5
День прошел в скучных, утомительных хлопотах по устройству на зимней квартире. Однако Милочку ни на минуту не покидало чувство какой-то отчужденности, словно то, что происходило в доме, не касалось ее. Она слонялась по обширной квартире, мешая всем.
Вечером к ним пришел Борис.
Семья сидела за чайным столом, отсутствовал один Василий Петрович. Борис, как всегда, был подтянут, чисто выбрит, свеж. "Успел отоспаться", - усмехнувшись про себя, подумала Милочка. Как ни странно, она не чувствовала никакой особой обиды на него. Вчерашнее не казалось уже таким противным, - не оттого ли, что дома было скучно и тоскливо?
- Садитесь пить чай, - пригласила Лариса Михайловна Бориса и велела Любаше подать стакан.
- Благодарю вас, не хочу. Я достал билеты в кино и хотел пригласить Милочку. Лариса Михайловна, вы разрешите?
- Отчего же, пожалуйста!
- Я не пойду, устала, - отказалась Милочка, но тут же представила себе томительно длинный вечер в этих комнатах.
Борис словно угадал эти ее мысли.
- Неужели лучше сидеть одной? - спросил он улыбаясь. - Показывают новую картину, билеты из рук рвут!
И сопротивление ее было сломлено, она поднялась и пошла переодеваться.
- Что у вас нового? Как дома? - ласково спросила Бориса Лариса Михайловна.
- Спасибо, дома все в порядке. Отец, как всегда, много работает, мама страдает мигренью. - Борис сел, аккуратно подтянув брюки, и, спросив разрешения, закурил. - Рассказать тебе, Леня, забавную историю?
- Рассказывай, - сухо ответил Леонид. Он не любил Бориса и не любил его так называемые забавные истории, от которых порою шел нехороший душок.
- На днях в нашей факультетской стенгазете появилась шикарная карикатура. Во весь рост стоит этакий детина с пышной шевелюрой, закрывающей половину лба, и держит в руках бокал вина. Пиджак до колен, на шее галстук какого-то немыслимого цвета, огромных размеров полуботинки, похожие не то на танки, не то на бульдозеры, а под рисунком надпись: "Нужно уметь срывать цветы удовольствия, остальное приложится". Подлецы так уловили сходство, что каждый догадается: это я!.. Со всех факультетов бегали смотреть, девчата от удовольствия просто визжали. В общем, сенсация!
- Не понимаю - что ты видишь в этом забавного? - Леонид пожал плечами. - Я бы обиделся!
- А вот я не обиделся! Мне плевать на эти выпады. Забавное же заключается в том, что наши комсомольские деятели нализываются тишком, а на людях изображают из себя шибко идейных. Им хотелось бы вернуться во времена военного коммунизма и поспорить на актуальнейшую тему: этично ли советской молодежи носить галстук? Таким типам дай только волю - вмиг всех скрутят в бараний рог!..
- Не обращайте внимания, Борис, это все от зависти! - сказала Лариса Михайловна.
- Я понимаю, конечно! Но шпаги скрестить с этими молодчиками все-таки придется. Не беспокойтесь, я за себя сумею постоять.
- Смотри, доиграешься до того, что тебя исключат из комсомола и выставят из университета! Тут уже и папаша не поможет, - резко сказал Леонид.
Лицо Бориса стало злым, неприятным.
- Ты папу оставь в покое, - сказал он. - И вообще можешь за меня не беспокоиться: учусь я не хуже других, стипендию получаю, а как одеваюсь - не их собачье дело. В угоду каким-то кретинам не собираюсь ходить в сапогах и стеганке!
- Но ты же сам говорил, что хочешь отомстить за критику!
- Ты называешь это критикой?! За такую критику в приличном обществе по морде бьют… Извините, Лариса Михайловна!
Вошла Милочка. Бледная, - с темными кругами под глазами, она показалась Борису необыкновенно красивой, и он замолчал, невольно залюбовавшись ею.
