Павел слушает дядю Федю маленького, боясь упустить хоть одно слово. Ему хочется спросить комбайнера, а успокоился ли после всех несчастий Василий Ильич. Но дядя Федя говорит об этом сам:
– Такое ему пережить пришлось… Да и сейчас нелегко бывает. А только не любит он копаться в себе. Цель у него большая: добиться хорошей жизни всем людям. А когда о других думаешь, с людьми за счастье борешься, сам счастливым становишься, личное горе на второй план уходит.
На дорогу выплывает свет фар. Слышится тихий шум легковой машины.
– Едет! Не до сна ему теперь! – вглядывается в темноту дядя Федя маленький.
Машина сворачивает с тракта, останавливается на поле. К костру широкими шагами подходит председатель.
– Доброй ночи! – зычно говорит он и посмеивается такому необычному приветствию. – Доброй ночи!
Павел и Ваня встают.
– Вы садитесь вот сюда, – говорит Ваня, расправляя сбившийся мешок.
– Посижу, ребята, посижу!
Василий Ильич садится у костра. Пламя освещает его танкистский поношенный шлем, темные усталые глаза. С дядей Федей маленьким он закуривает, неловко держа в руке папиросу.
А мальчики даже не смеют сесть в его присутствии. Они стоят у костра, вытянув руки вдоль тела.
– Кипит работа в эту ночь. Здорово двинули! Еще бы два дня постояла погода… – говорит председатель. – Ну, как у вас?
Дядя Федя маленький приподнимается на колени.
– Да к утру этот массив одолеем! – горячо говорит он и подробно рассказывает председателю о работе своего агрегата за ночь. Потом встает, бросает недокуренную папиросу: – Пора! Отдохнули малость – и за работу.
– Ну как, выдержите? – обращается председатель к Ване и Павлу.
– Выдержим! – отвечают ребята, и кажется им, что они еще неделю могут работать без сна и отдыха.
– Завтра день отдыхайте, – говорит им председатель. – Взамен направим ваших же товарищей.
– Нет, мы как дяди Феди, – упрямо возражает Павел.
Председатель молчит некоторое время, а затем говорит:
– Ну, это уж как дядя Федя разрешит.
Он отходит от костра и сразу же исчезает во тьме. Только по зажегшимся фарам видно, что машина его по ухабистому полю выходит на тракт.
И снова в ночи с громким гулом идет комбайн по просторам полей, взад и вперед, взад и вперед, и с каждым заходом поле становится все у́же и у́же.
– Интересно было бы, – мечтательно, вполголоса говорит сам себе Ваня, – подняться сейчас на самолете над колхозным полем да посмотреть, как дрожит на колосьях рыжий свет фар комбайнов и тракторов, а по дорогам бегут светлые полосы, освещая путь машинам, нагруженным зерном, и как звездами меркнут и загораются костры, прорезая черную мглу ночи…
Мысленно он следит за "Победой" председателя. Василий Ильич сидит усталый, измученный бессонной ночью, откинувшись на спинку сиденья, весь кожаный, с кожаными руками. Жаль, опять невозможно поговорить с Павлом.
И Павлу жаль, что он отделен от Вани железной решеткой соломокопнителя, горой соломы да темной ночью. Но не красота ночных полей, которые можно увидеть с высоты, занимает Павла, не следит он мысленным взором и за тем, куда теперь мчит в "Победе" председатель. Ему хочется понять мысли председателя. Теперь вот Василий Ильич бодр, силен, полезен государству, а ведь страдал он и мучился не меньше Павла, но не растерялся, не утратил радости в жизни, уверенности, надежды на дружбу.
Павел требовательно спрашивает себя:
"Имеешь ли ты право на радость и дружбу? Пережив столько несчастий, можешь ли ты быть бодрым, смелым, полезным Родине?"
И отвечает:
"Да, имею право на радость и дружбу. Могу и обязан быть полезным Родине. Разве хотел я лишить жизни своего лучшего друга? Выстрел на острове был случайным. Так пусть же в сердце моем останется только вечная боль и скорбь за смерть друга, вечная память о нем, но вину надо снять с себя. Снять немедленно, пока не поздно".
