* * *
Ночью звонкий скрип разбудил старика Ямая. Еще не совсем проснувшись, он пошарил рукой, но нарты не было, и он понял, что спит в своем чуме, а снег скрипит на улице, а не под ним.
Старик сбросил с себя меховое одеяло и сел, прислушиваясь к щелканью оленьих копыт и невнятному разговору на улице. "Видать, кто-то из стада приехал", - подумал Ямай. Он надел кисы, затем нащупал впотьмах малицу, напялил ее на себя и вышел из чума в морозную темень.
Две чем-то нагруженные оленьи упряжки стояли возле чума. Около них копошился человек. Тут же недалеко стоял второй и, махая рукавами, снимал с себя дорожную одежду - гусь. Люди показались старику незнакомыми, он спросил:
- Кого добрый ветер занес?
Тот, что был у нарты, выпрямился.
- Что, не узнал, отец? Здравствуй!
- Алет! - радостно воскликнул Ямай.
Они крепко обнялись. Сын спросил:
- Наверное, не ожидали?
- Да ведь ты не сообщил, когда точно приедешь.
- Я и сам не знал, когда удастся выехать. Случайно попутная нарта попалась. А мама спит? Здорова?
- Здорова. Сейчас разбужу, обрадую. - Ямай быстро пошел в чум.
Вскоре Алет и хозяин упряжки сидели за столиком вместе со стариками, ели строганину из мерзлой оленины, о которой так часто вспоминал молодой зверовод в Салехарде. Старая Хадане, в накинутой на плечи новой клетчатой шали - подарок Алета, любовалась красивым сыном и повторяла:
- Ну вот, наконец-то ты приехал! Теперь материнскому сердцу будет легче.
Двадцатипятилетний Алет, стройный и гибкий, со светлым лицом, карими глазами, чуть вздернутым носом, был похож на мать. Черные, кудрявые, подстриженные сзади волосы казались шапкой на его голове. Тонкие, темные брови и темный пушок над верхней губой отчетливо выделялись на чуть обветренном лице. Он был в меховых кисах и в белой рубахе, заправленной в брюки.
Ответив на вопросы родителей о его городской жизни, стал расспрашивать про дела родного колхоза. Старики охотно подробно рассказывали сыну про колхозные дела, как бы стараясь подальше отодвинуть разговор о доме. Однако радость по случаю приезда сына была так велика, что старики под конец сообщили о готовности дома. Только отец сказал все же:
- Ну и пускай! Нам-то что. - Он собирался закурить новую красивую трубку, привезенную ему в подарок.
Алет обрадовался, но почему-то ни слова не промолвил о переселении в дом, и старики еще более оживились.
Утром после завтрака Алет рассчитался с хозяином упряжки и хотел было снять с нарты какую-то тяжелую вещь, но, подумав, попросил:
- Подвези это к нашему дому, чтобы мне не тащить на себе.
Хозяин упряжки согласился. Ямай, попыхивая новой трубкой, стоял рядом. Выло еще темно, и старик не мог разглядеть, что лежит на нарте.
Он подошел ближе и, пощупав спинку кровати, удивился:
- Это что такое?
- Это, отец, железная кровать, хорошая, большая.
Если бы другая вещь была на нарте, старик еще бы не раз пощупал ее, похвалил бы, спросил, сколько стоит, но Ямай знал, что эта покупка Алета нужна только тем, кто живет в доме. Старик промолчал, потихоньку отошел в сторону. "Совсем по-городскому жить хочет, - подумал он, глядя на сына, одетого в пальто, шапку-ушанку с кожаным верхом и валенки. - И сам на городского похож".
Алет обратился к отцу, показывая на нарту:
- Садись, отец, подъедем к нашему дому.
- Сам дорогу знаешь, зачем мне ехать туда? - сухо ответил Ямай.
Алет пожал плечами и погнал упряжку. Ямай с грустным видом долго смотрел вслед уходящим в темноту нартам. И когда они скрылись за штабелями досок, вошел в чум.
- А где Алет? - с беспокойством спросила жена.
Старик рассказал о привезенной сыном железной кровати и начал ругать Алета. Хадане подхватила:
- Вот и дождались радости: сын приехал, - заговорила она. - Вместо того чтобы помочь нам в беде, сам немедленно начал вселяться в дом. Даже не посоветовался с нами. Вот какие нынче дети. Тьфу!
- Тэтако Вануйте только этого и надо. Ему лишь бы план выполнить. - Ямай сидел на своем обычном месте и зачем-то держал в руках обе трубки - старую и новую.
Старуха вздохнула.
- Быстро договорятся. А потом Алет поспешит сделать в сельсовете бумагу о женитьбе на Сэрне. Недаром широкую кровать привез. Она-то небось не откажется в доме жить, науськает глупого парня скорее из чума уйти.
