2
Вернувшись к себе в кабинет, Власов нашел на столе телефонограмму за подписью начальника главка.
"В целях обеспечения выполнения годового плана главком в целом обязываю вас выпустить дополнительно двести тысяч метров товара сверх плана. Товар отправить на базу собственным транспортом тридцать первого декабря не позже - пяти часов вечера", - писал Толстяков.
Власов возмутился: "Что он, с ума сошел?.. Тут не знаешь, как обеспечить выполнение месячного плана, а он требует перевыполнения на двенадцать процентов!.."
По телефону он попросил Шустрицкого захватить сведения об остатках суровья по переходам и зайти к нему.
- Как по-вашему, Наум Львович, какое количество товара можно выпустить дополнительно без риска оголить переходы? - спросил Власов, просматривая ведомости.
- С натяжкой - тысяч сорок, не больше, - ответил плановик, не задумываясь.
- А вот начальство требует двести тысяч!
- Знаю, мне звонили… Дело не новое, повторяется в конце каждого квартала и года! Лишь бы главку выполнить план, а до остального им дела нет…
- Будем ориентироваться на сорок тысяч - и ни метра больше! Предупредите, пожалуйста, Забродина и позвоните в плановый отдел главка - пусть на большее не рассчитывают.
- Хорошо, позвоню, но предупреждаю вас: от Василия Петровича так легко не отделаетесь! Когда дело касается его интересов, он бывает очень настойчив! - Шустрицкий забрал ведомости и вышел.
Не прошло и часа, как в машине начальника главка прикатил на комбинат Софронов. Поговорив предварительно с Барановым и походив немного по цехам, начальник технического отдела зашел к Власову.
- Признаться, Алексей Федорович, не понимаю причин такой недисциплинированности! Начальник главка дает вам прямую директиву, а вы, вместо того чтобы обеспечить ее выполнение, затеваете ненужную дискуссию, - сказал он, удобно располагаясь в кресле.
- О какой дискуссии вы говорите?
- Ну как о какой?! О двухстах тысячах метров. Из-за такой мелочи срывается план главка!
- Возможно, для масштабов главка это и мелочь, а для нас - пять дней работы. Неужели вы захотите обречь нас на простой в начале нового хозяйственного года?
- Ничего, наверстаете, месяц большой!
- Нет, товарищ Софронов, лихорадить комбинат, как лихорадили до сих пор, я не буду! И вообще никто не имеет права приказывать перевыполнять план за счет задела.
- Так и передать Василию Петровичу?
- Так и передать.
Софронов встал, но не спешил уйти из кабинета.
- Алексей Федорович, послушайтесь моего дружеского совета, - сказал он не без некоторого смущения. - Я отношусь к вам с большим уважением и хочу предостеречь от неизбежных неприятностей. Не портите отношений с начальником главка! Я понимаю, вам будет тяжело выполнить задание, но я знаю и другое: срыв плана Василий Петрович вам никогда не простит!
- За совет спасибо. По всей вероятности, вы правы, и мне грозят неприятности. Однако иного выхода у меня просто нет. И я не могу сказать, что выше всего ценю благосклонное отношение к себе начальства!
- Ну, как хотите! Будьте здоровы…
Софронов ушел. Власов встал и прошелся по кабинету.
"Интересно, почему это я не могу ужиться с людьми?" - думал он, глядя в окно на фабричный двор, на грузовую автомашину, на сторожа в тулупе. - Характер у меня, что ли, плохой или гибкости не хватает? На той фабрике, где я был главным инженером, не поладил с директором. Еще до этого, в другом месте, разругался с заведующим фабрикой и ушел с должности начальника ткацкого цеха. Здесь не могу найти общего языка с Барановым, Толстяковым… Ведь не может быть, чтобы все оказались плохими и только я хороший! Так не бывает. Может быть, я и сейчас допускаю очередную ошибку? Ведь и в интересах дела глупо портить отношения с начальником главка. Все в один голос утверждают, что Толстяков злопамятен, а я лезу на рожон. У него сотни возможностей расправиться со мной, если не прямо, то окольными путями - придраться к любой мелочи, к любому промаху. А что я могу ему противопоставить? Правду? Поймут ли мою правду? Какая разница, попадут ли эти двести тысяч метров на базу тридцать первого декабря или пятого января? План есть план, он дисциплинирует, но ведь план нужно выполнять нормальными путями. Иначе получается своеобразное очковтирательство. Главк заставит фабрики работать сверхурочно, гнать, выкачивать все остатки и отрапортует о выполнении годового плана. Поздравления, премии, все довольны. Никому даже в голову не придет поинтересоваться, какой ценой это достигнуто. Наступит январь - и начнутся простои, переплеты…"
Скрипнула дверь. Власов обернулся. В кабинет вошел главный инженер Баранов и молча опустился в кресло. Это удивило Власова. После технического совещания отношения между ними еще больше обострились. Став в позу обиженного, Баранов всячески избегал встреч с директором и не заходил к нему.
