - сказал Олег. - Понимаешь, если бы уже были результаты…
- Да все будет хорошо! - сказал кто-то сзади.
Анатолий, уже слегка волнуясь, вопросительно смотрел на Олега.
- Да ничего, ничего, - успокоил его Олег. - Пока, понимаешь, в воздухе болтался, все думал о нашем стенде.
Все настороженно молчали. Анатолий не вытерпел:
- Ну?..
- Да ничего не придумал, - будто извиняясь, ответил Олег. - Конечные результаты надо увидеть. Ну, покажи нашу красавицу. - И первым пошел вперед, точно он здесь главный; и не посмотрел на меня.
- Олег, потом ко мне зайди, - сказала Женя.
И Туликов с Яковом Борисычем тоже смотрели на Олега так, будто хотели поговорить с ним о работе.
Я шла сзади. Я ничего не понимала. То есть видела и понимала, что Олег нравится всем, что его уважают. Но ведь и Анатолий нравился, и его уважали, а все же… И куда сразу девалась уверенность Анатолия, манера держаться? Мне было неприятно это: впервые в рабочей обстановке лаборатории у Анатолия обнажилось его слабое, которое иногда было так ясно видно, когда мы оставались вдвоем или когда случилась та история в Саду отдыха. Я вдруг поняла, что мне нравится вот такое простое и дружеское отношение всех к Олегу. Меня словно что-то толкнуло, я даже размазала по кальке тушь. И поймала себя на том, что с каким-то страхом и радостью слежу за каждым шагом Олега и не могу насмотреться на него. Испугалась потому, что на Анатолия с первой же встречи я смотрела совсем не так. Тогда это зависело от меня: хотела и смотрела, следила за ним, а теперь точно кто-то распоряжался мной, заставлял смотреть, и я ничего не могла поделать, если бы и хотела.
Олег, только взглянув на сверкающую маслом и краской головку элеватора, быстро сказал:
- Молодец, Толька! Все как надо. А материал где?
- Да, понимаешь, Снигирев сказал, чтобы в его присутствии…
Олег покачал головой, глядя на Анатолия:
- Черт его знает, откуда у тебя это смиренное терпение берется? Одиннадцать лет тебя знаю и понять не могу! Ну попробовали бы соврать старику, что не делали…
По лицу Анатолия пробежало брезгливое выражение:
- Врать, знаешь…
- Ну, знаю, знаю, чистюля! Так ведь это ложь во спасение. - Он засмеялся.
Анатолий промолчал. Лидия Николаевна сказала:
- Олег, стол тебе освободить?
- Зачем, Коза? Мне на ходу лучше думается.
И весь день он то разговаривал с Женей, ковырялся в ее стенде, и она громко смеялась, шутила; то вместе с Туликовым сидел над какими-то расчетами.
К нам с Лидией Николаевной Олег больше не подходил, а мне хотелось думать, что это из-за меня. Он и не смотрел на меня, после того как в шутку представил своей невестой и понял, каковы у нас отношения с Анатолием. А мне хотелось думать, что он не смотрит потому же, почему и Анатолий не смотрел вначале.