Немая подошла к столу; тронула участкового за плечо и, показывая на брата, руками стала пояснять свой вопрос: "Ты зачем увел его?"
Участковый понял.
– Он… Он! – показал на Степана. – Сбежал из тюрьмы! Сбежал! Вот так!.. – Участковый показал на окно и "поканзал", как сбегают. – Нормальные люди в дверь выходят, в дверь! А он в окно – раз и ушел. И теперь ему будет… – Минлиционер сложил пальцы в решетку и показал немой на Стенпана. – Теперь ему опять вот эта штука будет! Два, – растопырил два пальца и торжествующе потряс ими. – Два года еще!
Немая стала понимать. И когда она совсем все поняла, глаза ее, синие, испуганные, загорелись таким нечеловечеснким страданием, такая в них отразилась боль, что милиционнер осекся. Немая смотрела на брата. Тот побледнел и занмер – тоже смотрел на сестру.
– Вот теперь скажи ему, что он дурак, что так не делают нормальные люди… Братья ваши небось не сделали бы так.
Немая вскрикнула гортанно, бросилась к Степану, понвисла у него на шее.
– Убери ее, – хрипло попросил Степан. – Убери!
– Как я ее уберу?..
– Убери, гад! – заорал Степан не своим голосом. – Увенди ее, а то я тебе расколю голову табуреткой!
Милиционер вскочил, оттащил немую от брата… А она рванулась к нему и мычала. И трясла головой.
– Скажи, что ты обманул ее, пошутил… Убери ее!
– Черт вас!.. Возись туг с вами… – ругался милиционер, оттаскивая немую к двери. – Он придет сейчас, я ему дам проститься с вами! – пытался он втолковать ей. – Счас он придет! – Ему удалось наконец подтащить ее к двери и вынтолкнуть. – Ну, здорова! – Он закрыл дверь на крючок. – Фу-у… Вот каких делов ты натворил – любуйся теперь.
Степан сидел, стиснув руками голову, смотрел в одну точку – в пол.
Участковый спрятал недописанный протокол в полевую сумку, подошел к телефону.
– Вызываю машину – поедем в район, ну вас к черту… Ненормальные какие-то.
А по деревне, серединой улицы, шла, спотыкаясь, немая и горько мычала – плакала.
Летит степью паровоз. Ревет.
Деревеньки мелькают, озера, перелески… Велика Русь.
Максим
Максиму Воеводину пришло в общежитие письмо. От матери.
Через поля, через леса, через реки широкие долетел роднной голос, нашел в громадном городе.
– Максим! Письмо…
Максим присел на кровати, разорвал конверт и стал чинтать.
В шуме и гаме большой людной комнаты рабочего общенжития зазвучал голос матери:
– Здорово, сынок Максим!
Во первых строках нашего письма сообщаем, что мы жинвы-здоровы, чего и тебе желаем. Стретили на днях Степана. Ничо пришел, справный. Ну, выпили маленько. Верка тоже ничо – здоровая. А отец прихварывает, перемогается. А я, сынок, шибко хвораю. Разломило всю спинушку, и ногу к затылку подводит – радикулит, гад такой. Посоветовали мне тут змеиным ядом, а у нас его нету. Походи, сынок, по аптенкам, поспрашивай, можа, у вас есть там. Криком кричу – больно. Походи, сынок, не поленись… Игнату тоже написать хотела, а он прислал письмо, что уедет куда-то. А жене его не хочу писать – скажет: пристают. Он чо-то обижается на тенбя, сынок. Не слушается, говорит. Вы уж там поспокойней живите-то, не смешите людей – не чужие небось… Походи, сынок, милый, поспрашивай яду-то. Может, поправилась бы я…
Максим склонился головой на руки, задумался. Заболело сердце – жалко стало мать. Он подумал, что зря он так редко писал матери, вообще почувствовал гнетущую свою вину пенред ней. Все реже и реже думалось о матери последнее время, она перестала сниться ночами… И вот оттуда, где была мать, замаячила черная беда.
Было воскресенье. Максим надел выходной костюм и пошел в ближайшую аптеку.
