21
Помещение, заполненное декорациями. На первом плане - декорации древнего Рима. В комнате включается свет, туда вбегают Сергей и Марина. Сергей начинает ее раздевать.
Марина. Здесь?
Сергей. Почему бы нет? Тебя что-то смущает? Посмотри вокруг. Здесь можно устроить хорошую оргию. Ты любишь оргии?
Марина. Обожаю!
Они занимаются любовью. После того, как все кончилось, она немного отстраняется от него и поправляет помятую одежду.
Сергей. Мне начинает нравиться этот спектакль.
Марина. Мне тоже. Здесь немного пыльно.
Сергей. Не беда. Я, кажется, начинаю понимать, зачем он затеял всю эту комедию.
Марина. Зачем же?
Сергей. А зачем обычно затевают комедии? Чтобы посмеяться.
Марина. Над нами?
Сергей. И над нами тоже. Мы играем без зрителей, в пустом зале. Это хорошо. Это значит, что мы не хотим аплодисментов, мы не паясничаем, мы не работаем на публику, мы работаем только на себя, мы забыли собственные имена, все, что вокруг, мы живем только придуманными образами. Чистое искусство, какое оно есть. Это он хорошо придумал. Только он хотел слюнявых разговоров, а я хочу действия.
Марина. Ты сказал, что у тебя есть план.
Сергей. Ты - мой план, дьяволица моя.
Марина. Я серьезно.
Сергей. Я тоже. Вся интрига крутится вокруг тебя. Мы же актеры. Мы изображаем чувства. Ты можешь сейчас заплакать?
Марина. Могу.
Сергей. А тебе хочется?
Марина. Нет. Сейчас мне хорошо. Но если нужно…
Сергей. Вот! Мы знаем, что такое человеческие эмоции, потому что умеем вызывать их по желанию. По желанию мы можем радоваться или грустить, страдать или быть счастливыми. Это всего лишь игра, и я просто хочу довести ее до логического конца. Я хочу вызвать сильные эмоции, я хочу познать крайности, любовь и ненависть, добро и зло.
Марина. "И вы будете как боги, знающие добро и зло."
Сергей. Нет, боги ничего не знают, они бестелесны, холодны, слишком абстрактны. Мы будем круче, мы будем как человеки! Земные, страстные, любящие, ненавидящие. Мы покажем человеческое, истинно человеческое! Ты не против?
Сергей хватает ее за одежду и притягивает к себе.
22
Ничего необычного - сначала чиркаешь спичкой, вспыхивает сера, маленький взрыв, треск, пламя во все стороны, затем горит дерево - медленно и скучно, оранжевым, с синевой по краям огнем, ты подносишь спичку к конфорке, наклоняя головкой вниз, чтобы она не погасла, затем пускаешь газ. Ставишь чайник. Достаешь чашки. Завариваешь чай. Ничего необычного. Все как всегда.