- Науськает, так я думаю, - подтвердил старик. - Только Сэрне-то, говорят, уже в доме живет.
- В доме, да не в своем. Брат хозяин. А тут она хозяйкой будет.
- Почему она, а не мы? - неожиданно вырвалось у Ямая.
Хадане грозно уставилась на мужа.
- Что значит мы? Ты в уме или тоже в дом захотел?
Старик стал оправдываться: мол, не то хотел сказать, оговорился. А Хадане, и без того расстроенная, вспыхнула, как сухая хвоя на горячих углях. Она принялась ругать старика, что он позволил Алету увезти в дом кровать, не надоумил сперва позаботиться о работе да подольше побыть с родителями, с которыми не виделся столько времени.
- Опять я виноват, вот беда, - Ямай тяжело вздохнул, хотел было что-то сказать, но махнул рукой, встал и вышел на улицу.
* * *
К обеду Алет вернулся веселый, возбужденный. Снимая пальто, он рассказал, как в правлении обрадовались его приезду. Звероферма почти уже готова, нужно только привезти зверей и начать работу. А сейчас ему дали неделю для отдыха и устройства семейных дел.
- Обошел всю факторию. Здорово изменилась - вырос большой поселок, - с радостью сказал Алет.
Печальные Ямай и Хадане молчали и делали вид, будто его совсем не слушают.
- Что случилось? Почему такие печальные? - спросил Алет.
- Из-за тебя, хорошего нашего сына, - с дрожью в голосе ответила мать, рассеянно помешивая ложкой в кастрюле.
- Из-за меня? Что плохого я сделал?
- Заживо хочешь схоронить нас, вот что, - Хадане поднесла к глазам край накинутой на узкие плечи шали, привезенной сыном.
- Что ты, мама, что ты? - Алет опустился рядом с отцом на оленью шкуру и улыбнулся.
Старик сидел молча, внимательно прислушиваясь к разговору старухи с сыном. Хадане прерывистым голосом продолжала:
- Зачем в дом кровать увез? Туда перейти собираешься?
Алет опять улыбнулся:
- Стоит ли из-за этого расстраиваться? Дом-то какой хороший! Вы видели? Нет? Напрасно. Очень хороший дом. Я в его каждый уголок заглянул. Везде хорошо сделано. Даже печку проверил - нисколько не дымит. Я уже документы на него получил - вот они! - сын вынул из кармана бумаги. - Теперь мы хозяева этому дому. Можем хоть завтра вселиться.
- Завтра? - не выдержал отец. - Это как же так, сынок? Мы что, для тебя ничего не значим? Нельзя было посоветоваться с нами, с родителями? Плохо это, так я думаю.
А старая Хадане отошла на свою половину и тихо-тихо заплакала.
Алет сокрушенно развел руками:
- Вот беда. Как же быть?
Они долго молчали, погруженные в невеселые мысли. Алет еще несколько раз повторил вслух: "Как же быть? Как же быть?" Видно было, что он действительно растерялся и не знал, что же ему делать, как поступить. Никогда не было такого случая, чтобы родители так решительно восставали против него.
- Хорошо, - наконец сказал он. - Я подумаю, посоветуюсь с людьми. Мне не хочется огорчать вас, а потом страдать, мучиться из-за этого. Я же люблю вас, сами знаете.
- Вот это другое дело, - оживился Ямай. - Конечно, все хорошенько обдумать надо.
Хадане тоже заговорила:
- Ты любишь нас, милый сын, а мы любим тебя. Ты у нас единственный, вся наша надежда и опора.
Алет направился к умывальнику.
- Обедать-то скоро будем?
- Сейчас соберу, - мать легко поднялась и принялась хлопотать возле низенького столика.
Отец весело воскликнул:
- Верно, давно пора обедать. Ведь и вода иногда заволнуется, да опять успокоится.
Обед прошел почти что в молчании. Старик пытался завести беседу про разные дела, но разговор почему-то никак не клеился. Алет сидел и думал: "Ну как же быть? Где найти выход?"
После обеда он надел малицу и счистил снег возле чума, а потом незаметно куда-то исчез. Может, к своей невесте убежал? Кто его знает. Они давно не виделись, поди, соскучились.
* * *
Алет вернулся вечером какой-то странный: с родителями разговаривал рассеянно, отвечал невпопад и вызывал у них смех. Он помог матери приготовить ужин и попросил сварить еды побольше и повкусней.
"Соскучился по домашней еде, - решила Хадане. - Да и проголодался, видно".
Перед ужином пришел к Тэседам учитель Максим Иванович. В чуме все обрадовались его приходу.
- Зашел навестить, - сказал, поздоровавшись, Максим Иванович. - Давненько не был, все некогда, а ведь мы друзья с вами.
