Потом ловля уток костяшками стала обычной. Теперь костяшки уже долетали до уток и опутывали их. Но первой живой утке кто-то свернул шею. А кто? Так и не смог узнать Владик. Считалось, что живых уток держать нельзя. Так сказали Владику старики.
Как-то в сентябре после уроков, когда море было еще свободно ото льдов и было сравнительно тепло, Владик вместе с друзьями швырял из пращи камни в пролетавших у берега чаек. Птицы ловко увертывались от быстро летящих камней, и никто никак не мог сбить их. Море было тихим, спокойным. Пологие волны лениво накатывали на берег. Вдруг это занятие прервал громкий крик, раздавшийся с наблюдательной скалы Ёпын.
- Ръэв! Кит!
Дети застыли на месте, но, сколько ни вглядывались в море, кита не видели. Кто-то крикнул из поселка: "Экулике! Тише!" Затих весь Увэлен. Люди двигались тихо, бесшумно, снимали со стоек байдары и на плечах несли к берегу. Ребятишки помогали взрослым: подносили весла, гарпуны, пых-пыхи - нерпичьи воздушные поплавки и другие охотничьи снасти. Вскоре несколько байдар закачались на легких волнах.
- Можно я с вами? - робко спросил Владик у Кагье, помогая спустить на воду длинную байдару, обтянутую свежими моржовыми шкурами.
- Папа твой ругаться будет, - возразил Кагье.
- Но я же плавал на байдарах, в Иннун ходил, - чуть не плакал Владик. - На уток с отцом на байдаре охотился…
- Пусть садится, - сказал кто-то из членов бригады. - Он ведь уже большой.
- Садись! - согласился Кагье.
И Владик девятым сел в байдару, сел рядом с Кагье у самой кормы.
Байдары не пошли далеко в море, а прямо напротив поселка выстроились, как на параде, в ряд и замерли на месте.
Вдруг Кагье бесшумно пересел на корме повыше, этим он дал знать сидевшим в байдаре, что видит кита, и прошептал:
- Йитив! Гренландский кит!
И тут Владик увидел невдалеке огромный фонтан и услышал тяжелое "Пы-ы-ыф". Ему стало не по себе. Кагье опустил в воду рулевое весло и дал знак гребцам немного подгрести. Охотники гребли бесшумно, не касаясь бортов и не давая каплям падать с весел. Как только кит погрузился в воду, шлепнув огромным черным хвостом, охотники снова замерли в байдаре, держа весла в воде. На носу стоял с поднятым большим гарпуном Куттегин, лежали рядом привязанные к толстому моржовому ремню надутые пых-пыхи. Минут через пять кит снова показался на поверхности. Он был рядом! И Кагье опять дал команду подгрести немного, и снова люди замерли, когда кит погрузился в воду.
- Куттегин! Давай! - тихо произнес Кагье и жестом показал, что сейчас надо гарпунить кита.
Владику стало по-настоящему страшно. Сквозь прозрачную кожу байдары хорошо просвечивала вода, море было светлым и чистым. И вдруг он увидел, как всплывает кит.
Огромное животное было под ним, и ему казалось, что оно - сейчас подкинет байдару как пушинку. Он зажмурился, крепко ухватился за банку и, не выдержав, в страхе закричал: "Мама!" Прошло какое-то мгновение, на байдаре засуетились, она вздрогнула, качнулась с борта на борт. И когда он пришел в себя, то увидел, как на воде покачивались наполовину погруженные в море пых-пыхи, а кит был на дине.
- Мама там, на берегу, а кит здесь, - сказал Владику, улыбаясь, Кагье.
Всадили в кита еще два гарпуна с других байдар. Животное уже не могло утянуть в воду пых-пыхи, которых было штук двадцать, они, буравя воду, цепочкой тянулись за китом. Только к вечеру у местечка Тункен кита добили специальным китобойным ружьем.
Для Увэлена это был праздник. Занятия в школе прекратились, и ни сельсовет, ни райисполком не могли ничего сделать. Старики прямо сказали, что не каждый день и даже не каждый год убивают гренландского кита и надо по-настоящему отпраздновать удачу.
