- Ох, сынок, молодой ты, а хитрой. И в кого ты такой натрыжной - не дай бог с тобой связка… Я живу простофилей, и отец твой был - всегда отдаст последню рубаху, последни носочки сымет с себя и на соседа наденет, а сам пойдет босиком. А ты, сынок, поумнее…
Но случилось так, что Ленька все равно дождался гадания. Пригодилось и зеркало, да еще как пригодилось. А началось все с гусей.
Мать задумала разводить гусей. Хоть Ленька отговаривал, но она ни в какую. На зиму, мол, всегда с мясом будем, да и корму надо немного. Гусь - птица умная, сам пропитанье добудет. Задумала - сделала. Купила где-то гусиху и гусака. Посадила гусиху на яйца и стала дожидаться цыплят. Гуси жили в пригоне, там и загородка была, и корыто для корма стояло, там и для гусят было уже отгорожено, хоть и нет их еще, но ведь будут же обязательно. Будут-то будут, но только не дождались приплода хозяева, только горе одно дождались.
Зашел однажды Ленька в пригон - и сразу в слезы: кругом побитые яйца, точно их сапогами топтали, а самих гусей нет. Следом мать прибежала, заохала, а что охать - полный разгром. Мать в слезы, а сын не дает ей реветь, уговаривает:
- Нашла об чем, о гусях. Это их какие-то пьяницы утащили…
Она согласилась, но не сдавалась:
- Так-то оно так, да назад-то как? Зачем бы заводить их, коли терять. Где это, Ленька, записано? Да в какой есть бумаге? И не успокаивай даже, жалко мне. Но кто же это украл?! И не сгоготали, а может, уснули мы, а они гоготали.
- А давай, мама, сворожим? - вдруг сказал Ленька, и в глазах у него замелькало веселое.
- Бог с тобой, Леня. Я уж давно не брала картешек. Нельзя часто судьбу пытать.
- А мы на зеркало…
- Ну ладно, - неожиданно согласилась мать и сразу повеселела. - На гусей-то можно на зеркало, это на людей я боюсь, а на гусей-то сам бог велел. Выведем ворюгу на зеркало. Выведем, все равно не уйдет, - повторила она о ком-то для устрашения и еще сильней покраснела, нахмурила лоб. - Дождемся, Леня, ночного часа. Днем нельзя, не получится.
Тот день он с трудом переждал - так хотелось посмотреть на гадание. Хотелось, и чего-то боялся. Не зря мать всегда отговаривала от зеркала. Страшно все, непривычно, и за себя не ручаешься. Сердце билось толчками и дергалось, как будто Ленька лез в гору и ноги раскатывались. И чтобы прийти в себя, успокоиться, он выходил на крыльцо и прислушивался. А чего слушал - сам не знал. Вдалеке поезд постукивал. И Ленька опять в дом зашел.
- Скоро, мама?
- Скоро, скоро! Сейчас пойду простынку поглажу. Она пригодится нам…
- Мы будем на зеркало? Как Лена Ловыгина? - не унимается Ленька, опять лезет к матери. Он занялся сейчас разговорами, чтобы страх отогнать.
- Перестань, сынок, неуж не дождешься. И не брякай мне под руку.
За окнами стало уже сине, потом потемнело. Мать расстелила по столу чистую белую скатерть, на самый конец стола положила ребром высокое зеркало, посреди скатерти поставила стакан с прозрачной водой, колодешной, а в воду опустила золотое кольцо. Зажгла свечку, подвинула к зеркалу. Пока она колдовала у стола, перебирала руками, Ленька даже дышать перестал. Было тоскливо и боязно. Наступил глухой полуночный час. Потом стало еще страшнее, тревожнее. И вот мать стакан высоко подняла и стала смотреть сквозь стекло на зеркало. Губы что-то шептали и дергались. И вдруг воскликнула:
- Вижу, сынок, вижу! Какой-то человек там стоит, худой да высокий.
- Где, мама, кто? - Ленька напугался и стал озираться. Лицо у матери бледное, точно берестяное, а пламя свечки трепыхалось голубовато, обиженно, словно кто-то бы раздувал его. Потом мать предложила:
- Посмотри, сынок, сам! Посмотри! - Она подала ему стакан с золотым кольцом. Он взял стакан осторожно, подавленно, точно бы не стакан это, а змея или ящерица. И сразу начал смотреть сквозь стекло прямо на зеркало, как это сделала мать. Он смотрел, а мать дышала тяжело, запален-но, как будто в теле у ней стояла болезнь.
