С этой минуты он начал готовиться. Стараясь скорее управиться с важнейшими работами в бригаде, между делом приводил в порядок и домашнее хозяйство. Дома работал урывками, рано утром, до ухода в поле, или поздно вечером, при свете луны. Обшил колодезный сруб новыми досками, починил наружную дверь, чтоб закрывалась плотнее и не пропускала зимой снега в сени. Расчистил погреб, приготовил место для картофеля, бураков, моркови, заботясь, чтобы Зелде всего хватило до будущего урожая.
Давно он так не заботился о доме! Зелда радовалась, не зная, что Шефтл со дня на день ждет повестки из военкомата.
Глава девятая
Старуха последние дни не вставала с постели. Лежала у себя в боковушке и, чуть шевеля сухими губами, жалобно шептала:
- Умираю…
Зелда, измотанная, молча ухаживала за больной свекровью. "Надо сказать Шефтлу, чтобы все отложил и завтра же съездил за доктором", - подумала она.
Она переменила свекрови холодный компресс на груди и поправила подушки.
Зелда услышала шаги. Кто-то шел к дому. Она забеспокоилась. Последнее время она боялась, как бы не принесли повестку Шефтлу из райвоенкомата.
В темные сени, пригибаясь под притолокой, втиснулась старшая сноха Смекунов, рябая Шейна, которую в хуторе прозвали Каланчой. Худая, длинная, и впрямь как каланча, она всегда знала все хуторские новости. Шейна торопилась - у нее варился фасолевый суп на треноге, и к Зелде она забежала на минутку, занять ложку соли (вечно она занимала всякие мелочи), и все же не могла отказать себе в удовольствии, поделилась новостью:
- Слыхали? Вчера в Ковалевск пришло три похоронных! Председательский сын убит, кузнец и бригадир. Бригадиру еще и тридцати не было… Оставил жену и троих маленьких детей…
Зелда совсем разволновалась. Шейна уже ушла, а она все думала о вдовах и осиротевших детишках, о том, как горько, должно быть, плачут в тех домах…
Чтобы отделаться от невеселых мыслей, она принялась готовить ужин, хотя Шефтл должен был прийти не скоро. "Нажарю-ка я блинчиков, - решила Зелда, - Шефтл любит блинчики со сметаной". Только она сняла с полки крынку простокваши и подошла к столу замесить тесто, как вдруг увидела в открытое окно, что по улице, прямо к их дому, идет посыльный из сельсовета с какой-то бумажкой в руке.
У Зелды упало сердце. Тяжелая крынка покачнулась, и простокваша выплеснулась на стол.
Не успела Зелда прибрать со стола, как вошел посыльный - пожилой, однорукий человек, инвалид войны.
- Добрый вечер, - он снял кепку и вытер вспотевшее лицо. - Хозяин дома?
- А что? - чужим голосом спросила Зелда.
- Да вот, повестка ему… Шефтл Кобылец - правильно? Или, может, я не туда попал?
- Повестка? - У нее подкосились ноги.
- Он дома? Позовите его!
- В поле он, - растерянно сказала Зелда.
- Тогда вы распишитесь, - посыльный протянул ей повестку.
Зелда кое-как расписалась.
Посыльный ушел. Зелда, с повесткой в руке, подошла к окну. С трудом разбирая пляшущие перед глазами буквы, чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
Завтра, двадцать первого июля, Шефтл Кобылец должен явиться в Гуляйпольский райвоенкомат.
Зелда бессильно опустилась на скамью.
Завтра…
Она с первого дня войны втайне готовилась к этой страшной минуте и все-таки не думала, что Шефтла возьмут так скоро. Ведь совсем недавно мобилизовали столько людей. И вот на тебе - опять… Не могли пока без него обойтись? Четверо детей, да еще пятый, чужой… И больная мать… Как она одна справится с такой семьей?
"Чего я сижу? - спохватилась Зелда и, сделав над собой усилие, встала. - Надо бежать, искать Шефтла. Он-то еще не знает. Задержится допоздна, я и наглядеться на него не успею…"
Она уже выбежала в сени, когда услышала, что за стеной кряхтит свекровь. Пришлось зайти к ней.
- Кто это был? - прохрипела старуха,
- Никого не было, - как можно спокойнее ответила Зелда.
