22
Леночка была дома одна. Вернувшись со школы, она не стала обедать, выпила вишневого компота и принялась за уроки. Девочка так увлеклась, что и не заметила, как стрелка часов приблизилась к пяти. "Ой, мне же за Дениской бежать", - вспомнила она, складывая учебники.
Она выбежала на крыльцо, прикрыла дверь и направилась мимо здания школы, за кофе-закусочную и ряд магазинов, где за пустырем, представляющим собою центральную площадь Починок, белело здание детского сада.
Не успела девочка пройти и половины площади, как увидела бегущего ей навстречу братишку.
- Вот и хорошо. Идем…
Взявшись за руки, дети пошли домой. И только завернули за угол школы, как увидели, что кто-то вошел к ним в калитку.
- Дядя Юра, - обрадовалась сестра.
Дениска почему-то молчал. Он поминутно останавливался, смотрел на скворцов, которые хлопотали у своих деревянных домиков, и остановился вовсе, когда увидел на траве красную с темными разводами бабочку.
- Сичас поймаю. - Он снял белую фуражечку и стал осторожно подкрадываться.
Лена тоже остановилась. Ей было интересно узнать: чем же кончится эта необыкновенная охота. Бабочка была такая красивая, что ей не хотелось, чтобы Дениска поймал ее. Вот он шагнул раз, еще раз, и только хотел накрыть фуражкой, как та вспорхнула и, описывая в воздухе зигзагообразные круги, скрылась за крышей сарая.
Девочка облегченно вздохнула.
- Идем же скорее.
- Вот они где, хозяева, запропастились, - таким возгласом встретил их гость. - А я уж хотел было обратно восвояси…
Он достал из портфеля конфеты, печенье. А когда выложил на стол целую гору свежих огурцов - Леночку это так удивило, что она не выдержала и спросила:
- А где же они росли?
- Как где? В теплице.
- А мы еще недавно их только посадили…
- Это для окрошки, у мамки квасок больно хорош, - пояснил Юрий.
Огурцы были и в самом деле настоящие. И дух от них шел огуречный. Леночка не утерпела, взяла один в руки. Был он большой, с засохшим желтым цветком на кончике. И такой же твердый, только без колючек. В огороде растут такие, что если вырвешь с грядки, то руку уколешь. А этот - нет. И все же это был настоящий огурец, тем более удивительно в такое время, когда в огороде не только ботвы, нет еще и всходов.
Вскоре заявилась и хозяйка.
- Тетеньке от непослушного племянника нижайшее…
- Прибыл, - обрадовалась Марина. - Ну как там, что там?..
- Дай прийти в себя с дороги, - взмолился Юрий, - успею еще доложиться. - Но приходить в себя он не стал, начал рассказывать о том, что его направили в Сибирь, в район больших новостроек, и что он с радостью туда едет.
- Чего ж тут радоваться-то, - всплеснула руками тетенька. - К черту на кулички запрут, и будешь там куковать.
- Дело это решенное и обсуждению не подлежит.
- Когда ж едешь?
- Ровно через три дня.
- Так это ты к нам на столько ж?
- Завтра утречком - до свиданья.
- Что ж я стою, - спохватилась Марина, - надо ж готовить.
- Окрошечку не забудь, сооруди.
Пока Марина готовила ужин, Юрий прошел в комнату, стал рассматривать висевшие на стенах фотографии, которые знал наизусть, полистал журнал "Наука и жизнь", лежащий на столе.
Монотонно тикал будильник. Стрелки показывали четверть шестого.
- А где же Дмитрий Степаныч?
- У матери, должно.
- Что ему там делать, - удивился племянник.
- Так они же с Иваном Титовым колодец роют ей.
- Ясно, - прокомментировал Юрий, - своей частной собственности маловато стало, на соседнюю переключился.
- А кому же, как не ему, и помочь-то ей, - с укором произнесла Марина.
- Это, кажется, в ту сторону? - спросил Юрий, не слушая ее. Он показал в правое крайнее окно.
- Через пять дворов от дома, что с тополем, - пояснила она.