И вдруг Павел словно прозрел, как прозревает слепой котенок и с удивлением видит мир ласковый, увлекательный, радостный.
– Ой, до чего же хорошо! – говорит вслух Павел.
Ему жарко, несмотря на холодный ветер. Он сбрасывает с шеи шарф, расстегивает телогрейку и раньше времени нажимает на педаль, чтобы сбросить солому и увидеть Ваню.
Вокруг почти светло.
– До чего же хорошо здесь, Ваня! – улыбается Павел.
Ваня молча чешет затылок несгибаемыми от холода и усталости пальцами и сладко зевает.
– Знаешь что? – громко говорит Павел. – Когда пойдем завтракать, ты иди в общежитие и посылай Тихона. Ему тоже хотелось поработать на соломокопнителе.
Ваня понимает, что Павел хитрит, но он очень устал, хочет спать и, будто не замечая тайного умысла Павла, поспешно соглашается:
– А ты?
– А я с дядей Федей на стане немного посплю и снова за работу.
4
В обеденный перерыв по дороге, ведущей к полям пшеницы, шагают Римма Владимировна и Рита. Они торопятся навестить Павла и Тихона.
У дороги темная, жухлая трава. С одной стороны бесконечно тянутся жалкие, пожелтевшие кусты помидоров. Плоды давно сняты. Кое-где окруженные плотными листиками, висят недозревшие балаболки. С другой стороны угрюмо лежат голые поля, перебудораженные картофелеуборочной машиной.
По дороге все едут и едут машины – то с зерном, то с необычно крупной морковью и брюквой, с огромными кочанами капусты, в обхват.
Рита и Римма Владимировна друг перед дружкой делают вид, что ничего не знают о прошлом Павла. Римме Владимировне необходимо как классному руководителю посмотреть на своих учеников, а Рита – комсорг класса, ей тоже не безразлично, что делают ее одноклассники. Вот и идут обе, торопятся поспеть на стан.
Рита второй год учится у Риммы Владимировны и любит ее так же, как и большинство ребят в классе. Ученики знают, что Римме Владимировне предлагали в прошлом году работать инструктором городского отдела народного образования, потом предлагали заведовать учебной частью школы. Но от того и от другого отказалась Римма Владимировна, предпочитая вести свой трудный, ершистый класс. Из всех учителей только одна Римма Владимировна имеет право даже кричать на учеников. От нее ребята стерпят это. От других – не потерпят. Потому что с другими нет той невидимой связующей нити, которая настоящему педагогу дает возможность вести себя с учениками именно так, как нужно.
В прошлом году Рита получила единицу по химии. Она не сделала домашнего задания потому, что тяжело заболела соседка и Рита нянчилась с ее четырехмесячным ребенком.
– Почему не сказала преподавателю, что возилась с ребенком соседки? – возмущалась потом Римма Владимировна. – Совсем "беззубой" можно быть только в грудном возрасте!
И действительно, Римма Владимировна не любит "беззубых", не умеющих постоять за себя учеников. Конечно, легче работать с "беззубыми". Но она смотрит дальше. Учительница знает, что через несколько лет ее воспитанники выйдут в большую жизнь, а жизнь встречает новичков по-разному.
В колхоз с учениками приехали несколько учителей. Большинство из них не работает на поле. Они руководят. Живут в отдельной комнате. А Римма Владимировна с утра до вечера копается в земле с ребятами, ни на минуту не покидая их.
Римма Владимировна и Рита видят ребят еще издали. Павел и Тихон стоят около комбайна. Павел объясняет товарищу несложную работу на соломокопнителе. Дяди Феди и Эдуард заканчивают обед на полевом стане.
– Рита!.. Римма Владимировна! – кричит Павел и бежит на дорогу.
За ним неторопливо и важно идет Тихон.
"Ну как? Устал? Надоело?" – еще издали хочет спросить Рита. Но Павел приближается к ним, и, взглянув на него, Рита понимает, что спрашивать об этом не надо. Павел как бы переродился. Он, правда, похудел за эти бессонные ночи и напряженные дни. Но зато какой хороший, новый свет льется из его глаз! Он почти красавец – румяный, оживленный.
