- Ты, пожалуй, оденься - мокрый, еще простынешь. - Горлов снял с себя пиджак с понапиханными в карманы бумажками.
- А вы?
- Мне жарко, я работаю, а тебя прохватит.
Он закутал Юрку, подоткнул со всех сторон, к Юрка, чтобы показать, что он за прошлое ничуть не обижается и приемлет предложенный мир, спросил:
- Дядь Миш, что вы делаете это ручкой?
- Гм… много знать будешь, скоро состаришься, - буркнул Горлов, но пояснил: - Это скорости, понял? Вот так первая, а так вторая.
- А сейчас какая?
- Сейчас третья. Еще и четвертая есть! - похвастался шофер. - С ветерком.
- А ну, включите.
- Нельзя, постреленок. Это на асфальте.
- А тогда это зачем?
- Это фары.
- А педалями что делать?
…Вскоре две перегоновские старушки, гнавшие корову, увидели странный автомобиль. Он бешено мчался вперед, вдруг останавливался на полном ходу, пятился назад, потом принимался выписывать кренделя на дороге и полз еле-еле. Глядя на взбесившийся грузовик, старушки решили, что шофер пьяный, сначала поругали, а потом пожалели его.
В это время в кабине Горлов, возбужденный, разгоряченный, кричал:
- Стоп! Теперь включай. Так. Скорость не забудь! Повел, повел! Валяй! - он учил Юрку править.
- Эх, кабы мамка видела, - сказал безгранично счастливый Юрка, перебираясь на свое место. - Дядь Миш, а по совхозу разрешите мне проехать? Ну, когда-нибудь, дядь Миш!
- Когда-нибудь, может, и позволю, - оказал Горлов, смеясь. - И маманьку еще прокатим, с ветерком, да, Юрка?
- Ага! Вы не сердитесь на нее, она очень хорошая.
- Чего же сердиться-то? Женщина серьезная, - задумчиво сказал Горлов. - Однако, Юрка, скверно, что нет у вас отца. Правда. Ты скажи маманьке, пусть выходит замуж, не боится. Скверно без отца, уж я-то знаю, сам без батьки рос, что за жизнь!..
- Да… еще напьется, драть будет, - заметил Юрка.
- Ну, не всякий драть будет, - возразил Горлов. - Тебе бы такого батьку, как я, например. Хотел бы батьку-шофера, с машиной, а, Юрка?
Юрка подумал.
- Нет, - вдруг сказал он.
Горлов насупился. Он натренированным ухом уловил неприятный звук в моторе. "Старые поршня, барахольские, на свалку пора, а директор выгадывает: поезди еще чуток, потяни, нету денег… Эх, жизнь!.." Вспомнил именины, на которые так и не попал, укоризненные глаза Дымовой и ее слова: "Зачем вы стараетесь быть недобрым", - ему стало не по себе.
"Странно, - думал он, косясь на мальчишку, - и как это она отважилась мне его поручить? Разве я вызываю доверие? Я бы должен в ее глазах выглядеть прямо форменным бандитом. А может, во мне есть что-то такое… располагающее? Нет, очень странная… - он хотел подумать "баба", но почему-то подумал "женщина".
Юрка же опять устроился в уголке. Он молчал и думал: что же такое нехорошее он мог ляпнуть, что шофер вдруг так сразу обиделся? Он обнаружил узелок с пирогами прямо у себя под ногами, на полу кабины - грязном и мокром. Ему стало так жалко пирогов, жалко-жалко; нагнуться и поднять он не решался, но все гадал: может, не все куски там испачкались, может, отыщется среди них хороший?
3
Трансформатор пообещали на следующий день отгрузить. Привычно проведя машину по главным улицам, Горлов углубился в узкие, кривые переулки. Он не останавливался в доме колхозника, где надо было платить, а ночевал у разных знакомых, обязанных ему за услуги.
Остановились у низкого дряхлого домика со злющей собакой за забором. Собака гремела цепью, прыгала, хрипела, потом вышла на крыльцо полная, рыхлая женщина и загнала пса в будку. Зевая, она открыла тяжелые ворота, а Горлов осторожно вогнал грузовик в дворик.
- Батюшки, это чья такая девочка? - удивилась женщина.
