Синяев покачал головой: толково! Словно бильярдные шары катает вместо слов. Силен Яков Никанорович! Захочет - и любое слово эдак вот укатит шариком в лузу… Синяев даже не обиделся, когда понял, что Лунин почему-то первое слово предоставляет Ремезову, а не ему, несмотря на негласный уговор.
Ремезов вышел вперед не торопясь и, прежде чем начать говорить, медленно обвел собравшихся своими тяжелыми темными глазами. Начал резко, без обычной вступительной словесной канители:
- Я хочу сказать о главном. Не о сравнительных достоинствах и недостатках проектов, а о самом принципе застройки приморского района. Речь о нем идет в институте давно, и ни я, ни мой коллега Синяев не являемся пионерами в деле архитектурного разрешения поставленной проблемы. В разное время выдвигалось немало и других проектов, но все они имели один существенный недостаток: в основу их была положена давняя схема, отводившая приморскому району второстепенную роль поселка при порте. Как сумел обойти это узкое место мой коллега - судить не мне.
- Действительно… - иронически бросил Гольцев.
- Дело говорит Александр Ильич, - отозвался Туганов, - Сколько еще будем вместо современных центров возводить времянки - барачный городок на сорок тысяч коек? Надоело.
- Тише, товарищи! Нельзя же так… - Это уже начальственно вмешался Лунин. - Каждый выскажет свое мнение.
Александр Ильич отнесся к вынужденной паузе спокойно, будто и не заметил стычки.
- Мне известно, что приезжие чаще всего считают наш город красивым. И у него, безусловно, есть свое лицо, но… за счет рельефа! К сожалению, естественный дар природы нами, архитекторами, используется слабо. Попробуйте развернуть город на плоскости, что останется от него?
- Прошлые ошибки архитектуры, - опять подсказал с места Туганов.
- Совершенно с вами согласен! Но хотя бы сейчас мы не должны повторять их. В наших руках огромная ценность - амфитеатр над морем. Все города, располагающие подобным, - мировые достопримечательности по красоте. Так неужели застройка приморского склона должна считаться у нас второстепенным мероприятием? Нет, город должен располагать современным морским центром. Мой проект представляет одно из возможных решений именно в этом направлении. Море должно стать неотъемлемой частью городского пейзажа.
- Позвольте, о чем идет речь? Что вы тут, черноморский курорт предлагаете строить? Я, например, двадцать лет здесь живу, а на море только на рыбалку езжу. И жить вблизи него не хотел бы. Что там? Туман да камни. - Это заговорил, кажется, кто-то из работников управления "Сантехмонтаж".
- Как вы можете судить по себе? - перебил Ремезов раздраженно, но тут же сдержал себя. - Согласен, в нашем городе туман - частый гость, но разве его меньше на Балтике или даже в Ленинграде? А все же люди живут там… Почему же только из-за того, что кто-то за двадцать лет не смог полюбить наше море, мы всех должны лишать его красоты? Но дело не столько в море, сколько в наиболее рациональном использовании естественных возможностей приморского склона. Многосекционные дома, слитые в слегка выгнутые по рельефу ленты, надежно сопротивляются господствующим ветрам. Кроме того, появляется возможность использования цокольных этажей: благодаря крутизне склона, под каждой лентой домов можно сделать помещение для гаражей, складов и всего того, что обычно загромождает городской пейзаж. А выше, под защитой домов, располагаются торговый и общественный центры. Вот прошу всех посмотреть, - Ремезов подошел к большому макету из пенопласта, висевшему на стене, - Здесь все показано наглядно. Вопросы будут?
Если вопросы и были, то их задавали не автору, а решали между собой в мгновенно вспыхнувших по разным углам зала спорах. Наконец шум утих, и слова попросил тот самый солидный мужчина, который так не любил моря. Теперь Александр Ильич вспомнил точно: это действительно сантехник. Один из тех, с кем чаще всего ссорятся архитекторы.
- Я понимаю, товарищи, о завтрашнем дне думать надо, но ведь стоило бы не забывать и о сегодняшнем: к примеру, подумать об элементарном благоустройстве, если уж, как вы утверждаете, с архитектурой пока не все в порядке!