На улице он без обычной развязности взял Милочку под руку и, склонившись к ней, негромко сказал, стараясь поймать ее взгляд:
- Я и сам понимаю, что получилось глупо, нескладно… Все проклятое вино! Ребята выпили лишнее… Ты на меня не сердись. Поверь, это больше никогда не повторится.
- Не могу поверить, - холодно сказала Милочка. - Вы с Вадимом и Сашей всех мерите на свой аршин. И это противно, понимаешь?.. Я вынуждена была согласиться пойти с тобой в кино, - иначе мама подумала бы, что мы в ссоре, стала бы расспрашивать, догадалась бы о вчерашнем. Утром мне пришлось соврать ей, что я ночевала у Лены…
- Но знаешь ли… У кого не бывает ошибок в молодости? Ты же отлично знаешь, как я к тебе отношусь.
- Вот этого я как раз и не знаю, - сказала Милочка с грустью. - Ведь только неуважением ко мне можно объяснить вчерашнее…
Борис молча крепко сжал ее пальцы, и она не отняла руки…
Глава восьмая
1
Власов проснулся раньше обычного - без четверти семь - и решил еще немного поваляться в постели, что редко позволял себе. Он великолепно выспался, отдохнул и во всем теле чувствовал какую-то необыкновенную легкость.
Дела на комбинате поправлялись. Главное - начали выполнять суточный план. Как говорится, "лед тронулся". Однако цехи все еще работали неравномерно и в любую минуту могли сорваться. Черт побери! Наступит, ли время, когда продавец, стоя за прилавком, сможет с чистой совестью сказать покупателю: "Напрасно сомневаетесь, гражданин, лучшего товара нигде не найдете! Разве не видите - на куске фабричный ярлык известного всей стране комбината? Имейте в виду - этот ярлык дает полную гарантию, что товар добротный и прочного крашения…"
При этой мысли Власов даже улыбнулся, но тут же подумал: не слишком ли высоко он залетает в мечтах, реально ли все это? Иди докажи Толстяковым, что без коренного технического перевооружения захиреет не только комбинат, но и вся текстильная промышленность…
-. Ничего, повоюем! - вслух сказал он.
Светящиеся стрелки ручных часов на столике показывали ровно семь - пора вставать. Власов откинул одеяло, спрыгнул с постели и распахнул форточку. В комнату хлынул поток морозного воздуха. Выполнив все двенадцать гимнастических упражнений, он принялся за гантели. Всякий раз при подъеме тяжелых гантелей на вытянутых руках упругие, натренированные мускулы, напрягаясь, легко подчинялись его воле, и, почувствовав привычное удовлетворение, он повторил:
- Повоюем!
Накинув на плечи халат, Власов направился в ванную. А где же мать? По утрам она всегда встречала его в столовой.
- Мама, ты где? - крикнул он.
Мать не отозвалась. Это удивило Власова. На улице темно, магазины еще закрыты, - уж не поступила ли на работу упрямая старуха?
В ванной, на обычном месте, он нашел чашку с горячей водой для бритья и с нежностью подумал: "Не забыла".
Прежде чем сесть за завтрак, Власов решил позвонить на фабрику и по крайней мере узнать, действительно ли мать поступила на работу. Но как? В отделе кадров и в ткацкой конторе работа начиналась в девять часов. Разве попробовать через диспетчера?
На столе стояла кастрюля с гречневой кашей, а рядом стакан с молоком. Сколько помнил себя Власов, мать всегда по утрам кормила его чем-нибудь горячим - кашей, щами, толченой картошкой. "Кушай, сынок, горячее, кушай, - тебе нужно расти", - приговаривала она. Еще в казарме мать, уходя в вечернюю или ночную смену, оставляла кастрюлю с едой, завернутую в полотенце, чтобы она не остыла.