- Продери глаза, Ивановна, это мужик! - обиделся Горлов.
- Неужто это твой?
- А хотя бы и мой. Хорош?
- Хороший мальчик, да похожи вы как!
- Он лжет, - сказал Юрка, краснея за Горлова.
- Гляди ты! - удивился Горлов. - Не признает. Ну, тогда пошли, гони нам чаи, Ивановна.
- Ах ты, непутевый, - говорила хозяйка, накрывая на стол. - А я было подумала вправду, забыла: не женат ты, пес бездомный.
- Неженатому вольнее, Ивановна! - смеялся Горлов.
- Глупый ты, глупый, - вздохнула она. - Кто детей не имел, тот и жизни не видел. Ты поймешь это в старости. Кабы на меня, запретила бы вам указом, таким бездомным, шалаться!
Горлов хохотал, поддевал хозяйку и Юрку, жадно уплетал щи, но Юрке не хотелось есть. Паясничанье Горлова ему не нравилось. Он загрустил.
- Ты кушай, мальчик, кушай, не слушай его, балбеса, - ласково угощала рыхлая женщина. - У нас тебя никто не обидит, ты не бойся.
- Я не боюсь, - оказал Юрка.
- А ну, одевайся, - вдруг зло сказал Горлов. - Разделаюсь с тобой, да с чистой душой хоть в пивную схожу.
Юрка послушно натянул пиджачок. Он решил вытерпеть все до конца. Молча вышли, пошлепали по лужам, долго петляли по проулкам, добрались до какого-то захудалого магазинчика, где были громадные плащи, целлулоидные игрушки, но детских костюмов не оказалось.
- На Октябрьской должны быть, - мрачно почесался в затылке Горлов.
Пошли на Октябрьскую. Там костюмы были, но для взрослых. Обошли еще три магазина, пока Горлов, обозленный как тот пес в будке, не потащил Юрку к трамвайной остановке.
- Ну, навязала же на мою шею, ну, навязала, - негодовал он, грубо дергая Юрку за руку. - Приедем, пусть мне червонец кладет…
Центр города был пестрый и шумный. В мокром асфальте отражались автомобили, люди и дома; повсюду продавались лотерейные билеты, мороженое, пирожки, шары. Впрочем, Юрке даже не удавалось как следует поглядеть на эти прелести: Горлов тащил его за руку, шагая как лошадь.
В витринах большого двухэтажного магазина с вывеской "Детский универмаг" качались на качелях кот в сапогах, матрешки, крокодилы кушали калоши; стояли деревянные мальчики и девочки, разодетые как на праздник. Но Горлов потащил Юрку на второй этаж, где было тихо, чинно и необозримыми рядами висели пальто, куртки, платья, раскинулись целые россыпи ботинок и туфель.
- Выкладывайте самый крепкий костюм, - мрачно сказал Горлов.
Худенький старичок продавец принес два костюма. Горлов пощупал, помял, посмотрел на свет, чем-то остался недоволен. Пошли в кабину примерять.
- Очень хорошо, - сказал продавец. - И бруки впору.
- Это кули для овса, а брюки пол метут! - рассердился Горлов.
- Бруки на вырост, - обиженно сказал продавец. - Я полагал, вам так и надо. Сначала подшивать, потом отпускать. А если вам не надо, пожалуйста.
- Примерь, Юрка, - морщась, подал Горлов другой костюм. - Жмет?
- Точно по росту вашего сына, - воскликнул продавец. - Если рукава коротковаты, это потому, что у него нестандартная фигура. В плечах же очень хорошо. Правда, не жмет, мальчик?
Юрка от растерянности сам не знал, жмет ему или не жмет, но Горлов решил:
- Жмет! Еще! Все давайте!
- Какой бы костюм вы ни купили, он будет ему жать уже к весне, - сказал старичок. - Дети растут, они так растут, это сплошное несчастье. Покупайте на вырост, это я вам говорю, весной наплачетесь.
- Мы костюмы годами не храним, - гордо сказал Горлов. - Мы их носим, правда, Юрка? А весной другой купим, у нас денег хватит.
- Вы плохой отец! - воскликнул продавец. - И я вам удивляюсь.
- Давай, дед, валяй! - разохотился Горлов. - Неси еще костюмы!