- Я же слышала, ты с кем-то разговаривала.
- Это я сама с собой… Сейчас приду…
- Куда ты? Не уходи, дай мне чайку… Где Шефтл? Мне что-то так нехорошо…
- Сейчас, свекровь, сейчас… Сию минуту дам вам чаю.
Зелда не могла оставить свекровь одну. Пришлось разжечь примус. Все валилось у нее из рук. На минуту она все-таки выбежала за ворота посмотреть, не идет ли Шефтл. Спросила у прохожих, но без толку - один видел его на току, другой - около силосных ям, третий - на перелоге.
Зелда места себе не находила. Уже столько времени, как принесли повестку, а Шефтл не знает! Она то и дело выглядывала в окно - скорей бы уж он пришел… И вместе с тем с ужасом думала, как она ему об этом скажет.
Старуха выпила полчашки чаю и задремала. Взяв на руки Шолемке, Зелда побежала на колхозный двор. Шефтла там не было.
- Что случилось? - спросил Шия Кукуй, стоявший у конюшни с газетой в руках.
- Свекровь захворала. Будьте так добры, когда Шефтл придет, скажите ему, чтобы шел скорее домой.
А когда уже закрывала калитку, ее нагнали дети. Они возвращались с пруда.
- Мама, где ты была?
- Мама, давай кушать!
- Кушать! - обступили они ее со всех сторон и, толкаясь, теребили за рукава, за подол.
- Будет вам, чего вы так расшумелись, - устало сказала Зелда. - Папа завтра уходит на войну.
- На войну? - обрадовался Шмуэлке. - Правда? Нет, мама, правда?
То, что отца Зузика и отцов других хуторских ребят взяли на войну, а его отца - нет, было для Шмуэлке большим огорчением. Мальчишки его дразнили, часто не хотели с ним играть, а если уж принимали в игру, то только в тех случаях, когда не хватало игрока.
Теперь, гордый и веселый как никогда, Шмуэлке сидел за столом и уплетал за обе щеки. Вдруг он заметил у матери слезы на глазах и притих.
Поужинав, дети еще посидели за столом, надеясь, что отец вот-вот придет. Но стало совсем темно, а Шефтла все не было. Ребятишки, не раздеваясь, один за другим прилегли на кровать - на минутку, а через минутку все уже спали крепким сном.
Зелда, завесив окно, зажгла лампу и вышла за ворота.
"Где он? - томилась она, шагая взад-вперед по тропинке. - Где его искать? Ах, надо было сразу, как только принесли повестку, в ту же минуту бежать в степь… он и собраться-то не успеет… Что делать?"
И вдруг она увидела в ночной синеве Шефтла.
- Шефтл! - крикнула Зелда, бросаясь к нему.
- Зелда, ты? - удивился Шефтл. - Что ты здесь делаешь?
- Я… я…
- Что случилось? С матерью что-нибудь? - испуганно спросил Шефтл, ускоряя шаг.
- Нет, нет, ничего… Мама спит. Почему ты так поздно? Где ты был до сих пор?
- Как это - где? - Шефтл пожал плечами, успокаиваясь. - Я только с поля. Перевозили молотилку на новое место. С рассвета начинаем молотить ячмень в балке.
Войдя в дом, Шефтл первым делом заглянул в боковушку, прислушался. Мать спала. Он осторожно задернул занавеску, снял с себя пыльную куртку и только тут увидел спящих на кровати детей.
- Это еще что за новости? - поморщился он.
- Они тебя ждали, - ответила Зелда жалобно.
- А что? Говори уж! - снова встревожился Шефтл.
- Да вот… были из сельсовета, - Зелда всхлипнула.
- Ну? Не понимаю… Кто был?
- Этот, как его… ну, безрукий, - голос у нее задрожал, как ни старалась она сдержаться. - С повесткой…
- С повесткой? - переспросил Шефтл, словно не веря.
Он ждал этого, ждал каждый день с тех пор, как отдал свое заявление представителю райвоенкомата, - и все же теперь, в первую минуту, растерялся.
"Значит, завтра…" Он крепко потер лоб. Закурил, прошелся по комнате, потом озабоченно оглянулся на бледную Зелду, которая стояла у стола, на детей…
- Ты за нас не беспокойся, Шефтл, - Зелда подошла и несмело провела рукой по его курчавым черным волосам. - И за маму… я съезжу за доктором. Помни… - голос ее дрогнул, - помни, знай - для нас ты всего дороже.