Погода, кажется, безнадежно испортилась, хотя еще только начало августа. Небо заволокли серые тучи, пришедшие c юго-запада, все утро нудно и мелко лил холодный дождь, к обеду он прекратился, но сейчас, вроде бы, готов был пойти снова. На улице было тихо - редкие прохожие проскальзывали неуловимо по тротуару под окном его кухни, да пара легковых машин, может быть, прошелестят шинами за всю субботу, и все. Ни бегающих, орущих детей, ни шумных компаний, пенсионерка из квартиры снизу выгуливала своего похожего на крысу маленького старого, но порой очень голосистого пса неопределенной, какой-то комнатной породы, отпускала его, а когда оно исчезало в ближайших кустах, звала тоненьким голоском: "Ке-е-е-ша! Ке-е-е-ша!". Этот зовущий голос раздавался и сейчас. Миша налил себе чаю и прошел по короткому коридору в комнату. В печатную машинку, как всегда, был заправлен чистый лист - нужно было начинать новую сцену, а на это не было сейчас ни сил, ни вдохновения. Он поставил чашку на стол, прошелся по комнате несколько раз, пытаясь зацепиться за ускользающие мысли, поймать что-то цельное, что можно было развить и продолжить, но безуспешно. Она ушла, растворилась, исчезла, как и подобает нимфе, приворожив и бесследно, без объяснений, без записок, без видимых причин растаяв в воздухе, что дальше? Что? Сергей должен был, по сюжету, придумать что-то яркое, необычное, нечто, что вписывалось бы в общую идею, но что именно - Миша терялся уже не первый день, он просто не мог сосредоточиться и поймать образ, тему очередного диалога - то, что раньше у него всегда хорошо получалось. Что это за странная игра, и какова ее цель? Чем все должно закончиться? Все меньше он находил в себе желание и силу воли искать ответы на эти вопросы. Он прошелся по комнате еще раз, от угла до угла было ровно семь шагов, затем подошел к окну, но ничего нового там не увидел - все то же серое небо, больные тополиные ветви, палисадник, белая трансформаторная будка и красная стена новостройки чуть дальше.
На следующий день, в воскресенье, он пошел к Андрею. Оли не было, она нашла себе работу на выходные, и они сидели вдвоем в гостиной, в которой по обыкновению царил художественный, творческий беспорядок, множество вещей было разбросано везде, на них просто не обращали внимания. Андрей достал где-то кассету с последним фильмом Антониони, и они посмотрели ее - пять любовных истории, облака и тишина.
- М-да… - вздохнул Андрей, - Хорошее кино. Ну что, как у тебя?
- Никак.
- Затык?
- Вроде того.
- Ну ничего, бывает, - в голосе Андрея сквозила добродушная покровительность, - А ты думал, это будет легко? Не все так просто в датском королевстве. Если ты хочешь написать что-то стоящее, тебе нужно научиться видеть все целиком, как бы со стороны. Поднимаешься в воздух и видишь все события с высоты птичьего полета, везде и во все времена. И тогда понимаешь, что, как и почему, и главное, что дальше. Только это не просто. Мне тоже это не всегда удается.
- Дело не в этом, - замялся Миша, - Мне просто не нравится то, что выходит. Все зашло куда-то не туда. Не так, как я хотел. Я понимаю, что надо что-то переделать, изменить, а возвращаться назад не хочется. Не могу. Все заново… Нет. И потом… Тут личное.
- Ясно, - кивнул Андрей, - Не хочешь, не говори.
- Ты помнишь Лену? Она уехала к родителям. Уехала, ничего не сказав, даже записки не оставив, тетка ее сказала, что на неделю, уже две прошло, больше даже, а ее до сих пор нет.
- Задержалась?
- Возможно, кончено, но мне кажется, тут другое. Я думаю, она прочитала мой сценарий.
- И что ж ты там про нее написал?
Миша пожал плечами.
- Про нее - ничего. Написал то, что чувствовал. Она могла неправильно понять… некоторые вещи.
- Может быть… - Андрей задумался, - А… Не бери в голову. Здесь больше твоих домыслов, чем реальности. Знаешь что… Не бросай это дело. Иначе не стоило начинать. Допиши до конца. Пусть получится плохо, но, по крайней мере, это будет что-то законченное. Иначе ты так и будешь двигаться по кругу.
- Хорошо, я подумаю.