- Вот прекрасный пиджак, это же смокинг! Вот прекрасные бруки! - расхваливал продавец. - Здесь ушить - и можно посылать в дом моделей.
- Черт те что, шьете дерьмо, совести у вас нет! - рассердился окончательно Горлов. - Кого вы надуваете! Это же для детей, это же для наших детей, бессовестные!
- Мы не шьем, - вдруг устало вздохнул старичок. - Это фабрика номер три шьет. А мы вынуждены продавать и хвалить. Не похвалишь - не продашь.
- А на манекены тоже фабрика шьет?
- На манекены - то шьется на манекены.
- Раздевайте манекен! - шарахнул Горлов кулакам по прилавку.
Продавцы забегали, позвали заведующего, пытались успокоить строптивого покупателя, уверяли, что с манекенов не продается. Горлов стучал кулаком и твердил:
- Раздевайте манекены! Я вам покажу смокинги, я вам покажу нестандартные фигуры!
Наконец взяли один из манекенов, стоявших в зале, сняли с него костюм. Бедный манекен оказался такой голенький, склеенный, заштопанный, Юрке даже стало жаль его. Он облачился, и костюм сел на него как влитый. Горлов купил костюм, причем он был из дорогого материала, сшит по заказу, и денег в газете едва-едва хватило, остался всего один рубль.
Продавец вытер со лба пот и оказал:
- Когда я увидел, что вы хороший отец, я это сделал только для вас. Обувь для мальчиков в том углу.
Оба, и Горлов и Юрка, невольно посмотрели на ноги. Носки Юркиных ботинок были обиты до белого, а подошва собиралась просить каши. Горлов рубанул воздух рукой:
- Давай смотреть! А ну садись, примеряй вот эти!
Ботинки были блестящие, мягкие, с мужественными рантами. У Юрки сердце заболело: вот бы в таких пойти в школу, все мальчишки совхозные упали бы от зависти…
- Сколько? - спросил Горлов у продавщицы. - Заверните!
Юрка не поверил своим глазам. Горлов вытащил бумажник и пошел к кассе. Ботинки завернули в бумагу, положили в коробку, перевязали веревочкой и вручили Юрке.
- А почем велосипеды? - интересовался Горлов в соседнем отделе.
Он поднял одним пальцем маленький, но совсем настоящий двухколесный велосипед.
- Ух ты, тоже машина! А, Юрка?
- Пойдем, пойдем, - перепуганно и самоотверженно тянул его Юрка.
- Погоди, посмотрим, за это денет не берут. Машины-то педальные, Юрка, ты погляди машины! Ух, дьявол, "Ракета"!
- Пойдем же, да пойдем, - чуть не плакал Юрка.
- Да-а… У нас на таком некуда и выехать. А впрочем, по земле пойдет, как вы думаете, пойдет?
- Конечно! - сказал продавец. - Еще как пойдет. Песок не возьмет.
- Ну, песок и мой "газон" не возьмет, - сказал Горлов, отходя с сожалением. - Да, Юрка, такую вещь к весне покупать надо… когда сухо…
Он криво улыбнулся:
- Я вот вырос, понятия не имел, что такие чудеса возможны…
Они покинули мер соблазнов, неся два свертка, и Горлов остановился у киосков, купил себе папирос, а Юрке эскимо на палочке.
Дождик едва моросил, вокруг была приятная сутолока зонтиков, сумок, плащей. Мигали светофоры, где-то играло радио.
- Ну, как ты считаешь, ведь недурной костюм? - спросил Горлов.
- Конечно, недурненький, - авторитетно сказал Юрка.
- Я доволен, что мы правильно выбрали, - сказал Горлов.
- И брюки не длинные, - напомнил Юрка.
- А что, Юрка, пошли гул-лять! - сказал Горлов. - Что нам, правда?
И они пошли просто так шляться, двое мужчин, никакой маме не подчиненных. Они гуляли долго по бульварам, детально осматривали все любопытные машины на стоянках, даже заглядывали под кузов; смотрели в дырки колодцев, в которых работали рабочие; купили губную гармошку и по пирожку с мясом. У фонарного столба стояла мокрая афиша кукольного театра, извещавшая, что сегодня в 17 часов дается спектакль про попа и работника его Балду.