- Схожу за ним, пусть кончает работу. Вечер уже…
- Иди, иди, - согласилась Марина, - а я пока сготовлю.
…Вот и ужин готов, а Митрия с племянником все нет и нет.
- Леночка, ты бы сбегала к бабушке или ты, Дениска.
- Сичас, - пообещал мальчуган, рисуя что-то на старой тетради.
- Сходи же, когда тебя просят, - подняла голову Леночка от учебников.
- Сичас, - повторил Денис.
А сам продолжал рисовать, но, оторвавшись от рисунка и взглянув в окно, радостно закричал:
- Идут, идут!..
В самом деле, мужчины, миновав калитку, входили во двор.
Ужинали по случаю гостя не на кухне, а в столовой.
Юрий был в приподнятом настроении. Говорил без умолку, воинственно был настроен против Митрия.
- Никогда ты из этих дел не выберешься…
- Выберемся, - спокойно отвечал Митрий, - колодец вот закончим и - все.
- В прошлом году ты говорил то же самое. Только тогда не колодец, а, кажется, погреб был. И не тещин, а твой собственный. Не так ли?..
- Ну, ну.
- Вот это-то "ну" и не дает даже на речку вырваться.
- Хоть сейчас идем.
- Идем, - Юрий не только с упреком повторил это слово, но и произнес его с такой же точно интонацией, как и Митрий, вкладывая в это свои чувства укора и самоиронии. - Знаешь, что не могу. Завтра чуть свет ехать, вот и говоришь так.
- Приезжай не на час, а на месяц, - заметил Митрий.
- Ну, хватит вам, - примирительно сказала Марина. - Расскажи лучше, что там у вас за пожары такие.
- Какие пожары?
- Под Воронежем.
Юрий отодвинул тарелку.
- Что под Воронежем, там, где леса и торфяники, вот там пожары. Я вот проезжал через Москву, так весь город в дыму, в центре дым стоял.
- Выдалось лето, - вздохнул Митрий, - ни одного дня дождливого. Зной и зной… Четвертая неделя до тридцати градусов.
- Ой, мужики, - спохватилась Марина, - мне же к Куприянихе надо, она рассады обещала.
- Завтра и возьмешь, - посоветовал Митрий.
- Завтра поздно будет. Она отдаст, если сегодня не взять. Вы ешьте, я быстро…
Когда Марина ушла, Митрий с племянником долго еще сидели за столом, курили, беседовали. Разговор шел о самом разном, о тех же пожарах, о рыбалке, которая не состоялась и не могла состояться на этот раз…
Начало смеркаться. За окнами в пепельно-серых облаках далеко, на самом горизонте, чуть теплясь, тлела заря. Душный воздух, вырывающийся в распахнутую форточку, стал заметно слабеть.
Митрий гасил очередную папиросу, вдавливая ее в пепельницу большим пальцем, когда Юрий, прильнувший к окну, тревожным голосом произнес: никак горит?..
Смирин усмехнулся даже, наговорились про пожары, вот и мерещится теперь.
- Пожар! - крикнул Юрий, бледнея.
Митрий не спеша поднялся, подошел к окну. Было видно, как в угловом окне старого клуба металось пламя, из щелей двери, что вела в библиотеку, валил дым.
Смирин рванул с вешалки куртку, на ходу надевая ее, выскочил на крыльцо. За ним - Юрий.
- Беги к Никитину, у него телефон!..
За считанные минуты пробежал Митрий расстояние от дома до самого клуба. Рванул ручку двери. Дымом и гарью дохнуло в лицо Митрия. В дыму ничего не было видно. Смирин стал лихорадочно шарить по стенке справа у входа. Тут должен был быть огнетушитель. Вскоре рука его нащупала металлическую трубку распылителя. Сорвав огнетушитель со стены, Митрий, пригибаясь, стал пробираться в глубь зала. Слева чуть различимо светлел ряд окон. Пламя бушевало впереди, в глубине читального зала. Он скорее догадался по шипению, чем увидел это пламя, шагнул в ту сторону и тут же, споткнувшись, упал на пол. Кто-то лежал поперек пути. Митрий вернулся назад. Поставил огнетушитель у притолоки двери, чтобы легче потом его найти, а сам в два прыжка оказался там, где только что был и падал. На полу лежал человек. Взявшись за одежду, он стал оттаскивать его к выходу. Что это могла быть Наталья, Митрий в этот миг даже и не подумал.