Он думал. Он сел на троллейбус и доехал до конечной, до площади Минина - где стоит главная башня Кремля, где всегда продают цветы, а по праздникам устраивают шествия, концерты и салюты. Фонтан не работал, сквер был пуст, лишь на остановке стояло с десяток человек. Он пошел поначалу к откосу, к памятнику Чкалову и закрытому сейчас, должно быть, из-за возможного дождя, кафе, в котором они когда-то, уже бог знает как давно, в июнь, в самую жару сидели и слушали чаек, но передумал, развернулся и пошел к Большой Покровке, вдоль кремлевской стены, по мосту через Зеленский съезд, мимо стройплощадки новой гостиницы, к Драматическому театру. Покровка по воскресеньям - всегда самая шумная и праздничная улица, здесь постоянно что-то происходит, кто-то собирает подписи против чего-то, девушки в фирменных куртках раздают сигареты, кто-то гадает по руке, кто-то взвешивает или фотографирует, кто-то вербует в какие-то религиозные секты, торговцы что-то продают, художники рисуют, все остальные пьют пиво или лимонад, или ничего не пьют, а просто гуляют. Но сегодня народу было мало, а палаток с торговцами уже не было вовсе. Миша прошел несколько метров в сторону трамвайной остановки и остановился около уличного музыканта, которого раньше здесь ни разу не видел - худощавый молодой парень в черном плаще, с саксофоном в руках. Они посмотрели в глаза друг другу, парень едва заметно дернул плечом, поднес инструмент к губам и заиграл - медленный, пьяный, вечерний, уплывающий куда-то блюз. Что он еще мог заиграть здесь, на саксофоне, в это время суток, в такую погоду? Низко, раскатисто, сочно, дождливо, он играл, а Миша стоял рядом, слушал и смотрел на проходящих мимо людей - подошла мама лет тридцати с дочкой в белой курточке, потом - пожилая пара, молодой человек с бутылкой пива, еще один молодой человек в обнимку с девушкой, семья - родители с двумя детьми, тот парень, который был с девушкой, небрежно, на ходу бросил в футляр саксофониста пятирублевую купюру, а пожилая пара остановилась ненадолго, перешептываясь, но не положила ничего. Потом были еще люди, музыкант заиграл другой блюз, и Миша пошел дальше, оставив в футляре рублей десять.
У остановки трамвая стояла урна. Самая обычная, красная, металлическая, с написанным на боку через трафарет названием района. Он извлек из пакета папку, раскрыл ее, вынул листы, сложил их пополам и запихал в мусорный ящик, потом, не долго думая, отправил туда и картонку. Все. Было и нет. Как просто! Через пять минут подошел трамвай.
23
Полутемная комната. Узкий луч света рисует квадратное пятно на полу. В нем лицом вверх лежит Вадим, чуть дальше тоже на полу сидит Таня.
Таня. И ты думаешь, это так просто? Взял и уничтожил?
Вадим. Такова жизнь.
Таня. Чушь! Бессмысленное и неудачное оправдание.
Вадим. Нет. Жизнь действительно такова. В любом случае нет ничего вечного.
Таня. И тем не менее…
Вадим. Он должен был уничтожить - и он это сделал. Он создал, ему и разрушать. В нынешней ситуации… Это его право.
Таня. Нет. Нет у него на это прав. Слишком далеко все зашло. Это не просто листки бумаги с отпечатанным текстом. Это уже не слова или буквы. Это - конкретная жизнь. Чувства, мысли, судьба, характеры… Любовь, если угодно. Это - часть его самого. И нас с тобой, кстати, тоже. Ты еще помнишь об этом?
Вадим. Ты не понимаешь…
Таня. Понимаю. Взять все и выбросить… Похоже на убийство. Нет.
Вадим. Все же он это сделал. Должен был сделать, хотел и сделал. Получил удовольствие.
Таня. Ты его оправдываешь?
Вадим. Я принимаю его таким, какой он есть.
Таня. И это хорошо?
Вадим. Это правила игры.
Таня. Дальше будет хуже.
Вадим. Возможно.
Таня. Да… Будет хуже. Придется идти до конца. Весь путь. Он выдержит?
Вадим. Надеюсь, что да.
Таня. Дай Бог…
Пауза. Вадим молчит, Таня смотрит на него.
24
- Миша?! Боже мой, ты заболеешь! Иди в ванную! В такой дождь, без зонта… Сумасшедший!
