- Когда я женился на Мари, - после молчания вновь пробормотал Татрик, - нам нехватило ржи посеять, - мешок ржи только, семь пудов в нем, - и мне никто не одолжил, даже Кукк, лавочник. Думали, прогорим мы с Мари. И пришел я к старому Курвесту, отцу Марта: "Одолжи, говорю, или под отработку дай". Он на меня немного зол был: сам на хутор Мяэ рассчитывал, купить его хотел, ну, а я ему помешал своей женитьбой на Мари. Вышел он на двор, посмотрел на меня гордо и говорит: "Мне мешок ржи - воробьев накормить… По мешку я не одалживаю, а захочу - даром отдам. Но только, смотри, донеси, не снимая со своей спины, от моего амбара до своего хутора". И кричит работнику: "Дай ему мешок!" Силен я был, ничего, взял мешок на спину, понес. Версту прошел, ничего; вторую выжал, - весь мокрый, ноги в землю врастают, в глазах круги красные. А Курвест с работником в телеге сзади едет… Я тогда полверсты не дошел, свалился. Работник мешок на телегу взвалил и уехал с Курвестом обратно.
- Он, говорят, любил пошутить… - проворчал Пауль. - Жаль, что не донес…
- Я и сам об этом жалею; хотел бы я посмотреть его рожу тогда, - сказал Татрик. - Сил нехватило донести. Но я это запомнил крепко. И вот сегодня вспомнил и думаю, почему бы я тебе не смог одолжить клевера…
Пауль с удивлением посмотрел на Татрика, но лицо того было, как всегда, простодушно и спокойно, словно он предлагал одолжить не семена клевера, стоившие на базаре бешеных денег, а какие-нибудь, чорт побери, старые грабли! Поэтому Пауль ничего не нашелся сказать и только переглянулся с просиявшей Айно.
- Так ты приходи завтра, - лениво пригласил Татрик.
- Я… приду… - кашлянув, сказал Пауль. - Ты, Петер, меня, надо сказать, здорово выручил… Да, здорово…
Посидев еще немного, Татрик попрощался. Пожимая на дворе руку Паулю, Петер оглянулся на лес и пустынные поля и проворчал вполголоса:
- Пса бы завел… Веселее. Знаешь, хозяин тот с ограбленного хутора, говорят, узнал одного бандита. Будто бы сын Курвеста, Роберт… Не знаю, может и болтают…
- О! - Пауль нахмурился. - В родные места пожаловал?
Татрик ничего не ответил и пожал плечами.
Весть о старшем сыне Курвеста в этот сияющий весенний день прошла мимо сознания Пауля как что-то очень далекое и не нужное и сразу забылась, не возбудив никаких тревог.
Радостно улыбаясь, он вошел в дом и, заложив руки в карманы, что у него служило признаком хорошего настроения, оживленно сказал жене:
- Видишь, а? Татрик-то?
- Что? - спросила Айно.
- Как он осматривал все? Мол, какие хозяева на Журавлином хуторе, стоит ли с ними считаться… Мы с тобой сегодня еще одного друга нашли. Семена обещал… Это хороший день. Я вот только все думаю, чему мы обязаны… Ты не знаешь? Ну, подумай, здесь есть над чем подумать…
Насвистывая, Пауль принялся шаркать рубанком и весь день работал не покладая рук; веселое настроение не покидало его.
Вечером, ложась спать, Айно спросила его:
- Так кому же мы обязаны приходом Татрика?
Смеясь и ущипнув ее за щеку, он с нежностью, которой нельзя было ожидать от этого неповоротливого и сдержанного человека, сказал:
- Глупая, конечно - тебе. Он увидел, какая ты у меня хорошая хозяйка, и понял, откуда весенние ветры дуют…
А весенние ветры дули не переставая, и непрерывно светило апрельское солнце. Лужи на дворе и на полях просыхали. На опушке, - словно из лесу вышли, - выступили желтым цыплячьим пухом покрытые ивы; сочная кора на их гибких прутьях, серая зимой, теперь потемнела и заглянцевела, наливаясь соком. Гребень дальнего холма, в первые дни весны казавшийся однотонно-серым, постепенно менял цвет свой. На нем ясно обозначились зеленые полосы озимых Йоханнеса Вао и Петера Татрика и день ото дня становились ярче. Только многолетняя залежь вокруг Журавлиного хутора все еще была однообразно соломенно-серой.