Когда Шефтл писал свое заявление, он не представлял себе в полной мере, как трудно им будет без него. Теперь все свершилось. И так быстро. Он уходил и оставлял Зелду с четырьмя детьми, мал мама меньше, с больной матерью да с чужим ребенком в придачу. Семь ртов, один работник… Как она справится без него?
Он обнял Зелду и высказал ей все, что его мучило.
- Что ты, Шефтл, - ответила Зелда, тронутая его заботой. - Разве одна я остаюсь с малыми детьми? Возвращайся только живой-здоровый.
Слова Зелды немного успокоили Шефтла. Он сел на скамью, снова закурил и озабоченно подумал - сколько у него еще дома дел! Но сначала надо сбегать в контору и передать бригаду. От этой мысли у Шефтла тоскливо екнуло сердце. Он встал и потянулся за курткой.
- Куда ты? - испуганно спросила Зелда.
- Я на минутку, в контору.
- Теперь?
- А когда? Раздень ребят, уложи их спать.
- Ты и не поел… Остались считанные часы… Мы и не побыли друг с другом…
- Так что, не идти мне в контору?
- Иди… Только не задерживайся.
- Я сейчас.
Когда Шефтл ушел, Зелда прислонилась головой к стене и тихонько, чтобы никто не слышал, горько заплакала.
В конторе Шефтл застал Хонцю, Хому Траскуна и Калмена Зогота. Все трое, услышав, что Шефтл уходит в армию, крепко задумались. Особенно Хонця.
Пока Шефтл руководил бригадой, о работах в поле можно было не беспокоиться. Председатели соседних колхозов завидовали Хонце. "С Шефтлом вам повезло", - слышал он постоянно. Но что делать теперь? Кого поставить вместо Шефтла? Разве только Калмена Зогота… Да, придется ему оба воза тащить - и ферму, и полевую бригаду.
Как Шефтл ни торопился, пришлось ему задержаться в конторе: все вчетвером они составили план первоочередных полевых работ.
Было за полночь, когда Хонця, Хома и Калмен Зогот проводили Шефтла.
Рано утром отправляли зерно на элеватор. Чтобы не гнать в Гуляйполе лишнюю подводу, Шефтл решил ехать с обозом.
- Спокойной ночи…
- Спокойной ночи, - ответил Шефтл и вошел в дом.
- Что так долго? - тихо спросила Зелда, отходя от печи. Щеки ее горели. В доме вкусно пахло сдобным тестом. Дети, раздетые, спали в своих кроватках.
- Поешь?
- Нет, не хочу.
- Ты же не ел ничего.
- Не хочу, потом.
Зелда посмотрела на него с беспокойством:
- А что? Что-то еще случилось?
- Да ничего… В шесть утра уезжаю.
- В шесть часов? Так рано?
- С обозом.
- Ну и что, если с обозом? Нельзя его попозже отправить? Ты ведь, я думаю, не один… Кто еще едет-то?
- Чего? - переспросил Шефтл, словно не расслышав.
- Кто, говорю, еще повестку получил?
- Повестку? Не знаю… нет, я что-то не слыхал. Будто бы больше никто.
- Один ты?
- Один, не один, не все ли тебе равно?… Ты что затеяла?
- Коржики тебе в дорогу.
- Какие еще коржики! Не надо.
- Тогда что же тебе дать с собой?
- Хлеба, огурцов, соли щепотку, и все. Больше ничего не давай, все равно не возьму.
- Извести меня хочешь?
- Хочу, чтобы ты отдохнула.
- Как я буду отдыхать, если завтра, в это время… - Зелда быстро отвернулась, вытерла незаметно глаза, потом, снова повернувшись к мужу, сказала, утешая не то его, не то себя: - А может, война скоро кончится и ты сразу вернешься. А, Шефтл?
- Может… - ответил Шефтл, хотя мало в это верил. Сводки со дня на день приходили все хуже, немцы наступали на всех фронтах.
Шефтл устал, его тянуло в постель, но, пока Зелда хлопотала у печи, он не решался. Прикорнул на жесткой деревянной кушетке. Закурил.
