- Документ - да! Это действительно документ! - Ласточкин взволнованно зашагал по комнате. - Между четырьмя и пятью? Хорошо, приду точно.
- То есть как это придете? - удивился Котовский. - Куда вы придете? Ваше дело - денежки, а приду туда я.
Ласточкин резко остановился. Хитро посмотрел на Котовского и даже погрозил пальцем перед самым его носом:
- Э нет, Григорий Иванович! Договор получу я в собственные руки. А вы в это время…
- Позвольте! - вскипел Котовский. - Как это так вы?
- Потому что, знаете… - Ласточкин замялся, - рисковать вашей головой мы не можем. Она оценена в пятьдесят тысяч и…
Котовский так возмутился, что даже лицо его налилось кровью.
- Так я же договорился, что пришлю этого самого… как его? - Гершку Берковича…
- А Берковича хоть раз когда-нибудь раньше видели в кафе Фанкони? Скупердяя Берковича, которому надо кормить свою мадам и шестерых детей?
Котовский стукнул кулаком по столу:
- Да, черт побери, я придумаю еще что-нибудь! Пойду сейчас в костюмерную оперы и выйду… выйду… попом, ксендзом, раввином, кем угодно…
- Попы, ксендзы и раввины тоже по ресторанам не ходят, - спокойно возразил Ласточкин. И вдруг твердо добавил: - Товарищ Котовский, я прошу вас подчиняться дисциплине: Ревком объявил в Одессе осадное положение.
Котовский еще раз сердито фыркнул и сел.
- Вас я все равно не пущу! Вы руководитель подполья, вы не имеете права идти на риск, - сказал он решительно. - Пусть тогда идет кто-нибудь еще. Можно кого-нибудь из моих хлопцев, можно из Ревкома… Например, Столярова.
- Батенька мой! - обнял его за плечи Ласточкин. - Для меня никакого риска! Я ж чуть ли не ежедневно обедаю и ужинаю или у Фанкони или у Робина. Меня там все официанты знают как облупленного. Непременно я пойду, душа моя, только я. Никто из наших подпольщиков и близко к этому ресторану не подходит… Там полнехонько контрразведчиков и шпионов. А я купец, у меня костюм "бостон" и каракулевая шапка на голове, - Ласточкин тихо засмеялся, - и денежки как раз у меня. Так что все в порядке, дорогой Григорий Иванович.
Он снова обнял за плечи и прижал к своей щуплой, жилистой фигурке огромную, медвежью фигуру Котовского.
- Ах, какой документ, какой документ! Спасибо вам, большое спасибо…
Беззвучно и весело смеясь, Ласточкин отпустил Котовского и сразу же оборвал смех.
- А теперь слушайте мое дело, Григорий Иванович.
Они снова сели за стол, на котором еще стояли пустые чашки из-под кофе. Котовский был мрачен и сердит, Ласточкин - радостен и весел. Ласточкин начал немного лукаво:
- Вот вы, знаменитый бессарабец и чудесный разведчик, которому известны все тайны мира, но одной истории, уж никак не тайной, так и не знаете.
- Что же это за история такая? - хмуро поинтересовался Котовский.
- История неплохая. Отряда Голубничего, что после петлюровского провала вышел в партизанский рейд, не забыли?
Котовский молча кивнул.
- Так вот этот отряд в своем партизанском рейде по селам западной части Одесщины, в междуречье Буга и Днестра, сильно пополнился за счет беднейшего крестьянства и насчитывает сегодня четыреста штыков, сто семьдесят пять сабель, четыре орудия и тридцать восемь пулеметов.
- Этот отряд, с нашего, конечно, разрешения, наименовал себя теперь частью Первой Южной Красной Армии.
- Ого! - вырвалось у Котовского, и угрюмость слетела с его лица.
- Хорошее название, - широко улыбнулся Котовский. - Здорово придумано! Это вы придумали?