С каждым днем возрастало беспокойство. Пауля. Подступало время пахоты. Хозяин Журавлиного хутора отправился к председателю машинного товарищества, Юхану Кянду. Он нашел его на дворе хутора Курвеста. Юхан возился у красного трактора, выведенного из сарая.
Он встретил Пауля Рунге по-приятельски, потряс руку, предложил закурить и рассеял все сомнения насчет готовности трактора.
- Как часовой механизм… - безоговорочно сказал он. - Можешь не тревожиться, раз договор заключен. У нас строгий график. Твоя очередь после Розалии Рист, а ее очередь первая, - у нее совсем лошади нет. Сначала ей, потом тебе…
Последние слова утонули в реве взвывшего трактора; тот заплевался синим нефтяным перегаром и задрожал как живой.
Это было убедительнее всяких слов, и Пауль, успокоенный и веселый, отправился в обратный путь. Он был настолько занят мыслями о тракторе, что даже забыл как следует поговорить с Сааму, который повстречался ему у хлева с ведрами в руках; Сааму что-то был невесел.
На следующее утро до Журавлиного хутора донеслось резвое тарахтенье трактора;. целый день оно не умолкало.
- Но ведь это на хуторе Курвеста, а не у Розалии Рист? - удивилась Айно.
- Ну и что же, он пробует… Его поля, кстати, и повыше, и посуше… - объяснил себе Пауль, внимательно прислушиваясь к этим звукам, и не без раздражения прибавил: - К тому же он ведь тоже новоземельцем считается…
Прошел еще день. Пара сытых коней медленно взобралась на гребень холма, видный со двора Журавлиного хутора, и не спеша пошла по краю земли, отчетливо видная на фоне голубого неба.
- Отец боронит… - прищуриваясь, узнала Айно. - Видишь, как шагает. Словно благодать несет в руках.
Теперь и Пауль, напрягая зрение, узнал Йоханнеса Вао, мерно и важно шагавшего за конями с вожжами в вытянутых перед собой руках. Йоханнес и в самом деле выступал с таким видом, словно бы знал, что вся волость следит за тем, как хозяин хутора Вао боронит в поле.
В этот день тарахтенье трактора наконец донеслось откуда-то из-за леса, со стороны полей Коора, смежных с новым хозяйством Роози Рист. Тогда Пауль не вытерпел:
- Я… пройдусь… - сказал он Айно.
И, размашисто шагая, пошел прямо полем к лесу, откуда то приглушенно, то громко, словно рядом, слышались удары неутомимого металлического сердца.
У свежевспаханной борозды он нашел Роози Рист. Она принесла в кувшине молока трактористу, уже час тому назад как принесла, и молоко было выпито, а она все стояла у межи, не в силах оторваться от вида перевернутых пластов земли. Как зачарованная, опустив по бокам свои громадные, почти мужские руки, следила она за мерным бегом трактора, на котором с напряженным лицом восседал восемнадцатилетний юнец-тракторист, по слухам - какой-то родственник Кянда. Черная полоса вспаханного все росла. Ее поле! Поле, на котором впервые в жизни пшеница вознесет свой колос для Роози Рист, только для нее. Это было так прекрасно, что даже не верилось, что так будет на самом деле.
- Здравствуй, Роози… - сказал Пауль.
Она не пошевелилась. Он громче сказал.
Она обернулась, и Пауль увидел, что лицо ее блестит от обильных бабьих слез.
- Здравствуй, Рунге, - сказала она, сияющими глазами глядя на него. - Это - под пшеницу…
И больше они друг другу ничего не сказали, хотя и долго простояли рядом, следя за тем, как плуги отваливают все новые пласты земли, готовой открыть им великие свои щедроты.
Вечером на Журавлином хуторе было много разговоров о тракторе, ожидавшемся на следующее утро. Так обещал Кянд. Пауль подготовил бидончики с горючим. Айно беспокоилась о завтрашнем обеде. Решено было пожертвовать последним куском соленой свинины, приберегавшейся Айно на торжественный случай.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Трактор не пришел утром. Не дождавшись его и в полдень, Пауль молча нахлобучил кепку и отправился на хутор Курвеста.