- Видишь, Леня? Ты не молчи…
Но он молчал, продолжал смотреть.
- Видишь, Леня? Я не могу…
И тогда он ответил, чтоб отвязаться от матери:
- Вижу, вижу, там человек стоит.
И мать сразу облегченно вздохнула:
- Ну, слава богу. Вот и нашли с тобой вора. Только лица я не разобрала…
Но Ленька не подговорился. Ему было совестно. Потому что никакого человека он не увидел. А сказал про него так, невзначай, чтоб угодить сейчас матери. Сказал, а легче ему не стало. Даже наоборот, пришел такой стыд, будто б сам гусей украл, а потом отрубил им головы. Ленька на мать посмотрел, но она молчала. И тогда он вышел на улицу. В небе было столько звезд, что Ленька зажмурился. Одни звезды были больше и точно бы шевелились, а другие были маленькие, желтые, и так же мигали, как та свеча перед зеркалом. От звезд шел длинный, тягучий свет, и этот свет усыплял. У Леньки стали закрываться глаза, но в это время заскрипело крыльцо.
- Где ты, сынок? Я тебя потеряла.
- Мама, я здесь.
- Вот и ладно, вот и хорошо. Только никому не рассказывай, что мы гадали на зеркало.
- Не буду, не буду. - Ленька опять поднял голову. Звезды теперь были ближе, и свет от них шел прямо в глаза.
- Мама, они шевелятся.
- А как же! Они живые, и мы живые… А ночь-то какая! Запоминай…
И Ленька надолго запомнил ту теплую ночь. Да и зеркало не соврало - скоро на станции появился новый человек. Он был худой и высокий, как будто прямо вышагнул из того зеркала. Видно, бывают всякие совпадения. Видно, не зря так переживала мать в ту недавнюю ночь. А незнакомец сразу всех покорил.
Он сошел вечером с московского поезда и долго пил из колодца воду - ковш за ковшом. А потом подмигнул собравшимся вокруг пацанам, и глаза у него оказались синие, добрые, такие всегда выручат и помогут в беде. Потом отложил ковшик и посмотрел долгим взглядом в степь:
- Красота-то, ребятки! Поди, Ермак хаживал по вашим местам?
Незнакомец был молодой и веселый и чем-то даже походил на Леньку с лица.
- Ну, кто тут у вас самый старший?
Но ребятишки молчали, не зная, что ответить приезжему. А он опять подмигнул им и шагнул в сторону домиков.
Поселился приезжий у Ленькиной матери, потому что нашлась там свободная комната. Звали его дядей Колей, родители у него были в Москве. Ленька смотрел на него с завистью - ведь человек родился в самой Москве!
На следующий день он повел своего квартиранта в степь. Стояло утро, а над степью уже плыл густой зной. Они сняли рубашки, чтоб загореть, и ветерок ласкал открытую грудь.
- Значит, хочется на тепловоз? - дядя Коля посмотрел на него в упор и потрепал по плечу.
- Хочу! Папка тоже на железной дороге работал.
- Ну и хорошо, что выбрал дорогу. По отцовской тропке-то легче… А я, брат, простой почвовед. Изучаю, из чего состоит земля.
- Дядя Коля, а зачем это вам?
- Скоро газопровод здесь поведем. Вот и надо проверить землю, чтоб строить как полагается.
- А я Гальку спас прошлый год!
- Как же тебе удалось?
- Захворала она, а врачиха наша в соседнем селе. Я и побежал за ней. А уже октябрь, холода…
- Ну и что же, что холода?
- А я возле села переплыл реку!
- Разве не было там моста?
- Был. Но зачем по нему?
- Ясно, ясно… Значит, в герои полез?
Ленька нахмурился, но промолчал.
- Ты почему серьезный такой?
Ленька улыбнулся в ответ и вдруг сказал:
- Дядя Коля, у нас гусей недавно украли.
- Это плохо. Не понимаю такое…
- Конечно, плохо, - согласился Ленька. - А мы вора видели в зеркале!
- В каком зеркале?! - удивился дядя Коля и посмотрел Леньке прямо в глаза.
- А мама ворожила на зеркало.
