- Коцюба! - поправил себя Винниченко. Политическая платформа давно уже заблудилась между "левой" и "правой", любезная его сердцу бородка тоже была изгажена, однако национального колорита Винниченко придерживался до конца.
3
Главе директории УНР и в самом деле было отчего нервничать.
Отношения директории с Антантой и США так до сих пор и не были приведены в ясность.
Гетманские дипломатические представители за границей, несмотря на то, что гетманская власть "в бозе почила", были, однако, все еще аккредитованы при дворах европейских монархов. Они получали поддержку от английского короля, и это не могло не отразиться на отношении к украинским проблемам английского премьера Ллойд-Джорджа, который на Парижской мирной конференции и должен был решать: быть или не быть "самостийному" украинскому государству. Не малую поддержку получали гетманцы и от наследных принцев из династии Габсбургов и Гогенцоллернов, которые даром что потеряли свои троны - династии Гогенцоллернов в Германии и Габсбургов в Австрии, - продолжали, однако, оказывать еще значительное влияние на международную политику через американские банки, в которых они имели свои поистине королевские вклады. А банки, и в первую очередь именно американские, как самые мощные в мире в настоящее время, должны были сказать свое слово на Парижской мирной конференции, и слово это, несомненно, будет весить больше, нежели все остальные, вместе взятые. Все это ставило любые притязания директории, антагонистические гетманщине, под прямой удар.
Правда, еще не начав вооруженного наступления против гетмана, директория начала наступление дипломатическое. Дипломатические миссии директории были еще осенью направлены во все европейские страны и подняли отчаянную возню в европейских дипломатических кулуарах, доказывая неспособность гетманщины удержать власть и вести борьбу против русского большевизма. Специальная миссия директории, преимущественно из представителей Западной Украины, давно уже сидела и в Париже, обивая пороги будущих представителей на будущей Парижской конференции - мосье Клемансо, сэра Ллойд-Джорджа, синьора Орландо, - и доказывала, что только директория, возглавив "всю украинскую нацию", в состоянии установить на Украине власть твердой руки и остановить "экспансию русского большевизма в Европу". Были основания надеяться, что Клемансо, Ллойд-Джордж и Орландо учтут это, решая судьбу Украины на мирной конференции.
Во всяком случае, еще на совещании в Яссах, месяц-полтора тому назад, для дипломатических и особенно военных представителей стран-победительниц стало очевидным, что хотя программа гетмана и ориентирована на восстановление на Украине абсолютной власти капитала и целиком отвечает интересам европейских капиталистических государств, однако не стоит и полушки в базарный день, так как, не имея никакой поддержки среди населения, не может быть осуществлена. Поэтому под эгидой гетманата Украина и не может стать буфером против "русского большевизма". Глава дипломатического корпуса великих держав на Востоке французский посол Сент-Олер совершенно недвусмысленно пообещал в Яссах представителям директории, - хотя они и не были допущены на официальные заседания, а толклись только в кулуарах, - что Антанта и США внимательно изучат вопрос о возможном изменении государственного режима на Украине в сторону его "демократизации". Подразумевалась замена монархического строя строем республиканским - при условии, что директория сможет гарантировать создание антибольшевистской армии, способной начать военные операции против большевистской России.
Петлюровские верховоды и пришли тогда к выводу, что, использовав народные восстания против немцев и гетмана, следует организовать антигетманский путч.
И вот, воспользовавшись мощной волной народных восстаний, директория провозгласила свою власть на Украине, но… чаемой помощи от Антанты пока нет и нет, неизвестно, как вообще Антанта относится к украинской директории, а командование вооруженными силами интервенции на Украине ведет себя чрезвычайно странно, отдавая приказ войскам директории оставить украинский город Одессу. Хуже того: дипломатических представителей директории военное командование оккупационной Антанты чуть ли не выставляет за дверь, угрожая, что и самоё директорию разгонит к чертовой матери.
Ведь был уже у консула Энно по поручению директории генерал Греков - военный министр "правительства" УНР. Были у него и министр иностранных дел "правительства" УНР Мациевский, и товарищ министра иностранных дел Марголин, и представитель общественности профессор Бачинский. Посетили - на этот раз военное командование оккупационной армии Антанты - полномочные дипломаты директории доктор Назарук и профессор Остапенко. Приехал снова и толчется здесь уже три дня генерал Греков вместе с генералом Матвеевым… Однако обещанной помощи директория так до сих пор и не получила. Получили оружие польские легионы белого орла, получил оружие русский генерал Деникин, а у директории и до сих пор "кукиш с маслом", или, если соблюдать украинский колорит, "дуля с маком".