- Не имеет значения. И, как уведомляет штаб, - Ласточкин намеренно произнес полное название: - "Штаб Военно-революционного комитета Одесщины"… - Котовский насторожился, и Ласточкин кивнул: - Да, да, мы создали уже такой штаб действующей армии… Так вот этот отряд вчера вечером, после жестокого боя с румынскими захватчиками и полком добровольческой армии из дивизии Гришина-Алмазова, занял город Тирасполь на Днестре…
Котовский подскочил на месте.
- Иван Федорович! - вскрикнул он. - Начинаете восстание?
Ласточкин погрозил пальцем и хитро прищурился - точь-в-точь как Котовский, когда тот интриговал своим документом.
- Успокойтесь, Григорий Иванович. На все свое время. Момент для всеобщего восстания еще не наступил, но… - Ласточкин с минуту помучил Котовского, хитро поглядывая на него, - но наступает. - Он вдруг снова стал серьезным. - К восстанию дело идет, Григорий Иванович. Именно к восстанию. Теперь это наша ближайшая цель. Наши силы еще не могут держать фронт, поэтому мы пока будем деморализовать противника партизанскими налетами. Армия Голубничего, конечно, ушла из Тирасполя, оставив на поле боя вместе с сотней трупов противника перемолотую технику и разгромленные учреждения белых. Теперь отряд продвигается к Балте, которую, разумеется, захватит в скором времени. А на пути между Тирасполем и Балтой он увеличится еще на какую-нибудь сотню-две бойцов, да еще кое-какую технику отобьет у врага. Сидите, сидите спокойно, Григорий Иванович, - перебил себя Ласточкин, заметив, что Котовский готов вскочить с места.
Котовский не мог усидеть. Ведь восстание, боевые действия - это была его мечта, именно в это он больше всего верил. И вот теперь мечта становилась реальностью.
- Сидите и слушайте меня внимательно! Сейчас речь о вашей Бессарабии.
- О Бессарабии? Там же румыны?
- Верно! И пока у нас нет сил бороться с ними. Однако приднестровские села - и по ту, и по эту сторону Днестра, как, например, Маяки, Дубоссары, а также Копанка, Розкаецы…
- Я знаю все эти места, - прошептал Котовский.
- Да, да. Точно так же, как там знают легендарного Котовского. Как вы думаете, может Котовский в этих селах, где, по точным сведениям Ревкома, в людях силен боевой дух, собрать… вторую часть Первой Южной Красной Армии? А потом вывести эту часть на плацдарм под Одессу с запада, перерезав железную дорогу из Румынии, ту самую железную дорогу, по которой французские оккупанты гонят и гонят сюда свои силы и технику?
Котовский стремительно поднялся и вытянулся в струнку.
- Когда разрешите выполнять, товарищ Ласточкин?
- Сегодня, - встал и Ласточкин. - Для того чтобы накопить силы и организовать вооружение из местных ресурсов, то есть собрать оружие, припрятанное крестьянами и захваченное во вражеских арсеналах, я думаю, хватит двух-трех недель?
- Двух! - сказал Котовский.
- И чтобы привести личный состав в боевую готовность - еще две. Значит, за месяц будет сформирован второй полк Первой армии. Так?
- Слушаюсь, товарищ Ласточкин! Будет исполнено.
Ласточкин положил руки на плечи Котовского, принуждая его сесть, и сам опустился на стул.
- Понимаете, Григорий Иванович, - заговорил он так, словно речь шла о каком-то обыденном деле, - интервенты все накапливали да накапливали силы и вдруг начали наступление. Они сейчас бешено прут на восток - на Николаев, на Херсон. Впереди идут деникинские части, кое-где греки, за ними, подгоняя их, движутся французы. На рейде перед Херсоном и Николаевом - английская и французская эскадры. С севера широкой подковой петлюровская территория. Это вроде прослойки между интервентами и красными войсками за Днепром. Эту подкову нужно сломать и прослойку пробить. Красная Армии еще не накопила достаточных сил для удара на юг. Ее задача сейчас: - Киев. Туда, против войск директории, направлены сейчас силы Красной Армии. У меня есть письмо трехдневной данности от командования Южного фронта, - связные из Москвы прибывают, знаете, регулярно. Нам надо принять на себя удар интервентов. Мы, подпольщики, действуем изнутри, но этого уже недостаточно. Необходимы вооруженные воинские силы. Надо ударить оккупантам в левый фланг. Для большого удара у нас пока нет сил, поэтому надо долбить и долбить мелкими ударами. Голубничий начал. Теперь…
- Понятно, Иван Федорович.