Дней пять разделывали увэленцы огромную тушу. Приехали соседи - инчоунцы, кенискунцы и науканцы, за которыми были посланы пынлятыльыт - весть несущие. Ребятишки с удовольствием жевали вкусную китовую шкуру - итгильгын, а когда подперли веслом пасть кита, они забрались туда и стали вырезать себе лакомые хрящи из горла, пока их не выгнали, так как надо было отрезать огромные нижние челюсти и снимать пластины уса. Но мальчишки не бездельничали и тоже помогали разделывать кита, оттягивая целой толпой специальными крючьями квадраты шкуры с толстым слоем сала. И когда мясо разделили по бригадам, выделив двадцать процентов колхозу, а затем и персонально на каждого охотника, Кагье подвел Владика к огромной куче мяса и сказал:
- Ты тоже помогал, это твое.
Мяса и сала было много.
- Папа! Папа! - закричал он, прибежав домой. - Мне много-много мяса дали!
- Для твоего Дружка и одного куска хватит! - ответил отец, а сам улыбнулся. Отец был добрый. Просто им не нужно было столько мяса. И Владик перетаскал мясо и жир в мясную яму к Рычыпу.
- Если твоему Дружку надо мясо, приходи и бери. Захочешь китовой шкуры сам, приоткрой крышку и забирайся в яму, - сказал Рычып.
Утиная охота
В четвертом классе у Владика и его товарищей появился еще друг - сын пекаря Петька Павлов. Он был худой и немного выше Владика. Петька не знал чукотского языка, и Владик выручал его, а потом к концу года заговорил по-чукотски и сам Петька. В классе они сидели за одной партой, но так как оба были непоседливые, их парту поставили в первый ряд и даже выдвинули вперед. Петьке тяжело давалась учеба, он кое-как выбивался на "посредственно", а по русскому языку ему часто ставили "плохо". Владик помогал ему делать уроки, а иногда давал просто списывать домашние задания. И все же Петьку оставили на второй год.
Петька тоже хорошо бросал костяшки в уток. И однажды в начале сентября случилось такое, что их новая учительница, приехавшая с материка, перепугалась и чуть было не упала в обморок.
А было это так. Раздался звонок на большую перемену, и ребятишки гурьбой высыпали на улицу. Вдруг кто-то закричал:
- Утки летят!
Прямо в сторону школы с лагуны шла большая стая уток. Она летела низко, и ребятишки, пригнувшись, стали ждать. Раздался оглушительный свист, утки сбились в кучу, и ребята метнули костяшки. Костяшки Владика прошли мимо, а Петькины опутали утку, и она упала на землю.
- Петька утку поймал! Петька! - закричали ребята и бросились к ней.
Но выпутать утку не успели, прозвенел звонок. Петька, затолкав живую утку под пиджак, вместе с Владиком побежал в класс. Там они сунули ее в парту и стали слушать урок. И вдруг Петьку вызвали к доске. Как обычно, он не знал урока и виновато топтался на месте. Владик забыл про утку в парте и стал показывать ему руками, чтобы он посмотрел на таблицу правописания и отвечал по ней. Петька начал что-то говорить, а Владик слушал и старался вовремя подсказать ему.
- Сядь как следует! И не маши руками! - сделала замечание учительница.
Владик сел прямо и положил руки на парту. Пока Владик сидел прижавшись к парте, там было темно, и утка лежала спокойно, но когда он отклонился, она увидела свет, выскочила и с грохотом упала между партами.
- Ой! Что это? - испугалась учительница и выбежала из класса.
А утка, махая крыльями, гремя костяшками, заметалась по классу. Завизжали девочки, мальчишки вскочили и стали ловить утку, а она, как бабочка, билась об окна, падала на парты, на пол и никак не давалась в руки.
- Вот хулиганы! - говорила учительница, войдя в класс вместе с директором.
Петька в это время все же успел поймать утку и крепко держал ее в руках.
- Что здесь происходит?
- Хулиганы! - показала учительница на Владика с Петькой. - Напугать меня хотели. Живых уток стали таскать в класс! Безобразие!
Петька топтался на месте, виновато смотрел на директора и не мог вымолвить ни слова.
