На рассвете цыгане нашли на берегу одежду Романа и цыганские юбку и кофту. Они подумали, что это Анжелы. Самих молодожёнов нигде не было, и по табору мгновенно разнеслась весть о том, что они утонули. Златан прервал поездку и вернулся, чтобы похоронить сына, но тела не нашли. Не нашли и Анжелу. Златан обезумел от горя, подозревая, что чёртова девка опять вывернулась, перешагнув через очередной труп. Его утешали, выражали соболезнования, понимая, что теперь ему нужно только время… Поговаривали, что недалеко от места трагедии видели Веру, бывшую возлюбленную Романа, которую он бросил ради Анжелы. Вера клялась и божилась, что ничего не знает и не видела Романа в ту ночь, хотя и ходила в ночное. К чести Златана, он ей поверил и не стал её судить. Сердце подсказывало ему, что Вера тут ни при чём, но таборные думали иначе, затаив на Веру зло.
Анжела бродила по степи несколько дней. Ночами она шла, а днём пряталась и отсыпалась. Наконец она дошла до небольшого городка, голодная и грязная, и зашла на вокзал. Там её и нашёл дежурный милиционер. Девочка выглядела более чем странно - в одной шали, без обуви, с горящими глазами. Он отправил её приёмник, где её накормили, одели и расспросили. Она рассказала, что в детстве её украли цыгане, заставив работать на них. Цыгане били её и всячески издевались, но ей удалось убежать. О себе она помнит только то, что её зовут Анжела, и больше ничего. Работницы приёмника, молодые женщины, только охали, слушая сбивчивый рассказ худенькой девчушки. Они уложили Анжелу спать, а потом переправили её в детский дом, расположенный далеко от того города, где жил табор, так как в близлежащих не оказалось мест. Поскольку Анжела не захотела вспомнить ничего, кроме того, что уже сказала, ей дали фамилию Цыганкова и оставили жить в доме.
Поначалу детский дом встретил Анжелу неприветливо. Тут царили законы волчьей стаи, и выживал сильнейший. В общем-то, Анжеле было всё равно, кто и как к ней относится, но отвоёвывать своё место под солнцем всё-таки пришлось. Однажды одна из воспитанниц, крупная и развитая девочка лет четырнадцати, подошла к Анжеле и хотела ударить её за то, что Анжела вовремя не уступила ей дорогу, но Анжела вцепилась зубами ей в горло, да так, что воспитатели еле оттащили её. Шея девочки была в крови, она испуганно зажимала рану рукой и орала благим матом. Анжела же, стоя невдалеке и искоса поглядывая на свою жертву, хохотала злобным, хриплым смехом. Жизнь в таборе кое-чему её всё же научила, и в первую очередь тому, как постоять за себя. После этого случая Анжелу оставили в покое, шрам на шее воспитанницы служил всем жаждущим власти напоминанием, что и против лома есть приёмы.