- Ну вот! - Ласточкин посмотрел на часы. - Ого, уже восьмой час. Когда вы отправитесь? Ночью, вечером или еще днем?
- Утром, сейчас же.
- Нет, нет! - возразил Ласточкин. - Вечером. К вечеру я пришлю вам связного.
Котовский вопросительно взглянул на Ласточкина.
Тот пояснил:
- С Бессарабией ни телеграфной, ни почтовой связи не будет. А ваши информации мы должны получать по крайней мере… раз в три-четыре дня.
- Понятно. Кто будет со мной?
- Я считаю… - Ласточкин задумался, - лучше всего какую-нибудь девушку. Девушкам, знаете, легче всего пробраться, меньше подозрений…
Котовский взмолился:
- Иван Федорович, если можно, только не девушку! Ну, понимаете… - Он не находил доводов и вдруг выпалил: - Морока с этими юбками в условиях конспиративного передвижения! Ей-богу, лучше, когда оба мужчины, ну, поверьте мне: уж я - то столько скрывался, что на этом зубы съел.
Ласточкин засмеялся:
- Эх вы, женоненавистник! Ну ладно! Кого же тогда? Знаете, что? Паренька! А? Кого-нибудь из наших комсомольцев. Чтобы незаметный был, но, конечно, проворный, бравый паренек. Он и знать не будет, что вы Котовский, однако… Это идея, а?
- Что ж, это неплохо, - согласился Котовский, - только такого, чтобы через заборы летал, по деревьям лазал, а в случае чего, так и в холодную воду зимой прыгнул.
- Будьте спокойны! - уверил его Ласточкин. - У Коли Столярова есть просто герои, из тех, что, помните, когда стачка была, красные флаги вывесили на всех заводских трубах. Ну вот! - Ласточкин решительно поднялся и подошел к своему пальто. - К вечеру паренек будет тут, придет на прием к доктору Скоропостижному. Ах, да, сегодня приема нет… Тогда… Влас Власович! - позвал он.
Фельдшер появился на пороге.
- Влас Власович, сегодня придет к вам паренек, спросит именно вас и скажет, что от Коли Столярова. Так вы его как следует примите, пусть подождет Григория Ивановича. Они поедут вместе.
Влас Власович перевел взгляд на Котовского.
- Вы надолго едете, Григорий Иванович?
Котовский весело усмехнулся.
- Кто его знает, Влас Власович. Объявите, что у доктора Скоропостижного приема не будет… месяц. Он занят… научной работой.
Влас Власович с тревогой посмотрел на Котовского.
- Далеко, значит, и опасно?
Григорий Иванович обнял фельдшера за плечи.
- Ждите с подарками, Влас Власович. Кстати, за счастливую дорогу… - Котовский вынул ключик, открыл шкаф и достал заветную бутылку. - Вы, Иван Федорович, как хотите, а уж мы с Власом Власовичем за мою дорогу опрокинем по маленькой.
Ласточкин был уже в пальто и шапке.
- Что же, - сказал он, - за дорогу… хотя я с утра ни капли, но по такому случаю наливайте и мне.
- Ура! - крикнул Котовский и налил две "банки". В третью он плеснул немножко. - Разведите, Влас Власович, чистою водичкою, градусов на сорок, для Ивана Федоровича.
Они чокнулись, выпили и поискали глазами, чем бы закусить. Закусить было нечем. Тогда они пожали друг другу руки - это и была вся их закуска.
Влас Власович вышел.
- Григорий Иванович, еще два слова, - сказал Ласточкин Котовскому. - Расскажите мне коротко об этом вашем профессоре.
- О профессоре? - удивился Котовский. - А что вас интересует?