В тридцатых годах, когда казармы были ликвидированы, матери дали маленькую комнату в кооперативном доме, недалеко от фабрики. После тесноты, всегдашней сутолоки и спертого воздуха казармы четырнадцатиметровая комнатка с окном, выходящим на Москву-реку, показалась им сущим раем. Но она была совершенно пустой, а чтобы купить мебель, у них не было денег. В те годы жизнь была тяжелая, и заработка матери еле хватало на то, чтобы отоварить продовольственные карточки и внести пай в кооператив за комнату. Первые месяцы они спали на полу, обеденным столом служила для них обыкновенная табуретка, и все же они чувствовали себя счастливыми. Он из досок и фанеры смастерил этажерку, вешалку, а мать ценой жестокой экономии покупала то кровать, то стол. Видя, как она отказывает тебе во всем и влезает в долги, берет деньги в кассе взаимопомощи, чтобы купить самое необходимое, Власов как-то за ужином спросил:
- Мама, а что, если я поступлю на работу?
Мать отложила ложку, худое, усталое лицо ее стало грустным.
- А школа? - спросила она. - Нет, сынок, хватит того, что нам не давали учиться. Пока я жива, учись, - хоть ты образованным человеком станешь. Твой покойный отец часто повторял, что наступят такие времена, когда и рабочий человек сможет стать ученым!
Осенью Матрена Дементьевна скрепя сердце разрешила ему поступить в школу ФЗУ, а через два года, работая запасным поммастера, он принес ей первую получку. Мать прижала его к груди и сквозь слезы шептала какие-то невнятные слова: вот, мол, не поймешь, что и творится на свете, - не успела оглянуться, а уже вырос, кормильцем стал, деньги начал зарабатывать…
На следующий день, после работы, она повела сына в закрытый распределитель и на его первые заработанные деньги купила ему обновку - суконные брюки, пиджак, сатиновую рубашку…
…Позвонил телефон, и диспетчер, отчеканивая каждое слово, доложил, что Сорокина Матрена Дементьевна работает во втором ткацком корпусе в бригаде поммастера Антохина за станками № 425–426.
"Неспокойная душа!" - с нежностью и досадой подумал Власов.
2
В маленькой полутемной комнате рядом с химической лабораторией хранились запыленные, давно позабытые образцы материй, выработанных комбинатом в различное время. Образцы эти сложили в мешки и отнесли на чердак. Маляр дядя Антон, неуклюжий, медлительный детина, ворча, что "все спешат не поймешь куда", по просьбе Никитина за два дня побелил потолок и покрасил стены масляной краской. Любуясь своей работой, он закурил и изрек: "Интересно, на что была бы похожа жизнь без нас, маляров? Прямо красота - была конура, стала картинка", - и, выпросив у Николая Николаевича "на сто грамм за ударную работу", ушел.
Сергей занялся электропроводкой, протянул с потолка два длинных шнура к предполагаемым рабочим местам и приладил патроны. После того как уборщица лаборатории, тетя Паша, начисто вымыла полы керосиновым раствором, Никитин с помощью Сергея притащил чертежные столы, линейки, готовальню, тушь, клей, кисточки, выписал со склада внушительное количество ватманской бумаги, наточил карандаши и, окинув все хозяйство критическим взглядом, спросил у Сергея:
- Как думаешь, Сергей Трофимович, чего нам еще не хватает?
Сергей пожал плечами.
- Вывески, понимаешь, самой обыкновенной вывески!.. Без нее нет настоящей солидности! - Он взял тушь и крупными буквами написал на куске плотной бумаги "Конструкторское бюро" и кнопками прикрепил табличку на двери с наружной стороны.
- Вот теперь все. Поторопись, вверни лампочки - и за дело! Порядок установим такой: ежедневно после работы чертить по два часа, а расчетами можно заниматься и дома.
