- Мне всё равно. Смерть ничего не значит. Она не стоит того, чтобы всё время думать о ней. Зачем ты приходил?
- Я? Ах, да! Я хотел спросить тебя - тот человек, что убил твоего отца, не мог взять камни?
- Не мог. Он их не брал. Я всё время видела его, и он ничего не брал.
- Кто-то в этом городе помог твоему отцу скрыться. Он не смог бы один организовать всё это. Я буду искать, кто это мог быть.
- Мне бы хотелось увидеть Полину. Она понравилась мне. Я скучаю по её телу…
- Я приведу её тебе, дорогая. Потом. Сначала я сам хочу насладиться тобой… ты не против? И потом, у Полины много работы. Завтра ко мне придут гости, они останутся на пару дней.
- А я? Ты не позовёшь меня играть перед гостями?
- Нет. Теперь уже нет. Возможно, потом. Но не сейчас. Полина с Настей вполне справятся. Ты слишком хороша для этих раскормленных свиней, способных только на то, чтобы пару раз дёрнуться на бабе, пуская слюни из вонючего рта. Ты - моя. Я потом приду к тебе, и ты узнаешь, что такое настоящий ад и рай, слитые воедино. - Альберт засмеялся квакающим смехом. - А сейчас отдыхай, детка. Набирайся сил.
Альберт вышел, слегка пошатываясь, а Анжела пошла в ванну смыть отпечатки его рук со своей кожи. Она тёрла себя жёсткой мочалкой до тех пор, пока тело не начало гореть и прикосновения мочалки начали вызывать боль. Потом она легла прямо на коврик возле ванной, обняв себя за плечи, и зарыдала.
Перемены начались прямо с утра. Два молчаливых мужчины внесли в комнату Анжелы телевизор и видеомагнитофон. Они ничего не спросили у нее, просто молча поставили его на тумбу, до этого сиротливо стоящую в углу, и начали настраивать. Анжела ходила за их спинами взад-вперед, но они упорно не обращали на нее внимания. Закончив работу, один из мужчин поманил Анжелу пальцем и вручил ей пульт. Она поблагодарила, и мужчины удалились. В глубине души Анжела ликовала - неужели получилось! Хотя, зная о коварстве и переменчивости Альберта, рано было даже думать об успехе. Анжела была уверена в одном - трубить о победе можно лишь тогда, когда растерзанный труп Альберта будет лежать у её ног, а она будет есть его сердце. Мысль о том, чтобы съесть сердце врага, показалась Анжеле забавной. Она представила себя над разверзнутой грудной клеткой еще дышащего Альберта, вырывающей скользкий комок трепещущей плоти из его ребер, и ей стало жутко. Она сама не лучше Альберта, такое же исчадие ада, злобное и мстительное. Но тут же другая мысль, как в насмешку, посетила её - интересно, а какое оно на вкус, его сырое сердце? От этой мысли её чуть не затошнило. Чтобы справиться с наваждением, Анжела подошла к окну. За балконом ей ничего не было видно, но ей удалось немного успокоиться. Чтобы отвлечься, она включила телевизор и пощелкала каналами. За все дни пребывания здесь она успела отвыкнуть от цивилизации, и звук голоса диктора, монотонно читающего новости, произвел на нее шокирующее впечатление. Анжела вдруг вспомнила, что где-то там есть мир, который сейчас продолжает жить без нее. Там, далеко отсюда, происходят какие-то события, люди встречаются, расходятся, любят друг друга, ругаются… Никто не беспокоится о её судьбе, никто не думает о том, где она сейчас. Хотя, почему же никто? Макс, скорее всего, уже заявил в полицию, и её ищут. Очень слабое утешение. Люди пропадают, их никто никогда не находит. Потом все благополучно забывают, что был такой человек, и спокойно живут дальше, благополучные и счастливые. Каждый думает о себе и мало кто о другом. Даже самые, казалось, преданные и любящие сердца, горько оплакивающие потерю, в глубине существа лелеют свою боль и свою утрату. Им жаль себя, оставшихся в одиночестве враждебного мира, который покинула родная душа. Они рыдают от бессилия что-либо изменить не потому, что сожалеют о человеке, а потому что их душит злоба, что нет теперь кого-то, кто помогал им решать проблемы, обеспечивал их, утешал и так далее - список можно продолжать до бесконечности. Анжела отвернулась от окна. Все, хватит. Она пока еще жива, и плевать ей, ищут ее, или нет. Она есть сама у себя, и она сделает все возможное. Даже