* * *
Владислав и Валерия приехали в Подмосковье всего на одну неделю. Благодаря хлопотам Александра в эти дни была назначена консультация в столичном институте. Просьба подкреплялась официальным направлением местных органов здравоохранения. Однако в день приезда свободного места в институте не оказалось, на следующий тоже, и Владислав с Валерией проводили время в пансионате, справляясь каждое утро по телефону о возможности получить место.
Леонидову Владислав понравился с первого взгляда. Очень похожий очертаниями лица и статью на Магду, он был значительно крупнее ее и отличался богатырским сложением. Глядя на него, трудно было предположить, что Владислав тяжело болен. Он брался и за теннисную ракетку и даже ловко пасовал волейбольный мяч, но очень быстро уставал, присаживаясь на скамейку возле края спортивной площадки, тяжело дышал, вытирал платком взмокшее лицо. На его мощной груди в таких случаях чуть выше левой ключицы обнаруживался непонятного происхождения бугор, и, как утверждала Валерия, именно с момента появления этой припухлости, которая не вызывала какой-либо боли и не стесняла в движениях, общее самочувствие Владислава стало ухудшаться.
- Ничего, - присаживаясь на скамейку рядом с Владиславом, сказал Леонидов, - поживете тут с нами, подышите свежим воздухом, и пройдут все ваши хворости! Завтра утром приходите вместе с Валерией на нашу заветную лужайку, и вы увидите, как здесь прекрасно.
На лужайку так рано не приходил только Александр. Он оставался один в комнате и писал документальную книгу о старом уральском заводе. Вставал в шесть утра, пока Магда и Алешка еще спали, писал до завтрака и после него снова садился за стол. Однако, когда время подходило к полудню, Александр начинал поглядывать на часы. Он все чаще отрывался от рукописи, набрасывал на клочке бумаги стихотворные экспромты, переносил их на большие листы, рисовал дружеские шаржи. Леонидов на этих шаржах неизменно представал с большим животом и длинным орлиным носом. Владислав напоминал гладиатора, а Магда с крутым открытым лбом, пухлыми губами и пикантно вздернутым кончиком носа всегда оставалась Магдой. Ее профиль Александр рисовал заученным движением руки, не отрывая фломастера от бумаги. Затем, стараясь быть незамеченным, Александр развешивал свои рисунки на деревьях, меж которых вилась тропинка, что вела на лужайку. Ему нравилось, когда друзья, возвращаясь к обеду, хохотали на весь лес, рассматривая шаржи. Все другие голоса перекрывал заразительный смех Леонидова. Казалось, гулкое, многократное эхо отзывалось с той стороны, где был дремучий ельник. Леонидов сам любил пошутить и потому живо отзывался на затеи Александра. Еще не доходя до коттеджа, он взывал:
- Выйди, о дважды Александр Македонский! Александр Александрович, вы положили нас на четыре лопатки! Вива!
И Александр выходил на крыльцо, закуривал и благодушно улыбался.
- Это я для того, чтобы вы не заблудились в лесу.
Как-то раз, пошутив и посмеявшись, Леонидов вдруг стал серьезен и сказал:
- Мне доставляет величайшее удовольствие общаться с вами и даже хочется пооткровенничать о самом для меня сейчас важном. Я ведь тоже принялся за сочинение книги. За роман! - Леонидов многозначительно и в то же время как бы в знак доверительности высоко поднял указательный палец. - Это впервые в моей практике. Пьесы - совсем другое дело. Тут надо знать театр. А роман… Прямо скажу - робею. В том числе по той причине, что вдруг да не успеть… Объясню, - заметив вопросительный взгляд Александра, продолжил Леонидов. - Ведь иные романы пишутся десятилетиями. Во всяком случае, писались. А кто может дать гарантию на долгожительство романа, тем более автора?..
* * *
После обеда все снова собрались на лужайке, расстелили пледы и одеяла. Начался тихий час, который Леонидов называл "перекуром".