- Постойте, но какое это имеет отношение к предлагаемому мной проекту? - спросил Ремезов. Он по опыту знал, что на таких совещаниях люди, увлекшись своим, часто совсем забывают основную цель.
- Да я разве о проекте толкую? - ничуть не смутился говоривший, - Я о нуждах города…
По залу прокатился смешок. И сейчас же с места поднялся Туганов.
- Я понимаю, совет у нас не собирался давно, могли назреть самые различные проблемы. В том числе и благоустройства. Это правильно, что в городе запущены скверы, дворы, аляповатая реклама на зданиях, не все улицы освещены. Но это требует особого разговора. Не о том сейчас речь.
Мне хочется сказать несколько слов не о самом даже проекте Ремезова, а о принципиальном его отличии от всего того, что строилось в городе до сих пор и строится сегодня.
Современный городской район должен быть прежде всего удобным. Точно так же, как и квартира - просторная, светлая, благоустроенная, где все на виду и все "под рукой". Любая архитектурная идея мертва, если в основу ее не положены запросы и потребности нашего советского человека…
В своем проекте Александр Ильич Ремезов идет от уже известного опыта литовских строителей, хотя и разработал его давно и самостоятельно. Как и в проекте района Жирмунай в Вильнюсе, здания на приморском склоне нашего города располагаются свободно, между лентами домов много простора, они развернуты так, что в каждую квартиру проникает солнце. Транспортная магистраль вынесена на край жилого массива, а следовательно, уменьшается и опасность дорожных происшествий с детьми. Торговый центр и комбинат бытового обслуживания находятся посреди района, прийти туда удобно любому из жителей. Предусмотрены детские игровые и спортивные площадки. Короче говоря, данный проект - один из вариантов города будущего, а не скороспелая модернизация старых образцов. И это, на мой взгляд, главное. А недостатки, если таковые имеются, всегда могут быть устранены в процессе доводки проекта.
- У вас завидная осведомленность, - улыбнулся Лунин, - можно подумать, что вы с Ремезовым вместе работали над проектом.
- К сожалению, нет. Но я работал в Литве, знаю район Жирмунай и могу сравнить. Скажу откровенно: проект Ремезова меня заинтересовал. Он вполне современен, убедителен. Думаю, за ним будущее.
Слово взяла молодая женщина - преподаватель истории, скромная на вид, но отнюдь не робкая.
- Мне, товарищи, очень понравилось то, о чем говорили товарищ Ремезов и товарищ Туганов. Конечно же, город наш красив, а должен стать еще краше и еще удобнее для нас, северян. И это все в проекте есть. Но мне хочется, чтобы он больше отразил историю края. Обелиск покорителям Севера - хорошо, но, может, удастся привязать к нему как-то и новое здание музея? Старый так тесен, что туда почти невозможно прийти с большой экскурсией. Вот это мое пожелание.
И опять на какой-то момент возникла пауза, заполненная торопливыми, вполголоса спорами в разных концах зала.
Заговорил человек, чем-то удивительно похожий на Лунина:
- Я - экономист по профессии. Если хотите, старый финансовый волк. - Он помолчал, ожидая реакции присутствующих, - Так вот, меня интересует только один вопрос: стоимость проекта. Не слишком ли дорого придется платить нам за эту, хе-хе, красоту?
- Разрешите контрвопрос? - Ремезов подался вперед. - Если вы занимаетесь строительными сметами, то должны знать, что красота в архитектуре не является самоцелью. Это, прежде всего, полезность, лучшее использование любой строительной площадки и, в конечном итоге, большие удобства для людей. Уверяю вас, что незначительное превышение сметы при строительстве лент жилых домов вполне оправдает себя со временем.
Зал одобрительно зашумел и, словно испугавшись этого, с места резко поднялся Лунин.
- Что ж, видимо, мы должны послушать автора второго проекта? - предложил он. - Аркадий Викторович, вы готовы?
