На площади не прекращались вопли: там сорвали с цепочки золотые часы, там стащили чемодан с фамильными драгоценностями, там из дамского мехового сака лезвием бритвы вырезали целую спинку на шапки. Банда Мишки Япончика развернула самую широкую деятельность. Бандиты "работали" не скрываясь. Они взяли толпу на привокзальной площади в кольцо и, продвигаясь сквозь нее "прочесом", забирали все, что можно было унести с собой. Дамские котиковые манто тут же на месте продавались - хотя бы и самим собственникам их - всего за двести - триста рублей.
Ограбленные бежали к гетманским охранникам жаловаться и взывать о помощи, но "вартовые" только отмахивались и поспешно сдирали со своих фуражек гетманские кокарды.
Власти в городе фактически не существовало. Председателя думы, "мэра" города Брайкевича, невозможно было разыскать. Командующий гарнизоном гетманских войск генерал Бискупский выставил вокруг своей штаб-квартиры пулеметы - на все четыре стороны. Консула Энно в его резиденции и адмирала Болларда в гостинице "Лондонской" охраняли отряды французских матросов и шотландских стрелков.
2
Но самая большая толпа собралась в помещении цирка и в прилегающих кварталах.
В цирке - с приближением войск директории и ожидаемой в связи с этим юридической смены власти в городе - меньшевики и эсеры решили созвать общегородской митинг рабочих и служащих: как быть, что делать, как относиться к будущей власти?
Митинг был назначен на двенадцать часов, но уже в десять стало известно, что "будущая" власть, кажется, превратилась в "настоящую". Войска директории наступали на Одессу не только по киевской линии, но и по линии бахмачской: вчера был занят Вознесенск, ночью - Березовка, под утро - Сербка. Рассказывали, что броневые поезда петлюровских войск в эту минуту уже стояли перед Одессой-Сортировочной, между Пересыпью и лиманом.
В цирке негде было ни сесть, ни стать. На каждом стуле теснились по двое, в проходах стояли стеной, полны были все вестибюли, толпа залила двор, людьми забита была площадь, все улицы, ведущие к цирку, на несколько кварталов.
Митинг открыл "патриарх" местных эсеров Кулябко-Корецкий, но тут же передал слово "патриарху" местных меньшевиков Градову-Матвееву: меньшевики и эсеры решили провести митинг как межпартийный, вернее - внепартийный.
Градов-Матвеев прошамкал:
- Граждане! С минуты на минуту падет власть гетмана не только в Одессе, но и на всей Украине…
- Уже пала! - раздался громкий возглас из публики.
У входа, в дверях, поднимаясь на носки, размахивал бумажной лентой солдат с петличками искровика:
- Искрограмма! Гетман отрекся от престола!..
Слова искровика потонули в выкриках и свисте. Солдата подхватили на руки, передали вперед, еще раз - и так до самого президиума.
Фуражку солдат потерял и взбежал на трибуну с непокрытой головой.
- Читай! - ревом встретил его зал.
Рев прокатился по коридорам и вестибюлям, потом по площади и смежным улицам. Солдат давно уже читал, а городские кварталы вокруг цирка все еще гудели:
- Читать! Читать!
- "Всем, всем, всем!
Я, гетман всея Украины, семь с половиной месяцев все свои силы отдавал на то, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она пребывает.
Бог не дал мне сил справиться с этой задачей.
Ныне я от власти гетманской отрекаюсь.
Павло Скоропадский".
- Ура! - грохнул зал.
- Ура-а-а! - покатилось по коридорам и вестибюлям, по площади и по улицам.
Минут десять невозможно было успокоить собрание. Люди выкрикивали лозунги, распевали песни, возбужденно подбрасывали шапки вверх. Гетман удосужился-таки - впервые за семь с половиной месяцев - порадовать своих "подданных": одно полезное для народа дело - отречься от престола - бог все же дал ему силы совершить…
Наконец, оба старца при помощи колокольчика установили кое-какой порядок в зале.
Градов-Матвеев получил возможность продолжать свою речь:
- Немало зла причинил гетман народу Украины. В борьбе против его власти пали жертвами и некоторые члены нашей партии, партии социал-демократов меньшевиков, а также и… - он картинно поклонился второму председательствующему старцу, - некоторые члены партии социалистов-революционеров. Я предлагаю почтить память почивших борцов…
Старческим, дребезжащим голоском он затянул:
- "Вы жертвою пали…"
- "Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…" - могучим тысячным хором загремел зал. Люди встали.
Старец на трибуне петь перестал. Зал пел "Интернационал" - боевой гимн пролетариата, призывающий к борьбе, к бою, а он от имени эсеров и меньшевиков собирался произнести речь с призывами прекратить борьбу, избежать боя, наметить пути мирного сотрудничества с новой, ожидаемой властью - директорией Петлюры и Винниченко.