- А вы знаете, - сказал он, - сегодня вечером всех нас ждет сюрприз. Приедет Семеон и привезет обещанный торт.
- Сеня привезет торт? - удивилась Магда. - Сомневаюсь, и очень!
- Вот увидите! - уверил Леонидов. - Я на множестве примеров доказал ему, что он до безобразия скуп. У меня ведь не задержится. Семеон, сказал я, вы бесчисленное количество раз приезжаете к нам, наедаетесь от пуза за наши кровные и ни единожды не привезли милым дамам хотя бы паршивого торта за два сорок. Он вскипел и поклялся, что в следующий приезд без торта не явится.
- И все равно не верю!
- Посмотрим. До автобуса из Москвы осталось ровно час. Или он торт привезет, или не явится вовсе.
- Скорее всего не явится, - предположила Магда. - А лучше бы приехал, пусть без торта. Сеня все же миляга.
- Ну да! Такими милягами в Москве пруд пруди. Стоит провинциалу приехать в стольный, как эти миляги тут же поведут его в лучший ресторан, назаказывают бог знает каких миног, а дойдет до расплаты - смоются.
Слушая Леонидова, Магда вспомнила те, уже далекие годы, когда увидела Семена Каташинского в первый раз. Познакомил их Александр. Он хорошо знал отца Семена, ныне покойного уральского художника. За долгие годы жизни с отцом Сеня привык к тому благополучию, которое обеспечивали труд и популярность одаренного живописца. Сам же Сеня, окончив училище и став художником, работал от случая к случаю. После смерти отца сын не терял связей с его старыми московскими друзьями, нередко наведывался к ним, притом, как правило, по своеобразному расписанию: у одних приноравливал свой визит к обеду, у других ужинал, с третьими играл в покер.
- Словом, игрок и мот ваш Сеня, - напомнил о себе Леонидов. - Он даже на бега ездит, а это последнее дело.
- Ну что вы на него напали? - заступилась Магда. - Во-первых, он художник, а во-вторых, как никак, личность.
- Сомнительная! - потянулся Леонидов и, по обыкновению, положил руки под затылок.
- Евгений Семенович, злословите, - сказала Магда. - К Сене надо относиться снисходительнее.
- Будем, если привезет торт.
Он неожиданно поднялся и взял в руки фотоаппарат.
- Чего доброго, усну, как в прошлый раз, а так можно и впрямь испортить мою идеальную фигуру. Давайте-ка лучше снимем детектив! Я - режиссер, Александр - автор сценария, Магда - потерпевшая, Валерия - загадочная дама в черных очках, Владислав - наблюдатель, Ирина и Алеша - гангстеры. Александр, вы уже закончили сценарий, я его утверждаю, потому что автоматически становлюсь соавтором. Гангстеры нападают на Магду, передают награбленное загадочной даме в черных очках, Владислав наблюдает, но не желает вмешиваться в происходящее. Я щелкаю серию кадров и до наступления осени присылаю фотографии всем участникам фильма.
- Я готов к роли наблюдателя, - надвигая на глаза панаму, сказал Владислав. - В отличие от других, сидевших в тени у стога, он лежал на самом солнцепеке, надеясь вышибить подступавшую хворь. - Буду наблюдать и греться. У нас на заводе любую болезнь лечат теплом. Простудился - к печке. Закаляйся! Этот лозунг у нас, термистов, и теперь в моде. А сталь наша закаленная! сквозь плотные слои атмосферы проходит, и хоть бы ей что!
- Завидую вам! - сказал Леонидов. - И говорю это не ради красивых слов. Делать реальные вещи, нужные людям!..
- Вот и воспойте нас, чтоб работали лучше, а мы с удовольствием почитаем или посмотрим в кино, - пошутил Владислав.
- А что нас воспевать? - возразила Валерия. - Вкалываем, и все дела.
- Дела делам - рознь, - перебил Владислав. - Есть у нас один мастер. И дела не делает, и дела у него лучше всех идут.