- Как же, как же! - ответил старик.
Максим Иванович спросил стариков про их здоровье и жизнь.
- Нам лекарь Калина Палона болеть не разрешает, - шутил Ямай и пригласил гостя сесть рядом. - Наши стариковские кости, верно, другой раз ноют, да уж, видно, так должно быть.
- Болеть не надо, - сказал гость.
Старик засмеялся.
- Вот и ты не велишь. Как тут будешь болеть?
Максим Иванович тоже засмеялся, потом сказал:
- Красивая у тебя трубка.
- Сын в подарок привез, а старухе - шаль вон какую, - с гордостью сообщил Ямай.
- Молодец. Значит, не забыл о своих родителях. Теперь с сыном вам еще лучше будет. Скучали без него? - Гость сидел на оленьей шкуре, скрестив ноги совсем как ненец.
- А как же, скучаем - о тундре, об оленях тоже очень скучаем. - Хадане накрывала на стол.
- Я каждую ночь тундру и оленей во сне вижу, - вмешался Ямай. - Как их забудешь? Их никогда не забыть. Всю жизнь в тундре с оленями кочевали. Своих-то оленей у меня не было. Недаром ведь фамилия у нас Тэседа - Безоленный. Раньше мы со старухой у богача оленщика Хороли батрачили, его оленей пасли. Ты, Максим Иванович, помнишь, сам ведь помогал нам уйти в колхоз. Теперь у меня оленей не меньше, чем у богача Хороли: десять тысяч голов в колхозе. А нас от них оторвали, в поселок привезли. Разве это хорошо? Это шибко плохо, так я думаю.
Алет не вмешивался в разговор. Он помогал матери: наколол и принес дров, подложил их в печь, нарезал хлеб.
- Да? - в ответ старику сказал учитель. - Не зря привезли в поселок колхозников, отец, не зря. Настало время переходить на оседлую жизнь, с кочевкой кончать надо.
- М-да… - промолвил старик.
Хадане пригласила всех к ужину.
- Подвигайся к столу, Максим Иванович. Старуха хорошее жаркое приготовила, - пригласил Ямай.
А жаркое и верно оказалось на славу. Учитель попробовал и сразу же похвалил хозяйку. Та легонько вздохнула:
- Когда-то умела готовить хорошо. Теперь уже силы у меня мало. Скоро совсем не будет.
- Надо молодую хозяйку взять. Ведь Алета-то, пожалуй, и женить уже пора. Невеста у него есть, кажись, неплохая - Сэрне Лаптандер, - сказал гость, беря ложкой из глубокой сковородки жирную оленину. - Вот перейдете в свой дом, жените Алета и тоже начнете помогать колхозу.
- Чем? - Ямай уставился на гостя, держа на ломтике хлеба кусок жаркого.
- А вот чем. У молодых появятся дети. Когда Алет с женой уйдут на работу, вы будете нянчить внучат - вот и ваша помощь колхозу! И тогда уж скучать вам будет некогда.
- Верно, верно. Правдивое слово дороже денег, - старик хотел было еще что-то добавить, но осекся и виновато посмотрел на жену.
На минуту все замолчали. Хадане, опустив голову и по-стариковски медленно пережевывая пищу, задумалась. И вздохнула:
- Страшно в дом переходить.
- Бояться не надо, - продолжал учитель. - Теперь в какой колхоз ни придешь, везде переходят на оседлость. Значит, весь народ тундры пойдет по этой дороге, и отставать не следует. Вот скажи, отец Ямай, если от стада олень отстанет, что с ним будет?
Старик не задумываясь ответил:
- Может в чужое стадо попасть, может потеряться, одичает, и в свое стадо его уже не пустят.
- Так же и с людьми бывает. Помните Тяпку Яунгада? Он ведь батрачил у Хороли и, как верный пес, остался служить своему хозяину, когда все в колхозы объединялись. А потом один с женой кочевал по тундре со своими оленями. И чем все это кончилось?
Ямай поднял седую голову.
- Тяжело пришлось Тяпке, ой как тяжело! В колхозе мы хорошо жить стали, тогда Тяпка в колхоз стал проситься. Наверное, думал, он умнее нас. А мы его в колхоз не хотели принимать.
- Почему?
Старик Ямай пожал покатыми плечами:
- А как же иначе? Он колхоз поднимать не помогал, на готовое пришел. Ну потом, верно, приняли его, жалко стало: бедняк все-таки, да и темный был, совсем темный. Слепой, глупее животного.