- У-у-утку Петька пойма-а-л, - ответил, заикаясь, за него Владик. - Не успели до-о-мой унести, з-з-зво-о-нок за-азвенел. Мы в па-арту ее сунули, а она выскочила.
Директор хотя и был строгим, но тут заулыбался.
- Успокойтесь, Мария Ивановна, - сказал он учительнице. - А ты, Павлов, марш домой, и больше уток в класс не таскать.
Петька двинулся к дверям, вслед за ним пошел было Владик.
- А ты куда? - остановил его директор.
- У-у-утку отнести. - Ему очень хотелось на улицу: может, еще пролетит стая и он тоже поймает.
- Сядь и слушай, - приказал директор, и Владик неохотно сел на место.
Кое-как высидел он последний урок. И лишь только раздался звонок, он схватил сумку и бегом помчался к Петьке.
- Ну что, пойдем в экспедицию?! Где утка?
- Я выпутал ее и засунул в мешок, чтобы не брыкалась. Я ждал тебя. Пошли!
И они бегом пустились к двум круглым домикам, стоявшим в конце поселка у подножия горы.
Уже год как работала в Увэлене земельная экспедиция. Работники экспедиции изучали моржей на лежбище, лахтаков, нерп, ездили по тундре, собирали разные мхи, лишайники и делали много непонятных для увэленцев дел. А весной начальник экспедиции Гринберг объявил, что они покупают живых уток. Взрослые не хотели сдавать уток, не разрешали и детям. Но когда Владик и Петька все же сдали и утки после этого летали над поселком, как и раньше, то понесли своих уток Янкой и Тутыриль, а Кальхеиргину и Энмычайвыну все же запретили это делать. Но постепенно и их отцы убедились, что в этом нет ничего страшного, тем более что за каждую утку платили тринадцать рублей.
Владику и Петьке нужны были не деньги, - их интересовало, как кольцуют уток. Дядя Гринберг объяснил ребятам, что это делают для того, чтобы узнать, куда летят гаги, где они зимуют, где гнездятся. Вот поймают где-нибудь закольцованную птицу, сообщат по указанному адресу, и мы будем знать, куда она улетела.
Владик сдал уже три живые утки. Петька нес вторую. И каждый раз они спрашивали, не поймали ли их птиц. Дядя Гринберг улыбался и говорил, что пока - нет.
- Вот еще одну принес, - сказал Петька начальнику экспедиции и подал мешок с уткой. - Только осторожно, она очень бойкая, в классе у нас летала.
- Это хорошо, что летала, значит, не побитая, - и дядя Гринберг вытащил гагу из мешка. Тщательно осмотрел ее, проверил, не надломлены ли крылья, а потом надел кольцо на лапку, зажал его плоскогубцами и сказал Петьке:
- На, неси к морю.
Владик с Петькой побежали к берегу, положили утку на гальку. Сначала она лежала и, видимо, не верила, что ее выпустили, потом встала, помахала сначала крыльями, затем разбежалась и взлетела.
Хорошо было Владику в Увэлене, скучать некогда, все время находились какие-то мальчишеские дела. Но перед самой войной его отца перевели работать в Анадырь. Отец уехал зимой на собаках, а Владик с матерью задержались, так как ему надо было кончать четвертый класс. Брат уже целый год жил в Анадыре и учился в педучилище.
- Как же ты будешь в Анадыре? Уток там нет, нерпы тоже, - спрашивали его увэленцы.
Владику становилось грустно, и он молчал.
Весной, когда у Увэлена еще стоял припай, пришла шхуна в Наукан, и надо было уезжать. Владик сбежал из дому и спрятался в яранге Рычыпа.
- Никуда я не поеду, - сердито твердил он Рычыпу. - У вас останусь. Ты же сам говорил, живи у нас, как сын будешь. Не поеду!
- Что ты?! - испугался Рычып. Хотя действительно не раз говорил, что хорошо бы иметь такого сына, как Владик. - Разве можно бросать родного отца и мать? Надо ехать!
Но Владик забился в угол полога и не думал выходить.