Было холодно, сыро и неуютно. На бетонный пол лестничной площадки капала вода, промокшая насквозь одежда противно липла к телу. Миша прошел в прихожую, быстро разулся и проскользнул в белую, отделанную кафелем ванную.
- Мишенька, халат я тут на ручку повесила, - постучала в дверь Вика, - Надень его, хорошо!
Халат оказался мужской, махровый и очень теплый, синего цвета. Когда он, закутавшись в него по домашнему, прошел на кухню, Вика уже заварила чай.
- Миш, у тебя когда день рождения? - грозно спросила она, - Я тебе зонт подарю. Что ты без зонта ходишь в такую погоду?
- Не люблю зонтов.
- Понимаю. Гулять под дождем без зонта - это так романтично. А болеть потом романтично?
- Лена пропала, - выдавил из себя, наконец, Миша.
- В каком смысле пропала?
- Сказала, что уехала к родителям на неделю, и не вернулась.
- Понятно, - кивнула Вика, - И теперь ты ходишь по квартирам…
- Это не смешно. Ты знаешь, что произошло?
- Я-то знаю! - устало вздохнула она, - А вот ты, похоже, вообще не представляешь себе…
Миша отрезал:
- Рассказывай!
Вика присела рядом с ним и посмотрела на него долгим, открытым, вызывающим доверие взглядом. Это был ее козырь, ее стиль, ее любимое профессиональное оружие, она могла смотреть и улыбаться так, что человек сразу рассказывал ей все свои тайны.
- Мишенька-а! - протянула она, - Солнце мое! Боюсь, правда тебе не понравится.
Он начинал терять терпение.
- Что случилось?
Вика снова вздохнула.
- Они и раньше встречались, до того, как вы познакомились. Они начали встречаться, когда Ленка еще совсем зеленая была, в школе училась. Родители ее хотели на него в суд подать, только он ведь как уж, везде выкрутится, потом смирились. И я смирилась. Не могут они друг без друга. И ссорятся постоянно, и посуду бьют, и ревнуют, а все равно не могут. Такая связь…
Он задохнулся.
- Ты об Олеге?
- О нем, родимом.
- Она что, у него сейчас?
- Да, у него, квартиру он снимает в городе.
- И к родителям она не уезжала?
- Нет.
Миша замолчал, медленно переваривая услышанное. Вика встала и разлила кипяток по чашкам.
- На-ка вот, выпей, согреешься!
- А ты как же?
- А что я? - в третий раз вздохнула она, - Они поссорятся, он ко мне бежит. Люблю, говорит, а она стерва, и вообще ему с ней больше не по пути. В этот раз появился ты, все пошло по другому, я надеялась, что это серьезно… Может быть, она действительно тебя любила. По своему.
- Любила?.. Ты вправду думаешь, что она меня любила?
Вика поставила чашку на стол и ответила неожиданно спокойным и рассудительным голосом:
- Лена, в конце концов, неплохая девушка. Разгадать ее нужно. Там такая красота изнутри светит иногда, я поражаюсь просто. И стихи пишет, а песни как поет! Очень тонкие энергии. Чем-то он ее цепляет, значит, раз она так его любит. И ты бы цеплял, опыта бы тебе побольше. Эх, Мишенька!..
25
Дни шли. Медленно и тягуче, как асфальтовый каток, проползла в одиночестве, странных снах и мыслях еще одна неделя. Он ничего не делал - только работал, ел и спал. Печатная машинка была убрана на шкаф и замолчала, кажется, навсегда, остались только книги - последнее прибежище утомленного духа, он взялся, наконец, за Сартра, давно хотел, но как-то все было недосуг, положил книгу у дивана, но брал ее в руки редко, не мог сосредоточиться. Еще были шаги по комнате, обида, маета, сомнения, много эмоций, редкие прогулки под мелкой изморосью - одним словом, жизнь.