если ей придется перевоплотиться в исчадие ада. В конце концов, эта роль не намного хуже, чем любая другая. Ну, скажем, благовоспитанной девочки. Все что-то играют. И Рашид, и Полина, и даже Альберт. Все уютно чувствуют себя в доставшихся им ролях, и полны решимости сыграть их до конца. Даже если этим концом будет смерть. Кто-то из них делает вид, что боится, кто-то делает вид, что не боится ничего, но в самой глубокой своей точке все они хранят абсолютный покой, будучи уверенными, что все, чем они занимаются, не более, чем игра. Когда увлекательная, когда не очень, временами опасная, но, тем не менее, игра, и потому не стоит принимать все происходящее всерьез. Анжела усмехнулась. Действительно, не стоит. Убьет ли она Альберта, или он убьет ее, она будет одинаково свободна. А поэтому пусть события разворачиваются так, как им угодно, не стоит терзать себя. Чем спокойнее и естественнее она будет выглядеть, тем больше у нее шансов на успех. Анжела тряхнула волосами - если она лишена возможности делать ходы первой, она будет подстраиваться под противника, смиренно ожидая, когда он ошибется и сделает неверный ход. Тут еще эти камни, будь они неладны! Куда, интересно, папаша их спрятал? Продать все не мог, это очевидно… да Бог с ними, с камнями! Здесь они ей точно не понадобятся, и пусть Альберт засоряет себе голову этими фамильными драгоценностями. И зачем они ему, спрашивается? У него и так все есть. И даже больше, чем все. Он позволяет себе делать то, что захочет. Он позволяет себе манипулировать судьбами других людей… забавляется ими, живыми, идя на поводу у своей извращенной фантазии. Анжела представила, как скрюченные артритом пальцы Альберта перебирают камни и даже услышала его скрипучий смех.
Альберт пришёл ближе к ночи. Анжела лежала, свернувшись калачиком на кровати, стараясь не пускать в голову мрачные мысли. Альберт выключил свет и начал расставлять по комнате свечи, которые сразу зажигал. Вскоре комната наполнилась их призрачным колеблющимся светом. Анжела лежала заинтригованная. Альберт подошёл к ней и дал ей понюхать нечто из небольшого пузырька. От запаха у Анжелы закружилась голова, комната поплыла перед глазами, а все предметы в ней стали будто живыми. Они извивались в причудливых движениях, принимая различные очертания и позы. Анжела засмеялась и протянула руки к Альберту. В её глазах он тоже стал как будто нетвёрдым и текучим. Альберт подошёл к ней и уложил её на кровать. Затем завязал ей глаза, хотя Анжела не видела в этом особой необходимости - она и так почти ничего не могла различить, кроме пламени свечей, которые, как ей казалось, обступили её со всех сторон. Она хотела попросить Альберта убрать их подальше от кровати, иначе они могли сгореть, но не смогла издать ни звука. Альберт между тем последовательно привязал её ноги и руки, и Анжела спокойно дала это сделать. Потом она ощутила, как что-то ужасно холодное и твёрдое вошло в неё, разорвав ей внутренности. Боль обожгла, заставив на мгновение прийти в себя, но также быстро растаяла в глубине живота. Это что-то начало интенсивно перемещаться внутри Анжелы, она застонала от наслаждения и задвигалась, стараясь попадать в такт тому, что было в ней. Скоро внизу её живота сделалось жарко, и она вскрикнула. Потом нечто вышло из неё и начало вновь тыкаться в поисках нового входа. Оно быстро нашло его, и Анжела завопила от невозможной боли, дёргая привязанными руками и ногами. Через несколько минут боль утихла, и Анжела снова вошла в ритм движения чужеродного тела. Потом что-то сжало ей горло, и она захрипела. Одновременно толчки внутри неё ускорились, приняв почти истеричный характер. Анжела извивалась, перестав понимать, что с ней происходит, и совершенно не контролируя ситуацию. Что-то или кто-то прикасался к ней, царапал, дышал в лицо, щипал, но Анжела уже почти отключилась. Она не помнила, с чего всё началось и что происходит. Наслаждение перемешивалось с болью, они сменяли друг друга в одной им известной последовательности. А потом чувства окончательно притупились, и Анжела провалилась в глубокий чёрный омут.
