Глава 48
– Почему мне сразу никто не сказал? Ладно, они, но ты, моя подруга! – Лена сквозь слезы требовательно смотрела на Арину.
– Ты была в шоке. Тебе могло стать хуже.
– Я ночь проспала спокойно. А мой муж в это время лежал в морге! Как мне теперь дочери в глаза смотреть?
– Господи, ну, о чем ты беспокоишься, Кислова! – Арина намеренно назвала Лену по фамилии. Они так всегда выражали недовольство друг другом, – Варюшка за тебя испугалась, сама умоляла всех ничего тебе до утра не говорить.
– А где она?
– Мы с Зотовым ее к Эмме отвезли переночевать. Правильно? Она, собственно, и сама туда просилась.
– Хорошо, – Лена вдруг расплакалась.
– Ленусь, ты может, выпьешь чего?
– Ага. Яду. Вот ведь напасть какая, Ариша! Кольки нет больше, а я только то и делаю, что все грехи перед ним совершенные, считаю.
– Что уж ты, грешница великая? Это ты поездку в Сочи вспомнила никак?
– Это ерунда. Там, с этим жиголо, и не было ничего такого. Поцелуйчики украдкой, да купание нагишом в море. Я же знаю, что Колька мне изменял. И знаю, с кем.
– Что же молчала?
– Да видела я, что любит только меня. И глаза закрывала. Только червоточинка маленькая имелась. Вот в Сочи на приключения и потянуло. А в принципе, вспомнить нечего.
– А грех-то великий? Ты что, о другом? – догадалась Арина.
– Помнишь Буклеева?
– Как такого забудешь?! Мне Судняк из-за него чуть челюсть не вывихнул!
– Да, Ванька обхаживать умеет! Вот и я повелась. Знала, что в отместку тебе он за мной ухлестывать стал, и все равно повелась. Только ты так ничего и не узнала, как он ни старался. Он думал, я тебе сразу доложусь. А я промолчала.
– А зачем ты с ним?
– Колька тогда совсем сдурел. Это я сейчас понимаю, что и сама виновата. Кроме, как "отойди, козел" он от меня ничего в последнее время и не слышал. Достал со своими кобелиными случками!
– Лен, ты что такое говоришь!
– Правду, Галанина. Только правду. Господи, знала бы я, что ему так мало осталось! Он, я только сейчас поняла, просто жить торопился. Словно, предчувствовал что. А я его отталкивала. А потом с Буклеевым…, – Лена опять заплакала, – И прощения теперь попросить не у кого!
– Лен, нам пора. Держи, одевайся, – Арина протянула ей пакет с одеждой.
– Куда мне сейчас? Нужно похоронами заниматься, да? А где Ирина? – Лена вдруг забеспокоилась.
– Она жива. Ей вчера операцию сделали. Здесь, в реанимации лежит. Туда не пускают, я с Машей разговаривала, она в коридоре на кушетке рядом с отделением ночь провела. А похоронами есть, кому заниматься.
– Зотов, да?
– Нет, Лен. На него столько свалилось! Вчера теща умерла. И жена в больнице. Мне Алексей только и сказал, что там сын во всем виноват, что-то с наркотиками связано, – Арина вынула из сумки вибрирующий телефон, – Да, Леша. Я все поняла. Я пока с Леной. Хорошо, будем созваниваться.
– Ты что побледнела?
– Вчера вечером умер сын Алексея. Случайно или нет, ввел себе слишком большую дозу наркотика. Господи, ну за что Лешке все это? Неужели же он грешен только тем, что полюбил? Или же грех то, что жил без любви тридцать лет? Знаешь, его жена ему призналась, что Петр не его сын. Он сын погибшего Курлина. Ну, того – фотографа.
Лена только покачала головой, пытаясь осмыслить услышанное. "Роман пиши – жизни не хватит", – подумалось ей.
Глава 49
За веселостью и легкостью он пытался скрыть тревогу. Он слишком хорошо знал свою мать, чтобы поверить в то, что упоминание ею в разговоре каких-то, оставленных отцом квадратных метров, это все, что она хотела сказать. Но он не считал себя вправе лезть к ней в душу. Мать сильно волновалась, он терпеливо ждал, пока она решиться сказать то, что хотела, но она промолчала. Сейчас, глядя на закрытую дверь ее спальни, он уговаривал себя подождать еще немного. Может быть, она просто спит. Хотя уже одиннадцать часов.