- Интересуют два вопроса. Первый: может ли быть этот парк в степи, возле Долинской, местом тайного сосредоточения партизанского отряда? Знаете, в степи негде сосредоточить партизанский отряд…
- Конечно! - горячо отозвался Котовский. - Огромнейший старый парк на сотню десятин! - Он неожиданно смолк. - Нет, знаете, Иван Федорович, там такие ценные породы деревьев - карпатский бук, канадский клен, красное дерево…
- Но ведь можно аккуратно, - сказал Ласточкин. - Можно предупредить партизан, запретить рубить на костры… под страхом ответственности перед трибуналом.
- Разве что так… - неуверенно протянул Котовский; ему понравилась эта идея: сосредоточить силы партизанского отряда в лощине среди степи, но было жаль драгоценных деревьев. - Во всяком случае, надо посоветоваться с Гаврилой Ивановичем, без его разрешения… и согласия Давыдова…
- Это уже второй мой вопрос. Можете ли вы дать мне явку к профессору Панфилову? Речь идет не только об этом парке, а вообще - какие у него настроения? - пояснил Ласточкин. - Если только я верно вас понял, он патриот? Как представитель наилучшей части интеллигенции, он должен находиться под нашей бдительной охраной, но возможно, что и помочь нам чем-либо сможет… Нам необходимо укреплять связи с интеллигенцией.
- Какая там явка! - пожал плечами Котовский. - Да этот душевный старикан и понятия не имеет, что такое явка, и эзоповский язык конспирации ему совершенно чужд. Просто скажите, что от меня, расскажите, что я выехал…
- А можно ему сказать, куда и зачем вы поехали?
Котовского удивил этот вопрос.
- Иван Федорович, странно слышать это от вас, такого заядлого конспиратора.
- А все-таки? Знаете, конспирация бывает разная при различных обстоятельствах, а особенно - с различными людьми. На этом мы проверяем людей. Ну, как вы думаете?
С минуту подумав, Котовский сказал:
- Куда я поехал, на всякий случай говорить не стоит, а для чего, сказать можно и даже нужно, я думаю. И проверка будет, и, знаете, хороший это человек. Немцы предлагали ему переехать в Берлин и вести там кафедру географии России - отказался, сказал, что своей родине служить хочет. Ну и что ж…
- Ясно! - сказал Ласточкин. - Симпатичный человечина. Ну, Григорий Иванович, счастливого вам!
Они крепко обнялись и поцеловались. Потом с сожалением разжали руки и посмотрели друг на друга. Жаль расставаться… Да и время такое - кто знает, доведется ли встретиться снова?
Ласточкин надвинул шапку и решительным шагом направился к выходу. Но на пороге он остановился и поднял руку:
- Командиру второго полка Первой Южной Красной Армии привет!
- Привет, товарищ председатель Военно-революционного комитета Юга!
2
На Пересыпь, к "Дому трудолюбия", Ласточкин прибыл с небольшим опозданием - назначили на девять, а теперь было уже пять минут десятого, - и это его расстроило. Ласточкин не терпел опозданий и сам никогда не опаздывал. Подпольщик всегда должен быть абсолютно точен: в условиях конспирации иногда одна минута решает успех или провал задания.
У порога Ласточкина встретил Коля Столяров.
- Все в порядке, товарищ Николай, - четко доложил Коля, - можете быть спокойны. Идите направо по коридору, в клубную комнату. Там оркестр балалаечников репетирует. Так прямо на звук и идите. Это все наши хлопцы, моревинтовцы… комсомольцы то есть, - поправился он.
Ласточкин обрадовался:
- Ну, мне нынче просто везет! Как раз ты то мне и нужен.
- Я отвечаю сегодня за охрану собрания, - важно ответил Коля, - моя очередь.