Осторожный и самолюбивый, Баранов ревниво оберегал свой авторитет опытного инженера и не допускал чьего бы то ни было вмешательства в технику. С приходом Власова все изменилось.
В тех случаях, когда к Баранову обращались заведующие фабриками и начальники цехов по серьезным производственным вопросам, он, как бы желая показать, что ничего сам решать не может, разводил руками или, кивая в сторону директорского кабинета, говорил: "Идите туда". Более близким он доверительно нашептывал: "Власов рано или поздно сломает голову, в этом можно не сомневаться. В главке и министерстве уже раскусили его. Но до тех пор нам еще достанется от него…"
Власов знал обо всем этом. Больше того - до него дошли слухи, что Баранов ходил к секретарю парткома Морозовой с жалобой: директор, мол, окружил себя легкомысленными людьми, не считается с мнением опытных инженерно-технических работников, делает глупости и подрывает его, Баранова, авторитет. Да, Власов все это знал, но при сложившихся обстоятельствах ничего предпринять не мог. Ему было известно отношение Толстякова к главному инженеру.
- Только что звонили из главка, - заговорил Баранов. - Они получили согласие ЦК профсоюза шерстяников на то, чтобы фабрики проработали сверхурочно один выходной день.
- Кому нужно, пусть работают, а мы и так выполним свой план! - Власов догадывался, куда клонит главный инженер, но сделал вид, что ничего не понимает.
- А задание? Неудобно ведь подводить главк…
- По-моему, еще хуже подводить самих себя! Вы знаете, с каким трудом удалось наладить ритмичную работу комбината, зачем же снова дезорганизовывать производство?
- Я дал согласие. - Баранов отвел глаза, чтобы не встретиться с взглядом Власова.
- Ну, знаете! - Власов остановился против главного инженера. Глаза его сверкнули, возле рта обозначились жесткие складки. - Вы можете самостоятельно решать такие вопросы, когда меня снимут с работы, а пока благоволите считаться с моим мнением. Учтите: единоначалие никем еще не отменено!
- Вы тоже учтите, что из-за личной неприязни к Василию Петровичу нельзя срывать выполнение годового плана целого главка. Этого вам никто не позволит!
Ошеломленный Власов отступил на шаг.
- До сих пор я считал вас плохим инженером, а вы, оказывается, еще и скверный человек. В интересах дела нам лучше расстаться, - сказал он.
- Я здесь работаю пятнадцать лет, и никто не позволял себе так разговаривать со мной. Я вам не нравлюсь - пожалуйста, вы и уходите!
Баранов встал и вышел из кабинета.
- Так и есть, каша заваривается! - вслух сказал Власов.
3
Ой придвинул к себе папку и попытался заняться почтой, но сосредоточиться не мог. Прочитав два-три циркуляра, он закрыл папку, встал и пошел в цехи. В шуме и грохоте станков Власов обретал душевный покой и забывал все свои горести.
На лестнице его остановил мастер Степанов.
- А я шел к вам, - сказал он, смущенно покашливая.
- Что-нибудь срочное?
- Как вам сказать… Можно, конечно, и отложить…
- Пойдемте в цех, по дороге расскажете, - предложил Власов.
- Выходит, Алексей Федорович, опять за старое принимаемся?
- Не понимаю!
- Как же! Только что был у нас главный инженер, Александр Васильевич, и приказал сократить время на футеровке и промывке, а мне дал задание красить в смену по четыреста кусков товара вместо трехсот по плану…
- И что же?
Власов кусал губы. Плохо, когда в коллективе догадываются о разладе между руководителями. Начнутся нашептывания, обязательно найдутся склочники, желающие воспользоваться разладом…
- От такой гонки ничего путного не жди, опять начнем выпускать одну черноту! - проворчал Степанов.
- Ладно, Осип Ильич, я займусь этим, выясню, почему главный инженер так распорядился. Вы не волнуйтесь, за невыполнение задания голову не снимут!