Каково же в результате создавшееся сейчас положение?
Красная Армия наступает с востока, от Харькова, а с севера, от Чернигова, большевистские войска уже на подступах к столице, Киеву. Киевский пролетариат поднимает голову и, не скрываясь, организуется для поддержки большевистских войск. То же происходит среди рабочих Екатеринослава и Кривого Рога, не говоря уже про Донбасс и другие промышленные центры Украины. Крестьянство, проникнутое одним стремлением - получить землю, выступает с требованием удовлетворить его претензии немедленно, не ожидая ни Учредительного собрания, ни "трудового конгресса". Не получая земли, крестьянство восстает. Повстанцы, выступившие против гетмана и немецких оккупантов, не захотели идти в войска директории, а начали поддерживать Красную Армию.
Спасти положение, привлечь повстанцев в войска, по мнению директории, возможно теперь только одним способом: воспользоваться, для виду, большевистскими лозунгами о земле и национализации промышленности и козырять ими в своих универсалах, заверяя широкие круги трудового населении, что и мы, мол, "почти большевики", только - полюбуйтесь, люди добрые! - украинские…
И вот, как раз из-за козыряния этими присвоенными видимости ради большевистскими лозунгами у представителей Антанты, по-видимому, и сложилось впечатление, что директория и в самом деле придерживается… большевистской политики! Такое ложное представление к тому же старательно подогревают и русские белогвардейцы. Вот Антанта и не решается принять под свою высокую руку правительство директории.
Как же выпутаться из этой дьявольской неразберихи?
Винниченко был опытный драматург; за свою жизнь он сочинил немало пьес, наворотил десятки запутаннейших интриг, развязал множество сложнейших сюжетных коллизий. Но такой сложной сюжетной коллизии ему еще развязывать не приходилось, и он никак не мог придумать для нее интриги.
Интриги! Фу ты, черт! Да ведь именно здесь - в интриге - и была зарыта собака. Раз Клемансо, Ллойд-Джордж и сам Вильсон обещают, а их клерки не дают обещанного, то совершенно очевидно, что именно они, эти клерки, и интригуют. Почему они интригуют и зачем они это делают? Несущественно! Раз кто-нибудь пускается в интриги, не имеет значения, зачем он это делает. Каждому понятно, что цель любой интриги - шантаж.
Директория УНР посвятила не одно закрытое и абсолютно секретное заседание разрешению вопроса - кому же давать хабар? Мнения между партийными фракциями разделились. Социал-демократы доказывали, что взятку надо дать представителю гражданской власти, то есть консулу Энно. Социалисты-революционеры отстаивали мысль, что взятку надо дать представителю власти военной, то есть генералу д’Ансельму.
Лично Петлюра считал, что взятку надо дать на всякий случай обоим - и консулу Энно и генералу д’Ансельму.
А лично Винниченко, искушенный драматург, нашел четвертый, внесюжетный ход: взятки не давать ни консулу Энно, ни генералу д’Ансельму, взятку дать полковнику Фредамберу. Ибо, как слышно, всеми делами и французской миссии и командования оккупационной армией, всеми вопросами снабжения, ремонта и вооружения заправляет на деле начальник штаба французской армии полковник Фредамбер. Но если полковник Фредамбер действительно заправляет всеми делами, он уже сам найдет способ поделиться и с консулом Энно и с генералом д’Ансельмом, буде возникнет такая необходимость.
Винниченко торжествовал, когда в самый разгар споров вокруг его предложения вдруг был получен секретный пакет не от кого иного как от полковника Фредамбера, на имя главы директории Винниченко.
Начальник штаба оккупационных войск на юге Украины, полковник генерального штаба Фредамбер имел честь уведомить, что командование десантных войск желает безотлагательно иметь совершенно конфиденциальную беседу лично с главой директории УНР мосье Винниченко Владимиром Кирилловичем. Провести эту беседу командование поручило ему, полковнику Фредамберу. Абсолютная конспиративность свидания должна быть гарантирована обеими сторонами. Аэроплан, высланный, чтобы доставить главу директории в Одессу и немедленно транспортировать его назад, на место пребывания правительства УНР, в эти минуты, когда мосье Винниченко читает письмо, ждет с заведенным мотором здесь же, в Киеве, в поле за Голосеевским лесом.