Оба председательствующих растерянно переглянулись. Как же это случилось? Ведь у дверей цирка были специально поставлены пикеты меньшевистских и эсеровских дружин, следивших, чтобы внутрь проходили только по специальным пропускам. Эти пропуска-приглашения раздавались вчера вечером и сегодня утром только тем рабочим и служащим, о которых точно было известно, что они не принадлежат к партии большевиков, да и вообще не отличаются какой бы то ни было политической активностью.
Большевиков действительно не только не пригласили на митинг, а даже не известили о созыве его.
Большевики узнали об организации митинга поздно ночью. Подпольный областком немедленно решил направить на митинг свою делегацию. Выступить от имени большевиков поручено было Александру Столярову.
Но когда Александр Столяров задолго до двенадцати прибыл на место, пробиться к цирку не было уже никакой возможности: толпа стояла вокруг сплошным кольцом.
Тогда Александр Столяров взобрался на фонарь.
- Товарищи! - закричал он. - Меньшевики и эсеры умышленно собрали этот митинг втайне от большевиков. Они хотят спровоцировать рабочих и служащих на принятие антинародного, предательского решения! Я - представитель большевистской партии, которая сейчас в подполье готовит народ к борьбе против всех врагов рабочего класса. Пропустите меня, товарищи!
- Большевик! Большевик! - загудела площадь перед цирком. - Пропустите большевика!
Но легче было сказать, чем сделать. Плотно стоящая толпа при всем желании не могла расступиться и пропустить даже одного человека.
- Становись! - закричал кто-то. - Становись мне на плечо, а там - соседу! Айда!
С плеча на плечо Столяров пробрался до дверей цирка.
Тем временем председательствующие старцы дали слово украинскому эсеру, который представлял в городе рождающуюся власть директории. Это был доктор Луценко, деятель местной "Просвиты", "Украинской громады" и "Украинского республиканского клуба".
Доктор Луценко, выйдя на трибуну, сказал:
- Панове добродийство! К нашему славному городу, украинскому форпосту на берегу Черного моря, приближается наше славное украинское рыцарство! В эту минуту в столицу нашей неньки Украины с победоносным боем входит украинское казачество, под предводительством головного атамана Симона Петлюры на белом коне… Слава отважным воинам украинского национального республиканского войска!
- Слава Красной Армии! - неожиданно прозвучало в зале.
Доктор Луценко осекся на полуслове.
- Панове… - растерялся он, - добродии…
Но зал его уже не слушал. Славу Красной Армии провозглашали в партере, в ярусах, на галерее. Перекрывая выкрики, из глубины зала понеслась многоголосая песня:
Смело мы в бой пойдем за власть Советов…
Столяров тем временем пробрался на галерку. Он видел, как доктор Луценко, смешавшись, потихоньку сошел с трибуны и старался протиснуться к задним дверям, к помещениям, где держали ученых свинок и дрессированных собак.
Столяров смотрел сверху на зал. Он должен был немедленно выступить. Но председательствующие меньшевистско-эсеровские старцы слова ему, конечно, не дадут. Да и мыслимое ли дело попасть отсюда, сверху, вниз - на трибуну. Зал колыхался и бурлил внизу, в зале гремели возгласы в честь Красной Армии, звучали боевые революционные песни… Сердце заколотилось у Столярова в груди. Оружия! Не пистолетов и лимонок, а дать в руки вот этим пролетариям, собравшимся здесь, в зале, винтовки и пулеметы! Тысячу винтовок и сотню пулеметов - и трудящиеся Одессы не впустят на свою территорию петлюровских националистов!
Но на три рабочие дружины - имени Старостина, Морского райкома и Молодежно-комсомольскую - имелось только полсотни карабинов, раздобытых Григорием Ивановичем Котовским. События развивались чересчур быстро, и стремительное наступление войск директории на Одессу было совершенно неожиданным.
Столяров вдохнул полную грудь воздуха и, выбрав минутку, когда шум в зале как будто немного поутих, крикнул что было силы:
- Товарищи!..
В зале сразу стало тихо.
Люди оборачивались, чтобы увидеть говорившего.
- Он на галерке! - крикнул кто-то.
- Он на галерке! - сразу же подхватили со всех сторон, и все головы поднялись вверх.
- Тише! Дать слово! Пускай говорит!..
Теперь внизу перед глазами Столярова волновалось море лиц, и все они были подняты к нему. И Столяров заговорил.