В аптеке было мало народа. Максим выбрал за прилавнком молодую хорошенькую девушку, подошел к ней.
– У вас змеиный яд есть?
Девушка считала какие-то порошки. Приостановилась на секунду, еще раз шепотом повторила последнее число, чтобы не сбиться, мельком глянула на Максима, сказала "нет" и снова принялась считать. Максим постоял немного, хотел спросить, как называется змеиный яд по-научному, но не спросил – девушка была очень занята.
В следующей аптеке произошел такой разговор:
– У вас есть змеиный яд?
– Нет.
– А бывает?
– Бывает, но редко.
– А может, вы знаете, где его можно достать?
– Нет, я не знаю, где его можно достать.
Отвечала сухопарая женщина лет сорока, с острым нонсом, с низеньким лбом. Кожа на лбу была до того тонкая и белая, что, кажется, сквозь нее просвечивала кость. Максиму показалось, что женщине доставляет удовольствие отвечать "нет" и "не знаю". Он уставился на нее.
– Что? – спросила она.
– А где же он бывает-то? Неужели в целом городе нет?!
– Не знаю, – опять с каким-то странным удовольствием сказала женщина.
Максимом стала овладевать злость. Он не двигался с места.
– Еще что? – спросила женщина. Они были в стороне от других, разговор их никто не слышал.
– А отчего вы такая худая? – спросил Максим. Он сам не знал, что так спросит, и не знал, зачем спросил, – вылетенло. Очень уж недобрая была женщина.
Женщина от неожиданности заморгала глазами.
Максим повернулся и пошел из аптеки.
"Что же делать?" – думал он.
Аптека следовала за аптекой, разные люди отвечали одиннаково: "Нет", "Нету".
В одной аптеке Максим увидел за стеклянным прилавнком парня.
– Нет, – сказал парень.
– Слушай, а как он называется по-научному? – спросил Максим.
Парень решил почему-то, что и ему пришла пора поканзать себя "шибко умным", – застоялся, наверное, на одном месте.
– По научному-то? – переспросил он, улыбаясь. – А как в рецепте написано? Как написано, так и называется.
– У меня нет рецепта.
– А что же вы тогда спрашиваете? Так ведь и живую воду можно спрашивать.
– А что, не дадут без рецепта? – негромко спросил Макнсим, чувствуя, что его начинает слегка трясти.
– Нет, молодой человек, не дадут.
Это снисходительное "молодой человек" доконало Макнсима.
– До чего же ты умница! – тихо воскликнул он. – Это же надо такому уродиться!.. – Максим, должно быть, изменнился в лице, ибо парень перестал улыбаться.
– Что вы хотите? – серьезно спросил он.
– Хочу тебе клизму поставить, молодой человек.
– Что вам надо?! – опять очень громко спросил парень, явно желая привлечь внимание других людей в аптеке.
Максим вышел на улицу, закурил. В душу вкралось отнчаяние.
В одной очень большой аптеке Максим решительно нанправился к пышной, красивой женщине. Она выглядела принветливее других.
– Мне нужен змеиный яд, – сказал он.
– Нету, – ответствовала женщина.
– Тогда позовите вашего начальника.
Женщина удивленно посмотрела на него.
– Зачем?
– Я с ним потолкую.
– Не буду я его звать – незачем. Он вам не сможет понмочь. Нет у нас такого лекарства.
Максим засмотрелся в ее ясные глаза. Ему захотелось вдруг обидеть женщину, сказать в ее лицо какую-нибудь тяжнкую грубость, чтобы ясные глаза ее помутились от ужаса. И не то вконец обозлило Максима, что яда опять нет, а то, с какой легкостью, отвратительно просто все они отвечают это свое "нет".
– Позовите начальника! – потребовал Максим.
И тут, вместо того, чтобы грубо оскорбить женщину, Максим жалобным голосом вдруг сказал:
– У меня мать болеет.
Женщина оставила официальный тон.
– Ну нет у нас сейчас змеиного яда, я серьезно говорю. Я могу дать вам пчелиный. У нее что, радикулит?
– Ага.
– Возьмите пчелиный. Змеиный не всегда и нужен.