Очень скоро этот порядок был забыт. Увлеченные работой, они засиживались в своем "бюро" до поздней мочи, делали расчеты, набрасывали схемы размещения оборудования по новому плану. Нередко Никитин, позевывая от усталости, потягивался и предлагал Сергею кончить работу и идти по домам, но тот каждый раз, не отрываясь от чертежа, отвечал:
- У меня возникла одна идея, боюсь - забуду. Вы идите, Николай Николаевич, а я еще немного посижу.
Никитин понимающе улыбался, кивал головой и тоже оставался.
Иногда инженер ворчал на своего помощника:
- Никакого размаха у человека, никакого полета мысли. А еще Полетовым зовется!
Однажды, рассматривая чертеж, только что законченный Сергеем, он рассердился:
- Скажи, пожалуйста, какого черта ты занимаешься накладыванием заплаток на эту старую лоханку, вместо того чтобы создавать новую, оригинальной конструкции барку?
- Но ведь на пустом месте ничего не растет! Не могу же я высасывать из пальца новую конструкцию, когда, кроме наших лоханок, как вы их называете, я других не видел, - смущенно отвечал Сергей.
- При чем тут палец? Научись мозгами шевелить! Посмотри сюда! - Никитин нагнулся над чертежом. - Вот здесь ты сохранил старые габариты, не так ли? А теперь попробуй раздвинуть заднюю стенку барки примерно на полметра, на образовавшемся свободном пространстве разместить второй вал и тогда сообрази: что получится?
Сергей провел рукой по непокорным волосам, оттопырил нижнюю губу и уставился на чертеж. Глаза его заблестели.
- Здорово! Если еще наладить двухстороннюю заправку, то в новой барке можно будет красить шестнадцать кусков вместо восьми. Вот где производительность! Места сколько освободится в цехе… Вы просто гений, Николай Николаевич!
- Сразу и в гении? Дешево ты раздаешь почести!.. Если за каждую пустяковую мысль людей в гении возводить, то на земле давно вывелись бы простые смертные. Мой тебе совет: научись сдерживать свои восторги. Ну, хватит философствовать, займемся делом… Интересно, выпускает ли наша промышленность передвижные швейные машины, пригодные для работы в условиях большой влажности? Без такого, казалось бы, пустяка, как швейная машина, вся наша комплексная механизация полетит вверх тормашками. Нельзя же допустить, чтобы в новом цехе суровье сшивалось вручную, шилом, и на каждом куске терять полметра. Нужно запросить Министерство машиностроения…
В течение вечера они по нескольку раз бегали в цех, еще и еще раз уточняли габариты машин, намечали места будущих фундаментов для их установки, измеряли толщину массивных стен, где предполагалось делать проемы и протянуть ленточные транспортеры, а результаты тщательно заносили в рабочие чертежи.
Иногда к ним заходил мастер Степанов. Улыбаясь и по привычке разглаживая пожелтевшие от курения усы, он спрашивал:
- Ну как, получается?
Сергей самоуверенно отвечал:
- Получается!
Однажды Никитин сказал старому мастеру:
- Осип Ильич, вместо того чтобы посмеиваться да задавать один и тот же вопрос, вы лучше помогли бы нам советом. Видите, сколько у нас работы?
- Моего совета никто не спрашивает. Неудобно же соваться самому!
- Бросьте играть в самолюбие, это занятие для вас не подходит! Здесь такое дело решается… Ведь мы с Сережей на авторство и безгрешность не претендуем, - сказал инженер и протянул мастеру чертежный лист. - Взгляните вот сюда. Промывные и сукновальные машины не вмещаются в одном зале, перетаскивать же часть их в другое место нельзя - нарушается нормальный поток.
Степанов вытащил из верхнего кармана спецовки очки, надел их и, прищурив глаза, долго рассматривал чертежи.
- Да, так не разместишь, - наконец, согласился он и, помедлив, добавил: - Есть простой выход.
- Какой? - оживился Никитин.
- Сократить количество машин.
Инженер махнул рукой.