Вчера она приехала домой, когда он, наевшись пельменей (больше ничего в холодильнике не было, что уже было непривычно), сидел в своей комнате и готовился к семинару. Он решил, что сейчас допишет страничку и выйдет к ней. Страничек написалось несколько, и, когда он осторожно постучался к ней в спальню, она не ответила. Полоска света от ночника пробивалась сквозь застекленную вставку над дверью, и у Саши, уже в который раз, мелькнула мысль, что мама не иначе как под наркозом приобрела эту квартиру. Он считал, что привести ее в порядок, сделав хотя бы косметический ремонт, встанет в круглую сумму. Которой, как он понимал, у них сейчас нет.
…Он помнил их старую коммуналку. Бабушкину комнату с мебелью, как "при царе Горохе", как называла ее соседка. Необъятное кресло, в котором он засыпал, слушая бабушку. Вместо сказок она рассказывала ему истории о Курлиных.
– Сказки ты прочтешь и сам, а о наших предках нигде не написано. Наша ветвь Курлиных считается вымершей.
– Это как, бабуль? Мы же живые!
– Немецкий барон фон Курлин приехал в Россию по приглашению самого Петра Первого. Со всем своим семейством. Никто не знает, что на самом деле произошло, но однажды крутой на решения Петр Первый выгнал Карла фон Курлина вон со двора. На Волгу приехали уже просто супруги Курлины с двумя сыновьями и дочерью. Купив небольшую мукомольню, Карл поселился в доме рядом с ней, и единственным его желанием было выдать удачно замуж красавицу Эльзу и женить Генриха и Эриха. Послушная Эльза и спокойный Генрих согласились с выбором отца. А брат – близнец Генриха Эрих взбунтовался. Невеста ему не нравилась, к тому же, она была старше его, да еще и непомерно глупа. Он заявил отцу, что уедет в Германию, к дяде. Сил спорить с ним у Карла не было, и он его отпустил. Но до Германии Эрих не доехал. Брат Карла прислал письмо, что племянник пропал.
Умерла в родах Эльза. Не выжил и ее ребенок. После смерти любимой дочери, Карл, не отличавшийся крепким здоровьем, совсем слег и вскоре скончался.
Жена Генриха родила ему сына Павла.
– Павел – это мой пра-пра-пра-прадедушка?
– Да.
Мать Саши слушала бабушку так же внимательно, как и он. Она сидела на обитом потрескавшейся от времени кожей стуле, который ставила вплотную к креслу, и гладила его по голове. А потом его, заснувшего, относила в кровать. Последнее, что он помнил, уже засыпая накрепко, ее горячее дыхание на своей щеке…
Саша прислушался. За дверью было тихо. "Пусть спит. Оставлю записку, проснется, прочитает" – решил он.
Сегодня ему предстояло ехать в маршрутке через весь город. Человек, который назначил ему встречу, жил в Кировском районе, за мостом, где в основном были только одни заводы. Сергей Сергеевич Карташов был самый известный в городе исследователь старых фамилий. Саша "отрыл" его в Интернете, когда искал хоть какое-то упоминание о Курлиных.
Еще в десятом классе мать, видя его интерес к истории, отдала ему шкатулку бабушки. О существовании этой шкатулки он знал давно. И знал, что в ней. И еще он знал, что документу, хранившемуся в ней, цены нет. Это было письмо Петра Первого, написанное собственноручно барону Карлу фон Курлину. Кольцо, видимо обручальное, принадлежало когда-то жене Карла. Конечно, семилетний Саша мало, что запомнил из рассказов бабушки, но мать, как она потом призналась, по просьбе самой бабушки, пересказала ему все, что запомнила сама. Мало этого, не надеясь на свою память, она подробно записывала все в тетрадку. Еще в шкатулке было свидетельство о рождении отца бабушки Карла Курлина в 1890 году.