"Дом трудолюбия" - инвалидно-трудовая колония - был не только центром общественной жизни большого предместья, но сейчас стал также центром всей подпольной работы Пересыпского района. Оккупанты и деникинцы редко наведывались на Пересыпь, справедливо побаиваясь этой окраины, населенной сплошь рабочими. Поэтому именно здесь, в большом, удобном помещении "Дома трудолюбия", проводились все массовые мероприятия подпольного обкома: совещания, конференции, выборы партийных органов. В такие дни комсомольской дружине поручалось нести охрану. Постепенно охрана эта стала постоянной, повседневной: массовое собрание в подполье могло возникнуть внезапно, и надо было всегда быть наготове.
- Спасибо, Коля, - сказал Ласточкин, увлекая его за угол дома. - Сейчас я пойду туда, но прежде мне надо сказать тебе несколько слов.
Когда они зашли за угол, где их нельзя было увидеть с пустыря, Ласточкин сказал:
- Мне, Коля, нужен один из твоих комсомольцев, верный и надежный парень, для ответственнейшего поручения по связи. Сейчас он должен выехать из города, но потом будет часто наезжать сюда. Причем, ему каждый раз придется пробираться через фронтовые заставы, мимо французских и деникинских либо польских пикетов, а потом снова возвращаться туда. Понял?
- Понял, товарищ Николай, - солидно ответил Коля. - Я готов. Когда выезжать? Где явка?
Ласточкин засмеялся. Готовность выполнить любое трудное задание, серьезность и деловитость, с которыми Коля ответил ему, тронули его; хотелось обнять, прижать к себе этого юного бойца и крепко расцеловать его.
- Нет, Коля, - сказал Ласточкин тепло, - ты нам и здесь до зарезу нужен. Без тебя мы как без рук. Только ты один знаешь всех своих моревинтовцев. Ты останешься и дальше при мне. Давай кого-нибудь еще.
Не скрывая разочарования, Коля с минуту молчал. Пост руководителя дружины связи, безусловно, очень почетный и ответственный, и дел здесь по горло, вздохнуть некогда. Но из-за этих организационных; дел всегда получается как-то так, что он остается в стороне от "настоящего", боевого дела. Его не посылают с вооруженными группами дружины, не разрешают принимать участие в диверсионных актах, его и в разведку не направляют, а теперь вот с ответственным поручением тоже отказываются послать…
- Что же, - ответил он, помолчав, - у меня найдется много таких, что подойдут…
- Надо бравого парня: чтобы умел и полем и лесом пробраться незаметно, чтоб, когда надо, и лиман зимою вброд перешел и речку переплыл.
- Тогда Сашка Птаху, - сказал Коля решительно. - Это как раз такой: купается круглый год, плавает от Лузановки аж до гавани. Только он от отца скрывает, что комсомолец. Побаивается, что отец рассердится, не позволит… Отец строгий, и ориентация у него окончательно не выяснена…
Ласточкин усмехнулся себе под нос.
- Что же, если скрывает, пускай скрывает. - Он чуть было не добавил: "Отец от него тоже скрытничает, ориентация сына еще не выяснена", - но вовремя сдержал желание пошутить. - Найди его, пусть уладит дома с отъездом и будет на Базарной, тридцать шесть-А…
В комнате рядом с клубной Ласточкина ждали пятнадцать человек. Когда он вошел, все посмотрели на него, однако продолжали сидеть на своих местах - на табуретках и скамьях, стоявших вдоль стен, или на столиках: раньше в этой комнате во время вечерних развлечений обычно организовывали буфет, когда еще было чем торговать и было на что покупать.
Навстречу Ласточкину со стола соскочил Николай Столяров. Он был ответственным за собрание от Пересыпского райкома.
Николай Столяров отрапортовал по-военному:
- Разрешите доложить, товарищ представитель Военно-революционного комитета! - Услышав эти слова, все остальные тоже поднялись. - Согласно приказу областкома на собрание прибыло десять человек от Пересыпского райкома партии и пятеро от Морского райкома.
Пока он говорил, Ласточкин успел коротко оглядеть присутствующих: кроме Николая Столярова, все были ему незнакомы.
Николай Столяров добавил:
- Все товарищи - люди чистой революционной совести.
Он умолк и стоял вытянувшись, как перед командиром.