- Товарищи! - начал он. - Меньшевики и эсеры лишь на днях продали вас всех гетманской власти, сорвав всеобщую забастовку трудящихся Одессы! Теперь они собрали вас сюда, чтобы еще раз попытаться передать власть в городе Петлюре и его директории. Но одесские трудящиеся знают, кто такой Петлюра. Это его гайдамаки замучили вожака одесского пролетариата Старостина! Это Петлюра допустил на Украину немецких оккупантов!..
Столярова прервали. В зале поднялся шум: кто-то возмущался, кто-то протестовал, на кого-то шикали, кричали о свободе слова и просто - ура большевикам!
- Товарищи! - послышался голос Столярова. - Эти господа, - он протянул руку в сторону трибуны, - опять пытаются сбить вас с пути! Они уговаривают вас, что пролетариат не в силах взять власть в свои руки. То же говорили они в прошлом году, когда Ленин в Петрограде требовал вооруженного восстания. Но народ их не послушал и в октябре установил советскую власть…
- Да здравствует Ленин! - раздался возглас, и его подхватили десятки и сотни голосов.
- Не верьте, товарищи, меньшевикам и эсерам! Если сегодня у нас еще нет оружия, чтобы выйти с ним на улицу, то завтра и послезавтра мы уже будем его иметь! Если Совет рабочих депутатов сегодня еще в подполье, то завтра он из подполья выйдет и возьмет власть в свои руки!
- Да здравствует советская власть! - звучало в зале.
- Товарищи! - продолжал Столяров. - Наш город занят вражескими армиями и контрреволюционными частями - белыми и желто-голубыми, а завтра-послезавтра еще высадится на нашу землю десант капиталистической Антанты! Но пускай это не страшит одесских пролетариев. У пролетариев сейчас нет иной цели, как потопить в море контрреволюцию и иностранных захватчиков и взять власть в свои руки! Товарищи! Требуйте выхода из подполья Совета рабочих депутатов!
- Требуем Совета рабочих депутатов!
Голосок председательствующего, потерявшего всякую власть над митингом, который он собрал, прорвался между двумя возгласами в честь советской власти:
- Я отказываюсь… я отрекаюсь…
- Гетман уже отрекся! - крикнул кто-то из зала. - Давай и ты!
- Я закрываю митинг! - выдохнул старец.
И оба председательствующих, жестикулируя и поддерживая друг друга, исчезли за кулисами цирка.
В партере уже кто-то стоял на стуле и призывал:
- Товарищи! Меньшевики и эсеры, продав нашу стачку, освободили из тюрьмы своих арестованных и бросили в острог большевиков! Сейчас врываются в город петлюровцы. Они могут расстрелять арестованных! Надо идти к тюрьме, спасать товарищей-большевиков!
Призыв потонул в общих выкриках:
- К тюрьме! Разбить тюрьму! Освободить большевиков!
Люди вскакивали и направлялись вон из зала.
Перед цирком уже знали обо всем, что произошло внутри. Стало известно и решение идти громить тюрьму.
Люди строились в ряды. Откуда-то появился и красный флаг. Он уже развевался над толпой. К знамени пристраивались целые колонны. У некоторых в руках уже оказались пистолеты и бомбы. И человеческий поток покатился расщелинами улиц в одном направлении: на Чумку, через железнодорожное полотно, к тюрьме.
Встречные подбегали к толпе и расспрашивали: что такое, в чем дело, кого будут сейчас громить? Какая идет власть и какая власть будет в городе сегодня к ночи?
Толпа росла, как река в половодье.
От встречных стали известны и новости, случившиеся в городе, пока в цирке шел митинг.
Новости были такие. Войска директории уже входят в Одессу, и петлюровские броневики прорвались к Одессе-Главной. Это были войска, наступавшие с захваченной уже Раздельной. Но войска директории входили в город и с другой стороны - с бахмачской линии, через Одессу-Сортировочную. Где-то возле Заставы обе группы только что соединились. Гетманский гарнизон города под командованием генерала Бискупского объявил себя тоже петлюровской воинской частью, признав власть директории.
Теперь к морю, в порт, ринулись очумевшие и перепутанные внезапным наступлением войск директории белые офицеры добровольческих дружин. Белых офицеров-добрармейцев было значительно меньше, нежели петлюровцев, и они не имели артиллерии, в то время как войска директории уже пригнали к станции с десяток бронепоездов. Белые офицеры спешно грузились на пароход "Саратов" - бежать в Новороссийск или в Крым. Порт и приморскую часть города захватили меж тем польские легионеры белого орла; они поспешно возводили баррикады и рыли окопы по линии Гоголевской - Ланжероновской улиц. Белопольский легион был теперь единственной вооруженной силой в городе, которая собиралась оказать сопротивление наступающим петлюровцам. Французский консул Энно только что выпустил и специальное оповещение - оно уже белело на всех заборах и столбах:
"От французского консула.