Римма Владимировна шла сюда и думала, что Павла нужно немедленно забрать в коллектив ребят. Она беспокоилась, что здесь, среди взрослых чужих людей, он будет одинок и горькие мысли одолеют его. Но как только она увидела Павла, она поняла, что делать этого не нужно.
– Мы перевыполняем норму, работаем днем и ночью, кушаем у костра и почти не спим, – торопится сообщить Павел.
– Ой, здорово как! – восторгается Рита. – Вот молодцы!
Радуется Рита не только этому. Она не видела еще таких глаз у Павла – ясных, веселых, широко открытых.
– Уж поистине молодцы! – улыбается Римма Владимировна.
Павел ведет их к комбайну. Подражая дяде Феде маленькому, он любовно гладит ладонями то одну, то другую часть машины. Рита и Римма Владимировна взбираются по лестнице на площадку соломокопнителя, берут в руки вилы.
– А мы тоже теперь по шесть соток убираем, – говорит Римма Владимировна.
Рита со смехом нацеливается вилами на Тихона:
– Подцеплю – и в соломокопнитель!
– А я нажму на педаль и высажу тебя одного на поле! – смеется Римма Владимировна.
– Знаешь, Павел, теперь уже ни руки, ни ноги не болят. Привыкли! – опуская вилы, серьезно говорит Рита. И опять со смехом обращается к Тихону: – Эх, Тихон, сейчас ты будешь кататься на комбайне – счастливчик! А мы – по земле ползать, как черви. "Ни сказок о нас не расскажут, ни песен о нас не споют".
К комбайну подходят дяди Феди и приветливо здороваются.
– Проведать пришли? – говорит дядя Федя маленький. – Работают ваши ребята отменно. Так и напишите в своем "Полевом листке". – Он треплет Павла по плечу, и тот опускает голову. – Да я сам, пожалуй, напишу, – продолжает дядя Федя. – Сегодня же вечером с оказией отправлю. Ну, просим прощения…
Дяди Феди по лестнице поднимаются на комбайн. Павел легко взбегает на площадку соломокопнителя. Тихон гремит по железу сапогами и неловко берет в руки вилы.
Павел смотрит на Риту. Она совсем такая, какой он представлял ее себе этой ночью. Та же улыбка от души, на которую невозможно не ответить. И ей улыбаются не только Тихон с Павлом, но и дяди Феди.
Комбайн трогается.
– Ребятам привет! – под гул мотора кричит Павел, удаляясь от Риты и Риммы Владимировны.
Они выходят на дорогу и, все время оглядываясь, идут по ее кромке, чтобы уберечься от пыли машин.
– Что же это с ним произошло? – неожиданно вслух высказывает Рита свои мысли.
– Да, что-то произошло, – тихо говорит Римма Владимировна и думает о том, что время – лучшее лекарство. "Помогла Павлу и новая обстановка и общий, напряженный труд. Урожай был под угрозой. Люди вокруг работают не щадя сил, и он увлекся настоящим делом – оно заслонило, отодвинуло его личные неурядицы и невзгоды".
– Он очень хороший, очень честный, – прижимая руки к груди и краснея, говорит Рита, и Римма Владимировна не может сдержать улыбку.
Рита верит, что все страшное отошло от Павла. Но Римма Владимировна знает – это еще не полное выздоровление. Павел ожил, но горькие мысли не раз возвратятся к нему, и тогда светлый день померкнет и станет чернее ночи.
Рита и Римма Владимировна не успели дойти до своего картофельного поля, как вокруг все потемнело, налетел вихрь, вздымая с дорог черные тучи пыли.
5
Ветер срывает с Тихона кепку и несет ее по волнам пшеничного поля. Тихон прыгает, догоняет кепку и на ходу вскакивает в соломокопнитель.
Павел с трудом привязывает свою кепку шарфом. Ветер выхватывает ее из рук, тянет шарф, обворачивает его вокруг шеи.
Дяди Феди беспокойно поглядывают на грозное небо и ободряюще кричат ребятам:
– Ничего, держитесь! Ко всему привыкать надо!