- Ну и ну! Чудеса прямо, черная магия… Но скоро, Ленька, сюда другие придут чудеса. Вот газопровод, а рядом город построим…
- А какой будет город?
- Он будет белый-белый, как пароход. И поплывет он по степи, и ничем его не удержишь…
Ленька молчит, о чем-то задумался. А над степью звенит тишина. Свернулся под солнцем ковыль. Дядя Коля теперь часто останавливается и что-то подолгу пишет в красном блокнотике. А Ленька притих.
- Ты что повесил голову, Леонид, как тебя?..
- Александрович! - ответил Ленька и улыбнулся.
- Завтра, Леонид Александрович, веди меня в Волчье болото. Ты, говорят, знаешь там каждую тропку.
- Знаю, знаю! - покраснел Ленька от гордости и задышал часто, как будто бежал бегом. А дядя Коля уже смотрел в небо и покачивал головой:
- Давай-ка, Ленька, обратно. Через час будет дождь, может, раньше.
Ленька тоже поднял глаза. Он увидел, как с запада идет, приближается темное облачко. Оно шло быстро, будто кто-то подталкивал. И вот уж превратилось облачко в тучу, и с неба скатилась первая капля. Потом ударил в лицо порыв ветра, и они повернули обратно…
Дома было хорошо, в окно постукивал дождичек, а дядя Коля сидел на стуле, опять что-то записывал. А Ленька прилег на диван и нечаянно задремал. Дождь тихонько шуршал и постукивал. И вот уж кажется Леньке и представляется, что он едет на поезде, а рядом-рядом - плечо в плечо с ним - отец. Он перебирает Ленькины волосы своей доброй и сильной рукой. А поезд мчит их без остановки, и ветер бьет прямо в лицо. Но ничего сегодня Леньке не страшно, потому что рядом стоит отец. И вот впереди - вспышка, молния, а потом - белый ослепительный свет. И он ослепил Леньку и заставил проснуться. И тот открыл глаза и сразу зажмурился: солнце заглядывало прямо в окна, на улице нет и в помине дождя. Дядя Коля уже увязывал большой зеленый рюкзак, а мать тоже стояла возле дивана:
- Ох, сынок, ты удивил! Как уснул вчера в девять вечера, так и проспал до семи утра. Я сколько раз к тебе подходила. Наклонюсь - здышит вроде, значит, живой.
- Пусть поспит, пока молодой да безгрешный, - засмеялся дядя Коля, но мать его перебила:
- Ой, Николай, ты не смейся над нами. Да каки же у Леньки грехи? Ему и курицу у нас не зарезать…
- А зачем их резать-то? Куриц надо разводить. А вы гусей, говорят, разводите? - и опять смеется дядя Коля, а мать неожиданно мрачнеет:
- Рассказал уж, значит, про наше горе…
- Ну и что у вас на зеркало выпало? Хоть бы меня ворожить научили? - и опять у дяди Коли смеются глаза. А на мать теперь прямо страшно смотреть. Лицо у ней побледнело и все сморщилось от стыда:
- Ой, Ленька, Ленька, да в кого ты такой ляпуша? Все секреты наши выболтал человеку. А ты, поди, меня, Николай, осуждашь? А я ведь это так, от безделья. Порой раскинешь картешки - и быстрей время идет. Да-а…
Но в это время подошел Ленька, и мать сразу к нему:
- Николай-то уж в Волчье болото собрался. А тебя он хочет за проводника…
- А я знаю! - улыбается Ленька.
- Знаешь-то знаешь, но я, сынок, что-то побаиваюсь… Как бы чего… Вы хоть по краю только ходите. Далеко-то, Лёня, не надо… Да сильно языком-то своим не болтай. А то болото-то не уважат болтунов.
- Ладно, мама, не беспокойся, - говорит весело Ленька, а сам смотрит уже на дверь.
…И вот они опять на степной дороге. Роса с травы еще не сошла, и круглые капельки переливались на солнце. От цветов тоже поднимались теплые запахи, и дядя Коля дышал в полную грудь, улыбался: ему нравился этот бескрайний простор. В Москве-то разве увидишь…
Они шли молча, точно боялись спугнуть тишину. Старший иногда останавливался и доставал бумаги. Наверное, чертежи. Он что-то отмечал в них простым карандашиком, потом загадочно щурил глаза. Ленька стоял рядом, но ему не мешал. Так прошел час, а может, и больше. Наконец, показалось Волчье болото, и они сразу забыли про нарядную степь. И сразу ноги захлюпали в ржавой тягучей воде, и в нос ударили тяжелые запахи, и Ленька даже начал чихать.