Прошло много часов, уже длинные тени легли на поля, когда Пауль наконец вернулся и, не глядя на жену, стоявшую на пороге, вошел в дом.
В предчувствии чего-то очень плохого, Айно, прижимая руки к груди, в молчаливом ожидании следила за мужем. Он, не снимая кепки, мешковато сидел на табурете и угрюмо смотрел на пол.
- Трактор сломался, - устало сказал он. - Ясно? Подшипники распаялись и еще что-то там…
Впервые Айно с дрогнувшим сердцем заметила, как Пауль похудел за последнее время; заострились скулы на широком лице, отросли волосы на шее. Теперь он, в старой кепке, сдвинутой на крутой лоб, уж не напоминал того подтянутого военного, каким был недавно, а был похож на обыкновенного, одолеваемого заботами бедняка-землероба. Он весь как-то полинял и потерся, как и его много раз стиранная старая военная гимнастерка.
- Врет он! - крикнула Айно с внезапно вспыхнувшей злобой. - Врет… Так уж сразу и сломался?
- Он мне показал там какие-то детали, - вяло пожал плечами Пауль. - Откуда я знаю… Я тоже думаю, что врет, и Маасалу так думает. Но что толку? Поди докажи, что врет.
Так же вяло он рассказал о сегодняшних похождениях. Был в волисполкоме. Ну что ж, Янсон ругал Кянда, Кянд ругал подшипники… А что толку? Отремонтировать трактор - полмесяца уйдет…
Айно решительно направилась к двери.
- Куда? - остановил ее Пауль. - Подожди…
- У тебя не вышло, а теперь я буду действовать, - вызывающе сказала Айно. - Отца попрошу… Если откажет, так он не отец…
- Стой, ты не пойдешь… - сказал Пауль и медленно выпрямился. - Йоханнес этого и ждет только… Они все ждут, что у нас ничего не выйдет. Они упрямы, но я в сто раз упрямее их…
Такая ненависть слышалась в его голосе, что Айно покорно остановилась. И хотя дело было плохо, но она вдруг уверовала в упорство этого человека. И тут она вспомнила, что он, наверное, не только устал, но и голоден.
- Не сердись, - сказала она нежно. - Что толку, если мы будем ссориться…
Поставила на стол глиняный кувшин с простоквашей, покрытой янтарным слоем сметаны. Пауль с горечью вспомнил, что сметана не была снята лишь потому, что простокваша предназначалась для мальчишки-тракториста, родственника Юхана Кянда. Жадно откусывая хлеб, они молча ели и думали оба, где же достать плуг и борону? Где достать еще одну лошадь? Ведь Анту один не потянет плуг в земле, превратившейся почти в целину.
И после ужина, и даже ночью они перебирали все те же мысли, только уж вслух. У других у самих сейчас горячие дни; о том, чтоб обратиться за помощью к Йоханнесу Вао или зятю его, Коору, Пауль не хотел и слышать. Попытаться обратиться в конно-прокатный пункт волости? Но ведь там договоры давно заключены и лошади уже пашут всюду.
- И все-таки больше ничего не остается, - сказал Пауль утром следующего дня, словно подводя итог размышлениям. - Хотя бы плуг получить.
Он запряг Анту и поехал в волость.
Анту, выправившийся за время вынужденного безделья, трусил бойкой рысцой мимо полей, на которых можно было видеть крестьян Коорди, шагающих за плугами и культиваторами. Многие вопросительным взглядом провожали человека, который в такую рабочую пору не пожалел ни своего времени, ни коня и направлялся куда-то от дома неизвестно зачем.
Они молча смотрели на Рунге, и он молча смотрел на них.