- Это интересно, - оживился Леонидов. - Расскажите.
- Что тут рассказывать? - как всегда скороговоркой и с полной уверенностью в своей правоте сказала Валерия. - Есть деловые люди - в плохом смысле. Так я понимаю. А есть трудяги. Деловые крутят, вертят и шарики вкручивают, а трудяги ни шарики вкручивать, ни мосты наводить не умеют. Да и не хотят. Им просто не нужно это. Вкалывают, - повторила она. - Мастер, о котором говорит Слава, - деловой человек, а сам Слава - трудяга. Вот и вся арифметика.
- Не будем конкретизировать, - сказал Владислав, однако по его глазам видно было, что он сам хочет кое-что уточнить в разговоре, который начал. И он вновь обратился к Леонидову: - Вот я говорил, мы с удовольствием прочтем то, что вы напишете. А какого читателя, между прочим, вы имеете в виду, когда сидите за рукописью? Конкретного человека, который вам хорошо знаком, или шире?
- Честно говоря, всегда хочется, чтобы твои творения читали или смотрели все. Все без исключения. Но, к сожалению, это невозможно.
- А Пушкин? - напомнила Магда.
- В таких случаях обычно говорят: Пушкин есть Пушкин! Но я не уверен, что и Пушкина читают все так, как его надо читать. Хотя, конечно, гений всем известен. А мы?.. Частицы литературного процесса.
Магда почувствовала, что напрасно вспомнила о Пушкине. Ведь труд Леонидова, так же, как Александра, она очень ценила. Каждый делает свое дело, доступное ему. Лишь бы делал в меру своих сил, честно. Очевидно, она гордилась Александром потому, что сама занята совершенно противоположным делом. Александр не мог себе, представить, как Магда свободно и обыденно обращается со сложностями математики и физики. Ей вроде проще: произведения искусства доступны всем. Возьми и читай книгу, смотри фильм или спектакль. Каждый может с легкостью высказывать свои суждения о прочитанном и увиденном, называя одно произведение шедевром, другое - ремесленной поделкой. Но одно дело читать или смотреть эти творения, и совсем другое - создавать их. Ну как можно сесть и написать роман, даже плохонький? Или составить из обыкновенных, казалось бы, фраз заметку для газеты, сочинить радиорепортаж? Каждому - свое. Вот и у Валерии с Владиславом своя жизнь, по-настоящему понятная только им. Попробуй разберись в ней. Иногда кажется, что завод им заменяет все. Порой до ночи работают, а то и без выходных. Они гордятся заводом, как, наверное, гордится своими пьесами Леонидов. Но обычно не говорят об этом. Владислав вообще немногословен. Вот только сегодня разговорился благодаря Леонидову.
Магда опустила руки с вязанием на колени и внимательно посмотрела на брата. Его коричневое от загара лицо было спокойным, и никаких признаков болезни не улавливалось на нем.
- Я, конечно, не литератор, - говорил он, - но, чтобы ваши пьесы смотрели все, берите за самое живое. Надо, чтобы каждому было интересно их смотреть. Вот приехали бы на наш завод. Сколько там людей, сколько судеб! И проблем - тоже. Вот, скажем, дотянуть всех до высокой сознательности мы не всегда можем. Делай у нас сейчас каждый свое дело как положено, всего было бы в достатке. Вы здесь этого не чувствуете. Вам вынь да положь мясцо и маслице, потому что привыкли. А у нас за ними еще побегать надо. Всем так всем! Тогда бы и работалось веселее.
- И писалось - тоже, - вставил Леонидов.
- Об этом судить не берусь. У меня свое дело. А вот помочь нам надо, чтобы пьяниц меньше было, прогульщиков. Жизнь-то сложна, неувязок полно. Некоторые в пьянку ударяются, а то и к богу тянутся…
- Между прочим, - сказала Магда, - я знаю одного довольно ответственного товарища, который верит в бога. Он сам признался нам с Людой Стаховой как-то в театре. Вас это не удивляет? - Она посмотрела на Леонидова. - Евгений Семенович?..