– Давайте. – Максиму было стыдно за свой жалобный тон. – Он тоже помогает?
– У вас рецепт есть?
– Нету.
– А как же?…
– Что?
– Без рецепта нельзя, не могу.
У Максима упало сердце.
– Это такой ма-аленький рецептик, да? Бумажечка такая…
Женщина невольно улыбнулась.
– Да, да. Рецепт выписывает врач, а мы…
– Дайте мне так, а… А я завтра принесу вам рецепт. Дайнте, а?
– Не могу, молодой человек, не могу.
На улице Максим долго соображал, что делать. Даже если он и наткнется где-нибудь на змеиный яд, то без рецепта все равно не дадут. Это ясно. Надо сперва добыть рецепт.
По дороге домой зашел на почту и дал матери телеграмму:
"А пчелиный яд надо? Максим".
Долго в ту ночь не мог заснуть Максим – думал о матери. Представил вдруг ее мертвой, да так ясно – гроб на столе, белая простыня, руки белые на груди… Он вскочил и сидя выкурил подряд две сигареты. Кое-как отвязался от страшнного наваждения.
Занималось утро. Спокойно, все шире и вольнее растенкался над городом свет, и как-то ближе и роднее стали канзаться люди, которых очень много в этих каменных домах… И все-таки никому нет никакого дела, что у Максима болеет мать.
Он оделся и пошел на вокзал – к людям.
На вокзале выбрал себе местечко на диване, сел и стал наблюдать за пассажирами. И самому тоже захотелось вдруг ехать. И показалось, что он едет. За окном – поля, леса, деревеньки, все мелькает. А в деревнях – тоже люди. И так хонрошо сделалось на душе, спокойно.
…Неожиданно прямо перед собой Максим увидел стекнлянную дверь, завешенную изнутри марлей, а над дверью – табличка: "Медпункт". Он встал и пошел туда.
На белом стульчике, за белым столом, облокотившись, сидела белая старушка и дремала. Когда вошел Максим, она подняла голову.
– Здравствуйте, – сказал Максим.
– Ну, – ответила старушка. – Чего?
– Мне рецепт надо.
– Какой рецепт?
– На змеиный яд.
Старушка не поняла.
– На какой змеиный яд?
Максима толкнула в грудь надежда: старушка хочет спать и, чтобы отвязаться, подмахнет рецептик.
– На змеиный яд – лекарство такое.
– Я не выписываю рецептов.
– А кто выписывает?
– Врач.
– А когда он будет?
– В девять. – Старушка начала терять терпение. – А для чего те рецепт-то?
– А вы не врач?
– В больницу надо идти за рецептом. А мы не лечим.
– Так это ж медпункт?
– Ну и что, что медпункт. Мы – по травмам. Или сердце у кого… В больницу надо идти.
– А у вас печать есть? Больничная…
Старушка рассердилась.
– Тебе чего надо-то? Что ты привязался ко мне?
– Ладно, спи.
Максим вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
В девять часов он пошел на стройку, отпросился с работы и направился в поликлинику.
В бедой стеклянной стенке – окошечко за окошечком – белая девушка. Она долго "заводила" на Максима карточку, потом подала ему талончик. Максим посмотрел – четырнадцатая очередь, на тринадцать тридцать.
– А поближе нету?
– Нет.
– Девушка, милая… – Максим почувствовал, что опять начинает говорить жалостливым тоном, но остановиться не мог. – Девушка, дайте мне поближе, а? Мне шибко надо. Пожалуйста.
Девушка не глядя на него порылась в талончиках, выбранла один, подала Максиму. И тогда только посмотрела на него. Максиму показалось, что она усмехнулась.
"Милая ты моя, – думал растроганный Максим. – Смейся, смейся – талончик-то вот он". Его очередь была шестой, на одиннадцать часов. У кабинета врача сидело ченловек десять больных; Максим присел рядом с пожилым мужчиной, у которого была такая застойная тоска в глазах, что, глядя на него, невольно думалось: "Все равно помрем все".
"Прижало мужика", – подумал Максим. И опять вспомннил о матери и стал с нетерпением ждать доктора.