Это было поздно ночью, перед рассветом, и солнце еще не взошло, когда глава директории поднялся в воздух на французском военном аэроплане "Фарман"…
Когда туалет был закончен и изуродованная бородка кое-как подправлена благодаря исключительному мастерству мосье Сержа, Винниченко на прощанье поднял палец.
- Добродии! - вымолвил он. - Примите во внимание, что в Одессе я инкогнито и, кроме вас, моих старых друзей, никто не подозревает о моем здесь пребывании. Вы меня поняли? Государственная тайна! Международный секрет! Вы меня не видели, вы обо мне не слышали. Меня здесь вообще не было!
Друзья клятвенно заверили: Владимир Кириллович может быть абсолютно спокоен! Они отлично понимают. Да и кому им рассказывать?
Мадемуазель Фанни и в самом деле могла разболтать разве что двум-трем приятельницам маникюршам; мосье Жорж - разве что в кругу нежно любимой семьи; а сам мосье Серж - абсолютно никому, разве что Мишке Япончику, которому он, собственник торгового заведения, как и все собственники одесских торговых заведений, выплачивал ежемесячно один процент от прибыли за "охрану собственности", иначе говоря - за гарантию от грабежа. По этому же условию он не должен был иметь от Мишки Япончика никаких производственных секретов.
4
Встреча Фредамбера с Винниченко была назначена в "меблированных комнатах с собственной кухней" мадам Мурзиди - на Старом Базаре.
Полнейшая конспиративность сего "приюта добродетели" на Старом Базаре, предложенного мастером всяческих секретных и дискретных дел ресторатором Штени, была испытана временем.
Место это было удобно тем, что из дома можно было выйти в любую сторону, на четыре улицы, и что во дворе с утра до ночи толокся самый разнообразный люд, которому наплевать было на все на свете, кроме собственного барыша, а в самих меблированных комнатах, вопреки их названию, никогда не проживал ни один постоянный жилец. На комнаты в заведении мадам Мурзиди не было даже установлено помесячной, да и поденной платы: все десять апартаментов снимались только по часам - контрабандистами и спекулянтами для сделок или перезрелыми купчихами для любовных встреч с дюжими семинаристами. И час пребывания в обители мадам Мурзиди обходился несравненно дороже, чем сутки в номере люкс самой лучшей гостиницы города. Зато с собственной кухни мадам Мурзиди почасовым постояльцам подавалось все - вплоть до настоящего ямайского рома, только что изготовленного в подвалах Синадино.
Итак, Штени полностью гарантировал конспиративность встречи представителей двух держав, тем не менее осторожный полковник Фредамбер на всякий случай приказал загодя окружить четыре прилегающих квартала двумя сотнями французских жандармов, переодетых в штатское платье, которое не возбуждало бы ни малейших подозрений. В живописных одеяниях грузчиков с Карантина и рыбаков с Фонтанов двести ажанов небрежно расселись на тротуарных столбиках и лениво покуривали, картинно сплевывая сквозь зубы. И уже через пять минут шестнадцать прилегающих кварталов точно знали, что в заведении мадам Мурзиди должно состояться тайное свидание "французского козырного туза" с тузом не козырным - представителем какой-то неведомой страны: не то с абиссинским негусом, не то с индийским магараджей, не то с китайским богдыханом.
Одновременно приняты были меры и по линии внутренней охраны. Девятый номер, смежный с десятым, в котором и должна была состояться встреча, за час до того заняла рыжая женщина, представленная мадам Мурзиди ресторатором Штени как купеческая дочка, которая желает поймать с поличным свою собственную мамашу на свидании с семинаристом - во имя соблюдения нравственности и изменения в свою пользу духовного завещания. Это была Ева Блюм, американская журналистка.
"Купеческой дочке" в девятый номер, ввиду ее нервозного состояния, из собственной кухни мадам Мурзиди было подано полбутылки шустовского коньяку и лимон.
В десятом номере для двух представителей держав приготовлены были бумага, перо и чернила.
Но коридорный мадам Мурзиди должен был в любую минуту быть наготове и, так сказать, под рукой, ибо в кухне мадам Мурзиди на всякий случай был сервирован завтрак на две персоны - с французскими винами, украинским спотыкачем и жареными шампиньонами, к которым глава директории, как это было доподлинно известно американской разведке, питал особое пристрастие.
Закрытая машина доставила Винниченко прямо во двор дома на Старом Базаре. Когда он выходил из машины, агент, сидевший рядом с шофером, молниеносно накинул ему на плечи плащ с капюшоном. Во дворе в это время не было ни единой души, так как еще час назад патрули французской контрразведки на всякий случай разогнали всю толпу комиссионеров и факторов, но плащ с капюшоном был снят с таинственного посетителя только на пороге меблированной комнаты под номером "10".