Анжела жила обособленно. Её уважали, если не сказать, боялись. Она не стремилась ни с кем общаться, и никто не стремился общаться с ней. Но её всё устраивало. У неё была крыша над головой, еда и одежда, и никто в целом свете не мог больше проделывать с ней то, что ему заблагорассудится. Да, здесь было гораздо лучше, чем в таборе. Значительно, значительно лучше. Пару раз Анжеле казалось, что в окно она видела силуэт человека в бейсболке, но, когда она выбегала на улицу, он исчезал, и Анжела понимала, что это ей почудилось. Правда, он помог ей расправиться с Милой, той самой девочкой, что хотела ударить Анжелу. Когда Анжела испугалась, увидев, что Мила заносит руку, чтобы ударить её, он вдруг показался в окне и взял себя двумя пальцами за горло. Анжела тотчас поняла, что нужно делать, страх прошёл, и она бросилась на соперницу. Человек в бейсболке был доволен, он кивнул Анжеле, и медленно удалился в сторону леса. Анжела никому не сказала об этом, побоявшись, что его могут найти и посадить в тюрьму, а её запрут в карцер. Потом всё забылось, и потекли однообразные, резиновые дни - еда, сон, учёба. Некоторой отрадой Анжеле служили занятия музыкой, но здесь не было скрипки, и Анжела стала брать уроки игры на пианино. Музыка приносила ей отдохновение. Она уносила её далеко на своих крыльях, заставляя мечтать и грезить о прекрасных странах и иной жизни. Хотя эту иную жизнь Анжела представляла с трудом, в той жизни обитали странные существа, и сама Анжела была не такой, как здесь. Но мечты были сладкими, словно сахарная вата, они настойчиво будоражили мозг Анжелы, отчего, очнувшись, она всё больше разочаровывалась в жизнь реальной. Она хотела играть на скрипке. Ей хотелось слышать её чудесный голос, то дрожащий, то страстный, то жалобный, то торжествующий. Ей не хватало переливов её звука, заполняющих собой всё пространство, ласково берущих в плен душу и зовущих её за собой в неведомые дали. В такие моменты душа Анжелы отделялась от тела и летела в межзвёздное пространство, оставив Землю далеко позади… Ах! Как всё это было давно! Анжеле казалось, что её, словно бабочку, пришпилили огромной булавкой к листку картона, и она, ещё живая, бьёт крыльями, но взлететь не может…
На счастье Анжелы, её учительница музыки, Ираида Анатольевна, оказаласьочень чутким человеком. Она принесла для Анжелы из дома скрипку, которую когда-то купила своему сыну, но он категорически отказался на ней играть. Скрипка долго пылилась в шкафу, и Ираида Анатольевна решила отдать её Анжеле. Анжела была ей страшно благодарна, и по одному её взгляду Ираида Анатольевна поняла, что её решение было правильным и потому не стоит жалеть. Теперь Анжела часто уходила в лес поиграть для себя, или играла в классе для Ираиды, когда та просила её. Ираида понимала, что у девочки большой талант, но заметит ли кто его? Она вздыхала. Так легко погубить росток в самом начале, когда он ещё нежен и хрупок. Что будет? Она молила Бога, чтобы помог её воспитаннице. Но Бог хранил непроницаемое молчание о своих планах насчёт Анжелы, заставляя Ираиду беспокоиться о её будущем как музыканта. Так продолжалось до того времени, пока Анжела не нашла в один, далеко не прекрасный день свою скрипку полностью разбитой. Кто это сделал, так и не удалось узнать, да и вряд ли это было возможно. Анжела окончательно ушла в себя, закрывшись даже для Ираиды.
Когда Анжеле исполнилось пятнадцать лет, в её жизни произошёл очередной переворот. К заведующей их детского дома пришла подруга, женщина лет сорока пяти. Заведующая встретила её тепло, и подруги сели пить чай в кабинете заведующей. Гостья немного нервничала, поправляла причёску и периодически теребила платок, который держала в руке.
- Как дела-то у тебя, Раиса? - Заведующая отхлебнула чай.
- Да что там, Любонька, за дела, сама знаешь, не сахар… - Раиса махнула рукой.
- Что, так плохо?
- Не знаю, как и сказать… Вырос Вовочка, девочку хочет… что и делать, не знаю… извелась совсем.
- Дома его запирай, когда уходишь.
- Да пробовала я, звереет он. Телевизор вот разбил недавно, пришлось новый купить. Пакостит всячески, как кот шкодливый, прости Господи, что про сына так говорю, но сил уже порой нет. А как на улицу выйдет, так и давай ко всем девкам подряд приставать. То одну в подъезде зажмёт, то другую в лифте облапает. Боюсь я… Соседи уже участковому жаловались. А что я могу? А как случится чего, не дай Бог, так и обвинить могут… А там психушка, ой, даже думать не хочу! У меня ведь кроме Вовочки и нет никого, сама знаешь. Так-то он тихий, хороший… и по хозяйству поможет, и квартиру уберёт. Но не понимает ведь, почему ему нельзя, а другим можно. И жалко его, до слёз жалко! Человек ведь, не скотина… Разве он виноват, что таким родился? - Раиса начала вытирать глаза платком.