Глотнув свежего воздуха, он быстро нашел огнетушитель и двинулся снова в глубь зала. Ударив огнетушителем об пол, направил струю на огонь, но пламя шипело и потрескивало уже кругом - и маломощная струя почти не помогала. Больно жгло руки и лицо. Дышать было нечем. Он повернул огнетушитель на себя, слабеющая струя приятной прохладой ударила по щекам.
Потом Митрий бросил ненужный теперь огнетушитель, снял с себя куртку и стал сбивать ею огонь. Так он отбивался от огня, как ему казалось, всего несколько секунд.
Между тем прошло около получаса. К месту пожара спешили починковцы, мчалась, подпрыгивая на ухабах, пожарная машина, вызванная Юрием. Последнее, что помнил Митрий, - это холодная струя воды, ударившая в грудь и свалившая его на пол…
Пожар потушили быстро. Лишь после того, как огонь погас, пожарные выставили окна - и дым через них выходил, казалось, неохотно, но довольно быстро.
К счастью, огонь большого вреда не причинил. Сгорел стенд, стол и прогорела часть пола. Основной книжный фонд, находящийся в соседнем зале за стеной, не пострадал вовсе.
Вскоре подъехал Романцов с Головановым. Алексей Фомич зашел в зал, долго рассматривал следы огня, расспрашивал, как все случилось.
- Я вижу тот… стало быть, дым, - говорил кузнец Ага-да-ну, - ну и прибежал. Прибежал, а тут пожарка, ну, и стало быть, тот…
Юрий, стоявший тут же, выступил вперед.
- Алексей Фомич мы с Митрием Смириным, наверное, первые увидели, как запылало и дым пошел из-под двери.
- Ну, ну, - оживился Романцов, поворачиваясь к Юрию.
- Мне он крикнул, чтоб бежал к Никитину, к телефону, а сам сюда побежал. Я к Никитиным - Николая Ивановича нет. Мы тогда с хозяйкой давай звонить. Пока звонили, пока я добежал сюда - собрался народ, а тут и машина вскоре подскочила…
- Где Смирин?
- Вон лежит, пожарные вынесли. Угорел он и - ожоги…
Романцов резко повернулся, зашагал к выходу. Наклонился над лежащим прямо на траве Смириным, который был в сознании, кривился от болей.
- Лемехов и ты, - повернулся он к кузнецу, осторожно положите его в машину - и к Фетисовой, и с ней вместе срочно в район, в больницу. Быстро!
- Илюхина тоже тут была, ее увезли домой. Машина пришла, и увезли.
- Что с ней?
- Когда она вбежала в зал, где загорелось, на нее упал обгоревший стенд. Она упала и больше ничего не помнит.
Романцов нахмурился.
- И что же с ней?
- Ожоги спины и вот - голова.
- За Илюхиной тоже - заехать.
Митрия осторожно усадили на переднее сиденье, рядом с водителем. Поднялся он сам, лишь кузнец немного поддержал его за руку. И машина, развернувшись, скрылась за поворотом.
А в это время Марина никак не могла уйти от словоохотливой Куприянихи. Уж как она ни говорила старухе, что и гость у нее - ждет, и ребятишки не кормлены, да и ночь уже скоро.
- А вспомни-ка, молодица, когда ты наведывала меня, старуху? - твердила свое Куприяниха.
Что случилось что-то неладное, Марина догадывалась, не доходя до улицы, на которой увидела столпившихся людей. И Юрий тут, мелькнуло у нее в голове, зачем он тут?..
Он-то, Юрий, первый, и рассказал ей, как все случилось.
- И сильные ожоги? - переспросила она.
- Как сказать, - замялся племянник, - рубаха на нем почти вся сгорела.