5
Винниченко перешагнул порог, презрительно улыбаясь. За свою долгую жизнь Владимиру Кирилловичу приходилось прибегать к разнообразным фокусам маскировки, однако до плаща с капюшоном не додумались даже украинские масоны ордена "Герць и грець". Плащ с капюшоном Винниченко, матерый украинский социал-демократ и в течение десяти лет завзятый конспиратор, считал абсолютно неконспиративным. Впрочем, презрительная усмешка Владимира Кирилловича адресована была не только плащу с капюшоном. Она относилась и к комнате, в которой он очутился. Огромная двуспальная кровать, рассчитанная, бесспорно, не на контрабандистов и спекулянтов, огромное кривое трюмо, диван с прямой спинкой, непригодный для сидения, два таких же никудышных кресла и столик под зеленой плюшевой скатертью, какие бывают только в приемных дантистов, - так обставлена была комната. На столе лежал большой альбом, как в каждом респектабельном семействе. Но если заглянуть в этот альбом, легко можно было убедиться, что рассчитан он отнюдь не на респектабельное семейство: с каждой фотографии под номером глядела на вас голая девица непревзойденной шантанной красоты. Стоило только крикнуть в коридор номер, под которым значилась любая из обольстительниц на карточке, - и через пять минут эта обольстительница была бы подана с кухни мадам Мурзиди, сервированная самым наилучшим образом…
Винниченко презрительно и раздраженно усмехнулся.
Лидер украинских националистов-сепаратистов, знаток тонкостей дипломатического этикета, наперед был уверен, что в этой похабной комнате его, "главу правительства", непременно заставят ждать, а потом с фальшивой дипломатической любезностью будут извиняться, что это, дескать, произошло не по их вине. И, черт побери, со всеми этими оскорблениями приходилось мириться - во имя высших государственных интересов, во имя "возрождения нации"!
Глава директории тут же проглотил непрошенную усмешку вместе с каким бы то ни было выражением и поспешил сделать каменное, бесстрастное, дипломатическое лицо. В комнате никого не было, но Винниченко, прожженный дипломат, отлично понимал, что откуда-нибудь сквозь дырочку в стене его в эту минуту внимательно изучает чей-нибудь острый и придирчивый глаз.
Как это ни странно, все предположения оказались абсолютно неверными. Не успел еще Винниченко присесть и с независимым видом развернуть альбом с порнографическими карточками, как на пороге появился полковник Фредамбер.
Что это был именно Фредамбер, а не кто-нибудь другой, Винниченко понял сразу; о внешности Фредамбера он был предуведомлен заранее.
Фредамбер еще за дверями изобразил на своем лице непритворную радость. Когда же переступил порог, то так и двинулся к главе директории, восторженно протянув обе руки.
- С глубочайшим уважением приветствую вас, сударь!
Глава директории коротко кивнул и небрежно подал руку.
Фредамбер ухватил ее обеими своими руками карлика - с длинными цепкими пальцами и мокрыми ладонями.
Отлично зная, что перед ним Фредамбер, Винниченко, однако, выдерживая дипломатический этикет, холодно спросил:
- С кем имею честь?
Фредамбер щелкнул каблуками, звякнул шпорами и склонился в почтительном поклоне:
- Полковник генерального штаба французской армии Фредамбер к вашим услугам!
- А! - Глава директории, наконец, улыбнулся тонкой, чуть заметной, лишенной выражения и смысла "дипломатической" улыбкой. - Счастлив вас приветствовать!
Винниченко неважно знал французский язык, и особенно плохо давалось ему французское произношение. Это причиняло ему немало огорчений. Однако на этот раз он даже не пытался приблизиться к правильной французской речи. Он считал, что в данный момент пренебрежение к чистоте произношения на языке партнера явится выражением "дипломатической независимости" и "государственной суверенности". Ведь как-никак встреча происходила пускай и в дрянном бордельном номере, но на украинской, а не на французской земле, и хозяин здесь был он. И вообще это же была встреча представителей двух держав, которые должны провести государственную беседу исключительной исторической важности.
Минутку представители двух держав, сознавая свою высокую миссию и свою выдающуюся роль в грядущих исторических событиях, постояли молча, не находя что сказать. Потом они оба, все так же строго следя, чтобы сей исторический акт состоялся одновременно, без малейшей поспешности или задержки противной стороны, сели друг против друга в непригодные для сиденья кресла.