Он искал в библиотеках и архивах. А теперь делал запросы через Интернет. Но все, что удалось узнать, это то, что в истории города эта ветвь Курлиных даже не упоминается. А потом ему пришло это странное письмо из Германии от поверенного какой-то Эрики Фридриховны Билевиц (урожденной Курлиной). О том, что, к сожалению, по их данным, Курлины, проживающие в его городе, не являются родственниками вышеупомянутой дамы. "Ну, и не надо", – решил он тогда. В то же день он созвонился с Карташовым. Теперь, спустя месяц, он едет к нему на встречу. Карташов только что вернулся в город из поездке по Европе.
"Не забыть бы к трем к следователю. Так и не понятно, кто убил отца. Впрочем, мое мнение – яд предназначался не ему. Но, кого волнует мое мнение? Кому мог насолить мой отец? Разве, что студентам! Когда отказывался брать мзду. Смешно. Но отца-то нет! Стоп! Почему я не пошел тогда на презентацию? Ведь собирался…Мама о чем-то попросила. О чем? Помочь ей с ремонтом. Кто-то там не пришел, и мы с ней вдвоем заделывали дыру в полу на кухне. А, если бы я пришел, сел за столик и выпил коньяк? Коньяк я не пью. Мама вообще приходить не собиралась. Путаница какая-то. Как однокашники отца попали за наш столик? Там я должен был сидеть с Иркой, этой дурехой. Она у отца должна была быть "под рукой", как он сказал. Ирка точно не пьет крепких напитков. Ну, и мама бы села, если все-таки пришла бы. Как там оказались институтские друзья отца?" – мысли Саши путались, и он здраво решил, что пусть над этим всем думает следователь.
Саша посмотрел в окно маршрутки. Переезжали мост через Самарку. "Еще минут пять и я на свободе", – подумал он с облегчением. Гонки на старом раздолбанном микроавтобусе по запруженным машинами магистралям города удовольствия ему не доставили.
Глава 50
Катя, ну, зачем тебе переезжать в такую далищу? Живи здесь, – Светлана повела рукой вокруг себя.
– Спасибо, но это твоя квартира.
– Я все равно вернусь в Витевку. Дед Осип звонил, народ приезжает, а он и не знает, что отвечать. Да и не могу я в этом городе. Душно, грязно. А ты оставайся.
– Как думаешь, Арине я нужна?
– Опять ты со своими сомнениями! Посмотри, как девочка о тебе беспокоится. Сегодня уже сколько раз звонила?
– Только скоро у нее все утрясется, она про меня и забудет.
– А ты меньше о себе думай, – сказала Светлана уже сердито, – Так что ты решила, мне квартиру на тебя оставлять или опять на соседку?
– Хорошо, я буду жить здесь. Так к Аришке поближе.
– Слава тебе, Господи! А вот, кажется, и она, – Светлана пошла открывать дверь.
– Я на минутку. Здравствуйте, Светлана, – Арина скинула сапоги и сунула ноги в тапочки, – Кать, я просто не знаю, что уже делать! Как мне ему помочь?!
– Подожди, что-то еще случилось?
– Сын Леши погиб. Наркотики. Я уже просто боюсь за него. Что за напасти? Вот чувствую, что-то здесь не так! Светлана и Катя переглянулись.
– Ты должна ей все рассказать, Катя, – Светлана хотела выйти из комнаты.
– Останься, – удержала ее та, – Ты только не торопись меня осуждать, ладно? – повернулась она к Арине.
– Да в чем дело-то?
– Я не просто так приехала в город. Я приехала наказать тех, кто виноват в том, что со мной случилось.
– Катя, о чем ты? Кто виноват? Ты же сама сбежала! Разве не в этом ошибка?
– Я все время думала иначе, – Катя вздохнула и растерянно посмотрела на Светлану. Но та сидела и спокойно ждала продолжения. "Если она сейчас не выговорится, будет нести эту ношу всю оставшуюся жизнь. И будет чувствовать свою вину. Она поэтому и сбежать хотела. Арина должна понять ее. Понять и простить", – подумала она.
– Ты любила Матвея Роговцева, да?