- Зелда, а Зелда? Картошкой, я думаю, вы обеспечены. На зиму хватит. Топливо вроде тоже есть. Ну, а остальное - это уж колхоз… Главное, себя береги, слышишь? За ребятами присматривай… ну, и за мамой. Ты ей уже сказала?
- Чего спешить? Еще успеет наплакаться.
- Верно. А все же…
Шефтл задумался. Не говорить? Уйти на войну, не простившись с матерью? Не зная, увидишь ли ее когда-нибудь еще…
- Нет, надо сказать. Нехорошо. - Он снова закурил, потом, с недокуренной папиросой в руке, задремал.
А Зелда продолжала хлопотать. Напекла коржиков, зажарила курицу, сварила яйца, затем начала укладывать мешок, сшитый для Шефтла. Положила две пары нового, недавно купленного в сельпо белья, простыню, полотенце, две пары портянок, катушки ниток, иголки, бритву, мыло, еще кое-какие мелочи. Отдельно сложила завернутое в пергаментную бумагу масло, несколько сочников, курицу. Мешок был почти полон, а она все подкладывала. Уместились еще яйца, кулек сахара, булка и только что испеченные коржики. А ведь надо еще положить горшочек куриного жира, баночку меда, свежих огурцов, яблок… она отдала бы Шефтлу все, что есть в доме!
Погасшая папироса выпала у Шефтла из руки. Он открыл глаза и увидел на столе пузатый, плотно набитый мешок.
Шефтл встал, взял мешок в руки.
- Ого! - крякнул он. - Ничего себе торбочка! - и высыпал все на стол.
- Что ты делаешь? - вскрикнула Зелда.
- Ну скажи сама, что ты мне тут наложила?
- Шефтл… я тебя прошу…
- Не проси, все равно не возьму. На что это мне? Приеду туда, и меня сразу возьмут на довольствие.
- Такой еды тебе там не дадут. Я тебя прошу… Ну, хоть ради меня… мне будет легче, если я буду знать, что ты ешь то, что я приготовила.
- Нет, нет, - отмахивался Шефтл.
Ему в самом деле не хотелось ничего брать с собой. Пусть лучше ей, Зелде, останется, детям, матери. Теперь, когда он уходит на фронт, каждый лишний кусок в доме пригодится.
- Ну что ты меня мучаешь, - сказала Зелда дрожащим голосом, и Шефтл почувствовал, что она вот-вот расплачется.
- Ну ладно, ладно… А белье зачем?
- Так для тебя же покупала. Ты его еще ни разу не надевал.
- Надену, когда вернусь.
- Дай бог, - тихо вздохнула Зелда, - возвращайся скорей.
Зелда снова уложила мешок, умылась, погасила свет. Легли.
Немного погодя Зелда, гладя Шефтла по голове, шептала:
- А завтра в это время… ох, Шефтл, где ты завтра будешь?
- Откуда я знаю? - Завтра в это время, пожалуй, еще будет в Гуляйполе. Он обнял Зелду и поцеловал.
- Давай спать, Шефтл. А то ведь уже и вставать скоро.
- Давай, Зелда.
- Спи… - она поцеловала его тихонько.
Шефтл старался заснуть, но в голову лезли неспокойные мысли. Жаль, он не успел обмолотить ячмень… и не заложил силос в пяти ямах… Не пробороновали перелог в Дикой балке, уже, должно быть, бурьян полез. Не забыть бы сказать завтра Калмену Зоготу, что надо решета переставить в молотилке… Ну, а дома? "Встану чуть свет, - решил Шефтл, - и еще раз все осмотрю. Нелегко ей придется, Зелде", - снова и снова думал он озабоченно и вдруг рассердился на себя за то, что не сказал ей, что идет добровольцем, - не надо было скрывать от нее. Шефтл готов был ей сказать тут же, но пожалел - пусть спит, она здорово сегодня намучилась.