- Будь здоров, Леонид Александрович! - смеется дядя Коля и хочет растрепать у друга прическу. Но тот увертывает голову, хмурится.
- А на болоте смеяться нельзя!
- Зачем эта строгость?
- Так мама учила. А ей старые люди наказывали…
- Ну ладно, раз мама… - И опять он смеется, а Ленька недоволен и молчит только из уважения. А идти им все трудней и трудней. И куда ни глянешь - кругом осока, а под ней - желтый низенький мох. Дядя Коля теперь немного отстает и часто достает блокнотик и что-то на ходу пишет и пишет. Иногда тропинка от них совсем прячется, куда-то точно проваливается, но Ленька все равно шагает уверенно: он знает тут каждую кочку, каждую рытвинку.
- Как, Ленька, пройдем болото насквозь?
- А чего ж! От тех вон кустиков уже твердая земля…
А ноги вязнут уже по колено - начинается сплошной зыбун. Теперь они идут как по волнам, и нельзя остановиться на месте - сразу потянет вниз. Да и небо тоже над ними испортилось, видно, солнце нырнуло за тучку, и сразу на болоте стало темно, и нехорошо зашумела осока, и к Леньке начал подступать страх. Да и вчерашний день много горя наделал. Почти везде вода поднялась и залила тропинку, и теперь часто они шли наугад. Порой Леньке даже хотелось вернуться, но он боялся признаться. Да и гордость мешала. И он опять собирал все силенки и шагал вперед и вперед. А зыбун не кончался, и Леньке страшно. Даже дыханье сбилось и в глазах потемнело. Он уже хотел повернуться, поговорить с дядей Колей, но его оглушил сильный вскрик. У Леньки сразу ослабли колени. Ему так страшно, как будто упал в темный колодец, но вскрик повторился снова и снова. Ленька дрожит, как листочек, и ищет глазами дядю Колю. Он не видит своего друга, а видит только его руки. Они тянутся вперед, большие, тяжелые, стремясь поймать, схватиться за ближние кустики, но ветки обламываются, и трясина плывет на грудь.
- Ленька, ремень, скорее!!!
У того все спуталось в голове и хочется зареветь. Он уже хнычет, и сошлись вместе плечики, но из трясины опять тянется рука дяди Коли. Она ему машет, зовет. И тогда Ленька вытягивает из брюк ремень и ползет на животе к дяде Коле. Ползти страшно, а локти не подчиняются и проваливаются вниз и тянут за собой все тело. Но Ленька стиснул зубы и забыл обо всем на свете. И вот уж совсем рядом голова дяди Коли, и теперь Ленька приподнимается и бросает вперед ремень. И сразу дядя Коля тянется к пряжке, но достать не может и только делает себе хуже. Под ним снова ходит трясина, а из глубины выскакивают пузыри и сразу лопаются с глухим страшным звуком. Но Ленька на них не смотрит. Он рывком стягивает с себя рубашку, свертывает ее жгутом и привязывает к ремню. Один конец жгута закрепляет за куст. Теперь только б добросить, только б хватило ремня! И он снова бросает, но пряжка летит мимо. Он бросает снова и снова, наконец, пряжка в руках дяди Коли. И он сразу начинает себя подтягивать вперед и вперед. И вот уж из трясины показались плечи и грудь его. И вот уже он сам выползает к Леньке. И сразу хочет что-то сказать, но не может. В лице - ни кровинки. Ленька помогает ему подняться на ноги и отводит на твердое место. И только теперь дядя Коля повернул лицо к нему, улыбнулся:
- Ну, брат, ты просто герой!..
- Зачем вы?.. - отвел глаза Ленька.
- А затем, что жизнью тебе обязан…
И опять молчит Ленька, только глаза заблестели от гордости да щеки вспыхнули, как у девчонки. А дядя Коля точно слышит тайные мысли:
- Надо б в школе о тебе рассказать…
- Я только нынче в школу пойду…
- Все равно расскажу! Вон какие чудеса у вас на болоте, прямо черная магия… - Он хочет улыбнуться, но вместо улыбки выходит гримаска… Потом он останавливается и морщится от боли. У него что-то случилось с ногами, идти он почти не может. Сделает шаг и остановится, побледнеет… А Ленька поддерживает его за руку.