- Боже мой, этого только и не хватало.
Между тем "газик" с пострадавшими уже проезжал кварталы микрорайона. Еще на полпути Митрий почувствовал, что сильно угорел. Склонив голову на грудь, он вслушивался в шум в ушах, который заглушал, казалось, гул мотора. Часто и громко пощелкивало в правом виске, словно бы кто-то выстукивал на маленькой наковаленке бронзовым молоточком. Сладко подташнивало и хотелось пить, но Митрий молчал, боялся пошевелить правой рукой, которая горела, перекидывалась огнем острой боли с руки на плечо.
Было около семи, когда "газик" остановился во дворе районной больницы. Врача на месте не оказалось, и пока ему звонили, дежурная сестра заполняла карточки. Наконец, появился хирург-травматолог, быстро прошел в кабинет, надел халат.
- Прошу, - позвал он жестом руки в полуоткрытую дверь.
Митрий сидел ближе к двери, но кивнул в сторону Натальи: дескать, пусть она первая.
Илюхина поднялась и, поддерживаемая Фетисовой, прошла в кабинет. Лицо ее было бледно и, казалось, безразлично ко всему происходящему.
Прошло минут двадцать. Наконец наступила очередь Митрия. Он вошел к врачу и сел сбоку стола, куда ему тот указал.
- Что тут у вас?
Желтоватые, с темными прожилками, глаза врача смотрели строго, испытующе.
- Угорел я, - еле выговорил Митрий, - в голове шум и рука вот… - Он хотел оторвать руку от стола, но тут же скривился от жгучей боли в плече.
- Э-э, батенька, - сказал доктор, разрезая ножницами обгорелый рукав, - да тут тоже огонек порезвился, но полегче. Обработать, - повернулся он к сестре, - анатоксин обязательно, и в палату.
- В четвертую?
- Да.
Волосатая рука врача не сильно, но твердо держала запястье. В другой руке он держал перед собой часы - измерял пульс.
23
Всего-то ничего сидел в своем кабинете Алексей Фомич с утра, а сколько у него перебывало народу? И механизаторы, и животноводы, и полеводы, и учетчики. Даже заведующий совхозной пасекой зашел - и все по делу.
А дела и вести были добрыми, если нельзя их назвать хорошими, то, по крайней мере, не были они и плохими. Два радостных сообщения получил Романцов в это утро: порадовал-таки звонок из района - передали из сельхозуправления о том, что наконец, получен типовой проект на строительство первого промышленного комплекса, и второе: отгружен тяжелый роторный экскаватор из соседнего района на рытье траншей для водопровода.
"Наконец-то, - радовался директор, - а может, эта отгрузка будет не один месяц длиться. Всяко ведь бывает… Но не может быть. Иначе бы не просили сегодня же подобрать квартиру для постоя людей, что при экскаваторе, и обеспечить их питанием…"
- Так, так - барабанил Алексей Фомич пальцами по крышке стола, рассуждая про себя. Он всегда так делал, когда дела складывались хорошо.
Вошел Лукин-младший, сын Михаила Лукина, окончивший зоотехнический техникум и утвержденный два месяца назад в должности заведующего первой фермой.
В отличие от отца, Василий Лукин был высок ростом, с постоянной улыбкой на узком лице с длинным, заостренным носом. Только на этот раз лицо его не освещалось улыбкой. Наоборот, черной тучей сдвинулись над переносьем брови. Поздоровавшись, молодой зоотехник не стал утруждать себя объяснениями, а заявил директору прямо:
- Алексей Фомич, работать я больше не буду. Освободите.
Романцов, на что уж спокойный - опешил. Минуты две длилось неловкое молчание.
- Как не будешь? Почему?..
- А так. Хватит! За неделю пало четырнадцать телят. Вчера только троих выволокли в овраг… А тут - народный контроль подоспел - разбираются…
"Вот те на, - мелькнуло в голове, - я ведь давно чувствовал, что непорядок там, но главный зоотехник да и управляющий заверяли… Боже мой, до каких же пор нельзя будет ни на кого положиться? Где сам недоглядишь - там и непорядок…"
Лукин между тем и заявление на стол положил.