Но и Зелда не спала. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, а сердце ныло, плакало без слез. Вот он лежит рядом, она слышит его дыхание, а завтра? Уже не надо будет ни завтрак ему готовить, ни к обеду ждать, ни стирать и гладить его рубахи, заботиться, каждую минуту думать: а не нужно ли ему чего? Как без этого жить? Вдруг ей вспомнилась ночь, вскоре после свадьбы, когда они вдвоем уехали на арбе в степь. Они лежали под свежей, дышавшей теплом копной, пока не взошло солнце… Ни одной минуты не мог он быть без нее. И она не могла. Ей никогда и в голову не приходило, что они должны будут разлучиться. И вот осталось всего несколько часов…
Когда Шефтл проснулся, только начало светать. Он встал и вышел из хаты. Поеживаясь от предутренней свежести, обходил заросший травой двор, выискивал, что бы еще наладить, привести перед отъездом в порядок. Ему не понравился недавно сметанный стог - рыхлый, может развеять ветром, он влез на него с вилами и до тех пор уминал сено, пока оно не улеглось равномерно и плотно. Потом наскоро накрыл бурьяном сухой кизяк, чтобы не намочило дождем. Окопал пышно разросшиеся вишни, наполнил кадку, что стояла у колодца, водой и два ведра занес на кухню.
- К чему ты это, Шефтл, - укоризненно сказала Зелда, забирая у него ведра. Она уже успела сходить на ферму и снова разжигала печь.
- Я еще два ведра принесу.
- Не надо, отдохни, посиди минутку. Дай я хоть погляжу на тебя… Ох, забыла соль положить, - спохватилась Зелда и начала шарить за занавеской.
- Ну ладно. Не ищи, у кого-нибудь возьму.
- Пусть у тебя будет все свое. Я ведь вчера приготовила. - Зелда нашла узелок с солью и затолкала его в мешок. - А курево у тебя есть?
- Есть.
- А спички?
- Спички тоже есть.
- Вспомни, Шефтл, что тебе еще нужно. Может, дать одеяло?
- Может, и перину в придачу? - пошутил Шефтл.
- Перестань… - Она помогла ему завязать битком набитый мешок, при этом напоминая, где что лежит, во что завернуто, еще раз наказала съесть все до крошки.
- Ладно, ладно… Ребята еще спят? Я на минутку сбегаю на колхозный двор. Не задержусь, туда и назад.
- Шефтл, всего какой-нибудь час остался, - взмолилась Зелда.
- Я сейчас. Сейчас вернусь. Разбуди покамест ребят.
Шефтл торопливо вышел из дому и чуть не бегом пустился к колхозному двору. Теперь, перед самым отъездом, он особенно сильно почувствовал, как ему трудно расставаться с домом, с детьми, с Зелдой, с матерью, с бригадой, с хутором - со всем, что его окружает. Он как будто впервые увидел, какое здесь все красивое - длинная, плавно изгибающаяся улица, густые ряды акаций по сторонам, беленые домики с синими и зелеными углами, серые петли дороги, трава в канавах… Все здесь было ему дорого, до боли мило: и запах степных трав, который доносил сюда ветерок, и свежая молодая листва в палисадниках, и знакомые узкие стежки… Под ногами - земля родная, единственная на свете! Даже небо над хутором, казалось ему, только здесь такое высокое и голубое…
В колхозном дворе было шумно. Из центрального амбара выносили мешки с очищенной и подсушенной пшеницей и погружали их на длинные, широкие возы, отправляющиеся на элеватор. Распоряжался уже новый бригадир, Калмен Зогот. Увидев Шефтла, подошел к нему. Вместе осмотрели хозяйство, и Шефтл еще раз перечислил, что нужно сделать в первую очередь. Потом сели в двуколку, поскакали в степь, на новый ток, где сегодня должны были молотить ячмень из балки. Вместе с Калменом Зоготом Шефтл переставил на молотилке решета и отрегулировал барабан. Потом съездил на скошенное ячменное поле, к подсолнухам и на перелог. Хотел, чтобы новый бригадир все при нем осмотрел и принял хозяйство из рук в руки.
Когда Шефтл вернулся домой, до отъезда оставалось совсем немного. Зелда была вне себя, металась, не знала, за что взяться: в колыбели плакал Шолемке, свекровь в своей боковушке охала, жаловалась, разговаривала сама с собой, она уже знала - Шефтл уезжает. Расшалившиеся дети бегали и скакали, точно в доме готовилась свадьба. А у ворот собрались хуторяне - по дороге в степь они зашли попрощаться со своим бригадиром.
- Сядешь ты когда-нибудь? - просила Зелда. - Поешь, а то ведь подводы придут!
- Сейчас, - Шефтл зашел к матери.