- Может быть, он пошутил?
- Скорее всего, но почему это вас не удивляет? Ведь наверняка редчайший случай?
- Милая Магда, если откровенно, меня удивляет не то, что он верит. Удивляет то, что он в этом признался.
- Он очень прямой человек.
- Таким, наверное, и подобает быть ответственному товарищу.
- Но ведь, по-моему, религиозные убеждения и наши идеи несовместимы?
- Конечно! А он вам говорил, что верит конкретно в Христа или в Магомета?
- Нет, этого он не утверждал.
- Ну, так, может быть, речь просто о совести? У всех у нас есть совесть. Высшая совесть, по которой мы выверяем свои поступки. Если хотите, это и есть наш бог и судья. Совесть - тайник души, в нем отзывается одобрение и осуждение каждого нашего действия.
- Я человек маленький и рядовой, вам виднее. Понятие о совести у меня свое.
- И оно наверняка не расходится с высшим пониманием совести.
Леонидов приставил к глазам фотоаппарат и стал наблюдать за борьбой, которую затеяли ребята. Магда взглянула на него и вернулась к вязанию.
- Магда! - позвал Леонидов. - Хватит грезить и вязать, видит бог - пора снимать!
- Уж я-то не верю ни в какого бога, - отозвалась она.
- Я тоже, но, должен вам признаться, какие-то чудеса в жизни все-таки существуют.
- Это - непознанное.
- Но я далеко не убежден в том, что при нашей с вами быстротекущей жизни все будет познано.
- Ну вас с вашей философией! - взвилась молчавшая все это время Валерия. Она вскочила, стряхнула с пледа сухие травинки, указательным пальцем водворила на место сползшие на нос темные очки. Ее живые глаза таились в тени стекол, но какие-то озорные огоньки все же поблескивали там. - Идемте лучше купнемся, не то помрем от жары!
- А фильм! - возразил Леонидов. - Прошу всех войти в роли! - И он щелкнул спуском.
Заливаясь смехом, Ирина начала теснить Алешку и, наконец, села на него верхом.
Снова щелкнул аппарат.
- Теперь оба нападайте на Магду! - приказал Леонидов.
- Ну, папа! Мы уже устали. - И вдруг Ирина бросилась в сторону коттеджей. - Приехал! - кричала она. - Приехал дядя Сеня. Он привез торт!
Следом за Ириной во всю прыть мчал Алешка. Навстречу им шел, как всегда, элегантный, в ладно сидевшем на нем костюме Семен Каташинский.
- Ну, что я вам говорил? - торжествующе вопросил Леонидов. - Семеон становится джентльменом. Честно говоря, я и сам не ожидал от него такого подвига.
Тем временем Семен, эскортируемый Ириной и Алешей, приблизился к Магде, галантно опустился на колено и вручил ей коробку с тортом.
- Фирменная "Прага", - сказал он как бы между прочим и еле улыбнулся уголками тонких, изящно очерченных губ. - На шесть рублей.
- Боже! - воскликнул Леонидов, всплеснув огромными руками. - Какой разор!
- И рубль автобус, я уж не говорю о такси до метро.
Теперь уже тонкие губы Семена свободно расплылись в улыбке. Взгляд его зеленых с карими крапинками глаз, еще сохранивших молодой задор, цепко задержался на Магде, затем впился в Валерию, не обошел Ирину и снова вернулся к Магде.
- Ради таких дам и большего не пожалеешь. Саша, не ревнуйте! - бросив притворно озорной взгляд на Александра, заметил Семен. - Отхватил такое сокровище и воображает себя феодалом!
- Ничего, - успокоил Леонидов, - в прошлые визиты в наш райский уголок вы сэкономили больше. Магда, откройте коробку. Может быть, там обыкновенный бисквит…
Магда развязала тесьму и приподняла крышку.
- Ну, Сеня! Вы выросли в моих глазах! Настоящая "Прага"!