Однажды вечером он пришел домой. Уставший и голодный после рабочего дня, после ожидания на остановке и тряски в автобусе, он открыл дверь, сунул ключ в карман, расшнуровал ботинки, присев на тумбочку, разулся, снял плащ… На вешалке в углу висела куртка. Ее куртка, та самая, коричневая, недорогая, в которой она была тогда, майской ночью, в трамвае, взбиравшемся в гору, когда они познакомились, он узнал бы ее из тысячи, да и чья еще куртка может висеть здесь, в его квартире? Лицо его посерело, он бросил плащ куда-то на пол и быстро прошел в комнату. Телевизор был включен, к кресле сидела она. Лена.
- Мишка! - она приподнялась и потянулась в его сторону, - Я так соскучилась!
- Что ты здесь делаешь?
- Пришла, - замерев, недоуменно ответила Лена, - Хотела тебя увидеть и пришла. Что-то не так?
- Зачем?
- Говорю же, хотела увидеть. Что с тобой?
Он покачал головой и посмотрел куда-то в левый верхний угол комнаты, туда, где маленький паучок пару недель назад свил свою паутину.
- Уходи!
- До что с тобой? - всплеснула руками она, - Что она тебе наговорила? Сука! Что она тебе наплела? Да она сама на тебя глаз положила, разве ты не видишь?! Ты что, думаешь, я с кем-то?..
- Лен, давай не будем!
На глазах ее появились слезы.
- Миша, да как ты можешь так?.. Почему ты мне не веришь? Я люблю тебя. Только тебя. Никого больше. Ты же… Господи, ну что мне сделать, чтобы ты мне поверил?!
Миша выдержал паузу - тысячи мыслей кружились, стремительно меняя друг друга в его голове, он стоял, молчал, терялся и не знал, что делать и что сказать, чтобы все это поскорее закончилось.
Лена встала и подошла к нему почти вплотную.
- Мишка, я же люблю тебя! Я все для тебя сделаю, все, что хочешь. Как ты мог даже подумать?..
Она встала на колени, затем, словно потеряв последние силы, упала к его ногам. Несколько секунд он смотрел на нее, лежащую, сверху вниз. Руки его дрожали.
- Лен, уйди пожалуйста! Я не могу сейчас тебя видеть.
Она подняла заплаканное лицо, он молча выдержал ее жалостливый взгляд, потом она встала. Миша выключил телевизор. Лена порылась в кармане, достала ключ и бросила его на пол.
- Олег был прав. Ты действительно тюфяк!
Он медленно нагнулся, подбирая ключ, увидел, как мимо промелькнули ее ноги в синих джинсах, услышал, как гулко хлопнула входная дверь. Старое кресло с желтой обивкой приняло в свои объятия его тело, он замер, взгляд его остановился в невидимой точке где-то позади, по ту сторону погасшего и беззвучного "голубого" экрана.
26
Зрительный зал. На сцене ничего нет. Две рампы освещают ее перекрестными лучами. Зал теряется в темноте. Справа, у входа, стоят, тихо разговаривая, Сергей, Таня и Марина. Входит Вадим.
Вадим. Да… Поздравляю! Оригинальный ход. Не ожидал.
Марина. Ты тоже хорош. Держался молодцом.
Вадим (Марине). Мне кажется, ты немного переигрываешь. Эти заломленные руки, падение к ногам… Мы не в девятнадцатом веке.
Сергей (обнимает Марину). Брось! Наша Джульета сыграла великолепно - то, что от нее требовалось.
Вадим. Так это и есть то, о чем ты говорил?
Сергей. Это только начало. Все зависит от тебя.
Вадим. Да, я знаю. Игра есть игра.
Сергей. Что там дальше по пьесе? У тебя есть, что сказать?
Вадим. Как ты думаешь?
Сергей. Монолог?
Вадим. Как всегда.
Сергей. Давай!
Вадим поднимается на сцену, озирается по сторонам, уходит куда-то за кулисы и возвращается вместе со стулом. Он ставит его посреди сцены спинкой к зрительному залу. Затем садится на него верхом. Пауза.