- Так-то оно так, а все же нехорошо получается!
Старый мастер покачал головой и направился к себе в красилку, а взбешенный Власов поспешил в диспетчерскую.
Разыскав по телефону Баранова, он потребовал объяснений.
Главный инженер сразу перешел в наступление, начал кричать, что за производство отвечает он, Баранов, и знает, что делает.
- Технологию нарушать никому не позволено, тем более главному инженеру. Прошу, отмените ваше распоряжение, - предложил Власов, стараясь говорить как можно сдержаннее.
- Я не сделаю этого! - был ответ.
- В таком случае я вынужден сделать это за вас! Гнать брак, а потом весь товар перекрашивать в черный цвет - преступление!.. Имейте в виду: если будете упрямиться, прикажу охране не пускать вас на комбинат! Поняли?
Власов положил трубку на рычаг и вытер вспотевший лоб. "Кажется, перехватил, - подумал он. - Легко сказать: "прикажу не пускать"! Главный инженер назначается министерством, и я им не распоряжаюсь. Получится неслыханный скандал и, конечно, удобный повод для обвинения меня в самоуправстве. Однако потворствовать Баранову я тоже не могу…"
Он поднял трубку, позвал к диспетчерскому аппарату Забродина и отменил распоряжение главного инженера.
Пройдясь по цехам, Власов направился в конструкторское бюро отвести душу. Там работа шла полным ходом. Сергей усердно чертил, а Николай Николаевич, как всегда без пиджака, с закатанными до локтя рукавами рубашки, опершись коленом на стул и тихонько насвистывая, рассматривал какую-то схему.
Услышав шаги, Никитин обернулся.
- Вы очень кстати пришли, Алексей Федорович, - сказал он. - У мальчишки хорошая голова, он прирожденный конструктор!
- О ком вы? - поинтересовался Власов.
- О Леониде Косареве. Надумал парень создать легкую тележку, на резиновом ходу, пригодную для работы в наших новых условиях. И создал! Не поленился, пять вариантов представил - один лучше другого. Посмотрите.
- Какие шины он предлагает - надувные или сплошные?
- Конечно, сплошные! Таким износа не будет, да и возни с ними меньше. Обратите внимание, как удачно подобрал он размеры и скомпоновал откидные стенки. Словом, это то, что нам нужно.
Власов стоя рассматривал схему.
- Мне тоже кажется, что он удачно решил задачу. Пусть представит рабочие чертежи, и мы разместим заказ. Может, изготовить у нас, в механической мастерской?
- Нет, только не у нас! С нашим механиком трудно стало разговаривать. Не пойму - куда девалась его обычная молчаливость? Шумит, ругается…
- Его особенно винить нельзя, мы на него, беднягу, навалили столько работы, что поневоле зашумишь! - Власов положил схему на чертежную доску.
- Алексей Федорович, отдел кадров так и не подобрал нам конструктора. Не приспособить ли нам на эту работу Косарева? Он не текстильщик и, как вы говорили, от печки танцевать не будет. Что у него диплома нет, это не беда! На очереди как раз зал браковки - там нужно проектировать новые перекатки, хорошо продуманную систему транспортировки, люки…
- Справится?
- Парень трудолюбивый, со смекалкой, научится!
- Что ж, я не возражаю. Зачислим его временно исполняющим обязанности конструктора, а там видно будет.
Власов подошел к Сергею и положил ему руку на плечо.
- Как мать? - спросил, он.
- Все еще больна. Врачи никак не могут разобраться, что с ней.
- Передай ей привет. Если что нужно, скажи, не стесняйся. Смотри, Сергей, экзамены не провали!
Сергей развел руками.
- Для подготовки мало времени остается! Хочу просить вас дать мне отпуск за свой счет, дней на десять - двенадцать, не больше.
- Хорошо, напиши заявление, я тебе отпуск разрешу, если, конечно, Николай Николаевич не будет возражать.
- Жаль, но что поделать, экзамены-то ведь сдавать надо! - Никитин улыбнулся. - Когда-то сами сдавали, помним, что это такое.
Власов посмотрел на часы и заторопился - пора обедать.
- Что-то наш директор сегодня невеселый, - сказал Сергей, когда Власов ушел.
- Будешь невеселым, имея дело с таким типом, как Баранов! Власов только что отменил его распоряжение.
- О перевыполнении плана?