Синяев неуверенно встал с места, будто проснувшись. Зачем-то провел рукой по лысеющей голове. В эту минуту ему показалось, что во всем зале нет человека, которому было бы интересно то, что он может сказать, - настолько все были увлечены, полны только что услышанным и своими мыслями по этому поводу. И самому Синяеву вдруг стало ясно, что его проект - это вчерашний день.
- Товарищи, я… в общем, я отказываюсь… надо доработать… современные задачи требуют… Ах, да все равно теперь!
Синяев прошел меж рядов и побрел из зала, ни на кого не глядя. Недоумевающий ропот проводил его до дверей и стих.
Аркадий Викторович спустился по лестнице. Торопиться ему было некуда: все кончено. Но он сам все еще не понимал, почему, как это произошло? Ведь он собирался выступать, обдумывал аргументы, мысленно спорил с Ремезовым. А когда поднялся с места, вдруг понял, что сказать ему нечего. Мысли и слова разбежались, как тараканы, выпущенные из банки. И он понял, что ни одно из этих слов поймать не может. Самое лучшее - уйти.
Совершенно машинально он забрел в зимний сад. Там несколько молодых фикусов и пальм несмело присматривались к простору и свету после привычной тесноты родной теплицы. Между ними стояли аквариумы и свисали бледно-розовые, почти прозрачные кисти плакучих цветов. За всей этой зеленью можно было укрыться от любопытных глаз людей, выходивших из зала. До Синяева долетали обрывки разговоров:
- Порт - ворота края. Значит, и обрамление у бухты должно быть соответствующее: красивые большие дома. Прав Ремезов!
- Знаете, я в пятидесятом году приехала на "Дзержинце". Смотрю - хибарки лепятся над портом, как стрижи по карнизу. Страх! Это сегодня город подступает к порту, а тогда его за сопкой и не видно было…
- Да, сейчас уже несомненно наметился морской фасад, но должно-то быть лучше!
- Ишь, размахнулся: торговый центр! А на деле-то выйдет все тот же встроенный продмаг на четыре рабочих места…
- Ничего подобного! Мне этот проект по душе, давно пора.
Почувствовав внезапно, что он в своем укрытии не один, Синяев вздрогнул и обернулся. Позади стоял Гольцев и смотрел на него все тем же непонятным, приценивающимся взглядом. Только сейчас глаза его ясно выражали неодобрение.
- Та-ак… Крепости капитулируют изнутри. Совершенно точное утверждение. Впрочем я хочу поговорить с вами не об этом. Ничего не будете иметь против, если, скажем, дня через три встретимся с вами в ресторане вечерком? Вижу по глазам, что никаких возражений на этот счет у вас нет. Вот и прекрасно. Всего наилучшего!
Гольцев ушел так же быстро и неожиданно, как появился. Синяев проводил его недоуменным взглядом, пожал плечами: он так и не понял, что Гольцеву от него нужно.
Александр Ильич уходил последним. Никакой радости победа над Синяевым не доставила. Проект одобрен большинством голосов. Внешне все в порядке, но душу грызет смутное беспокойство, как остаточная боль в мускулах напрасно занесенной для удара руки. Он готовился к бою, а сражаться было не с кем.
Возле выходных дверей его нагнал Лунин. Дверь открывалась и закрывалась, как створки огромной раковины, пропуская людей. По каменному полу вестибюля тянуло сквозняком. Стоять в этом месте было неудобно, но Лунин неожиданно взял Ремезова под руку и отвел в сторону, словно для конфиденциальной беседы.
- Прекрасно, просто-таки чудесно поработали, батенька! Можно только позавидовать вашим творческим возможностям. Но, конечно, есть и недоделки - без них не обходится. Кое-что надо довести. Например, ваше разрешение дорожной проблемы явно не того… не на уровне всего проекта. Я говорю так потому, что сам в свободное время занимался приморской магистралью. Есть один вариант, и мне хотелось бы на досуге ознакомить вас с ним. Как-никак приморский район - наше общее дело, а общее дело, как водится, всегда лучше вершить, взявшись за руки…
- Безусловно, - холодно кивнул Александр Ильич. - Важно только, чтобы руки при этом были чистыми. Я отлично вас понял, Яков Никанорович. Кстати, я догадывался о возможности такого поворота дела.