Пауль ехал и думал, что вот хотя тут кругом поля, и просторно, и коню, пущенному в борозду, только итти бы и итти, отваливая пласты сырой весенней земли до самого синего горизонта, но вместо этого мужики совершают извечно привычное, замкнутое движение по кругу - от межи до межи. Не успеют кони разойтись, а уж, дойдя до какого-то невидимого, но непреодолимого предела, поворачивают. Не поле, а лоскутное одеяло, на котором не так уж часты квадраты пышных озимых. Вот только полосы Коора очень хороши: радуют глаз ровным яркозеленым блеском. Да и как им не быть хорошими: трижды осенью Роози прошла их рандалем и бороной: одного навоза по пятьдесят возов на гектар вывезли, да и семенами Коор засеял сортовыми. А вот все остальные полосы похуже, сколько их ни есть, и все разные, потому что разными семенами и в разные сроки засеяны, по-разному удобрены. И не потому, чтоб не старались хозяева или не понимали пользы от сортовых семян и удобрений, а просто нехватало их в своем хозяйстве или не дошли руки до всего, - ведь каждый в своем хозяйстве, в конце концов, один бьется, а у одного только две руки…
Вон у своей межи встретились Петер Татрик и Мейстерсон. Они, вероятно, уж лет двадцать, как встречаются у нее по весне, и один из них всегда спрашивает у другого:
- Ну, как ваша рожь?
И кто-нибудь всегда отвечает:
- Наша хуже вашей.
Иногда хуже у Татрика, иногда у Мейстерсона, но редко у них у обоих бывает хорошо, хотя они считаются не последними хозяевами в деревне. А отчего бывает это - долгая песня рассказывать. Об этом можно говорить с понимающим человеком до самой ночи, выпив по десяти кружек пива и раскурив объемистый кисет табаку…
Чтоб вышли хорошие всходы и налились в тяжелые колосья, нужно посеять хорошими отборными сортовыми семенами. Но где же в маленьком хозяйстве возиться с семенным полем? Нет, это очень трудно и хлопотно. Поля волости Коорди болотисты и скупы на урожаи: они требуют много труда. Вот пройдешь пять раз полосу, сначала плугом, потом рандалем или культиватором, затем бороной пружинной, а после зубчатой, да еще катком сверху твердые комья пригладишь, ну тогда еще куда ни шло, можно надеяться. А полос у тебя не одна: и под рожь, и под пшеницу, ячмень и овес… Случись тут заболеть не во-время, ну, тогда совсем плохо, - опоздаешь, ты ведь один; на жене домашнее хозяйство и скот весь.
А если и справишься возделать поля, то это опять-таки полдела: никогда не вырастет на глинистых неплодородных полях Коорди рожь без подкормки минеральными удобрениями, без того, чтоб не запахать в почву десятки и сотни возов навоза. Но где взять навоз, когда скота маловато? В Коорди принято на шести гектарах земли держать одну корову, иначе не прокормить сеном. В среднем хозяйстве держат две коровы и лошадь. А надо бы держать на этой земле четыре коровы и две лошади. Но тогда и расчет надо иметь другой: вспахать надо все кочковатые журавлиные пастбища - болотную целину, которой много в Коорди, засеять травами, жирным клевером, сочной тимофеевкой… На одной лошади, не вспашешь все это, не возделаешь, нет… Машины надо иметь, трактора! "Нет уж, у каждого хутора своя межа, как у жизни свой предел…" - этими словами всегда и кончались подобные разговоры.
Задумавшись, Пауль не заметил, как поровнялся с Михкелем Коором, шагавшим за бороной, влекомой парой добрых коней. Михкель сам за бороной, - на такое редкое зрелище стоило посмотреть! Крестьяне Коорди видели его впервые. И, поглядывая на долговязую фигуру Коора, носками внутрь шагающего за упряжкой, вспоминали почему-то батрачку Роози, которая отделилась от Коора и сейчас боронит на своем поле.
- Алло! - крикнул Михкель, приподнимая соломенную шляпу с продавленной тульей. - Приятно видеть человека, которого работа не догоняет. Уж не праздник ли у тебя?
Пауль сделал вид, что не расслышал вопроса.
Велико же было удивление Михкеля Коора, когда, доборанивая вечером поле, он увидел возвращающегося Пауля. За телегой, нагруженной плугом и бороной, на поводу шагала гнедая лошадь; рядом с ней, отгоняя веткой мух, шел Пауль. Старый Анту, спокойно помахивая хвостом, волок телегу с таким флегматичным видом, словно бы он ежедневно доставлял на Журавлиный хутор возы с подобной драгоценной кладью.
Пауль остановил Анту с видимым желанием вступить в разговор с Коором. Он задумчиво посмотрел на кислое лицо Коора и простодушно спросил:
- А я, знаешь, все целый день думаю, как ты догадался, что у меня праздник?