Когда она очнулась, свечи уже потухли. Анжела приподнялась и осмотрелась. Рядом лежал почти бездыханный Альберт, совершенно голый. Он явно был без сознания. Постель была вся в пятнах крови, ноги у Анжелы были в крови, кровь была и на пальцах Альберта. Тело болело, будто в него впились тысячи иголок. Анжела осмотрела себя - по всему телу шли царапины, кровоподтёки и следы от укусов. На полу валялась странная штука нежно-зелёного цвета, весьма необычной формы. Анжела с трудом сползла с кровати и дотянулась до неё. Поднесла к глазам и внимательно рассмотрела - это был очень крупный и длинный мужской член, искусно вырезанный их нефрита. Зеленоватый камень таинственно мерцал, и Анжела сжала игрушку в руке, чтобы ощутить прохладу камня. По всей поверхности были нанесены зазубрины, делавшие её шероховатой. Анжела поставила игрушку на тумбочку. Вот что было вчера! Альберт страдает половым бессилием. Он не может иметь нормальных отношений с женщинами. Вчера он дал ей понюхать какой-то сильнодействующий наркотик, и, скорее всего, принял его и сам. Он орудовал именно этой штукой, сомнений быть не могло. Анжела с трудом перевернула бесчувственное тело Альберта на бок. На нём было что-то вроде стрингов, с коричневым кожаным мешком впереди. Бечёвка сзади была почти незаметной, поэтому со спины казалось, что Альберт гол. Анжела двумя пальцами отодвинула кожу и заглянула в то место, которое Альберт так тщательно скрывал. Часть детородного органа отсутствовала, остатки же представляли из себя довольно жалкое зрелище. Анжела поставила мешок на место. Урод. Альберт - урод, и мстит за это. Он насилует женщин этой нефритовой штукой, предварительно одурманив их наркотиками. Она слезла с кровати и добрела до ванной. Совершенно очевидно, если Альберт будет так терзать её постоянно, она долго не протянет. В ванне она ещё раз осмотрела себя - всё оказалось не так страшно, как ей показалось вначале. Остаётся надеяться только на то, что он тоже не обладает железным здоровьем, и ему требуется время, чтобы восстановиться. Анжела вернулась в комнату и села в кресло, продолжая рассматривать Альберта. Он лежал на боку, как она его оставила, и выглядел как труп. Кожа была серого оттенка, казалось, что её плохо натянули на мышцы, оставив, то тут, то там, лишнее. Рот Альберта был приоткрыт, и тоненькая дорожка слюны стекала на подушку. Если бы на нём была пижама, его можно было бы принять за обычного человека пенсионного возраста, этакого въедливого старикашку, из тех, которые помешаны на социальной справедливости и правах человека. Под пристальным взглядом Анжелы Альберт зашевелился. Он открыл глаза и застонал. Анжела подошла к нему и села рядом. Он приподнялся на локте.
- Привет, крошка. Славно мы повеселились вчера… как тебе? - Язык плохо его слушался, и речь была медленной с большими паузами.
- Отличное веселье. Никогда не испытывала подобного. - Анжела взяла с тумбочки нефритовый член и повертела его в руках. Альберт сделал попытку улыбнуться.
- Ах, это! Мой малыш пришёлся тебе по вкусу? Правда, он хорош?
- Весьма. Ты не подаришь его мне?
- Не могу, милая, к большому моему сожалению. Его любишь не только ты.
- Вот как?! - Анжела приподняла бровь, разыгрывая ревность. - А я думала, что это только моя привилегия.
- Ты как всегда много себе вообразила, дорогая… запомни раз и навсегда - ты лишь одна из многих.
- Как тебе будет угодно…
- Вот и умница. Приятно иметь дело с умной девушкой, кажется, я уже говорил тебе это. Но ты можешь полюбить меня за то удовольствие, которое я тебе доставляю.
Анжела промолчала. "Старый надутый павиан, - подумалось ей, - у тебя самого слишком разыгралось воображение". Альберт, кряхтя, встал с кровати, оделся и вышел, бросив Анжеле на прощание, чтобы не скучала.
С тех пор жизнь у Анжелы приобрела, если так можно выразиться, более или менее размеренный характер. На улицу она не выходила, и все попытки завести об этом разговор пресекались. Рашида Анжела не видела, и ничего не могла узнать о судьбе девушек. Альберт продолжал навещать её. Временами он просто ложился с ней рядом и начинал рассказывать ей о войне. Он не называл мест, где он воевал, он просто говорил о том, что там было, и волосы на голове Анжелы вставали дыбом. Он говорил, что люди превращались в зверей, готовых разорвать друг друга на части. И он рвал своих врагов и пил их тёплую кровь. Он говорил о том, что загнанные в горы, окружённые со всех сторон противником, без пищи и почти без воды, они убивали самых слабых и немощных, чтобы питаться их мясом… они убивали женщин и детей, если это были женщины и дети врага… а за измену они резали человека на мелкие кусочки и кормили собак… они ещё много делали такого, что невозможно себе представить в обычной жизни. В такие минуты он говорил и говорил, не заботясь, слушает его Анжела или