- Какого такого поворота? Что вы говорите? - Барственное лицо Лунина выразило всю доступную ему гамму возмущения и недоумения. - Ужасный у вас характер, Александр Ильич. Не зря коллеги ваши обижаются.
Лунин торжественно выплыл в дверь. Ремезов закурил и пожал плечами: зря или не зря погорячился? А, да черт с ним! Все равно, рано или поздно, не миновать было этого разговора.
Он ведь тоже давно знал Лунина и его любовь к соавторству. Но с ним, с Ремезовым, этот номер не пройдет.
* * *
- Не понимаю, почему ты сразу к вам не пришла? Ты же знала адрес Маши? И почему обратилась к Александру Ильичу за помощью? - Валя чуть-чуть запнулась, произнося это имя, и тут же зорко посмотрела на Зину: а она как? Но девушка никак не отреагировала на это имя. Она пристально, но невидяще смотрела на самодельный плакат, который кто-то повесил на двери управления: кособокие ухмыляющиеся рожи разливают "на троих" и подпись: "Сегодня зарплата! Пьяницам - бой!"
- Виктора, секретаря нашего, работа, - пояснила Валя, не понимая, что интересного нашла в этом плакате Зина. Та опять не ответила, и только тут Валя заметила, что Зина плачет.
- Ты что же это? О чем? Случилось что-нибудь? - Валя тут же забыла обо всем остальном. Но Зина не хотела утешений. Вынула из сумочки платок, сердито вытерла глаза…
- Извини. Это я так просто… Конечно же, мне давно надо было к вам прийти, да вот Димка… Даже не знаю, что будет у нас с ним? Мы давно не виделись. Спасибо, хоть Александр Ильич помог устроиться с жильем.
- Это он сам тебе предложил?
- Сам.
- Хороший он…
- Хороший, - согласилась Валя. - Значит, с жильем ты устроилась. Ну и прекрасно. А то у нас в общежитии кошке поселиться негде. И с Димой все наладится - сама же говорила, что он у тебя послушный. Ты куда сейчас идешь? Я - в институт, может, нам по пути? Я ведь в заочный политехнический поступила…
- Нет, мне в другую сторону. - Зина сделала вид, что не замечает участливого внимания Вали, явного ее желания вызвать на откровенный разговор.
Они попрощались. Зина толкнула обитую войлоком дверь и вышла на улицу. Крупные бесшумные хлопья снега мгновенно отрезали ее от всего мира. За ними исчезло все - стены домов, прохожие, перспектива улицы. Лишь смутными пятнами светили сквозь снег ранние зимние фонари.
Зина подняла воротник легонького "семисезонного" пальто. "Дуреха ты, Зинка, - сказала она сама себе, - и чего это ты так легко отдала Димку этому тину? Парень запутался, надо его вернуть, а не гордостью своей любоваться". Ноги уже сами несли ее знакомой ненавистной дорогой. Конечно же, он там, у лучшего своего друга. Где же ему быть?
Рыхлый, чуть слепленный снежок рассыпался на щеке. Зина сердито стряхнула снег варежкой. Мальчишки в воротах захохотали, засвистели вслед. Словно проснувшись, Зина оглянулась и увидела, что вся улица живет радостью первого щедрого снега.
Бегут, отмахиваясь от снежков, девчонки. Просто так, неизвестно куда, идут по улице взрослые - на лицах улыбки, и вот уже кого-то, словно бы ненароком, толкнули в пушистый, едва родившийся сугроб…
А снег падает и падает. Им наполнено все вокруг, он везде и нигде, и свежий его дразнящий запах обещает праздник.
Зина нырнула в черную глухую арку двора, как в другой мир. Прошла по длинному пустому коридору. На минуту ее насторожила непривычная тишина за дверью, но она все-таки постучала.
С паузой, словно нехотя, знакомый голос ответил:
- Да-а-а…
Она вошла, и ей сразу стало не по себе - Вержбловский был один. Чисто прибранная комната говорила о том, что никакой компании тут и не бывало. Сам хозяин лежал на тахте, но при виде гостьи книга упала на пол, а зеленоватые глаза Леопольда Казимировича вспыхнули.