- Черт с ним, пошли, Юрка? - предложил Горлов, взглянув на часы.
- Конечно, пошли, - сказал Юрка.
Они тут же купили билеты на "Балду". Седая билетерша оторвала у них контроль и пропустила в роскошное, полное зеркал фойе театра.
По паркетным полам чинно ходили девочки в фартучках и с красными повязками, показывали, где гардероб, a в гардеробе принимали плащи, зонтики и предлагали бинокли.
Горлов и Юрка притихли. Куда ни повернись, они видели себя в зеркалах - мешковатых, нескладных среди всей этой роскоши, да еще в грязной обуви, и им стало страшно стыдно своего деревенского вида.
Они скрылись в уборную "для мальчиков", Горлов развернул свертки и приказал:
- Переодевайся!
Юрка облачился в новый костюм, который не нужно было ни подшивать, ни укорачивать. За костюмом последовали ботинки с мужественными рантами. Старье сложили, завернули в бумагу и сдали в гардероб. Сам Горлов начистил сапоги, почистился щеткой и надушился одеколоном у служителя. Он взял Юрку за руку и снова повел в фойе, кося глазами в зеркала, удивляясь: как чудесно они выглядят на пару с Юркой. В буфете они сели за столик, заказали пирожное, два слоеных языка, два бутерброда с икрой и бутылку ситро. Юрка уплетал за обе щеки, Горлов тоже с удовольствием подкрепился и вдруг подумал ни с того ни с сего: "А не бросить ли пить?" Подумал, и стало жутко.
В зале они сидели в пятом ряду, Горлов своей широкой спиной закрывал задним полсцены. Его попросили пригнуться. Сказка про попа и его работника Балду понравилась шоферу не меньше, чем Юрке. Он пришел в совершеннейший восторг, хохотал, аплодировал, стучал сапогами, пока Юрка не сделал ему замечание.
И даже много позже, когда уже легли спать на раскладушках в душной горнице маленького домика, Горлов вертелся, вспоминал и улыбался:
- Юр, а Юр! А как он его по башке! Поп аж до потолка!
- Ага.
- А тот черт из моря, оборванный! "Ты чего, говорит, мутишь?"
Юрка из вежливости поддакивал и смеялся, пока не уснул.
Ночью ему приснился педальный автомобиль "Ракета", который подарили ему Горлов и мать. Юрка легко ездил по зеленой траве, а потом машина оторвалась от земли и полетела, а Юрка сидел в ней, как пилот, и, чтобы быстрее лететь, взмахивал еще руками, как крыльями, все удивляясь: как же это он раньше не подозревал, что можно так просто, великолепно летать.
Внизу стояли маленькие мама и Горлов, подняв счастливые лица, и мама беспокоилась: "Не задень за проволоку, не порви костюмчик, сынок!" А Горлов смеялся: "Повел, повел! Валяй, Юрка!"
Шофер, наоборот, долго не спал. Он ворочался, курил; стремительно бежали мысли в разворошенной голове. Это было потому, что он так и не выпил в этот вечер. Крутились перед глазами старый продавец из универмага, паркетный пол и зеркала в театре; он вставал, открывал форточку, проверял, покойно ли спит Юрка. И все вспоминал, как он истратил деньги, и как это вышло, что он на свои кровные купил ботинки чужому мальчишке, тогда как копейка правит человеком. Лишь далеко за полночь он с трудом уснул, но продолжал ворочаться, бредил и кричал:
- Ну, ты, поворачивайся, залей подшипники, чер-рт!
4
На другой день продолжалась все такая же ветреная, сырая погода, но без дождя. Все утро Горлов мотался по окладам, оформлял разные бумажки. Трансформатор был получен, погружен, машина заправлена бензином.
Выехали после полудня. У шлагбаума прихватили с десяток баб до Славяновки.
Ветер несколько просушил дорогу, особенно в открытом поле. Грузовик пошел ровно, споро, как добрый конек. Несколько раз, впрочем, останавливались, Горлов поднимал капот и проверял масло в двигателе: ему казалось, что оно слабо поступает. Но масло поступало хорошо.