- Закройте, Магда. Доказательства налицо. Семеон - рыцарь! Детки, не глотайте слюни. Торт будем есть за вечерним чаем, здесь, на лужайке, и при свечах.
- Как? - удивилась Магда, подняв восхищенные глаза. - Где же мы возьмем свечи?
- Свечи я привез из Москвы. А Шурочка выдаст нам скатерть, стаканы и самовар.
- Ну, товарищи! - закрывая коробку, воскликнула Магда. - Разве тут можно жаловаться на жизнь?!
* * *
Солнце с лужайки уходило рано. Его лучи погружались в густые ветви старых угрюмых елей. Торжественная праздничность этого уголка меркла.
К тому времени, когда Александр, Магда и Валерия пришли сюда, яркую зеленую лужайку прочертили густые тени. Из низины, где текла тихоструйная речка, потянуло прохладой. Магда накинула на плечи вязаную кофту, стянула ее на груди, поежилась.
- Что-то задерживаются наши мужчины, - сказала она и предположила: - Наверное, Евгений Семенович не может утихомирить детей.
Ирине и Алешке, по его мнению, быть на лужайке в ночное время совсем не обязательно. А возможно, подумала Магда, Леонидов готовит какую-нибудь новую затею, на выдумки он горазд. От детей наверняка откупился доброй половиной торта. Но что он сможет придумать для них, взрослых? Магду это занимало. Она сама порою чувствовала себя ребенком, как, впрочем, каждый человек остается открытым для тех неповторимых радостей, которые приносит добрый настоящий друг. Такие же чувства ^испытывал теперь и Александр. Они с Магдой были удивительно схожи в восприятии мира вообще и почти всегда одинаково относились к людям. Вот и Сеню, несмотря на его многочисленные недостатки, оба воспринимали по-доброму.
В Сене чувствовалась порода: в осанке, стройной фигуре, в четком вырезе сжатых губ и узких ноздрей, в прямом, с едва приметной горбинкой носе. Он умеет, как никто другой, красиво носить шляпу. И костюм на Сене, всегда единственный, сидит лучше, чем на любом демонстраторе мод, и накрахмаленный воротничок сияет белизной.
Сеня тем временем появился из-за деревьев вместе с хозяйкой ресторана Шурочкой. Приноравливаясь идти с нею в ногу, он оживленно разговаривал, жестикулировал.
Завидев Магду, Валерию и Александра, Семен пошел быстрее, молодцевато подтянувшись. Не знай Магда с Александром, что ему уже за пятьдесят, они бы приняли его не иначе как за увядающего юношу.
- Я не вижу моего торта, - подойдя ближе и оглядев наскоро сколоченный стол, объявил Сеня. - Наверняка Леонидов уже успел погрузить его в свой живот.
- Сеня! - укоризненно сказала Магда. - Не злословьте. До каких пор вы будете пикироваться с Евгением Семеновичем?
- Семеон! - донесся со стороны коттеджей баритон Леонидова. - Вы мужчина, в конце концов?..
- Как видите, - немедля отозвался Семен.
Через поляну шли Леонидов и Владислав, таща фанерные ящики. Магда была права: Леонидов опять придумал какую-то забаву. Вот он поставил на стол продолговатый ящик, положил на него руку и, переведя дух, сказал:
- Нет, Семеон - не мужчина.
- Как сказать! - запальчиво возразил Сеня. - Об этом не нам с вами судить.
- Ну да, конечно! Вы в своем репертуаре! А какую вы приносите пользу еще?
- Наивно! О какой пользе вы говорите?
- Эх, Семеон, Семеон… - вздохнул Леонидов. - Все стараются приносить пользу. Надобно действовать, а не ждать, а вы, по-моему, не торопитесь?
- Мой отец торопился всю жизнь, хотел все успеть. Зря спешил. Теперь ему, увы, торопиться некуда. Надо жить, а не торопиться, дорогой Евгений Семенович. Просто - жить. И желательно подольше. В удовольствие! Не для этого ли создан человек?