Даже и ночью эта боль не прошла. Он плохо спал и все время бредил и сбрасывал с себя одеяло. Зато на другой день ему стало лучше, потому что приехали его друзья. Они сошли вечером с московского поезда и поставили две палатки в степи. Все на станции говорили, что эти люди станут осушать Волчье болото. А после них придут строители и будут строить большой газопровод. И Ленька верил этому, да и дядя Коля ему подтверждал… И все на станции ждали себе перемен. И мать Ленькина тоже ждала:
- Скоро, сынок, здесь все зашумит, загудит. И народу наедет, народу!.. Хоть на старости лет погляжу…
- А я вам стариться теперь запрещаю! - услышала она слова дяди Коли.
- А я согласна, согласна… Какие еще наши годы!.. - смеется мать и смотрит на Леньку, и глаза у ней еще молодые, веселые, с тугой синевой посреднике. И такие же глаза у Леньки.
ЛУННЫЕ ПОЛЯНЫ
Машина неслась по самой кромке полей. Мотор работал тихо, почти бесшумно. Машина была новая, сильная, каждый кусочек стали играл на солнце.
А рядом с дорогой поднимались леса. И какие леса! Они тянулись к горизонту тугой могучей стеной, и стене нет конца. Лист на березах повлажнел и набряк: с утра шел дождь. Потом дождь перестал, и вот уж солнце опять горит и беснуется, и все живое ищет тени и ветерка. А трава рада солнцу и дождю, и цветы тоже рады и приподнялись: потому по обочине мелькает что-то зыбкое, желтое, голубое. Но Афанасию все надоело. Он сидит за рулем каменно плотный, сердитый. И всю душу истомили вопросы: "Что же с отцом? Почему позвал телеграммой? Может быть, заболел?.. А может, просто… просто чудит?" - Афанасий передернул губами и погнал машину быстрей. "Жигули" свои он любил, да и дорога его всегда успокаивала. Так вышло и сейчас: машина слегка покачивалась, ныряла, и все тело тоже покачивалось, смирялось, и затихала душа.
Он машинально включил приемник. Кто-то пел тяжелым басом: "Бродяга к Байкалу подходит…" Боже, не пение, а рев быка! Афанасий поморщился и выключил звук. Тишина показалась наградой. А дорога все так же укачивала, а лес справа делался все гуще, таинственней, и все сильнее пахло березой, и опять засыпала душа. Но вот и деревня. Она явилась разом, как в сказке: тепленькая, светлая, в обрамлении берез.
Отца он увидел у первых плетней. "Надо же! Словно бы дожидался!" И опять Афанасий передернул губами, потом нехотя сбавил скорость. Теперь машина не шла, а точно подкрадывалась, но отец уже узнал сына и поднял руку. На лице его остановилась улыбка. И даже издали видно, что она с дальним значением. "Ясно, ясно! Чудит родитель", - подумал с тоской Афанасий и снова разозлился на телеграмму, и на отца, и на эту его улыбку. Машина все еще подвигалась. Тогда отец шагнул на середину дороги и шутливо сделал под козырек. Его шутка покоробила сына. Он остановил машину метров за пять и пошел навстречу. Отец смотрел теперь серьезно, не улыбался. Вместо правой ноги - деревяшка, пиджачок старый, залитый краской, да и лицо давно все запущено - в какой-то сивой щетине. "Плохо за ним смотрит сестра. Очень плохо…" - подумал сын с раздражением, но сдержал себя и улыбнулся.
- А я думал, что ты болеешь. Телеграмма срочная, как на пожар…
Но отец точно не слышит, не понимает. И вдруг подмигивает сыну и широко раскидывает руки:
- А поворотись-ка, Афоня! Экой ты у меня длинный! И вроде не в духе? Ну ладно, я вижу… - И, не дожидаясь ответа, подходит вплотную к машине, стучит деревяшкой по колесу. - Хороша у тебя кобылка! Ни овса не просит, ни сена… - Потом поворачивается к сыну… - Хорошо, что приехал. Спасибо…
- На здоровье, - попробовал пошутить Афанасий, но отец заглянул ему поглубже в глаза.
- Как здоровьем жена?
- Здорова…