Польский легион, который ныне в Одессе является авангардом французских войск, находится под французским командованием. Всякое покушение на безопасность этого легиона, его командиров и представителей, а также на всех тех, кто ему содействует, будет рассматриваться как выступление против держав Антанты.
Консул Энно".
3
Когда возглавляемая Александром Столяровым толпа, разбив по дороге Александровский полицейский участок и выпустив на волю всех задержанных там людей, миновала Еврейское кладбище и приблизилась к тюрьме, оказалось, что перед тюрьмой бурлит огромный митинг. Ораторы выступали один за другим, и тотчас толпа подхватывала их на руки и начинала качать. Это были только что освобожденные из тюрьмы большевики.
Вышло это так.
Еще час назад небольшой отряд вооруженных рабочих во главе с портовым грузчиком Григорием, сопровождаемый толпой обитателей недалекого Сахалинчика, внезапно появился перед тюрьмой. Рабочая дружина имела задание от подпольного Ревкома - воспользовавшись сумятицей в городе в связи со сменой власти, освободить из тюрьмы политических заключенных.
Рабочий отряд остановился перед воротами, и грузчик Григорий закричал:
- Приказ Военно-революционного комитета: отворить ворота немедленно!
Но стража притаилась за толстыми стенами и молчала.
Тогда грузчик Григорий вышел вперед и крикнул еще раз:
- Три минуты срока. Через три минуты идем на штурм!
Еще минуту за стенами стояла тишина. Вдруг из-за ворот грянул выстрел, и пуля просвистела у самого уха грузчика Григория. Григорий выругался, расстегнул бушлат и вынул тяжелую связку гранат.
- Ложись! - крикнул грузчик Григорий своим и, размахнувшись, швырнул связку гранат под железные ворота. Сам он в тот же миг распластался в кювете.
Раздался громкий взрыв - и железные ворота повисли на петлях.
- Вперед! - подал команду грузчик Григорий, срываясь с места.
Рабочая дружина - кто с пистолетом, кто с лимонкой, а кое-кто и с карабином - потоком хлынула в ворота.
Но вступать в рукопашный бой с охраной тюрьмы не пришлось. Вся охрана, бросив оружие и подняв руки, стояла на тюремном дворе. Помощник начальника тюрьмы, дрожа, протягивал связку ключей.
Дружинники разобрали винтовки стражников, грузчик Григорий взял ключи.
- Списки! - приказал он помощнику начальника. - Списки политических заключенных. Уголовные преступники остаются на месте.
Со списками и ключами грузчик Григорий пошел по коридорам тюрьмы, отпирая камеры и выпуская на волю политических заключенных. Это были главным образом большевики и несколько анархистов. Была там вся большевистская фракция Центропрофа во главе с матросом Иваном Голубничим.
Голубничему Григорий Иванович сказал:
- Тебе приказ Николая от имени Военно-революционного комитета: немедленно вернуться к исполнению обязанностей руководителя военного сектора и возглавить все вооруженные рабочие дружины, объединив их в один боевой отряд вооруженного пролетариата.
- Есть возглавить боевой отряд вооруженного пролетариата! - по-матросски повторил приказ и даже отдал честь Иван Голубничий. - Прошу - место расположения боевого штаба?
- Болгарская улица, шестьдесят три, школа имени Пушкина - штаб Военно-революционного комитета. Хватай "штейгера" и лети вовсю!
Голубничий кинулся к воротам.
Но выйти из двора тюрьмы было уже не так-то просто. Пока рабочие-дружинники хозяйничали в корпусах, выпуская политических заключенных, тюремный квартал оказался взят в плотное кольцо толпой хорошо вооруженных людей. Однако были это не гетманцы, не офицеры-добрармейцы, не белополяки и не петлюровцы - и вообще совсем не воинская часть. Вооруженные карабинами, пистолетами и гранатами люди были одеты как попало, но добротно: многие были в дорогих пальто, элегантных охотничьих тужурках на меху, в каракулевых и котиковых шапках, даже в мягких шляпах, а то и в котелках и цилиндрах. Это были бандиты Мишки Япончика. Они тоже поспешили к тюрьме - вытащить из-за решетки своих, воспользовавшись сменой власти в городе.
Рабочая дружина с оружием наготове заслонила только что выпущенных заключенных, намереваясь защищаться. Бандитов Япончика было до полутысячи, дружинников - с полсотни.
Бандиты Япончика вливались во двор тюрьмы и разбегались по корпусам. Бревнами, ломами, кувалдами они выламывали двери камер и выпускали своих "братанов". На рабочую дружину бандиты Япончика - и освобожденные и те, кто освобождал, - не обращали никакого внимания. Тюремный квартал уже был окружен огромной, многотысячной толпой - подошла группа, двигавшаяся от цирка со Столяровым.