- Ну да! Баранову очень хочется услужить начальству. Вот они и не сходятся характерами.
- Я очень рад за Леню. Он теперь воспрянет духом, а то ходил как в воду опущенный… Спасибо вам!
- Погоди очень-то радоваться! Попомни мои слова - Власову еще достанется от Толстякова за твоего дружка, - сказал Никитин.
4
Лежа в постели, Власов читал книгу. Было около двенадцати ночи, когда позвонил телефон. Дежурный по комбинату сообщил, что "согласно полученной телефонограмме директор вызывается к начальнику главка завтра, восемнадцатого декабря, в десять часов утра".
"Похоже, Баранов успел нажаловаться", - мелькнуло в голове. Власов снова лег и, чтобы не думать о завтрашней встрече с Толстяковым, от которой ничего хорошего не ждал, снова принялся за чтение…
В начале первого вернулась с вечерней смены Матрена Дементьевна. Власов поспешно потушил свет и притворился спящим. Ему не хотелось разговаривать с матерью и огорчать ее своими неприятностями. Поужинав на кухне, Матрена Дементьевна на цыпочках прошла к себе и легла. В доме стало тихо.
Власову не спалось, он ворочался с боку на бок.
Матрена Дементьевна прислушалась, потом встала и, надев халат, вошла к сыну.
- Что не спишь-то? Нездоров? - Шершавой ладонью она дотронулась до его лба.
- Да нет, просто не спится! - Он пододвинулся к стене. - Садись.
- Чего же ты все ворочаешься?
- Так, разные неполадки…
- Изводишь ты себя, сынок, вот что я тебе скажу! О себе не думаешь. - Она подобрала под себя ноги, удобно устроилась на его постели, как делала, когда он был маленьким. - Вокруг столько, девушек хороших - неужто никто не нравится?
- Опять сорок пять, за рыбу деньги! Да пойми ты - не до девушек мне сейчас.
- Не говори! Когда человек наладит свою жизнь, у него и работа спорится!
- По-твоему, если я женюсь, то Баранов сразу станет хорошим человеком?
- Не Баранов станет хорошим, а ты к нему по-другому относиться будешь - терпения у тебя прибавится. Нельзя, милый, всех людей делить на хороших да на плохих, как будто люди такими рождаются. Нужно иметь большое сердце и в человеке искать хорошее - глядишь, он и сам переменится к лучшему.
- Эх, мама, ты сама хорошая, вот и не замечаешь, сколько вокруг нас мелких людишек, подленьких душ…
- Почему не замечаю? Не слепая! Есть, конечно, и такие. Что же с ними делать? Изничтожать? Так, по-твоему?
"Действительно, что с такими делать? Снять с работы, выгнать? Этим ведь ничего не добьешься - они будут работать в другом месте", - думал Власов.
- Я этого не говорю, - сказал он.
- Вот видишь, значит, нельзя! Почему же все вы норовите управлять окриком, чуть что - кулаками размахиваете? Нет, сынок, только на окрике далеко не уедешь!
- Послушать тебя - так нам следует записаться в непротивленцы. Были такие, даже свою философию создали, но путного ничего не добились. Политика непротивления злу как раз на руку Барановым.
- Что ты все тычешь Барановым? - рассердилась Матрена Дементьевна. - Не о нем речь, я вообще говорю. Получше оглядись по сторонам, тогда поймешь. - Она зевнула. - Поздно уже, а среди ночи разговоры разговаривать не дело. Спи себе спокойно, утро вечера мудренее! - Она поправила подушку, одеяло и вернулась к себе.
И оттого, что она пробыла у него несколько минут, оттого, что он ощутил ее ласку, на душе у Власова стало спокойнее…
В семь часов он был на ногах. Утренняя гимнастика и прохладный душ успокоили разгулявшиеся - нервы.
Разыгралась метель. Налетали порывы ледяного ветра. Дрожали провода, фонари, раскачиваясь на высоких столбах, рисовали на земле светлые круги. Снежная пыль клубилась вдоль улиц, ослепляя редких прохожих.
"Начнутся заносы, и мы останемся без пряжи и топлива", - подумал Власов. Он ненадолго забежал на комбинат, просмотрел сводку работы ночных смен, выслушал доклад диспетчера, вызвал к себе снабженцев и начальника транспортного отдела, приказал им связаться по телефону с фабриками и поставщиками, разузнать о состоянии дорог и переключить весь автотранспорт на вывозку топлива и пряжи.