Учитель положил ложку на столик и, вытирая носовым платком жирные губы, продолжал рассказывать:
- Через несколько лет в тундре люди будут богато жить. Зайдешь в дом ненца и удивишься: яркий свет горит, радио играет, и молодые и старики - все веселые, жизнерадостные, одеты хорошо. Одни сидят - книги, газеты читают. Другие спорят. Не по-плохому, а по-хорошему спорят: не знают, что купить на заработки. Один говорит: "Надо всей семье по новому костюму купить и по красивой малице сшить". Другой говорит: "Надо на эти деньги всей семьей в Москву съездить, Москву посмотреть". Откуда у них столько денег? Вот откуда: колхоз-то теперь оседлый, все колхозники заняты работой, у всех заработанного много. А в доме Алета лучше всех: он же заведующий зверофермой, одних черно-бурых лисиц полтысячи! Доход-то какой колхозу! "Ну, как живешь, Алет?" - спросишь его. "Очень хорошо живу, - ответит Алет, - детишки растут, все здоровы. Плохо только - стариков нет". - "А где они?" - "Да они в чуме живут, - скажет Алет, - не захотели со мной в доме поселиться, в тундру уехали, одни со своими оленями кочуют. Теперь просятся в дом, а народ не велит принимать, колхозники говорят: "Они нам оседлую жизнь строить не помогали, все ругали нас, себя умнее нас считали. Теперь на готовое идти хотят. Пускай помучаются, как Тяпка…"".
Старики сидели опустив головы.
Ямай взглянул на жену, затем посмотрел на пустую сковородку на столе и спросил старуху:
- А чай почему не подаешь?
Хадане с накинутой на плечи клетчатой шалью сидела притихшая. Она, казалось, даже не слышала слов старика. Алет, вертя в руке ложку, сияющими глазами смотрел на учителя, словно только это и хотел слышать от него. Когда Ямай упомянул о чае, Алет посмотрел на стол и убрал лишнее. Старуха будто очнулась и с какой-то особой расторопностью начала разливать крепкий, ароматный чай.
Горячий чай пили со сгущенным молоком, лепешками и мороженой морошкой. Алет сидел, то и дело поглядывая на учителя, будто ожидая от него еще чего-то.
После ужина, вдоволь наговорившись, Максим Иванович вдруг сказал:
- Да, чуть не забыл. Ваш друг Вэрья обижается на вас.
- Обижается? За что? - изумились старики.
- "Когда, говорит, в чуме жил, Ямай и Хадане навещали меня, а теперь совсем не заходят. Наверно, сердятся, что в доме живу". - Гость поднял голову. - Он ведь всех старше в колхозе, надо уважать его. Вы говорите, вам вдвоем скучно, а Вэрья весь день один сидит. Нехорошо так делать, очень нехорошо. Зашли бы к нему.
Старики молча переглянулись.
- Что верно - то верно, нехорошо получается. - Ямай выбил из трубки пепел, снова набил ее табаком.
- Надо сходить к нему, - заговорила старуха, - а то умрет старый человек, так и не попрощаемся.
- Конечно, - поддержал сын. - Вы бы посмотрели, как у них хорошо в доме.
Старики снова переглянулись, - значит, сын уже побывал у невесты.
Максим Иванович посоветовал старикам побольше быть с народом: пройтись по поселку, посмотреть, как колхозники строят дома, поговорить с ними, зайти в контору, там всегда людно, побеседовать с молодыми охотниками, оленеводами, помочь им своим советом.
Поговорив еще немного, Волжанинов стал собираться домой.
- Теперь буду знать, что старики Тэседы здоровы и живут хорошо.
Хозяева уговаривали его посидеть еще немного, но учитель задерживаться больше не мог. Ему вечером предстояло проверить целую стопку ученических тетрадей и подготовиться к урокам.
Максим Иванович, пожимая руки старикам, опять словно вспомнил:
- Да, а дом свой видели?
- Я видел, - ответил Ямай.
- Ну и как?
- Ничего, хороший дом, красивый, так я думаю.
- А хозяйка видела?
Старики промолчали. За них ответил сын:
- Не видела еще.
- Вот это нехорошо, - осудил гость, держа в руке пыжиковую шапку-ушанку. - Надо посмотреть, все ли добротно сделано, так, как надо, может, где недоделки есть.
Старики опять переглянулись и вздохнули.
Волжанинов стоял одетый в тюленью тужурку и чуть не доставал головой до шеста чума. Он легонечко потрогал рукой длинные, свисающие почти до плеч белые волосы Ямая и, встретив его взгляд, промолвил:
- В косы надо заплести. Почему распустил волосы?
- Зачем в косы? Стричь надо, - засмеялся старик. - Некому было, теперь Алет приехал, пострижет.
Учитель еще раз пожелал старикам доброго здоровья и стал прощаться с Алетом. Тот, крепко пожимая руку Максиму Ивановичу, благодарно взглянул ему в глаза.
Гость весело подмигнул:
- Ничего, молодой зверовод, все будет в порядке.