Люба молча смотрела на неё, вроде думала о чём-то. Наконец она встрепенулась и накрыла руку Раисы своей рукой.
- Вот что, подруга, я тебе скажу. Слезами горю не поможешь. Есть у меня одна идея. Ты сироту к себе возьми. Она и по хозяйству поможет и Вовочку твоего ублажит. У нас девки ко всему привычные. Парочку платьицев понаряднее ей купишь, так она ноги тебе целовать станет.
- Сомневаюсь я, чтобы за платьице…
- Ну, может не совсем за платьице… Есть у нас одна девчонка, Анжелой зовут. Тихая, но с идеей. Пунктик у неё - на скрипке играть любит. Ираида наша скрипку ей подарила, а кто-то разбил её… с тех пор девчонка сама не своя. Страдает. Ты предложи ей пожить у себя, опеку оформи. Ей пятнадцать уже, взрослая… В музыкальную школу её отдай, инструмент купи. Да она горы для тебя свернёт, не то, что с Вовочкой переспит. До совершеннолетия доживёт у тебя, а там уж сама думай, чем её ещё уговорить. Но до этого времени вагон, успеешь придумать. И тебе веселее будет, а то так недолго и самой умом тронуться.
Раиса задумалась.
- Что ж, пожалуй, ты и права… Как девчонку звать?
- Анжела.
- Ангелочек, значит…
- Вроде того… Пойдём, я покажу её тебе.
Подруги вышли из кабинета и пошли во двор, где воспитанники убирали территорию. Анжела со скорбным выражением лица вяло махала веником. Заведующая позвала её. Анжела бросила веник и подошла.
- Как дела, Анжелочка? Что-то вид у тебя грустный. Не заболела?
Анжела пожала плечами.
- Нет. Нормально всё.
- Ну и хорошо. Иди, детка, работай.
Анжела подняла метлу и снова принялась подметать.
- Ну, как тебе? Милашка?
- Да вроде ничего… Скромница… А она захочет?
- Гарантий дать, конечно, не могу. Но попробовать можно. Завтра я с ней поговорю и перезвоню тебе.
- Любочка, милая! За мной не заржавеет, ты знаешь. Папаша Вовочки хоть и гад первостатейный, но вину свою чувствует, материально нам хорошо помогает. Да и у меня заработки не маленькие. Ведь если бы кто помогал, я бы и вечерами заказы могла брать. Бабы наши все так делают.
- Вот и договорились.
- Ну, я пошла тогда. До завтра.
- Пока.
Домой Раиса летела, как на крыльях. Идея взять сироту нравилась ей всё больше. Мало того, что она могла бы переложить на неё часть домашней работы, но самое главное, что Вовочка, её Вовочка будет доволен! У него появится девушка, да не какая-нибудь, а его собственная, домашняя девушка. У Раисы даже закружилась голова от радости. Только бы у Любы всё вышло. А если девчонка откажется? Об этом не хотелось думать. Раиса готова была купить ей самую хорошую скрипку и отдать её в лучшую школу.
Придя домой, она потрепала по голове недовольного Вовочку, напевая, сварила суп и усадила сына за стол. Вовочка бурчал что-то нечленораздельное, вылил суп на стол, но Раиса, увлечённая перспективами новой жизни, не обратила на это внимания.
На следующий день заведующая вызвала Анжелу к себе в кабинет.