Так же внезапно, как и налетел, ветер стихает, и вдруг с неба валятся крупные хлопья снега и ложатся вокруг сплошным белым покровом. Уже через несколько минут эта непривычная белизна слепит глаза. Скрываются под снегом поникшие колосья, зеленые поляны, горы, дороги. Пуховыми шапками накрываются крыши домов, овощехранилище и навесы полевого стана.
Комбайн останавливается. Дяди Феди о чем-то долго совещаются, поглядывают на поля, на небо. Затем дядя Федя маленький выводит комбайн на голое поле, на дорогу и поворачивает к селу.
А снег падает и падает, будто назло людям пытаясь закутать мягким холодным покровом своим всю землю.
По селу к МТС двигаются картофелеуборочные машины, комбайны, тракторы. Машины, работавшие на дальних полях, так и стоят там среди снежных просторов, в ожидании хорошего дня.
Комбайн дяди Феди маленького идет по белым улицам села, входит в широкие ворота МТС, обнесенного высоким новым забором. Он проходит мимо каменных построек мастерских и гаражей, влезает под навес и останавливается.
– Ну, наработались! – спускаясь на землю, говорит дядя Федя большой. – Хочешь не хочешь – отдыхай. И откуда его прорвало, окаянного! – с недоумением разводит он руками, глядя на снег.
А тот валит и валит крупными мокрыми хлопьями.
Около комбайна появляется Ваня.
– Что, Тихон, не успел поработать на моем месте? – оживленно спрашивает он товарища.
– Два раза вилами взмахнул – и снег пошел, – говорит Тихон, отряхивая одежду.
По глазам, по голосу его чувствуется, что он не очень расстроен случившимся. "Опять соберутся сельские ребята, организуем оркестр", – думает Тихон.
Ваня подходит к Павлу, поднимает руку к его глазам.
– Смотри! – шепотом говорит он и показывает ему рукав телогрейки. – Смотри скорее, а то растают.
На черном рукаве лежит несколько прозрачных снежных звездочек.
– И откуда такая красота берется на свете? Будто сделал их мастер необычайно тонких художественных изделий! – мечтательно говорит Ваня и долго глядит на рукав. Звездочки давно уже растаяли, не оставив даже мокрого следа.
Павел не отвечает Ване.
– Дядя Федя, а что же дальше? – спрашивает он.
Дядя Федя большой опять с недоумением разводит руками. А дядя Федя маленький возится у открытого мотора. Он упорно молчит. Павел заметил, что молчит он только тогда, когда бывает чем-то расстроен.
Павлу хочется спросить: "А не погибнет пшеница?" Он видел, как жалко склонились под снегом колосья. Но дядя Федя не в духе. "Спрошу потом", – думает Павел.
– Давайте, ребята, очищать машину от снега! – командует дядя Федя большой. – Вон там в углу венички.
Из вороха веников Ваня берет три. Серый тающий снег летит на землю, очищаются соломокопнитель и комбайн.
Дядя Федя маленький с тряпкой в руке обходит комбайн, оглядывает его.
– Ну, ребята, как в поле идти – клич кликну! – говорит он. – А теперь можно расходиться.
Ваня знает, что завтра школьники покидают колхоз, но он видит, с каким увлечением работает Павел, и не торопится сообщать ему эту новость.
Ребята прощаются с дядями Федями, медленно идут по двору МТС, заглядывая в гаражи и в мастерские, напоминающие цеха заводов. Гаражи почти пусты. В мастерских шумно и весело: стучат молотки, шумят электросварочные аппараты, разбрасывая вокруг ослепительные искры.
Павел, Ваня и Тихон идут в клуб. Дорогой Ваня говорит товарищам:
– Убрали весь картофельный массив – сто двадцать гектаров. – И, поглядывая на Павла, он словно виновато сообщает: – Завтра покидаем это снежное королевство и снова за парту – зубрить науки.
Тихон восторженно выбивает чечетку на тающем снегу. А Павел опускает голову и молчит. Ему жалко уезжать из колхоза. Хотя он немножко и соскучился по матери, но ему хочется подольше побыть около сельскохозяйственных машин, мастерских МТС, среди таких людей, как председатель и дяди Феди.
