Нонна! Совершенно случайно я оказалась на вашем дипломном, спектакле. Я та самая Марина из советского посольства в Бонне, которая отправила вас на виллу к жене посла. Повидать вас после спектакля я не успею: спешу на поезд. Отпуск закончился, и я опять отправляюсь в Бонн.
Мне вот о чем хочется рассказать вам…
Ваша тетка умерла. Все ее магазины и типографии каким-то образом перешли в руки Курта Брауна. В Париже ни о каком фильме про Марфу Миронову никто ничего не знает. Видимо, после вашего отъезда создавать этот фильм передумали. Вот и все. Вы хорошо играли. Счастливого вам будущего!
Марина.
Не снимая грима, Нонна сидела в уборной перед зеркалом.
Уж давно смолк шум в зрительном зале. И за кулисами было тихо.
Перед ней лежало письмо Марины. Вспомнился Мюнхен, тетя Таня, Курт, красавица монахиня, памятник у входа в крематорий и надпись на нем. Та самая надпись: "В память погибших и в назидание живым!" Потом она вспомнила ресторан "Романов", тоскующего по родине старого эмигранта и стихи, несущиеся из широкой трубы старинного граммофона: "Ночевала тучка золотая…"
Эти стихи напомнили об Алеше, о их любви, непонятно почему не сложившейся. Он не приехал, не сдержал обещания…
В уборную ворвалась Люся и увидела, что Нонна сидит на стуле, плачет и, глядя на себя в зеркало, полушепотом читает стихи.
– Сумасшедшая! – закричала Люся. – Там же директор театра, главный режиссер и члены художественного совета. Тебя и меня берут в театр! Скорей, они ждут! Ты понимаешь?!
Нонна равнодушно посмотрела на Люсю, хотела отвернуться. Но вдруг поняла смысл ее слов – вскочила, сбросила костюм, в котором играла, схватила платье… И пока Люся застегивала ей пуговицы и стаскивала с ее ног голубые старомодные туфли, Нонна торопливо снимала грим, расчесывала волосы.
Обе девушки повернулись к зеркалу, окинули себя быстрым, оценивающим взглядом, выскочили из уборной и помчались по коридору. Потом, стараясь сдержать стук каблучков, гулко разносившийся по строго притихшему зданию, они пошли медленней. Но в каждом их шаге, в каждом движении было острое нетерпение…
Они знали, что сейчас вот Александра Антоновна представит их главному режиссеру и директору. Она скажет:
– Вот мои выпускницы. Пожелаем им счастливой дороги!
И когда режиссер или директор произнесет заветную фразу о том, что приглашает их на работу в свой театр, нужно будет призвать на помощь все приобретенное в этом доме актерское искусство, чтобы не выдать своей слишком уж бурной радости…
1969 – 1970