- Деточка, не буду ходить вокруг да около, скажу сразу. Одна дама хочет оформить над тобой опеку. Ты вчера её видела. Не буду врать, что она полюбила тебя с первого взгляда, скажу одно - ей нужна помощница. У неё сын душевнобольной, и она с ним одна не справляется. Взамен она готова выполнить твоё самое заветное желание - она купит тебе скрипку и поможет получить музыкальное образование. Таким образом, ты поможешь ей, а она тебе. Она женщина не злая, но жизнь у неё не сахар. Работает, как проклятая, а тут ещё сын такой… Ты готова? Имей ввиду, я тебя не неволю…
Анжела слушала вполуха. В памяти стояло только одно - ей купят скрипку, и она будет играть. У неё снова будет учитель! Бог услышал её молитвы! Какая разница, как придётся за это заплатить. Разве это важно? Она кивнула.
- Я согласна.
- Ты хорошо подумала? Я ничего от тебя не скрываю.
- Я согласна.
- Вот и умница. Думаю, у неё тебе будет не хуже. Так я звоню ей, пусть оформляет бумаги. - Заведующая протянула руку к телефонной трубке, кивнув Анжеле, чтобы уходила.
Документы оформили быстро, заведующая получила вознаграждение, и Анжела въехала в дом Раисы с небольшим чемоданчиком потрёпанной одежды. Раиса приготовила роскошный ужин по этому случаю, и за стол они сели втроём. Вовочка в присутствии незнакомой девушки дурачился, кривлялся, и даже попытался быть галантным, подкладывая на тарелку Анжелы лучшие куски тушёного мяса. Анжела спокойно принимала его ухаживания, и у Раисы отлегло от сердца. Первая встреча прошла как нельзя лучше, а всё остальное Раиса решила отложить на потом - пусть девочка немного привыкнет. Она задумала завтра же купить скрипку и подать заявление в музыкальную школу, искренне надеясь, что Анжела не устоит.
Пару недель Анжела жила спокойно. Раиса купила скрипку, и Анжела начала посещать музыкальную школу. Вовочка, очевидно от избытка эмоций, слёг в постель с сильнейшей ангиной. Раиса попросила Анжелу поухаживать за ним, чтобы не оставлять работу, и Анжела ходила в аптеку, давала Вовочке порошки и меняла повязку на горле. Через пару дней температура спала, и Вовочке стало лучше. Он пытался выказать Анжеле свою благодарность, мыча что-то нечленораздельное и поглаживая её по руке. Анжела же, хоть и была чужда сентиментальности, но парня не отталкивала. Его убожество странным образом притягивало её. Во время болезни, когда Вовочка спал, она подолгу вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, что за мысли бродят в его голове? Она прикладывала к его лбу прохладный компресс и внимательно следила за выражением его глаз. Однажды она даже сыграла ему на скрипке и была поражена результатом. Вовочка вдруг громко замычал, потом заплакал, кивая головой, словно китайский болванчик. Он просил её играть ещё и ещё, пока не уснул, свесив голову на грудь. Слеза, выкатившаяся из его глаза, оставила на щеке глянцевую дорожку. Анжела осторожно вытерла ему лицо, Вовочка почмокал губами во сне, и губы его растянулись в блаженной улыбке. Потом Анжела часто играла ему, пока он болел. Всякий раз Вовочка был чрезвычайно взволнован её игрой, напряжение достигало предела, Вовочка громко мычал, пытаясь выкрикивать её имя: "Анжел! Анжел!", а потом, измученный донельзя, засыпал.