- Димы у вас не было? - спросила все-таки Зина. Ей хотелось как можно скорее уйти, но ради приличия она помедлила секунду, спросила о том, что и так было ясно.
- А зачем он вам? - Вержбловский неуловимо быстро скользнул навстречу, взял ее за руку, усадил на тахту и так же, словно крадучись, скользнул назад. Зина поняла: он хочет запереть дверь. Вскочила, кинулась наперерез.
- Что вы делаете?!
Узкая холодная рука сжала ей запястье, а глаза - острые, с нервно дергающимися веками - заставили Зину отшатнуться.
- Не пугайтесь! Не надо… ну, зачем так? Он же не стоит вас - мальчишка, слизняк, веревки из него вить… - твердил он захлебывающейся скороговоркой, - Вы себе цены не знаете, и никто, кроме меня…
Зина вырвала руку, дернула дверь, захлопнула ее за собой. Все на одном дыхании. Только в коридоре глубоко вздохнула, и тут же ей показалось, что лампочки под потолком расплываются в радужном тумане. Она затрясла головой, отгоняя непрошеные слезы. Почудилось, что дверь за спиной медленно приоткрылась. Зина опрометью побежала по коридору и опомнилась только на улице, где по-прежнему кружился добрый первый снег.
Люди уже разошлись по домам, лишь изредка - стенкой, во всю ширину панели, брела компания длинноволосых подростков или медлительно рождались из снежной круговерти и вновь исчезали в ней занятые собой пары.
Зина шла домой сначала бессонными улицами, потом спящими переулками и постепенно успокаивалась, приходила в себя. К дому Гордеевых она подошла уже почти спокойно. Обеими руками потянула на себя тяжелую дверь и чуть не упала, когда дверь стремительно распахнулась ей навстречу. Перед ней стоял Дима. Без шапки, но в пальто. Из-за его плеча выглядывало встревоженное лицо Ксении Максимовны.
- Возле дома слонялся, ждал тебя. Я уж его пустила - не замерзать же человеку на улице, - проговорила она участливо.
Только взглянув на жалкое, скомканное лицо Димы, она поняла: пришла беда.
Взяв Диму за руку, Зина оттащила его в угол, за шкаф.
- Что случилось? Да говори скорее, не мучай, мне и так тошно! - сердито потребовала она.
- Надо ехать… немедленно… сейчас… Только бы достать денег… - Диму трудно было понять, его бил нервный озноб. Таким Зина не видела его никогда. Ей стало жутко: неужели он совершил преступление?
- Дима, Димка! Опомнись! Что с тобой! - затрясла его за плечи, уже и сама плача от страха и не замечая этого.
- Я проиграл деньги… в долг… я пропал… ты не знаешь… это такой человек…
Зина выпрямилась, отпустила его.
- Кто? Вержбловский? - спросила она, не сомневаясь в ответе.
- Нет-нет… хотя… он тоже… Понимаешь, я должен, много должен Лео… Они смеялись надо мной за это… Ну, вот я и решил: выиграю и отдам все. Познакомился с одним типом - Танцюра его зовут… Был тут в одной компании с ним. Сели играть, он сам предложил. Я думал…
- Знаю я, что ты думал: сразу, легко, без труда добыть деньги, чтобы потом так же легко их истратить, - горько продолжала Зина. - Так и в Москве бывало. Сколько же ты проиграл?
- Триста рублей… Он сказал: "Завтра чтобы были, а то…" Я боюсь…
Зина ответила не сразу. Думала. Вот он стоит - такой, как всегда: любимый и слабый. Ну почему для нее клином свет на этом парне сошелся?! Но уже, как и прежде бывало не раз, она искала выход, готова была спасти его от беды.
- Денег таких у меня нет, ты знаешь. Но я найду, попытаюсь найти… Но это последний раз, понимаешь? Последний! Лео твой - мерзавец, хуже всех других. Не сможешь без него - никогда не приходи ко мне!