- Царю небесный, - вслух произнес Романцов, прикрыв глаза. Он откинулся на спинку кресла и некоторое время находился как бы в полузабытьи. Очнувшись, сгреб бумажку-заявление, спокойно, не торопясь, изорвал его на мелкие кусочки, так же спокойно бросил в корзину.
- Ты вот что, - посоветовал директор незадачливому заведующему, - освободить тебя мы освободим. Зачем же нам работники, не желающие работать? Сам посуди. У нас - не принудиловка. Но все это будет потом. Сейчас же срочно возвращайся на ферму, помоги товарищам из контроля разобраться во всем досконально. Я сам скоро там буду. Задача ясна?
- Понятно, - недовольно буркнул Лукин.
- Ступай, а после разберемся. Силовать никого не будем, - пообещал директор. - Ну и денек, - произнес Романцов, когда посетитель вышел.
Как ни старался Романцов выбраться на ферму вскоре же после разговора с Лукиным, так и не смог: то - одно, то - другое, то - третье… Лишь после обеда он, махнув рукой на все, прямо из дома направился туда: появишься в управлении - опять не вырвешься…
По дороге он вспоминал, прикидывал, когда был тут последний раз. Выходило, что чуть больше месяца, в конце марта. Да, двадцать пятого марта. Тогда вроде бы было там все благополучно. По крайней мере, видимых причин для тревоги, которая сейчас надвинулась, не было, кажется. Правда, крупно пришлось тогда поговорить с главным зоотехником. По его указанию в коровий рацион было введено слишком много сочных кормов. А какие корма в конце зимы: силос, жом, немного сенажа. В противовес этому значилась в рационе гороховая солома и концентраты. Но соломы этой очень мало, и норму ее порядочно урезали сами раздатчики, а во-вторых, вместо концентратов выдавались подсолнечные семечки со шляпками, прямо из-под комбайна…
- Агрегат не действует - пожаловался завфермой. И тогда директор, сам тут же осмотрев машину АВМ-0,4, запустил ее в действие.
По внешнему виду, особенно когда смотришь издали, ферма не вызывает никаких тревог. Добротные белые стены здания, шиферные, тоже белеющие крыши, штакетник… Никогда б не подумал, что тут падеж телят.
Директор вошел через въездные ворота на подворье. И тут вроде бы ничего особо не вызывало тревогу. Разве лишь то, что там и тут покоились горы неубранного навоза.
Завидев директора, из конторки вышли заведующий, зоотехник, бригадиры, двое приезжих. Одного из них, что постарше, Романцов знал: из управления сельского хозяйства - народный контроль.
- Что нового?
Но так как вопрос не относился ни к кому конкретно, а вообще, то встречавшие директора лишь переглянулись. Зоотехник взглянул на заведующего, тот - на зоотехника.
- Ничего нового, - ответил за всех бригадир молодняка Голота, маленький коренастый мужичок, кривой на один глаз, - ничего нового, если не считать старых мозолей, что по-новому болят.
- Да-а, - как-то неопределенно произнес Алексей Фомич, - ну что ж, пойдемте, сперва поговорим, а после посмотрим ферму.
- Мы уж тут второй день ходим, Алексей Фомич, все облазили, - заметил знакомый районщик из сельхозуправления, - так что вот и бумагу сочинили.
- Вы уж извините, Алексей Фомич, может, что и не так, резко.
- А чего ж извинять, - окинул взглядом товарищей из народного контроля Романцов, - правда она и резкой бывает порой.
Протерев фланелькой очки и водрузив их на греческий свой нос, Алексей Фомич стал читать:
"Проект.
Совхоз "Рассвет" по вопросу сохранности поголовья уже слушался на заседании районного комитета народного контроля. Но должных выводов руководство совхоза до сих пор не сделало. Предложения об улучшении содержания коров и телят родильного отделения на первой ферме и о запрещении поступления туда коров с других ферм (так как там нет надлежащих условий для них) не выполнены.