Весь Увэлен был поднят на ноги. Искали Владика. Наконец, плачущего и упирающегося, мать выволокла его из яранги Рычыпа, дала несколько подзатыльников и усадила на нарту старика. И Рычып отвез его на кромку припая, а там уже Кагье на своем вельботе довез до Наукана и посадил его с матерью на шхуну.
- Ты же вернешься к нам, - тихо сказал на прощание Кагье, - и мы еще встретимся. Тогда ты будешь большим - и сильным. И я возьму тебя с собой на умку.
Вдали от родных мест
Первое время Владик сильно тосковал по Увэлену. В Комбинате, где он жил с отцом и матерью, даже поговорить по-чукотски не с кем, а в школе и поселке уже не было таких друзей, как в Увэлене. Он не сторонился ребят, но все равно держался отчужденно, стеснялся своего заикания, находились и такие, которые дразнили его. И вообще это была уже не та жизнь, какой жил Владик. Комбинат был настоящим рабочим поселком и особенно оживал летом, когда начиналась путина и съезжались сезонные рабочие. И о том, что это Чукотка, напоминали лишь сильные пурги, морозы зимой и светлые ночи летом. Ни китов, ни моржей, ни нерп здесь не били, а олени находились где-то далеко в тундре. О чукчах и эскимосах никто не говорил, словно их вообще нет на Чукотке. А если случайно и появлялись чукчи в Комбинате, то на них смотрели как на пришельцев. И Владику было тяжело. Да и отец не очень-то радовался новому месту работы и частенько вспоминал Увэлен.
Шла война. Круглые сутки работал рыбоконсервный завод, тяжело пыхтела мощная тепловая электростанция, а заводской гудок далеко разносился по всей тундре, и по нему сверяли время. Школьников часто направляли на завод упаковывать консервы, подносить и сбивать тару, выгружать из кунгасов рыбу. А осенью всей школой ходили на Горку и помогали расчищать площадку для первого настоящего аэродрома.
Вскоре Владик сошелся с учеником седьмого класса Игорем Елкиным. Их сблизило то, что оба были страстные охотники, путешественники и любили рисовать и мастерить разные модели. Зимой они в воскресные дни и каникулы ходили на лыжах по склонам Горки и били в кустах куропаток, ставили петли на зайцев. Вечерами засиживались у Игоря дома, и его мать, продавец продуктового магазина, готовила им что-нибудь вкусненькое из белой муки и угощала Владика. Он отъедался, так как у себя дома хлеба не хватало и, кроме лепешек из отсевов муки, ничего не было, хотя отец - директор районной торговой конторы. Владик удивлялся: ведь на всё карточки и лишнего не возьмешь, а у них, у Елкиных, и консервы, и фруктовые компоты, и мука белая, и сахар, и даже сливочное масло. Брат, приезжавший на воскресенье домой и побывавший в гостях у Игоря, невзлюбил его и попрекал Владика дружбой с ним.
- Интеллигент паршивый, - говорил он. - Как барышня-мещанка, ходит на носках и трясет задом. И чем он тебе понравился?
Но в школе не было больше никого, кто увлекался бы охотой и рыбалкой, и Владик продолжал с ним дружить.
У Игоря большой, вместительный каюк - выдолбленная из целого ствола дерева длинная лодчонка, которую Елкины привезли из Марково, где жили до Комбината. Эту лодчонку можно свободно назвать и "капут", так как плавать на ней нужно было уметь, иначе перевернешься. Но Владик быстро освоился, и летом они с Игорем, обогнув Тонкий мыс, ходили по лиману на Волчиху, Тавайму, охотились там и ловили нельму и чира.
Постепенно Владик стал приживаться на новом месте, привыкать. А потом отец купил ему одноствольную ижевку двадцать четвертого калибра и упряжку из восьми собак. Забот и дел прибавилось. Заготовка собачьего корма не представляла больших трудностей, так как завод обычно выбрасывал кетовые головы. Отходы вывозили на вагонетках на окраину завода в низинку и закапывали в ямы. Они там протухали за лето и становились лакомой собачьей едой. Собаки были очень нужны в домашнем хозяйстве. На них Владик возил чистый лед из озера для питьевой воды. Его большими кусками складывали на завалинке под окнами и, когда надо было, откалывали куски и заполняли ими котел, вмазанный в печку. Часто приходилось ездить на собаках за углем. Пользовался собаками и отец для служебных поездок в Анадырь. А весной они вместе отправлялись на гусиную охоту.