Услышав ответное невнятное ворчание Михкеля, он задумчиво продолжал:
- Так вот всегда: когда у одного праздник, у другого нет его. Я вот гляжу на тебя, - что-то ты уж очень взмылился сегодня… С непривычки, что ли?
Потом он бодро цыкнул на Анту и процессия двинулась дальше.
Не доезжая километра до Журавлиного хутора, он увидел стремительно бегущую навстречу Айно и пробормотал:
- Но, но, старик… Нас, кажется, ждут.
Хотя лицо его так и распирало от сдерживаемой улыбки, но на десятки нетерпеливых вопросов Айно он с напускным равнодушием ответил:
- Э, свой парень оказался заведующий-то…
В большие подробности Пауль с присущим ему отвращением к восторженным излияниям не вошел. С молчаливым достоинством помахивая сломанным по дороге прутом, он направил Анту на двор. Не будь он так сдержан, пришлось бы рассказать об участии парторга Муули, о том, с каким трудом, гнедую лошадь не в очередь выделили на поля Журавлиного хутора. Но так ли уж важны были подробности? Важно было то, что он достал коня, плуг и борону.
Анту впрягли в плуг рядом с чужой кобылой; они недоверчиво обнюхали друг друга, храпнули и, так же недоверчиво косясь, вступили в первую борозду. Уже на следующий день вполне освоились и шагали не сбиваясь. Все время за своей спиной они ощущали присутствие неугомонного человеческого существа, воля которого их подавляла. Он, этот человек, с вожжами, закинутыми за шею, держась за рукоятки плуга, неумолимо погонял и погонял их. Он требовательно натягивал вожжи, когда они устало ослабляли свой шаг, порой даже сердился, ворчал что-то, и тогда Анту примирительно помахивал хвостом, словно желая сказать: "Ладно, ладно уж… Знаю…" и плотнее врезался в хомут. Хотя к концу длинного дня человек сам чуть не валился от усталости, у него все же хватало воли и коней подгонять, и себя заставлять итти вперед.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Четыре гектара посевов поддерживали добрые надежды…
День ото дня, поля, окружающие Журавлиный хутор, становились зеленее и пышнее. В солнечные дни старый хутор напоминал черную, претерпевшую жестокое плавание баржу, которая наконец приплыла к тихой пристани средь зеленого озера. Майский ветер разгонял вокруг зеленую рябь.
В огороде Айно, по мнению Пауля, творила чудеса. В парнике росла рассада. На грядках чванливо растопырились синие перья лука, кружевную зелень ботвы распустила морковь, на маленьком солнечном холмике раскинулись листья тыквы, похожие на чертополох, раскрыли глаза какие-то неминуемые во всех огородах яркооранжевые цветы с резким запахом. По настоянию Айно, Пауль должен был обнести эту плантацию заборчиком для защиты от кур, хотя их еще и не было. Но ведь они будут!
Хозяевам хутора некогда было присесть на скамеечке, поставленной Паулем в саду под березой, и полюбоваться на плоды трудов своих. Забота словно стояла рядом, подталкивала под бок, ворчливо напоминала: "Вот она я… А вы не забыли про фундамент под новый хлев?"
Пауль принялся рыть канаву для фундамента, но Айно перебила у него работу, решительно сказав, что канаву выроет она сама. А он пусть лучше возит камень для фундамента, пусть возит песок и подумает, как доставить бревна из лесу. Но пора ли попросить помочь этих славных людей с хутора Яагу?
Колодец причинял им беспокойство. Весенняя вода из него быстро пропала. Без Семидора тут не обойтись, - надо сходить за ним.
Но Семидор пришел сам, как всегда хлопотливый и суматошливый, в обычном своем пиджаке с обвисшими полами и разошедшимися швами. Подмышкой нес канат, в руках облезлый картонный чемоданчик. В какие-нибудь пять минут он успел обегать дом, хлев и огород и обо всем высказать свое мнение - в общем одобрительное; Айно обещал принести каких-то редких семян, Паулю надавал советов, как лучше поставить хлев. Выслушивая советы, Пауль - сам плотник - только усмехался и неопределенно мычал: "Гм, да, да…"