– Да. Если бы он не встретил эту свою Надежду! Мы были бы вместе.
– Но он тебе ничего не обещал, так? И про беременность не знал. Так в чем его вина? В том, что полюбил другую?
– Я так думала. И думала, что Лешка Зотов предатель. Он не помог, не захотел помочь мне вернуть Матвея.
– А как он мог это сделать? – Арина пожала плечами.
– Просто поговорить. А он стал расписывать передо мной, какая хорошая пара Матвей с Надей. Какая у них любовь! А еще был Курлин. Этот просто хотел на мне жениться. А потом заставить сделать аборт.
– И ты решила, что эти трое решили твою судьбу? И что же ты сделала, Катя? – голос Арины вдруг приобрел твердость. Она вдруг вспомнила, что видела Катю в кафе в тот день, когда отравили Федора. Она просто точно не знала, что это была она. Неужели Катя?…
– Я не травила Курлина. Я не покушалась на Зотова. У меня и в мыслях такого не было!
– А что же тогда? Что ты хотела сделать?
Катя опять посмотрела на Светлану.
– Арина, Катя о себе не все рассказала, я думаю. Мы с ней долгое время жили у известной целительницы Агафьи. Конечно, она многому нас научила. Катя очень сильная травница, многие болезни лечит.
– И яды знает?
– О чем ты опять? – Катя видела, что Арина ей не верит.
– Среди травок и ядовитые попадаются, так?
– Чтобы убить человека, нужно иметь на это определенную силу, Арина. Катя не могла бы этого сделать. Просто поверь мне, – Светлана поняла, что должна защитить подругу.
– Ты что-нибудь знаешь о магии?
– Только то, что она имеет место быть. Редкий ленивый об этом сейчас не говорит и не пишет. Ты что, магией занимаешься? – повернулась она к Кате.
– Катя закончила курс Пионовой. И даже получила диплом, – голос Светланы звучал насмешливо.
– Никак я вас не пойму. Мне бы рассмеяться и уйти, если бы не одна недавняя встреча с вашей коллегой. Меня подруга к ней привезла. Она-то и сказала, что ты, Катя, жива. А я ей сразу-то и поверила. Но причем здесь Пионова, какой-то диплом?
– Катя решила отомстить всем троим по-своему. С помощью магии разрушить их жизнь. Чтобы больно стало. Я правильно говорю, Катя?
– Да. Глупость, конечно, я сейчас понимаю.
– Да, не глупость! От заклятого слова просто так не отмахнешься. Я тебе тогда еще, когда ты первый заговор на Зотова начитала, что сказала? Помнишь? Что ты дорогу злу открыла. Так оно и получилось. Валится на него беда за бедой.
– Катя! Ну, как же так! – Арина в отчаянии посмотрела на сестру, – И что же теперь делать?
– Это уже наша забота, Арина. Правда, Катя? Не волнуйся! Думаю, что у вас с Алексеем теперь все будет хорошо.
– Прости, – Катя вздохнула.
"Аришка простит", – подумала она. "Поймет и простит", – подумала Светлана. "Они обе немного сумасшедшие. Или я чего-то в этой жизни не знаю", – подумала Арина, облегченно вздыхая.
Глава 51
Он опять заказал себе водки. Выпить захотелось нестерпимо, как только он вышел из дома с намерением ехать в больницу, чтобы там встретиться с Зотовым. Но, созвонившись с ним в пути, узнав, что тот ждет его в машине в больничном дворе, предложил кафе. Потому, что только там он мог, расслаблено сидя на стуле, залпом опрокидывать в себя стопку за стопкой. И при этом не думать о себе, как об алкоголике.
Он здорово пил после Афгана. Собственно, не столько пил, сколько заливал стоящие перед глазами безумные картины. Они на время расплывались, становясь менее четкими, но потом, обозначив мельчайшие детали, наступали на него снова. И он, вытерпев неделю – другую, опять сдавался.
Вытащила его дочь. Глядя на него своими наполненными слезами и ужасом глазенками, теребя его мотающуюся из стороны в сторону голову, она молчала. Это молчание трезвило. Уходить от этих глазок в запои он перестал разом. И разом перед ним открылся мир гражданки. Без грохота, мата и оторванных конечностей. И мертвых тел. Сотен, тысяч мертвых тел, еще вчера принадлежавших лопоухим мальчишкам.