Глава пятая
1
Павел идет по снегу мимо магазина, школы, заглядывает в окна новых домов переселенцев, приехавших весной из центральных областей страны. Он останавливается у ворот небольшого дома с веселыми светло-зелеными ставнями. Здесь живет дядя Федя маленький.
Павел заходит во двор. На него с ожесточением лает черный пес и мечется на цепи. Двор небольшой, но чистый и уютный. Справа – дом. Прямо – коровник, над ним сеновал. За коровником березовый плетень и калитка в огород. Забор, отделяющий соседнюю усадьбу, закрыт высокой поленницей дров.
Павел поднимается на крашеное крыльцо, открывает дверь в сени. Но в это время до него доносится скрип открывающейся калитки и знакомый крик:
– Эй, Павел!
Из огорода выходит дядя Федя маленький. На голове у него полотенце. Лицо ярко-красное, усеянное каплями пота. В руках таз и разбухшая от воды мочалка.
– Мы уезжаем завтра утром, – говорит Павел. – Я пришел попрощаться.
– Хорошо, что пришел! – Дядя Федя открывает дверь и приглашает Павла зайти.
В доме прежде всего ощущается тепло, от которого отвык Павел за эти дни. В прихожей просторно, даже пусто. Стол, накрытый голубой клеенкой, голубая скамейка у окон и русская печь, покрашенная такой же голубой краской, с занавеской у плиты. Но горница поражает Павла. Он не ожидал в этом маленьком сельском доме увидеть бархатные дорожки на полу, мягкие стулья и диван, зеркальный шифоньер и кровати с никелированными спинками.
Два белоголовых мальчугана, прекратив игру в кубики, с любопытством глядят на Павла большими отцовскими глазами.
Дядя Федя усаживает Павла на стул, и тот, смущаясь, косится на свои ноги, оставляющие следы на чистом желтом полу.
Дядя Федя вытирает полотенцем лицо, голову, шею и садится около Павла.
– Значит, завтра покидаешь нас? Ну, желаю тебе учиться так же хорошо, как работал. Будет возможность – приезжай. Тепло-то на душе к нашему колхозу останется?
– Останется, дядя Федя. Буду помнить и работу в ночную и вашего стального коня. Привык. Уезжать жалко…
– То-то же! – улыбается дядя Федя. – Труд-то наш здорово затягивает. Еще, того гляди, школу кончишь да и к нам?
– Может, и к вам, дядя Федя. Я комбайном интересуюсь. Машина интересная, и вокруг такое приволье…
– Вот и хорошо! Поработаешь, поймешь все до тонкостей, а там и в какой-нибудь машиностроительный институт поступишь, – советует дядя Федя. – Стеша! Стеша! – кричит он, услышав в сенях шаги жены. – Давай чаевать. Гость у меня!
В дверях показалась румяная, миловидная женщина.
Павел смущается еще больше:
– Мне надо идти, дядя Федя, ребята ждут…
– Ну, коли так – иди. – Дядя Федя провожает его до крыльца, крепко жмет руку и прикрикивает на лающую собаку: – Цыц, дура!
Несколько минут Павел стоит у ворот дома, потом несмело переходит дорогу и направляется во двор с надписью: "Правление колхоза "Красный Октябрь". У крыльца стоят два мотоцикла и коричневая "Победа". Павел робко поднимается на крыльцо, входит в небольшую прихожую, заставленную стульями. Около открытой двери громко разговаривают две женщины. Из комнаты доносятся голоса, стук машинки, щелканье счетов.
Дверь в другую комнату с надписью "Председатель колхоза" закрыта.
Павел садится на стул и думает: "Зачем я пришел сюда?"
Женщины проходят в шумную комнату. Павел остается один. Он подходит к закрытой двери и дотрагивается до ручки. С легким скрипом дверь открывается. Павел испуганно закрывает дверь, но успевает увидеть за столом председателя. В военном кителе он кажется моложе, строже и красивее. Председатель что-то читает, склонив черную с проседью голову, и его кожаные руки спокойно лежат на столе.
Павел слышит голос председателя: "Войдите!", но тут же, не оглядываясь, выбегает на улицу.