Потом Вовочка начал выздоравливать, у Анжелы начались интенсивные занятия, Раиса стала брать сверхурочную работу, подыскивая выгодных заказчиков - она работала маляром-штукатуром. Раиса поздно возвращалась домой, и часть забот по хозяйству легла на плечи Анжелы. Вовочка успокоился, и Раиса гадала - надолго ли? Ей хотелось начать с Анжелой этот трудный разговор, но она не могла решиться и подумала, что пусть лучше ситуация разрешится сама собой. К чему заранее пугать девчонку? Может, у Вовочки всё давно прошло? Но она напрасно тешила себя надеждой. Как-то вечером они все вместе смотрели фильм, обычную слезливую мелодраму. Раиса задремала в кресле, когда до её ушей донеслись странные шлёпающие звуки. Она открыла глаза и увидела, что по телевизору показывают постельную сцену. Вовочка жадно смотрел, громко чмокал губами, из уголков рта текла слюна. Глаза его бешено вращались в орбитах. Рядом сидела Анжела, и Вовочка бросился на неё, пытаясь обнять и повалить на диван. Анжела оттолкнула его, вскочила, убежала в комнату и заперлась там. Вовочка бесновался ещё около получаса, молотил кулаками по дивану, сломал стул, разбил вазу, и, наконец, обессиленный рухнул на диван, забившись в судорогах. У Раисы тряслись руки, когда она делала ему укол. После укола Вовочка затих и уснул. Раиса накрыла его одеялом и постучала в комнату к Анжеле.
- Анжела, девочка моя, он не хотел тебя обидеть… ты же сама видишь, какой он… мне больно видеть, как он страдает! Помоги мне, век тебе этого не забуду! Всё для тебя сделаю! Веришь?! Хочешь, на колени стану?! - Раиса бухнулась на колени и лихорадочно схватила Анжелу за руки. - Помоги!
Анжела молчала, не пытаясь помочь. Раиса зарыдала.
- Господи! Да скажи ты хоть что-нибудь, не молчи! Человек ты или нет?! Что ж ты всё молчком, да молчком?! Слова не вытянешь. Я ведь, когда брала тебя, Вовочке помочь хотела… Знаю, ты и в таборе была, неужели никто не испортил тебя? Неужели мужика не знала? Люба-то, заведующая ваша, что сказала тебе? - Раиса встала с колен и тряхнула Анжелу за плечи. - Зачем я тебя в дом беру?
- По хозяйству помочь и с сыном вашим…
- Сказала всё-таки, что с сыном… Так вот, сынок мой единственный, взрослый уже, двадцать пять лет, а девушки не было… Оно и понятно, откуда ей взяться, девушке этой? Кто с ним захочет дело иметь по доброй воле и здравому рассудку? А у него затмение начинается, приступы… Вот я и подумала, что возьму девочку, она и поможет Вовочке моему… Ему ведь много не надо, пойми… Он как кот, получит своё и успокоится, да что с тебя, убудет что ли?! Я ведь на всё для тебя готова - играй, учись, потом в консерваторию поступить помогу, заплачу, если надо будет… Спаси, спаси нас, грешных… такие мы вот… но мы же есть… не убьёшь же его?! Он же живой, чувствует… да и ты ему приглянулась, вижу… не отталкивай его! - Раиса подняла на Анжелу умоляющие глаза. Девушка потупилась. И правда, что случится? Она уже была замужем. Можно закрыть глаза и ничего не видеть, можно выключить свет… Вовочка добрый, это не Роман… Да и признаться честно, там, в ночном, не было так уж противно… Может, старая Соня и права была? Анжела вздохнула.
- Хорошо. Я сделаю, как вы просите.
- Вот и умница. - Раиса поправила растрепавшиеся волосы. - Да у него не часто приступы, не бойся. Я же всё понимаю, но так хочется, чтобы и у него радость в жизни была, хоть такая… убогий он, блаженный… тебе зачтётся это. У Ангелов судьба не самая лёгкая, уж поверь. - Раиса тяжело поднялась. - Ложись, я ему укол сделала, до утра проспит.
Выходя, она ещё раз обернулась на Анжелу и улыбнулась ей жалкой, растерянной улыбкой, от которой у Анжелы дрогнуло сердце. "Убогие, - подумала она, - как я убогие… не нужные никому… а Вовочку жалко, он музыку любит".