И что такого могло произойти сейчас, что его тянет опять туда, в мутную пелену? С ним ничего не случилось. Отравили Федьку, взорвали машину Лешки, убили Кисловых, которых он толком не знал. А он чувствовал, что рушится его жизнь. Катя тому виной?
Он опять похолодел от одной только мысли о ней. И тут же его обдал жар стыда. За себя. За слабость и понимание, что он тридцать лет жил подлецом и только сейчас узнал об этом. И к этому стыду примешивалось еще какое-то стыдное чувство. Он хотел эту женщину, хотел до такой степени, что тряслись пальцы, держащие сигарету. Понимал, что болен, понимал, что никто его не сможет понять, но не мог сдержать стона, когда вдруг уходила грань реального, и он будто чувствовал ее рядом. И это можно было залить водкой, пусть на время.
– Привет, – Зотов устало опустился на стул.
– Как там Татьяна?
– В истерике. Она ведь сына потеряла. Петька вчера умер.
– Ты же сказал, что он довел мать? Он же был жив!
– Я пока с Татьяной возился, тещу в морг определял, он что-то вколол себе. Вечером прихожу, а он в отрубе. В больнице ничего не смогли сделать. Передозировка. Может, нарочно?
– Леш, а ты не замечал раньше, что он употребляет?
– Никто ничего не замечал. Даже Танька своим носом не учуяла. Ей ведь что главное, чтобы у дитятки денежки были, да машина под задницей. Сколько раз ей говорил, что забаловала парня.
– Знаешь, Зотов, ты о нем, как о чужом.
– Веришь, даже не стыдно. Никогда его понять не мог. Даже мальчишкой он был, кроме раздражения у меня к нему ну, никаких чувств! И ведь, правда, Федькиным отпрыском оказался. Я сегодня утром проснулся, альбом с его детскими фотографиями нашел. На одной ему лет семь, так вылитый Курлин! Как раньше не замечал?
– Не присматривался.
– Точно. Налей и мне водки, что ли!
– Ты же за рулем?
– Да хрен с ним. Поставлю вон на стоянку. Куда надо, пешком дойду. Наливай. Сам-то, что обмываешь?
– Ничего, – Роговцев потянулся к графину.
– Врешь. Я тебя, Мотя, знаю. Ты так не пил с Афгана. Что случилось? Ты мне даже о встрече с Галаниной ничего не рассказал. Кстати, новость хочешь? Арина ее родная сестра.
– Какая Арина? Твоя?
– Моя, теперь точно моя, – Зотов победно улыбнулся, – Вспомни ту маленькую девочку, которая тогда не вовремя домой вернулась. Это и была Арина. Вот так. Так что Катя?
– Катя…, – Роговцев потер ладонью горящее лицо, – Катя чудом жива осталась. А я теперь, после встречи с ней, чуть жив…
– Матвей, между вами что произошло-то? Вчера?
– Было – расстояние в тридцать лет. А сейчас, будто и не было его, – Роговцев все никак не мог решиться на то, чтобы рассказать Зотову о Кате все. Но и не рассказать он тоже не мог.
Зотов слушал и пил водку. Потому, что без нее никак. Если верить, что ничего не придумано, становилось страшно. Он видел, что Матвей не в себе. Он никогда не видел, чтобы тот плакал. А Роговцев из всех сил пытался говорить спокойно. Но только пытался, потому, что срывавшийся слишком часто голос выдавал его.
– Понимаешь, с Надей все время было ровно. С первых дней. Она и сама такая. С ней ничего подобного в жизни случиться не могло. В принципе. Она никогда бы рванула из города, только потому, что остаться беременной без мужа – это дурной пример для младшей сестры. Да она и не подумала бы о сестре. Она мудро решила бы, что она, беременная женщина, становится центром внимания. Теперь все, мама, сестра, будущий отец ребенка должны мерить свою жизнь по ее запросам. Коряво выражаюсь?
– Да нет, все понятно.