нет. Он показал ей свою коллекцию мужских органов - малышей, как он их называл. Тут были статуэтки из нефрита, опала, оникса, малахита и чёрного эбонита. Альберт любовно гладил их сухими пальцами. Накурившись опиума, он рассказал Анжеле о своём увечье. Однажды он изнасиловал женщину, и она запомнила его. У этой женщины был муж, и Альберт убил его. Потом, возвращаясь в те края, он приходил к ней снова, и снова насиловал её. Её взгляд, полный ненависти, возбуждал его. Он хотел видеть этот ненавидящий взгляд, и поэтому не мог оставить её в покое. Потом женщина забеременела, и он упустил её из виду. Потом он встретил её через несколько лет и снова возжелал её. Она позволила ему переспать с ней, добровольно и не сопротивляясь, и он решил, что этот раз будет последним. Покорность претила ему, он привык к завоеваниям. Но всё оказалось не так. Ночью его подруга тихо встала и одним ударом отсекла ему мужскую плоть, а потом бросила её собакам. Неразборчивые псы с урчанием набросились на то, что она дала им, и вмиг сожрали. Он истекал кровью, не мог поверить, что это произошло, он дико кричал от боли и ненависти, и на его крик сбежались товарищи. Они хотели уничтожить ту, что так поступила с ним, но она успела убежать и бросилась со скалы… Она умерла свободной и, наверное, счастливой. Он не смог ей этого простить. Она ушла от него туда, откуда нет возврата, и где он не мог её достать. Он катался по земле и рвал на себе волосы, вопя и завывая, а она лежала на дне ущелья, холодная и равнодушная, как статуя. Он запретил хоронить её, сказав, что отрубит руки тому, кто это сделает, но всё же утром её труп исчез. Никто не признался в содеянном, и он решил, что с него довольно. Война утомила его. Он ушёл и вернулся домой… На деньги, заработанные на войне, он выстроил свою империю, где он - царь и Бог. В эти моменты он заглядывал Анжеле в глаза, взгляд его туманился, и Анжела вдруг понимала - несмотря ни на что, Альберт любил ту женщину и восхищался ей… Он любил её извращённой, "чёрной" любовью, но кто определил, какая она должна быть? Потом Альберт умолкал и делал глубокую затяжку, чтобы отключиться и сбежать в те райские сады, где он не был извергом, а она не была его жертвой… Ни одно живое существо не чуждо любви, иначе оно просто не сможет существовать, и Альберт не был исключением. В такие моменты Анжеле казалось, что нечто человеческое проглядывает сквозь непроницаемую маску его нынешней личности, и она даже жалела его.
Один раз Альберт привёл Полину. Она выглядела исхудавшей и печальной. Когда Альберт отключился, и они лежали, обнявшись, Полина шепнула, что Настя сходит с ума, потому что Альберт заставляет её регулярно обслуживать весь персонал охраны и своих гостей. Раньше это делала другая девушка, шептала Полина, но она исчезла. Они теперь очень мало играют, только перед особо утончёнными гостями, а в основном служат для развлечения мужчин. Всё это Полина сообщала будничным, равнодушным тоном, и Анжела поняла, что душевные силы у той на исходе, и ей стоит поторопиться. Она нежно поцеловала девушку и сказала, что теперь недолго ждать. Полина кисло улыбнулась, прижалась к Анжеле дрожащим телом и тихо заплакала.
- Как… я… буду… жить… потом? - Плечи у Полины вздрагивали, отчего она казалось ещё более хрупкой и беззащитной. Анжела убрала волосы у неё со лба и поцеловала в висок - у неё не было ответа на этот вопрос.
Иногда Альберт приходил к ней с огромной бутылкой водки и напивался. Потом он щипал и кусал её, стараясь делать как можно больнее, а потом засыпал на её кровати. Во сне он ворочался и кричал, и Анжела не могла уснуть всю ночь, пока наутро он не покидал её, разбитый и опухший.
Иногда он ложился с ней рядом и включал телевизор. Пощёлкав каналы, он засыпал, а Анжела смотрела на него. В такие моменты он выглядел беззащитным и очень уязвимым. Анжела могла бы убить его, если бы захотела, но не была уверена, что они с девушками смогут выбраться отсюда. Двор просматривался, как на ладони, и пересечь его незамеченными вряд ли бы получилось. Анжеле нужен был Рашид. Ей хотелось перемолвиться с ним хоть словом, но Альберт, словно дикий зверь, чуял, откуда может прийти беда.
Временами Альберт входил в раж и тогда истязал Анжелу до самого утра. После этого ей приходилось отлёживаться пару дней, зализывая раны. Анжела потеряла счёт времени. По её подсчётам прошло около месяца, может больше. Она ждала своего часа, не ведая, впрочем, когда он настанет. Как-то Альберт снова завёл разговор о камнях. Он велел принести ужин в комнату Анжелы, и когда стол был накрыт, задал вопрос:
- И всё-таки, куда твой папаша мог спрятать камни? Напряги мозги, милая.
Анжела решилась на дерзость.
- Зачем они тебе? Ты и так имеешь всё что можно и что нельзя… Что ещё тебе нужно? Как эта горстка камней может изменить твою жизнь?