На спуске с горы проехали мимо выбитых в кювете ям и перемолотых веток. Их было значительно больше, чем тогда, - наверное, не одна машина еще билась на адском подъеме. Горлов кивнул Юрке:
- А?
- Ага, - подтвердил тот.
Он прижимал к себе бесценные свертки, узел со сладкими пирогами, который по странному совпадению дала им на дорогу рыхлая женщина, хозяйка маленького домика.
Из кузова часто застучали. Горлов свернул на обочину, тормознул. Женщины слезали, снимали покупки, копошились. Шофер нетерпеливо открыл дверцу, хотел пугнуть их, чтобы не задерживали, но решил, что вряд ли Юрка найдет это остроумным. Бабы расстегивали кошельки, доставая деньги, но Горлов махнул рукой:
- Все, что ль? - и тронул машину.
- Ты почему же не взял? - удивленно спросил Юрка.
- А ну их. Не видал я их гривенников вонючих! - сердито сказал Горлов.
Вскоре Юрку укачало. Он сонно глядел на дорогу, крепился, клевал носом - и уснул.
Шофер повел машину тише, осторожно взял из рук Юрки свертки, поправил ему шапку. "Похож на мать, точная копия, - подумал он. - Красивый будет парень, черт подери, и такой же прямой, гордый. Бедовый постреленок. Тоже подумать - не шутка была матери вынянчить. Молодец женщина, одна с дитем, да в таком захолустье, работает… И негодяй же, должно быть, бросил такого сына и мать".
Вообще он не выспался, потому что встал в шесть часов утра - готовил машину к обратной поездке, но, несмотря на это, в голове и в теле его ощущалась какая-то непривычная трезвость и бодрость, чего с ним прежде никогда не бывало при поездках в город. Он опустил стекло и высунулся, вглядываясь вперед, ожидая поворота на пойму. Он прошел этот поворот лихо, с ветерком, а Юрка не проснулся, только головенка мотнулась.
Далеко вдали сверкнули стеклами совхозные постройки. Ветер гнал караваны серых, тяжелых туч, но чувствовалось, что теперь он их уж наверняка разгонит - в разрывах мелькало небо, и по полям бежали желтые солнечные пятна. Стояли густые, влажные и тяжелые хлеба, свежо зеленела вымытая дождем трава обочин. И такой был простор, такие дали, столько в них было свежего воздуха, ветра, запахав, залетавших в кабину. На холме белыми крапинками привольно раскинулись домишки, блеснул совхозный пруд с едва различимыми точками гусей.
Этот мир был тревожен, красив и наполнен до краев, как бывает в детстве, как в дни любви.
Горлов словно впервые в жизни изумленно увидел это и внутренне ахнул. Он протянул руку, чтобы растормошить, встряхнуть Юрку и показать ему чудо.
Но мальчуган так крепко опал, что было жаль будить, и он не тронул его.
Он подумал, что у мальчика будет впереди большая, длинная жизнь, и он - бог ты мой! - сколько раз еще узнает радость и красоту мира.
СТАРЫЙ ИНСТРУМЕНТ
В районном доме культуры шел смотр самодеятельности.
С утра на площадь съезжались грузовики, автобусы, потрепанные автомобили разных марок из ближних и дальних мест, из них высаживались пестрые толпы участников смотра, машины разворачивались, подкатывали под окна дома, и вскоре из них выстроилась длинная неровная шеренга.
Шоферы шли в зал - аплодисментами поддерживать своих, - а оттуда потихоньку перекочевывали в буфет.
В темном зале все время происходило движение. Выступившие приходили из-за кулис, искали свободные места, заведующие клубами озабоченно прибегали на цыпочках, шушукались, посидев минуту, вскакивали и исчезали.
Лишь в левом дальнем углу образовалось устойчивое ядро особо старательных и объективных зрителей, которые сами не выступали, никуда не торопились, не шептались и мест упорно не освобождали.
Члены жюри сидели на мягких стульях в проходе у пятого ряда; перед ними был столик с накрытой куском бархата лампой, которая освещала только стопу сколотых скрепками списков да розовые блокноты на скатерти.
Возглавлял жюри столичный композитор - пожилой замкнутый мужчина в очках. Он почти ничего не говорил, по его облику нельзя было определить - нравится ему что-либо или нет, он всегда был невозмутимо спокоен.