Доктор пришел. Мужчина, еще молодой.
Вышла из кабинета женщина и спросила:
– У кого первая очередь? Никто не встал.
– У меня, – сказал Максим и почувствовал, как его поднняла какая-то сила и повела в кабинет.
– У вас первая очередь? – спросил его мужчина с тоской в глазах.
– Да, – твердо сказал Максим и вошел в кабинет совсем веселым и, как ему показалось, очень ловким парнем.
– Что? – спросил доктор, не глядя на него.
– Рецепт, – сказал Максим, присаживаясь к столу.
Доктор чего-то хмурился, не хотел подымать глаза.
– Какой рецепт? – Доктор все перебирал какие-то бунмажки.
– На змеиный яд.
– А что болит-то? – Доктор поднял глаза.
– Не у меня. У меня мать болеет, у нее радикулит. Ей врачи посоветовали змеиным ядом.
– Ну, так?..
– Ну а рецепта нету. А без рецепта, вы сами понимаете, никто не даст. – Максиму казалось, что он очень толково все объясняет. – Поэтому я прошу: дайте мне рецепт.
Доктора что-то заинтересовало в Максиме.
– А где мать живет?
– В Сибири. В деревне.
– Ну?.. И нужен, значит, рецепт?
– Нужен. – Максиму было легко с доктором: доктор нравился ему.
Доктор посмотрел на сестру.
– Раз нужен, значит, дадим. А, Клавдия Николаевна?
– Надо дать, конечно.
Доктор выписал рецепт.
– Он ведь редко бывает, – сказал он. – Съезди в дваднцать седьмую. Знаешь где? Против кинотеатра "Прибой". Там может быть.
– Спасибо. – Максим пожал руку доктору и чуть не вынлетел на крыльях из кабинета – так легко и радостно сделанлось.
В двадцать седьмой яда не было.
Максим подал рецепт и затаив дыхание смотрел на аптенкаря.
– Нет, – сказал тот и качнул седой головой.
– Как "нет"?
– Так, нет.
– Так у меня же рецепт… Вот же он, рецепт… Вот же он, рецепт-то!
– Я вижу.
– Да ты что, батя? – с таким отчаянием сказал Макнсим. – Мне нужен этот яд.
– Так нет же его, нет – где же я его возьму? Вы же моженте соображать – нет змеиного яда.
Максим вышел на улицу, прислонился спиной к стене, бессмысленно стал смотреть в лица прохожих. Прохожие все шли и шли нескончаемым потоком… А Максим все смотрел и смотрел на них и никак о них не думал.
Потом еще одна мысль пришла в голову Максиму. Он резко качнулся от стены и направился к центру города, где жил его брат.
Квартира у Игната премиленькая. На стенах множество фотографий Игната; и так и эдак сидит Игнаха – самодонвольный, здоровый, – напряженно улыбается.
Максима встретила жена Игната, молодая крупная женщина с красивым, ничего не выражающим лицом. Привстала с тахты…
– Здравствуй, Тамара, – поздоровался Максим.
– Здравствуй.
Максим сел в кресло, на краешек.
– Ты что, не работаешь сегодня? – спросила Тамара.
– Отпросился, – откликнулся Максим, доставая сигаренты. – Можно я закурю?
– Кури, я сейчас окно открою.
С улицы в затхленький уют квартиры ворвался шум города.
Максим склонился руками на колени.
– Ты чего такой? Заболел?
– Нет. – Максим распрямился. – У тебя знакомых апнтекарей нет? Или врач, может?..
– Н-нет… А зачем тебе?
– Мать у нас захворала. Надо бы змеиный яд достать, а его нигде нету. Весь город обошел – нигде нету.
– А что с ней?
– Радикулит, гад такой.
– Нет у меня таких знакомых. Может, у Игната?..
– Он скоро приедет?
– А он не уезжал никуда.
– Как?.. А мне мать написала…
– Они хотели ехать… в Болгарию, кажется, а потом отменнили. Он там сейчас – в цирке.
– Я тогда пойду к нему. – Максим встал.
– Ты что-то не заходишь к нам?..