После шестого класса Владик стал работать. Ему пошел уже пятнадцатый год. Тогда все ребята устраивались летом на работу и предпочитали идти на завод или рыбную базу, где хорошо платили. Но Владик устроился матросом на один из катеров плавбазы Чукотторга. Катера, как только вскрывался лиман, с двумя-тремя кунгасами шли караваном вверх по Анадырю и везли товары и продукты в Усть-Белую, Марково, Еропол, оттуда привозили пушнину, лес, осенью - картофель и капусту. А потом прибавился и другой груз - стальные американские плиты для строительства аэродромов. Людей не хватало, и команде катера вместе с кунгасниками приходилось сгружать тяжелые плиты. Это была адская работа, но люди ее делали - шла война.
Владика не тяготило, что все время приходилось готовить еду, мыть посуду, драить до блеска медяшки, тереть шваброй палубу, грузить, сбивая руки до крови, тяжелые плиты, катать ломом в кунгас здоровенные бревна. Он быстро узнал реку, хорошо запомнил все перекаты, и уже во второй рейс старшина доверил ему штурвал.
Владик рассказал Игорю, как интересно работать на катере, и предложил:
- Давай на будущий год пойдем на катера.
- Что ты, Владик! - вмешалась мать Игоря. - Игорь не для того кончает среднюю школу, чтобы мыть посуду и драить, как ты говоришь, палубу. Это не его работа.
И Игорь не пошел в плавание. А Владик с нетерпением ждал очередной навигации.
Пока Владик жил в Комбинате, а потом в Анадыре, ему почти не приходилось встречаться с чукчами, и никто не знал, что он говорит по-чукотски. Правда, ему дважды пришлось все же воспользоваться этим языком.
Как-то летом, пока грузились у берега кунгасы, Владик ловил для дома рыбу. У него была коротенькая, метров семь, сетка. Он толкал ее с берега шестом, ждал десять - пятнадцать минут и вытаскивал по пять-шесть кетин. Рыба шла хорошо. Он вытащил сетку и стал расстилать на берегу, чтобы просушить. Вдруг он увидел, как на нее ступила нога в красивом, начищенном до блеска ботинке. Он глянул вверх - чукча в хорошем костюме, пальто и шляпе. Владик возмутился и выругался по-чукотски:
- Как же так! Чукча, а по сетке идешь!
Незнакомец удивленно посмотрел на Владика, сошел с сетки, поправил ее и, нисколько не обидевшись, тоже спросил по-чукотски:
- Кто ты?
Владик назвал свою фамилию.
- А-а, знаю, - заулыбался он. - Знаю хорошо твоего отца, а вот тебя вижу впервые. Давай знакомиться: Тевлянто, - и протянул Владику, как взрослому, руку.
Смущенный и покрасневший до ушей, Владик встал и нерешительно подал руку депутату Верховного Совета СССР, председателю Чукотского окрисполкома.
- Он правильно сделал мне замечание, - обратился Тевлянто к своему спутнику. - Чукча никогда не наступит на сетку, растянутую для просушки. - И сказал Владику: - Уж извини меня. Заходи в гости, вон мой дом. Заходи обязательно, поговорим по-чукотски, чайку попьем.
Владик обещал, но зайти постеснялся.
Однажды "Четверка", катер, на котором работал Владик, стояла в Анадыре на рейде у самого берега. Владик видел, как подошла небольшая байдара с канчаланскими чукчами. Они вытащили ее. Их тут же окружили русские. Оказалось, что чукчи привезли на продажу белую рыбу: нельму, чира. Красная - кета и горбуша - сильно приедалась за лето, поэтому желающих купить белую рыбу оказалось много. Они шумели, толпились и нахально лезли в байдару. Чукчи растерялись и никак не могли столковаться с покупателями. Владик видел их растерянность, сел в ялик, добрался до берега и помог незадачливым торговцам.
И довольные чукчи все время повторяли:
- Ка-а-ко-мей! Удивительно!