- Это не выход! Мы с Сережей считали и пересчитывали и пришли к выводу, что с учетом увеличения объема производства в недалеком будущем хотя бы на тридцать процентов потребуются все машины, в резерве ничего не останется, даже если увеличить скоростной режим в допустимых пределах.
- Вы меня не дослушали, Николай Николаевич. У меня не такая горячая голова, чтобы за будь здоров предлагать сократить оборудование. Можно совместить две операции. Поставить на промывные машины откидные вертикальные валики - и все. В свое время я об этом в бриз подавал, да внимания не обратили…
- Кажется, дело говорите, Осип Ильич! Можно, ей-богу, можно! - Никитин обнял мастера за плечи. - Выручили! Сегодня же набросаю чертежи и попрошу директора дать указание срочно изготовить опытный образец.
Так возникали идеи, одна интересная мысль порождала другую. Постепенно в дело вовлекались все новые и новые люди, и двое молодых энтузиастов, соединяя теорию с практическом опытом большого коллектива, спешили закрепить эти новые идеи и мысли на бумаге в виде сложных чертежей и алгебраических формул, чтобы в недалеком будущем воплотить их в машины…
3
Анна Дмитриевна Забелина два раза в неделю бывала на комбинате. Закончив свои опыты у красильных барок или в лаборатории, она непременно заглядывала в маленькую комнату, именуемую с легкой руки Никитина "конструкторским бюро", и подолгу засиживалась там, вникая во все детали проделанной за время ее отсутствия работы.
Вот и сегодня она, по своему обыкновению, тихонько вошла, сняла шубку, повесила ее на гвоздь у дверей и, взяв стул, села у стены, сбоку, чтобы Никитину и Сергею не приходилось, разговаривая с ней, поворачивать голову и отвлекаться от работы.
- Рассказывайте, отшельники, какие новые гениальные идеи осенили вас за то время, что я не была у вас, - спросила она.
- Какие к черту гениальные идеи! Чтобы расставлять оборудование на бумаге, кому ума не хватало! - Обычно веселый и жизнерадостный, Никитин сегодня был явно не в духе.
- Неправда это, Анна Дмитриевна, вы ему не верьте, - сказал Сергей. - Макет нашего цеха, который закончил вчера Николай Николаевич, просто чудо! Там столько нового и интересного! Степанов пришел в восторг и заявил: "Работать в таком цехе - одно удовольствие".
- Понятно Николай Николаевич, как обычно, скромничает?
- При чем тут скромность? Макет может изготовить любой, мало-мальски грамотный инженер, а вот механизировать дело крашения оказывается куда сложнее. Больше десяти дней бьюсь над этим проклятым терморегулятором, и ничего у меня не получается!
- Какой вы нетерпеливый! Вам сразу подавай все, что задумаете. У нас в институте люди годами бьются над одной темой и не отчаиваются.
- Ну и пусть себе бьются на здоровье! Над ними не каплет. Как говорит пословица: "Солдат спит, а служба идет", - так и у вас. А нам нельзя жить вне времени и пространства, у нас производство!
Забелина ничего не ответила. Никитин прервал работу и взглянул на нее.
- Вы извините, Анна Дмитриевна! Мы тут доработались до того, что я, кажется, начал болтать глупости… Скажите, случалось с вами такое: кажется, все ясно, внутренне тоже убежден, что стоишь на правильном пути, а на деле ничего не получается?
- Вы о чем?
- Да все о том же - о терморегуляторе! Пользоваться существующей схемой и натыкать десятка полтора термометров на барку, устанавливать простую сигнализацию, как дверной звонок, не хочется. Процесс крашения нужно механизировать полностью, иначе всей нашей реконструкции грош цена. Наведем в цехе внешний лоск, расставим оборудование в ряд, а красить будем по старинке, по-кустарному, когда все решают "секреты" и чутье мастера. Это же позор! Прав будет наш главный инженер Баранов, если он, как всегда, глубокомысленно заявит, что овчинка выделки не стоит!