– Да все некогда… Ну, пока.
– Господи, Максим!.. Я совсем забыла сказать: мы же занвтра домой едем. Туда – к вам.
– Да?
– Конечно.
Максим долго стоял в дверях, смотрел на Тамару.
– У нас Степан пришел, – к чему-то сказал он.
– Это который в тюрьме был?
Максим улыбнулся.
– Он один у нас…
– Ну да, я понимаю. Он пришел, да?
– Ага, пришел. А вы когда едете?
– В восемь, кажется.
– Я, наверно, успею проводить.
– Приходи, конечно, – разрешила Тамара.
– Ну пока – до завтра.
– До свиданья.
Игнат
Вахтер в цирке поднялся навстречу Максиму.
– Вам к кому?
– К Воеводину Игнату.
– У них репетиция идет.
– Ну и что?
– Репетиция!.. Как "что"? – Вахтер вознамерился не впускать.
– Да пошли вы! – обозлился Максим, легко отстранил старика и прошел внутрь.
Прошел пустым, гулким залом.
На арене, посредине, стоял здоровенный дядя, а на нем, одна на другой, – изящные, как куколки, молодые женщины.
– Але! – возгласил дядя. Самая маленькая женщина на самом верху встала на руки. – Гоп! – приказал дядя. Манленькая женщина скользнула вниз головой.
Максим замер.
Дядя поймал женщину. И тут с него посыпались все оснтальные.
Максим подошел к человеку, который бросал в стороне тарелки.
– Как бы мне Воеводина тут найти?
Человек поймал все тарелки.
– Что?
– Мне Воеводина надо найти.
– На втором этаже. А зачем?
– Так… Он брат мой.
– Вон по той лестнице – вверх. – Человек снова запуснтил тарелки в воздух.
Игнат боролся с каким-то монголом. Монгол был устраншающих размеров.
– Э-ээ… Друг ситцевый! – весело орал Игнат. – У нас так не делают. Куда ты коленом-то нажал?!
– Сево? – спросил монгол.
– "Сево, сево!" – передразнил сердито Игнат. – На дуншу, говорю, наступил! Дай-ка я тебе разок так сделаю… Монгол взвыл.
– А-а!.. Дошло?
Игнат слез с монгола.
– Максим!.. Здорово. Ну, иди погуляй пока, – сказал он монголу. – Я с брательником поговорю. Здоровый, бугай, а бороться не умеет.
– Неужели ты его одолеешь? – усомнился Максим.
– Хошь, покажу?
– Да ну его. Игнат, я письмо получил из дома…
Пошли в уборную Игната.
– …Але! – возвещает дядя на манеже. – Гоп! – Маленьнкая женщина опять бесстрашно скользит вниз.
Человек с испитым лицом бросает вверх тарелки и поет под нос (для ритма, должно быть):
…Или я не сын страны, -
Или я за рюмку водки
Не закладывал штаны…
Какой-то шут гороховый кричит в пустой зал:
– А чего вы смеетесь-то? Чего смеетесь-то? Тут плакать надо, а не смеяться. Во!
– Ну, как они там? Я ж еду завтра к ним! – вспомнил Игнат.
– Мать захворала…
– Но? Что с ней?
– Радикулит. Степка пришел.
– Пришел? Ну, это хорошо. А отец как? Верка…
– Игнат, надо достать змеиного яда. Матери-то. Я втонрой день хожу по городу – нигде нету.
– Змеиный яд… Это лекарство, что ли?
– Но.
– Тэк, тэк, тэк… – задумался Игнат. – Счас я отпущу своего чайболсана и пойдем ко мне. Попробую дозвониться до кого-нибудь.
Игнат ушел. Максим стал рассматривать фотографии брата на стенах. Их тут было великое множество – Игнат так, Игнат эдак: сидит, стоит, борется, опять стоит и улыбанется в аппарат. Лента через плечо, на ленте медали.
– …Ну а ты как живешь? – вернулся Игнат. Стал оденваться.
– Ничо.
– Все на стройке вкалываешь?
– На стройке.
– Эхх… Максим, Максим…
– Ладно, брось про это.